Дом Венди

К моему третьему визиту в дом Венди, новой клиентки, ее здоровье заметно пошатнулось. «Рак оставляет мне совсем немного времени», – ненароком обронила она в разговоре, поникнув всем телом. Я не знала, что ответить, поэтому повторила ее печальное кивание головой, поддерживая Венди в этом горе. Однако блузки ее по-прежнему были накрахмаленными, а дом настолько чистым, что я не могла взять в толк, зачем ей услуги уборщицы.

Иногда, после того, как я заканчивала с кухней, она готовила ланч и настаивала, чтобы я поела вместе с ней в парадной столовой. Мы делились историями о наших детях, сидя за столом, покрытым белоснежной скатертью с кружевами, и поедая сандвичи с тунцом на белом хлебе, разрезанные на аккуратные треугольники, и, на гарнир, морковные палочки. Прихлебывали кофе из чашек, рядом с которыми она неизменно клала порционные сливки и сахар, вместе с серебряной ложечкой. Я чувствовала себя, как на светских чаепитиях, в которые заставляла играть со мной бабушку, когда была маленькой, и однажды сказала Венди об этом. Та улыбнулась и взмахнула рукой, отметая подобное предположение. «Почему бы не воспользоваться красивой посудой, пока еще можешь», – сказала она. Руки у нее немного дрожали, когда она опускала чашку на блюдечко с рисунком из розовых бутонов.

В доме Венди стояло несколько больших стеклянных сервантов с сувенирами, фотографиями детей и внуков и портретами, сделанными на свадьбе. Венди как-то застала меня за их разглядыванием. Я смотрела на снимки и не могла понять, почему люди так стремительно стареют, и как любят друг друга всю жизнь, прикипая навеки душой и телом. Она улыбнулась и показала на стеклянный букетик красных роз, стоявший на полке рядом со свадебным портретом.

– Муж хотел, чтобы розы были у меня всегда, – сказала она, и я ощутила странное смешение зависти и печали.

Дом Венди выглядел как типичный «бабушкин дом», отчего я еще сильней тосковала по семье и моей собственной бабушке. На полочках в кухне стояли кулинарные книги и высились стопки листков – списки покупок и рецепты зеленых смузи. Кофе она пила с заменителем сахара, и он, тоже в пакетиках, стоял рядом с кофеваркой, которая практически не выключалась.

Уборка у нее была, по сравнению с другими, совсем простой. Я протирала все столешницы, шкафчики и пол, пылесосила и наводила порядок в санузле на первом этаже. Наверху Венди убирала сама.

На кухне возле барной стойки было место, где линолеум протерся до основания и отходил от пола. Как-то раз за ланчем я спросила ее, почему, и она ответила, что там любил сидеть ее муж, куря сигареты. При этом воспоминании Венди поморщилась.

– Меня страшно возмущало, что он курит, – сказала она, делая глоток кофе.

Я кивнула, вспоминая грязные следы, которые Тревис оставлял своими громадными резиновыми сапогами по всей кухне.

– Но важно, чтобы эти вещи не заслоняли главное, – заметила Венди, разглаживая белый кардиган, надетый поверх блузки в полоску.

– У меня так и вышло, – сказала я.

Она подняла на меня глаза. Седые волосы Венди нимбом светились в закатных лучах.

– Мы с моим парнем недавно расстались. Прожили вместе больше года. Моей дочке всего три… она его полюбила. Теперь мы живем в крошечной студии, но и за нее мне очень трудно платить.

Я понесла ко рту чашку, чтобы допить кофе и скрыть покрасневшие щеки. Произнеся это вслух, я не только заново ощутила боль потери, но и признала, что все случившееся – реальность, а не кошмарный сон, в котором мы внезапно очутились.

Мгновение Венди молчала.

– Мне тут требуется много помощи, – сказала она наконец, вставая из-за стола. Начала собирать тарелки, отчего я, подхватившись, стала делать то же.

– Оставь. Пойдем-ка за мной.

Я последовала за ней наверх, мимо механического подъемного устройства, которым она пользовалась в «плохие», по ее выражению, дни. Вряд ли к ней часто заходили гости; мне даже казалось, что она специально принаряжается и делает прическу к моему приходу. Раньше я ни разу не бывала наверху – разве что иногда заглядывала туда, когда пылесосила лестницу. Спальня Венди находилась справа по коридору; она спала там вместе со своей старенькой храпящей белой собачкой, которая умела нажимать мордой на звонок у раздвижных стеклянных дверей, когда хотела, чтобы ее выпустили наружу. Венди открыла дверь в гостевую спальню, и свет затопил коридор, в котором мы с ней стояли.

По стенам возвышались пирамиды обувных коробок, пластмассовых контейнеров и корзин. Еще больше разных ящиков высилось на большой кровати. Венди испустила вздох.

– Пытаюсь рассортировать вещи. Что кому пойдет, – сказала она. – Из-за рака.

Я кивнула и окинула взглядом результаты ее трудов.

– Большинство вещей для сына – в гараже. Инструменты и тому подобное. А это все наверняка пригодится племянникам и племянницам. Ну и их детям.

