11

В тот день, сенсей, перед этим рекламным щитом с множеством детских фотографий моя душа прошла торжественный обряд крещения. Мне необходимо было пройти через все свои колебания, непонимание, подвергнуться уколам, избиению, поношению и преследованию, как танскому Сюаньцзану в его путешествии за сутрами пришлось преодолеть восемьдесят одно препятствие. Не подвергнешься страданиям, не получишь и воздаяния; не преодолев трудностей, не постигнешь жизни.

Вернувшись домой, я сам обработал раны смоченным в спирте тампоном и запил водкой специальные юньнаньские порошки от травм. Боль физическая какое-то время была невыносимой, но в душе я чувствовал себя довольно бодро. Вернулась Львенок, я обнял ее, потерся щекой о ее щеку и сказал, прижавшись к ней:

– Спасибо тебе, женушка, что ты сотворила мне этого ребенка. Хоть ты его и не носишь, но зародился он в твоем сердце, поэтому он наш с тобой родной сынок!

Она расплакалась.

Вот, сенсей, сижу за столом, пишу Вам письмо и одновременно обдумываю, как мы будем растить ребенка. Обоим скоро уже шестьдесят, силы уже не те, говорят, нужно будет приглашать няню с опытом воспитания детей или кормилицу, чтобы наш ребенок напитался немного грудным молоком и приумножил в себе человеческое начало. Матушка говорила, что от детей, вскормленных коровьим или козьим молоком, и человеком-то не пахнет. Коровьим младенца тоже можно выкормить, но ведь вокруг столько опасностей: остановят ли все эти потерявшие совесть спекулянты свои «химические» эксперименты после «пустых молочных смесей» и «смесей с трихлоранурической кислотой»? Кто знает, какие еще младенцы могут родиться после появления «большеголовых» и «каменноголовых»? Сейчас они поджали хвосты, как побитые собаки, прикидываются бедными и несчастными, но не пройдет и пары лет, как у них снова будет хвост трубой, и они могут придумать еще более отвратительные средства для нанесения вреда людям. Насколько мне известно, самая драгоценная жидкость в мире – молозиво, оно содержит множество неизученных веществ, которые суть овеществленная материнская любовь. Я слышал, что среди тех, кто идет на суррогатное материнство, есть такие, кто после передачи им ребенка еще и покупают за большие деньги молозиво суррогатной матери. Бывает, что суррогатную мать приглашают к ребенку и после месяца кормления, но это, конечно, еще большие затраты. Львенок говорила, что работники компаний по суррогатному материнству решительно против подобной практики. По их мнению, через какое-то время кормления ребенка у суррогатной матери могут возникнуть глубокие чувства к нему, и это может привести к бесконечным хлопотам. Львенок с блеском в глазах заявила мне:

– Я же его мама, у меня может появиться молоко!

Когда-то я слышал, что матушка говорила нечто подобное, но в этом много от легенды, полностью верить нельзя. Думаю, у молодой женщины, уже имевшей беременности и имеющей опыт лактации, при раздражении ротиком ребенка, при огромной силе любви память о молокоотделении может пробудиться, но с женщиной в таком возрасте, как у Львенка, никогда не беременевшей, такого чуда не случится. А если и случится, то это будет просто диво-дивное.

Мне ничуть не стыдно рассказывать Вам про такие вещи, сенсей. Вы, отец с большим любящим сердцем, вырастивший ребенка, на которого врачи махнули рукой как на безнадежного, столкнулись при этом с немалым числом подобных чудес. Поэтому, думаю, Вы наверняка можете понять мое состояние, понять подобную одержимость моей жены. Последнее время она чуть ли не каждый вечер требует, чтобы я занимался с ней любовью. Из полой внутри редьки она превратилась в сочный медовый персик. Это уже почти чудо, которое приводит меня в крайний восторг. И всякий раз напоминает, мол, ты, Кэдоу, полегче давай, не так грубо, не повреди мне сыночка. А после каждый раз положит мою руку себе на низ живота: «Чувствуешь, как он меня пинает?» Каждое утро теплой водой груди обмывает, нежно оттягивает запавшие соски.

Когда мы сообщили отцу – а ему уже скоро девяносто – радостную весть о том, что Львенок беременна, у него борода затряслась, он расплакался и растроганно проговорил:

– Видит все правитель небесный, явили предки силу свою, добрым людям доброе воздаяние, амитофо!

