Действие четвертое

Обстановка на сцене та же, что и во втором действии.

Мастер Хао и Цинь Хэ сидят каждый перед своим столиком и лепят кукол.

На сцене незаметно появляется человек средних лет в помятом европейском костюме, в галстуке красного цвета, с авторучкой в кармане пиджака и с портфелем под мышкой.

Мастер Хао (не поднимая головы). Кэдоу, опять ты?!

Кэдоу (льстиво). Дядюшка Хао просто бессмертный небожитель, одним слухом определил, что это я.

Мастер Хао. Не слухом, а носом чую.

Цинь Хэ. У собаки нюх острее человеческого в десять тысяч раз.

Мастер Хао. Как ты смеешь ругать меня?!

Цинь Хэ. Разве я тебя ругаю? Я лишь сказал, что у собаки нюх острее человеческого в десять тысяч раз.

Мастер Хао. Опять ругаешься?! (Быстро лепит из куска глины подобие лица Цинь Хэ, поднимает, показывая Кэдоу и Цинь Хэ, а потом резко швыряет на пол.) Вот тебе, рожа бесстыжая!

Цинь Хэ (не моргнув глазом лепит подобие мастера Хао, демонстрирует Кэдоу и шлепает на пол). Вот так я тебя, пес старый!

Кэдоу. Дядюшка Хао, не гневайтесь, второй дядюшка Цинь, успокойтесь, мастера, смирите гнев свой, только что вылепленное вами можно назвать шедеврами, и так жаль, что теперь это лишь бесформенные куски глины!

Мастер Хао. Ты поменьше болтай, как бы я и тебя не вылепил и не шлепнул!

Кэдоу. Очень прошу, вылепите меня, только вот шлепать об пол не надо. Будут мою пьесу печатать, помещу фотографию на обложке.

Мастер Хао. Я тебе давно говорил, тетушка твоя как не станет смотреть, как муравьи забираются на дерево, так не будет и пьесу твою паршивую читать.

Цинь Хэ. Землю обрабатывать ты не горазд, куда тебе еще пьесы писать? Если сумеешь написать пьесу, я съем вот этот кусок глины.

Кэдоу (смиренно). Дядюшка Хао, второй дядюшка Цинь, тетушке годов уже немало, зрение плохое, я не посмею заставлять пожилого человека читать саму, почитаю ей вслух, а заодно и вы послушаете. Вы наверняка знаете господина Юя, господина Лао Шэ – они оба читали свои пьесы в театре перед актерами и режиссерами.

Мастер Хао. Но ты же не Юй и не Лао Шэ.

Цинь Хэ. И мы не актеры, и тем более не режиссеры.

Кэдоу. Но вы – персонажи моей пьесы! Я столько туши извел, чтобы приукрасить вас, и если вы не послушаете, будет такая неудача. Послушаете, и если что-то не устроит, я еще могу внести исправления; а если не станете и пьеса будет поставлена на сцене и выйдет в виде книги, сожалеть уже будет поздно. (С неожиданной патетикой.) Я десять лет потратил, чтобы ее написать, все, что есть дома, на это употребил, даже пару стропил на крыше и то снял и продал. (Хватается за грудь и натужно кашляет.) Я, чтобы эту пьесу написать, горький трубочный табак курил, не было табака – курил листья софоры, столько бессонных ночей провел, здоровье подорвал, полжизни на нее положил, и ради чего? Ради славы? Ради выгоды? (Звонко.) Нет! Ради любви к тетушке, ради того, чтобы прославить в веках святую женщину нашего дунбэйского Гаоми! А сегодня, если не станете слушать меня, прямо перед вами и умру!

Мастер Хао. Ишь напугал! Ты как помирать собрался? Повесишься или яду примешь?

Цинь Хэ. Послушать, так очень трогательно говорит, я даже склоняюсь к тому, чтобы послушать.

Мастер Хао. Хочешь читать – читай, только не у меня дома.

Кэдоу. Здесь в первую очередь тетушкин дом, а потом уже, возможно, твой.

Из пещеры выбирается тетушка.

Тетушка (лениво). Это кто тут про меня говорит?

Кэдоу. Я, тетушка.

Тетушка. Знаю, что ты. Зачем пожаловал?