Я с восхищением смотрела на нее, пока она, обходя спальню, рассказывала мне, что кому предназначалось. За время работы уборщицей я неоднократно участвовала в подобных «проектах по расчистке» и видела немало гаражей, заставленных коробками, в подготовке к гаражной распродаже или переезду в жилье меньшей площади. Однако тут было совсем другое дело – посмертное. Она решала, что кому пойдет, когда ее не станет. Неизвестно, знала ли Венди точно, сколько еще ей оставалось жить, но если и так, она никогда мне не говорила. Дополнительные часы, на которые она наняла меня в июле, позволили нам с Мией залатать дыру в бюджете, возникшую после переезда и ремонта машины, вставшего в 300 долларов, который иначе нас бы обанкротил. Я полола у нее клумбы, разбирала кладовки и отмывала все уголки дома, чтобы этим не пришлось впоследствии заниматься ее родным. Венди выражалась вполне определенно, когда описывала мне круг обязанностей. Я восхищалась ею и, как бы странно это ни звучало, надеялась в конце жизни достичь такого же мира в душе, который позволит мне спокойно сортировать вещи, а не терзаться чувством вины и пытаться как-то компенсировать ее.

Большую часть праздничных выходных на Четвертое июля я провела у нее во дворе, пропалывая сорняки на клумбах и под соснами. Я давно не занималась подобной работой и успела забыть, как любила трудиться в саду. В основном мне приходилось потеть в душных помещениях, где кондиционеры были выключены, раз хозяев не было дома.

У себя в студии я боролась с вездесущей черной плесенью. Спальная зона, стены которой состояли из больших окон, на закате превращалась в настоящую баню. Если недавно был дождь, то там парило, как в теплице. Мия с трудом могла спать, хотя до этого ей не мешало заснуть ничто, даже фейерверки. Тревис как-то заехал к нам вечерком проведать Мию и, выругавшись насчет страшной жары, внезапно запрыгнул в свой грузовичок и вернулся спустя полчаса с оконным кондиционером, который тут же нам установил и включил на полную катушку. Мы с Мией подставили лица под струи прохладного воздуха. Подарок был дорогой – прямо-таки роскошный. Правда, пользоваться им мы могли только когда приезжали домой, перед сном, чтобы немного охладить помещение, иначе счета за электричество стали бы неподъемными. Меня очень беспокоила высокая влажность воздуха. Он был пропитан парами черной плесени, росшей на подоконниках, возле которых мы спали.

На улице я смогла вздохнуть полной грудью. Работая, я слушала голоса соседей вместо неизменной музыки в наушниках iPod. В те праздничные выходные многие соседи Венди уже запускали фейерверки и жарили мясо на гриле. Время от времени до меня долетал аромат стейка или гамбургеров, и во рту набегала слюна. Я представляла себе хрустящие листья салата и толстые кружки помидоров, сыр, щедрые порции кетчупа и майонеза. Здорово было бы сейчас съесть такой гамбургер и запить бутылочкой пива. Стоя под сосной, я представляла, как дети на соседних участках носятся по дворам, поджигая петарды. Мия была у Джейми, и я надеялась, что отец тоже сходит с ней на барбекю, где она сможет поиграть с ребятишками ее возраста. Надеялась, что и она тем вечером посмотрит фейерверк.

Венди подписывала мне чеки трясущейся рукой, настаивая на оплате даже тех промежутков, которые мы проводили за ланчем.

– Время стоит денег, – говорила она, протягивая мне чек, где рядом с ее именем и адресом были отпечатаны розочки.

Через пару месяцев Венди отменила уборки.

– Больше не могу их себе позволить, – сказала она по телефону, и мне показалось, что в ее слабом голосе мелькнуло сожаление.

Я не знаю, когда она умерла, но мне кажется, это произошло вскоре после того, как я перестала к ней ходить. Я часто вспоминала наши беседы за сандвичами с кофе, когда морковные палочки на ее тарелке так и лежали нетронутые; возможно, на себя она накрывала только для видимости, потому что, хоть у нее и не было аппетита, все-таки предпочитала садиться за стол не одна. Мысли о тех визитах к Венди напоминали мне не только о том, что мое время имеет ценность, но и о том, что я сама, хоть и занималась чисткой туалета и подбиранием фантиков под кустами, имела ценность тоже.

Выходные, когда Мии не было дома, зияли молчаливыми пропастями. Грант Пелла покрывал учебу только в обычный школьный сезон, а учиться летом за свой счет я не могла, так как весь заработок уходил на жилье, поэтому у меня не было домашних заданий, чтобы засесть за них, заднего дворика, чтобы там покопаться, и денег, чтобы куда-нибудь выбраться с друзьями. Простая поездка в Сиэтл или Беллингем все равно стоила слишком дорого, поэтому я просто сидела дома. Я пробовала ходить в парк почитать книгу, расстелив плед на траве, но меня начинала мучить зависть к семьям и парочкам, поглощавшим свои ланчи из корзинок, когда отцы играли с ребятишками постарше, а мамы сидели с младенцами в теньке.

