9

Очень стыдно перед Вами, сенсей, столько времени уже ждете эту пьесу, а я за нее так и не садился. Материала на самом деле слишком много, иногда чувствую себя отчасти как та собака, что лает на Тайшань – не знает, с какой стороны зайти, чтобы укусить. Когда обдумываешь свой замысел, в реальной жизни происходит что-то связанное с этим материалом, и ее богатая театральность постоянно ломает мой замысел. Кроме того, в еще большей степени меня мучает то, что я и сам против воли погружаюсь в невероятные хлопоты. Даже не знаю, как от них избавиться, или, скажем, не знаю, как сыграть взятую на себя в этом деле роль.

Сенсей, думаю, Вы уже догадались: то, о чем я говорил ранее – не фантазия, а неопровержимая реальность. Львенок наконец призналась, что втайне решилась на то, чтобы моего маленького Головастика, моего ребенка выносила в своей утробе Чэнь Мэй. Мне кровь бросилась в голову, охватила безудержная ярость, и я закатил ей крепкую пощечину. Согласен, бить людей неправильно, тем более таким, как я, нацепившим лавровый венок «драматурга», непозволительно подобное варварское поведение. Но, сенсей, в тот момент я действительно обезумел от гнева.

После поездки на плоту Плоской Башки я тут же стал наводить справки, но мои попытки пройти в Центр разведения лягушек всякий раз пресекал охранник. Звонил Юань Саю и двоюродному брату, но они уже сменили номера мобильных. Допытывался у Львенка, но она посмеялась и назвала меня психопатом. Распечатал все, что было в Сети, о беременностях, связанных с теми, кто выступал от лица Центра, и представил в городской комитет планирования семьи, оставил там эти материалы, но никакого результата это не дало. Обратился в управление безопасности, но в приемной мне сказали, что такими вопросами они не занимаются. Позвонил по горячей линии мэра, там обещали непременно довести до его сведения… Сенсей, так прошло несколько месяцев. Когда я наконец выжал из Львенка истинное положение вещей, ребенку в утробе Чэнь Мэй было уже шесть месяцев. В свои пятьдесят пять я не пойми как снова должен был стать отцом ребенка. И отцом я, заказчик, становился лишь путем рискованного, бесчеловечного прерывания беременности и медикаментозного вызывания схваток. В молодые годы я в результате этого потерял Ван Жэньмэй, от этой вечно висящей вины больше всего болела душа. А теперь, хоть я и старался изо всех сил, сенсей, от моих стараний не было никакого толку, потому что в Центр было не попасть, а даже если бы я туда и пробрался, увидеться с Чэнь Мэй мне бы не удалось. Думаю, в этом Центре должна быть замысловатая система тайных ходов, ведущая в подземный лабиринт. К тому же со слов Львенка я понял, что Юань Сай и мой двоюродный брат связаны с мафией, что они разозлились, никакого родства не признают и могут провернуть любое дело.

От моей пощечины Львенок попятилась и села на пол. Нос расквашен, кровь ручьем. Прошло немало времени, прежде чем она издала какой-то звук: не то всхлип, не то презрительный смешок.

– Хорошо приложился, Сяо Пао, бандит ты этакий! Раз ты посмел ударить меня, значит, твою совесть собаки съели. Я так поступаю только потому, что о тебе забочусь. У тебя есть дочь, а сына нет. Нет сына, значит, и род вымрет. Я не смогла родить тебе сына, и мне очень жаль. Чтобы восполнить эту досаду, я нашла ту, кто выносит твоего ребенка. Родит тебе сына, продолжит твою породу, твой род. А ты вместо благодарности ударил меня, и мне так из-за этого горько…

Тут она разрыдалась, и слезы смешались с кровью. На душе было невыносимо больно. Но стоило вспомнить, что она посмела пойти на такое серьезное дело втайне от меня, как снова поднималась волна гнева.

– Я понимаю, – всхлипывала она, – у тебя душа болит об этих шестидесяти тысячах. Тебе не нужно вносить эти деньги, я оплачу из своей пенсии. Ребенок родится, растить его тебе тоже не надо, сама подниму, в общем, никак это тебя не касается. В газете вот прочитала, что за донорство спермы можно единовременно получить сто юаней. Заплачу тебе сотню, и считай, что побывал донором. Можешь вернуться в Пекин, можешь развестись со мной, можешь и не разводиться, вообще это не имеет к тебе никакого отношения. Но, – тут она провела рукой по лицу, словно доблестный воин, – если ты задумаешь избавиться от ребенка, я умру у тебя на глазах.