Кэдоу (суетливо раскрывает портфель, достает рукопись и торопливо читает). Тетушка, это я, живущий в двух уездах Кэдоу (Цинь Хэ с мастером Хао обмениваются недоуменными взглядами), отец мой – Юй Пэншэн, мать – Сунь Фуся. Я – один из «бататников», а также первый, кого вы приняли на свет. Жену мою, Тань Юйэр, тоже вы принимали, отец ее – Тань Цзиньхай, а мать – Хуан Юэлин…

Тетушка. Постой-постой! Стал драматургом, так и фамилию сменил? И год рождения не тот? И отец с матерью не те? И деревня другая? И жена тоже? (Тетушка прохаживается среди висящих над сценой детей. Она то опускает голову в глубокой задумчивости, то топает ногами и бьет себя в грудь, потом яростно шлепает одного из младенцев по попе, и тот заливается плачем. Тетушка шлепает одного за другим, и ревут уже все младенцы. Среди этого рева тетушка принимается без умолку говорить, и плач постепенно затихает.) Ах вы, «бататники» этакие, плачьте хорошенько, а я послушаю, ведь это я своими собственными руками вас доставала! Негодники, ни один не дал силушки поберечь. Тетушка этим ремеслом пятьдесят с лишним лет занимается, до сих пор покоя не знает. За эти полсотни лет тетушка горячего только несколько раз и съела, пару раз целую ночь проспала, руки в крови, на лбу пот, наполовину вся в дерьме, наполовину в моче, – думаете, легко быть деревенской акушеркой? В дунбэйском Гаоми восемнадцать деревень, пять с лишним тысяч дворов, кому только я на порог не ступала! Чьего грязного живота из ваших матерей, ваших жен я не видала! Ваших подлецов отцов кто, как не я, стерилизовала! Теперь вы кто чиновник, кто разбогател, можете перед начальником уезда безобразничать, перед мэром города распускаться, но со мной извольте вести себя скромно и достойно. Вспомнишь то время, так по тетушкиному разумению, тоже надобно бы вас, эту свору щенков, собрать вместе да кастрировать, чтобы вашим женам меньше страданий выпало. И нечего тут зубоскалить, посерьезнее давайте! Планирование рождаемости для экономики страны и благосостояния народа дело первостепенной важности. И скалиться, огрызаться тут нечего, аборт так аборт, кастрация так кастрация. Кто сказал, что «от мужчин ничего доброго не жди»? Не знаете? Вы не знаете, и я не знаю. Знаю лишь, что от мужчин ничего доброго не жди. Ничего доброго нет, но и без вас обходиться тоже не получается. Испокон веков правителем небесным так устроено – тигр и заяц, ястреб и воробей, муха и комар… все должно быть, чтобы мир был целен. Говорят, в Африке в девственных лесах есть одно место, где все люди живут на деревьях. На ветках множество гнезд, и женщины несут в них яйца. Женщина снесет яйцо и садится на ветку есть дикие плоды, а мужчина закрывает гнездо листьями и садится яйца высиживать. Через – семь раз по семь – сорок девять дней верхушка яйца разбивается, и оттуда выскакивает маленький ребенок, вылупился и уже умеет лазать по деревьям. Хотите верьте, хотите нет. Вы не верите, а я верю! Тетушка своими руками приняла одно яйцо, размером с футбольный мяч. Положила на кан, повысиживала и через полмесяца оттуда выскочил пухлый ребятеночек, беленький, толстенький, и нарекли его Даньшэн – Родившийся из яйца. Жаль вот умер от врожденного энцефалита, а выжил бы – сорок лет бы уже стукнуло. Выживи Даньшэн, наверняка стал бы великим литератором. Когда ему предложили схватить что-нибудь, так он первым делом кисть для письма заграбастал. Как говорится, «когда в горах нет тигра, и мартышка царь зверей», Даньшэн умер, дошла очередь и до тебя «играть со словами и забавляться с тушью»…

Кэдоу (с безграничным восхищением). Тетушка, вы поистине говорите как пишете, вы не только выдающийся акушер, но и выдающийся драматург! То, что вы сказали экспромтом, – это же блестящий монолог!

Тетушка. Что значит «сказала экспромтом»? Ничего необдуманного тетушка не говорит. (Указывает на рукопись в руках Кэдоу.) Это твоя пьеса и есть?

Кэдоу (скромно и почтительно). Да.

Тетушка. И называется как?

Кэдоу. «Ва».

Тетушка. Это «ва» из «вава» – «ребенок» или «ва» – «лягушка»?

Кэдоу. Временное название «ва» – «лягушка». Но, конечно, можно изменить на «ва» – «ребенок». А также, конечно, можно заменить на «ва» из «Нюйва». Нюйва сотворила людей, лягушка – символ множества сыновей, лягушка – тотем нашего дунбэйского Гаоми, у нас есть примеры поклонения лягушке в виде глиняных фигурок, новогодних картинок.

Тетушка. А ты разве не знаешь, что тетушка боится лягушек?

Кэдоу. В этой пьесе я и пытаюсь проанализировать, почему тетушка их боится. Когда тетушка прочитает мою пьесу, комплексы у нее в душе ослабнут, и возможно, она больше не будет бояться лягушек.