Сенсей, мы уже как следует обзавелись детскими вещами. Понакупили все самое лучшее. Японская коляска, корейская кроватка, шанхайские бумажные подгузники, дубовая ванночка из России… Львенок категорически против молочных бутылочек, а я ее убеждаю, мол, а если молока будет недостаточно? Лучше купить на всякий случай, вот и купили одну французского производства и порошкового молока импортного, новозеландского. К новозеландскому сухому молоку мы тоже особого доверия не испытываем, вот я и предложил завести козу. Будем держать ее у отца, он будет там жить, и каждый день будем кормить нашего деточку парным козьим молоком. Львенок приподняла руками свои пышные груди и недовольно бросила:

– Я больше чем уверена, что молоко у меня будет бить как из фонтана!

Из далекой Испании позвонила дочка, стала спрашивать, чем мы заняты, и я сказал:

– Яньянь, вообще-то неловко об этом говорить, но на самом деле радостные новости: твоя мама беременна, и скоро у тебя будет маленький братик!

Дочь на миг опешила, потом в ее голосе появилось радостное удивление:

– Папа, это правда?

– Конечно, правда.

– Но маме уже столько лет!

– А ты в Сети поищи, недавно в Дании женщина шестидесяти двух лет родила двух здоровых младенцев.

Тут дочка радостно воскликнула:

– Как здорово, пап, я вас поздравляю, горячо поздравляю! Что вам нужно? Я пришлю.

– Да ничего, здесь есть все, что нужно.

– Не важно, нужно вам или не нужно, я все равно куплю, чтобы выразить свои чувства. Папа, поздравляю вас, это все равно, что тысячелетнее железное дерево расцвело, древняя сухая ветвь дала побег, вы сотворили чудо!

Сенсей, я всегда испытывал глубокие угрызения совести по отношению к дочери, потому что смерть ее родной матери имела прямое отношение ко мне. Ради своей так называемой карьеры я загубил жизнь Ван Жэньмэй, а также жизнь ребенка в ее утробе. Если бы тот ребенок выжил, ему теперь было бы уже за двадцать. Так или иначе, сейчас должен появиться еще один сынок, утешаю я себя, и он по сути дела и есть тот ребенок, он появляется с опозданием в двадцать с лишним лет, но все же появляется.

Мне очень стыдно, сенсей, но пьесу эту смогу написать лишь позже. Ребенок, который должен появиться на свет, конечно, гораздо важнее какой-то пьесы. Это тоже, может быть, хорошо, потому что фрагмент моего прежнего замысла полон мрака и крови, одна погибель и никакого рождения, одно разочарование без надежды. Напиши я такое произведение, оно лишь отравляло бы людям душу, усиливало бы мое чувство вины. Поверьте мне, сенсей, эту пьесу я точно напишу. Вот родится ребенок, возьму в руки перо и воспою гимн новой жизни. Не могу доставить Вам разочарование.

В этот отрезок времени мы со Львенком ходили проведать тетушку. Был солнечный денек, на двух софорах у нее во дворе как раз распустились цветы, а некоторые даже опадали. Тетушка сидела под софорой, закрыв глаза, и что-то невнятно бубнила. На ее седые, густые, как травостой, волосы нападало множество цветов, а над головой кружила пара пчел. У окна перед установленной на подпорках позеленевшей каменной плитой на низенькой табуретке сидел наш дядя мастер Хао. Этот человек, удостоенный в уезде звания мастера народных промыслов, раскатывал комок глины. Взгляд его блуждал, дух тоже где-то витал.

– У отца этого ребенка, – звучал голос тетушки, – лицо круглое, узкие вытянутые глаза, впалая переносица, толстые губы, мясистые уши; у матери лицо худое, как тыквенная семечка, глаза, как косточки абрикоса, глаза с двойным веком, маленький рот, нос с горбинкой, тонкие уши без мочек. Ребенок этот в основном в мать, но рот чуть побольше, чем у нее, губы потолще, уши побольше, переносица чуть пониже, чем у матери…

Под тетушкино бормотание под бамбуковой палочкой в руках дяди мало-помалу принимал очертания глиняный ребенок. Обрисовав кукле глаза и брови, он осмотрел его, подправил в нескольких местах, положил на деревянный поднос и поставил перед тетушкой.

– Глаза великоваты, – сказала она, взяв куклу в руки, – и губы чуть толще, чем надо.

Дядя вновь взял куклу, поправил кое-что и вернул тетушке. Его глаза под дугами седоватых бровей сверкали как молния.

Тетушка посмотрела на куклу сначала издали, потом вблизи, и по лицу ее разлилось доброе выражение.