Из моих писем, сенсей, Вы уже знаете, какой у Львенка норов. Повоевав в те времена вместе с тетушкой и тут и там, имея дело с самыми разными людьми, она выработала героический и вместе с тем задиристый характер. Эти женщины в крайней ситуации способны на все. Оставалось лишь успокоиться, объяснить все любовью, действовать разумно; найти самый подходящий способ разрешить эту проблему.

При мысли об искусственно вызываемых схватках внутри все холодело и становилось дурно, но я все же уповал на возможность решить проблему таким образом. В конце концов, думал я, Чэнь Мэй идет на суррогатное материнство из-за денег, стало быть, решить это с помощью денег будет только логично. А вот как я буду смотреть ей в глаза – большой вопрос.

После той встречи в палате у Чэнь Би я ее больше не видел. Ее фигура в черном платье, закрытое черной вуалью лицо, непостижимый образ жизни – все это наводило на мысли о том, что здесь у нас в дунбэйском Гаоми существует какой-то загадочный мир, к которому я никогда не был причастен. В этом мире живут благородные рыцари, ясновидцы, а некоторые из них скрывают свое лицо. Вспомнилось, как недавно я вручил Ли Шоу пять тысяч юаней в счет оплаты больничных расходов Чэнь Би и попросил передать Чэнь Мэй. Но через пару дней Ли Шоу вернул мне деньги, сказав, что она не берет ни в какую. «Может, Чэнь Мэй и идет на суррогатное материнство, чтобы оплатить расходы на лечение отца». При этой мысли меня обуяло еще большее смятение, это же просто – чтоб ей, этому Львенку, – ничего не оставалось, как только отправиться к Ли Шоу: если перебрать всех однокашников, лишь у него, можно сказать, с головой все в порядке.

Вчера утром мы с Ли Шоу сидели друг против друга в том самом уголке ресторанчика «Дон Кихот». На площади толпился народ, шло представление «Цилинь приносит сына». Ряженый Санчо поставил перед нами две кружки пива и тактично удалился с подозрительной улыбочкой на лице, словно ему уже известен мой секрет. После того как я сбивчиво изложил Ли Шоу суть дела, он легкомысленно рассмеялся.

– Что же ты чужой беде радуешься! – недовольно сказал я.

Он поднял кружку, чокнулся со мной и выпил добрый глоток:

– Какая же это беда? Это большое счастье! Поздравляю, брат! Ребенок на старости лет – большая радость в жизни!

– Брось эти свои шуточки! – Мне никак было не избавиться от тревожных мыслей. – Я хоть уже на пенсии, но все же человек казенный. Родится ребенок, ну и как я это объясню обществу?

– Какое общество, брат, – фыркнул Ли Шоу. – Да это веревка, которой сам себя связываешь. В чем суть того, с чем мы имеем дело? Твое семя соединилось с яйцеклеткой, зародилась новая жизнь и скоро – уа, уа – она появится на свет. Человеческая жизнь – это величайшая радость, ничто не сравнится с тем, когда наблюдаешь рождение жизни, которая несет твои гены, рождается новая жизнь, и это продолжение твоей жизни.

– Самая главная проблема, – прервал я его, – в том, куда после рождения этого ребенка мне идти прописывать его?

– И из-за такого пустяка ты переживаешь? Нынче не то, что раньше, были бы деньги, по сути нет ничего, чего нельзя уладить. К тому же, даже если его не пропишут, он ведь человек, он уже существует на этой планете и в конечном счете будет обладать всеми правами каждого человека.

– Хорошо, братишка, я же к тебе пришел, чтобы подумать, как быть, а ты мне одни пустопорожние разговоры! Когда я на этот раз вернулся, то обнаружил, что вы – не важно, образованные или нет – все почему-то говорите, как в театре. И у кого только научились?

– А это и есть то, что называется цивилизованное общество! – усмехнулся он. – В цивилизованном обществе все актеры – драматического театра, кино, телесериалов, театра традиционной музыкальной драмы, исполнители юмористических диалогов сяншэн и эстрадных миниатюр. Разве общество не есть одна большая сцена?