Тетушка (протягивает руку). Так, дай-ка мне твою пьесу.

Кэдоу почтительно передает ей рукопись.

Тетушка (обращаясь к Цинь Хэ и мастеру Хао). Кто-нибудь, сожгите эту бредятину, ладно?

Кэдоу. Тетушка, я потратил на нее десять лет жизни!

Тетушка (размахивается и разбрасывает рукопись по сцене). Мне и читать не надо, стоило принюхаться, как тут же поняла, какую брехню ты накропал! Так вот, со своей ученостью и собрался выяснить, почему тетушка боится лягушек?

По всей сцене Кэдоу, Цинь Хэ и мастер Хао отбирают друг у друга листы рукописи.

Тетушка (увлеченно вспоминает прошлое). Утром того дня, когда ты родился, тетушка мыла руки на берегу реки и увидела в воде целые тучи головастиков. В тот год стояла страшная засуха, головастиков было больше, чем воды. Глядя на них, тетушка подумала: «Столько головастиков, и ведь они в конечном счете станут лягушками. Далеко не все, конечно, большая часть превратится в ил. Как это похоже на мужские сперматозоиды, из множества которых соединиться с яйцеклеткой и стать ребенком может, боюсь, лишь один из тысяч». Тогда тетушке и пришло в голову, что между головастиком и рождением человека есть какая-то тайная связь. Когда твоя мать предложила мне выбрать для тебя имя, я возьми да и брякни: «Головастик – Кэдоу!» – «Какое хорошее имя!» – обрадовалась твоя мать. Ребенка с таким дрянным именем легче вырастить. Кэдоу, твое имя дорогого стоит!

Кэдоу, Цинь Хэ и мастер Хао внимательно слушают, каждый с несколькими листами рукописи в руках.

Кэдоу. Спасибо, тетушка!

Тетушка. А потом в «Жэньминь жибао» написали о «методе контрацепции с помощью головастиков». Женщине в период овуляции нужно было выпить с водой четырнадцать живых головастиков, и это как бы предупреждает беременность. Но в результате предупредить беременность не получилось, а женщина родила лягушку!

Мастер Хао. Перестань, а то снова старая болезнь проявится.

Тетушка. У кого это старая болезнь? У меня никакой болезни нет, больны другие, те, кто лягушек ест. Заставляют целую команду женщин у реки отрезать ножницами лягушкам головы, а потом снимать с них кожу, как скидывают штаны. Бедра у лягушек такие же, как у женщин. С тех пор я и стала бояться их. Бедра у них… как женские…

Цинь Хэ. Те, кто ест лягушек, в конце концов получат свое, в теле лягушки водятся некие паразиты, они проникают в их мозг, отчего они делаются слабоумными, и выражение лиц у них становится как у лягушек.

Кэдоу. Это очень важная деталь. Те, кто ест лягушек, в конечном счете в лягушек и превращаются. А тетушка у нас героиня, которая выступает в защиту лягушек.

Тетушка (с горечью). Нет, у тетушки руки в лягушачьей крови. Тетушке по незнанию задурили голову, и она поела фрикаделек из лягушачьего мяса. Ну, как твой дед мне рассказывал, словно чжоуский Вэнь-ван по неведению съел фрикадельки из мяса собственного сына. Потом Вэнь-ван бежал из Чжаогэ, склонился и изверг из себя несколько фрикаделек. Те, упав на землю, обратились в кроликов, они и были «извергнутым сыном»! После того дня у тетушки в животе все переворачивалось, будто кваканье какое слышалось, так отвратительно, просто мочи нет. Вот тетушка и побежала на берег реки, наклонилась и извергла из себя какие-то зеленые штуковины, которые, упав в воду, тут же превратились в лягушек…

Из пещеры вылезает ребенок в зеленом набрюшнике, а за ним толпа увечных лягушек. Зеленый ребенок громко кричит: «Верни должок! Верни должок!» «Лягушки» яростно квакают.

Тетушка испуганно вскрикивает и теряет сознание.

Мастер Хао поддерживает ее и нажимает на точку под носом.

Цинь Хэ прогоняет ребенка и толпу лягушек.

Кэдоу собирает листы своей рукописи.

Кэдоу (вынимая из-за пазухи большое красное приглашение). Тетушка, теперь-то я понимаю, почему вы боитесь лягушек. Чего мне не понять, так это как все эти годы вы самыми различными способами компенсировали свою, как вы считаете, «вину». Ведь на самом деле никакой вашей вины нет, эти разодранные на куски лягушки – всего лишь плод вашей фантазии. Тетушка, с вашей помощью у меня родился сын. По этому поводу я устраиваю большой банкет, прошу вас, тетушка, (поворачивается к Мастеру Хао и Цинь Хэ) и вас также удостоить посещением!

Занавес