– Ну да, вот такой, такой он и есть. – И уже другим тоном обратилась непосредственно к кукле: – Вот и ты, маленький умник, маленький шалун, из двух тысяч восьмисот детей, что я погубила, только тебя и не хватало. Ты явился, теперь вы все вместе.

Я поставил на подоконник бутылку «Улянъе» – «Пятизлаковой», Львенок положила к ногам тетушки коробку конфет, и мы хором сказали:

– Тетушка, мы пришли тебя проведать.

Тетушка немного запаниковала и засуетилась, словно у нее обнаружили контрабандный товар. Она попыталась спрятать куклу под полой одежды, но у нее не получалось, и она прекратила эти попытки:

– Что мне от вас скрывать.

– Тетушка, я тут посмотрел кассету, что мне подарил Ван Гань, – сказал я, – так что я тебя понимаю, знаю, что у тебя на душе.

– Ну, раз знаешь, так и хорошо. – Тетушка встала с только что законченной глиняной куклой в руках и направилась в восточную пристройку. Не оборачиваясь, она мрачным тоном предложила нам следовать за ней. Маячившая впереди ее крупная фигура в черном оказывала какое-то таинственное воздействие. Отец давно говорил, что ум у тетушки недюжинный, поэтому по возвращении в родные места я нет-нет да заглядывал к ней. Вспоминал о ее прежней славе, видел ее прискорбное положение последнего времени, и душу охватывала печаль.

Света в восточной пристройке было мало, в нос било прохладой и сыростью. Тетушка потянула за шнур на стене, зажглась стоваттная лампа, отчетливо высветив все внутри. Во всех трех комнатках окна заделаны необожженным кирпичом. Восточная, южная и северная стены поделены на деревянные квадратики одинакового размера, и в каждом помещена глиняная кукла.

Тетушка положила куклу, что держала в руке, в последний пустой квадратик, потом отступила на шаг, зажгла три свечи на небольшом жертвенном столике посреди комнаты, встала на колени, сложила перед собой ладони и забормотала.

Я тоже торопливо опустился на колени. О чем молиться, я не знал, в голове, словно кадры диафильма, один за другим проскальзывали живые детские лица с рекламного щита перед воротами Центра матери и ребенка. Душа преисполнилась чувствами благодарности, стыда, к которым тонкими струйками примешивалось чувство страха. Я понял, что дядиными руками тетушка одного за другим воссоздавала младенцев, которые не родились в результате сделанных ею абортов. Я догадался, что таким способом она пытается компенсировать в своем сердце раскаяние, но укорять ее в этом нельзя. Не сделай этого она, это сделали бы другие. Но ведь неизбежную ответственность несли и беременевшие в нарушение постановлений женщины. Ведь если бы этим никто не занимался, трудно представить, каким был бы сегодняшний Китай.

Закончив воскуривать благовония и возносить молитвы, тетушка встала, сияя от радости:

– Сяо Пао, Львенок, вы пришли очень вовремя, свершилось мое заветное желание. Вот, взгляните, у каждого из этих детей есть имя. Я собрала их здесь, чтобы они наслаждались моим поклонением, чтобы дождались обретения души, когда они смогут переродиться там, где им должно. – И она повела нас от квадратика к квадратику, разъясняя, кто откуда.

– Вот эта девочка, – указала тетушка на клетушку, где была кукла с глазами, похожими на абрикосовые косточки, и надутыми губками, – должна была родиться в августе 1974 года в деревне Таньцзячжуан в семье Тань Сяолю и Дун Юэ’э, но тетушка погубила ее. Нынче у них все хорошо, у отца крупное предприятие по производству овощей, мать – мастерица на все руки, они у себя придумали сельдерей молоком поливать, такой нежный сельдерей выращивают, что по шестьдесят юаней за цзинь продают.

– Этого мальчика, – в клетушке, куда указывала тетушка, была кукла с маленькими прищуренными глазками и перекошенным в глупой улыбке ртом, – который, негодник маленький, должен был родиться в феврале 1983 года в Уцзяцяо в семье У Цзюньбао и Чжоу Айхуа, тетушка тоже сгубила. Теперь все хорошо, шалуну очень повезло, он переродился в семье чиновника из управы Цинчжоу, и отец, и мать – госслужащие, дед мальчика занимает высокое положение в провинции, по телевизору часто показывают. Прости бабку, малыш.