– Слушай, перестань трепаться, подумай лучше, как быть. Ты же можешь надеяться, что я при встрече назову Чэнь Би тестем?

– Ну назовешь ты Чэнь Би тестем при встрече, а как можно по-другому? Неужто солнце тут же погаснет? Или земля перестанет вращаться? Скажу вот тебе одну истину: не нужно думать, что всех людей на земле заботят твои дела, ты что, считаешь, что каждый только и смотрит за тобой? На самом деле у каждого своих беспокойств хватает, никто о твоем этом деле и думать не думает. Дочка ли Чэнь Би родит тебе сына или родится дочка у какой-нибудь другой женщины – все это твое личное дело. Даже если какой любитель совать нос в чужие дела и сбрехнет пару слов, это тоже все преходяще, как проплывающие облака: ветер подует, и они рассеются. Главное же – то, что ребенок твоей плоти и крови родится, – большое приобретение.

– Но я с Чэнь Би… По-моему, это просто аморально!

– Ерунда! У тебя с Чэнь Мэй ведь никакого кровного родства нет, о каком кровосмешении можно говорить? Что касается возраста, это вообще не вопрос. Вон, восьмидесятилетний старец взял в жены восемнадцатилетнюю, разве об этом все только и говорят? Главное, что даже тела Чэнь Мэй не видел, она как инструмент, ты всего лишь взял ее напрокат попользоваться, вот и все. В общем, брат, не стоит столько размышлять, не надо лезть на рожон, закаляй здоровье как следует, готовься растить сына.

– Не нужно говорить, что это бесполезно, – указал я на свои губы, покрытые волдырями, будто от ожога, – мне действительно невтерпеж! – И я посмотрел в лицо старому однокласснику. – Умоляю тебя, передай весточку Чэнь Мэй, скажи, чтобы она немедленно прервала беременность, я уплачу изначально определенную плату за суррогатное материнство и еще десять тысяч в возмещение вреда ее здоровью от искусственного вызывания родов. Если ей покажется мало, добавлю еще десять тысяч.

– Ну и зачем это тебе надо? Раз уж тебе не жалко денег, подожди, когда она родит, деньги потребуются, чтобы уладить то и се, здесь и прописка, и то, чтобы официально оформить отцовство.

– Вот я не знаю, как это всем объяснять.

– А не много ли ты о себе мнишь, брат? – съязвил Ли Шоу. – У всех забот полон рот, чтобы еще лезть в твои дела, кем ты себя считаешь? Всего-то написал пару паршивых пьес, которые никто не читает. Родня императора, что ли? Сын родится, так вся страна праздновать будет?

В это время в ресторан вошли, озираясь, несколько туристов с рюкзаками на спине. Им навстречу с улыбкой шариком выкатился ряженый Санчо. Я понизил голос:

– Единственный раз в жизни тебя прошу.

Обхватив плечи руками, он покачал головой: мол, рад бы помочь, но не могу.

– Что же ты, подлец, мать его, будешь вот так смотреть, как я погружаюсь в пучину страданий?

– Ты ведь таким образом хочешь, чтобы я помог тебе убить человека, – тоже понизил он голос. – Это же шестимесячный плод, уже может из живота «папа» крикнуть!

– Так ты поможешь или нет?

– Думаешь, я смогу увидеться с Чэнь Мэй?

– Ну, с Чэнь Би-то ты точно сможешь увидеться, вот и передай ему мои слова. А он пусть сходит к Чэнь Мэй.

– Встретиться с Чэнь Би проще простого, он каждый день клянчит милостыню перед воротами храма Матушки Чадоподательницы. Вечером с собранным подаянием приходит сюда выпить вина, а по пути прихватывает хлеба. Можешь посидеть здесь, подождать его, а можешь подойти прямо к нему. Но я надеюсь, что ты с ним говорить не станешь, без толку это. Если в тебе есть сострадание, не стоит мучить его такими делами. За все эти годы я вынес один опыт: лучший способ решать щекотливые вопросы – это спокойно следить за изменением событий и действовать сообразно обстановке, как говорится, толкать лодку по течению.

– Ладно, – сказал я, – вот и толкай лодку по течению.

– Когда ребенку исполнится месяц, брат, устрою банкет, отпразднуем это дело как следует.