– Вот эти две сестренки-красавицы, – указала тетушка на двух куколок, спокойно лежавших в своей клетушке, – должны были появиться на свет в 1990 году. У отца с матерью была проказа, они хоть и вылечились, но руки у них были как куриные лапы, а лицами – ходячие мертвецы. Родись эти дети в такой семье, они были бы обречены на неисчислимые страдания. Тетушка и погубила их, и спасла. Теперь же все хорошо, в ночь на новый 2000 год они родились в городской народной больнице Цзяочжоу, дети тысячелетия. Отец – известный актер оперы маоцян, мать – хозяйка магазина модной одежды. В прошлом году на новогоднем вечере сестренки выступали в телевизионной программе, исполняли знаменитую арию маоцян «Чжао Мэйжун любуется фонарями»: «Вот багровый баклажан, и растрепа лук-порей, в пупырышках огурец, редька соком истекает-сверкает, краб лупоглазый клешней грозит, несушка над яйцом кричит…» Родители специально позвонили, чтобы я не пропустила эту программу, а я смотрю – и слезы ручьем…

– А этот вот, – тетушка показала на косоглазого глиняного мальчугана, – должен был родиться в семье Чжан Цюаня из деревни Дунфэнцунь, но не случилось ему тогда. Хоть и говорят, что нельзя целиком винить тетушку, но тетушка тоже виновата. Переродился этот шалун в июле 1995 года в семье второй дочери этого Чжан Цюаня – Чжан Лайди. Та послала за мной, она уже родила двух дочек, и еще один ребенок был бы нарушением ограничения рождаемости. Хотя ее отец тогда пробил тетушке голову и ненавидел несказанно, тетушка все же вернула ей ребенка, которого должна была родить ее мать. Изначально он был ее младшим братом, а теперь стал сыном. Эту тайну только тетушка и знает, теперь вот вам раскрыла, смотрите, держите язык за зубами. Мальчик этот нехороший, выведал, что тетушка боится лягушек, вот он как-то посадил лягушку в бумажный пакет и напугал тетушку до смерти. Но тетушка зла на него не держит, райских мест не бывает, и хорошие, и плохие – все люди…

Наконец тетушка указала на куклу, которую только что положила в клетушку:

– Узнаете?

– О чем речь, тетушка, – проговорил я, сдерживая слезы. – Конечно, узнаю…

– Этот ребенок, тетушка, вскоре должен родиться, – подхватила Львенок. – Отец у него драматург, а мама – медсестра на пенсии… Спасибо вам, тетушка, я уже беременна…

Вы понимаете, сенсей, что, излагая Вам это, я похож на глупца, который описывает свой сон? Я признаю, что у тетушки не все в порядке с психикой, жена из-за искренности своих желаний тоже в этом плане немного неуравновешенна, но я надеюсь, Вы сможете войти в их положение и понять. Признавший свою вину преступник всегда пытается найти способ утешить себя, ну как в известном Вам рассказе Лу Синя «Моление о счастье». Тем трезвомыслящим людям, среди которых оказалась выброшенная за порог тетушка Сянлинь, не следовало разрушать ее иллюзии, дать ей надежду, чтобы она смогла освободиться, чтобы по ночам ее не мучили кошмары, чтобы она смогла жить дальше как человек невиновный. Я соглашался с ними, даже прилагал все усилия, чтобы уверовать в то, во что верили они, и, должно быть, сделал правильный выбор. Понимаю, что люди с научным мышлением могут поднять меня на смех, те, что стоят на высоконравственных позициях, могут подвергнуть меня критике, вплоть до того, что найдутся такие сознательные, которые могут сообщить на меня куда надо. Но я не переменюсь, лучше пребуду в таком невежестве ради этого ребенка, ради тетушки и Львенка, двух женщин, которые посвятили себя этому особенному делу.

Тетушка в тот день вынула стетоскоп и с нарочитой серьезностью стала выслушивать Львенка. Та лежала, заголив живот и сияя от счастья; тетушка делала все сосредоточенно и торжественно. Потом своими руками, которыми так восхищалась моя матушка, тетушка стала ощупывать Львенкин живот.

– Месяцев пять, наверное? Прекрасно, сердцебиение плода отчетливое, подлежание правильное.

– Больше шести, – смущенно зарделась Львенок.

– Вставай, – похлопала ее тетушка по животу. – Срок хоть и довольно большой, я все же советую естественные роды. Я против кесарева сечения, женщина, не имеющая опыта родов через родовые пути, не может в полной мере испытать чувство материнства.

– Я немного беспокоюсь… – сказала Львенок.

– У тебя есть я, чего беспокоиться? – Тетушка подняла руки. – Ты должна верить в эти руки, они больше десяти тысяч младенцев приняли.

Львенок схватила тетушкину руку и прижалась к ней лицом, как ластящаяся дочка:

– Я верю в вас, тетушка…