Покупка, готовка и поглощение пищи стало, скорее, бременем, нежели удовольствием, поскольку питание наше было очень однообразным. Когда я могла себе это позволить, то по выходным готовила большую кастрюлю картофельного пюре и лепила из него крокеты, которые можно было потом обжарить в масле, залить яйцом и съесть на завтрак или перекус после работы. Помимо протеиновых батончиков и бутербродов с арахисовой пастой и джемом, я поглощала огромные миски лапши «Рамен». Я научилась готовить для нее собственный соус из рисового уксуса, шри-рачи, соевого соуса и кунжутного масла со щепоткой сахара. Все это стоило недешево, около 20 долларов, но я просто не могла есть лапшу с приправой из пакетиков, которые к ней прилагались. Эти громадные миски лапши с соусом были моим вариантом изысканного ужина. Я добавляла в нее жареную цветную капусту, брокколи, лук или любые другие овощи, которые продавались по сниженным ценам, а сверху выкладывала яйцо вкрутую или кусочки ростбифа, случайно попавшего на распродажу. Свежие продукты были для нас настоящим деликатесом. Я покупала только те овощи, которые стоили меньше доллара за фунт, и то лишь в начале месяца. По каким-то непонятным причинам – то ли Мия оставалась дома из-за болезни и не ходила в детский сад, и мне приходилось кормить ее завтраком, обедом и ужином, то ли она просто быстро росла и ела больше, – вторая за месяц закупка продуктов оказывалась куда скромнее, так что мы едва наполняли себе желудки, никогда не наедаясь досыта. В эту закупку я брала самый дешевый хлеб и крекеры, джем, в котором был один сахар, искусственные красители и кукурузный сироп, и этим, вместе с дешевыми готовыми обедами, мне приходилось кормить мою растущую дочь. Пару недель я не могла позволить себе кофе. Я переходила на черный чай и лила над ним слезы. Хоть я и знала, что у меня есть такая возможность, я ни разу не обратилась в продуктовый банк или за бесплатным супом. Да, питались мы однообразно, но не голодали, поэтому я не могла себя заставить туда пойти. Мне казалось, масса людей нуждаются гораздо больше.

Мия, к счастью, не обращала на это внимания, поскольку наедалась досыта – я всегда накладывала ей больше, чем себе. Однако как-то вечером я забрала дочку после детского дня рождения, куда ее водил отец, и следующие двадцать минут она восторженно рассказывала мне о празднике, на котором побывала. Но не о приятелях и не об играх – об угощении.

– Там было столько ягод, мам! – раз за разом повторяла она. – Клубника и малина, целые горы, и мне сказали, можно есть столько, сколько захочешь!

В тот вечер, уложив ее в постель, я пробежалась по Интернету в поисках фотографий, которые другие семьи из Порт-Таунсенда, побывавшие на празднике, могли туда выложить, и несколько действительно нашла. Мии на них не было, но ягоды были – и сколько! Весь стол был заставлен тарелками и блюдами с ними. Ясно, почему Мия пришла в такой восторг. Маленькая упаковка ягод стоила пять долларов и являлась для нее редчайшим лакомством, с которым она расправлялась буквально в секунды.

Еще несколько клиентов обратились ко мне за дополнительными услугами тем летом. Но наибольший их приток вызвала моя публикация на местном ресурсе с объявлениями:

Я работаю 25 часов в неделю профессиональной уборщицей, но этого недостаточно, чтобы платить по счетам

Моими конкурентами в разделе, посвященном уборке, были, в основном, супружеские пары, которые приезжали на собственном грузовичке расчищать участки и наводить порядок в доме. Также там публиковалась реклама агентств, наподобие того, где заправляла Дженни: лицензированных, застрахованных и имевших возможность предоставить сразу несколько сотрудников для большого заказа. Я не думала, что мое объявление выстрелит и принесет мне дополнительный доход, но каждый раз, когда я заново его размещала, мне поступало штук шесть звонков.

Одна невысокая темноглазая дама по имени Шерон пригласила меня сделать уборку в квартире, которую она собиралась сдавать, прежде чем туда въедет жилец. Квартира оказалась запущенной, но не ужасной, и во время предварительного осмотра хозяйка сообщила, что раньше никогда уборщиц не приглашала. Она хотела, чтобы я отмыла духовку и холодильник. Жалюзи можно было не трогать. Я попыталась прикинуть, сколько времени это займет, но на осмотр мне пришлось явиться с Мией, которая сейчас сидела у меня на руках, и я не смогла тщательно все изучить.

– Четыре-пять часов? – предположила я, отвлекшись на Мию, которая настойчиво тянулась за чем-то на буфете.

– О, я просто собиралась дать вам сто долларов, – сказала Шерон, выходя за мной в коридор, и протянула мне купюру. Секунду я смотрела на нее, без всякого выражения на лице, не зная, как поступить. Это было гораздо больше, чем я получала до того за любой индивидуальный заказ. Но она кивнула, подбадривая меня.

– Мне понравилось ваше объявление, – сказала Шерон. – Сама знаю, каково это – зарабатывать на жизнь, когда у тебя ребенок.

Она посмотрела на Мию, которая, застеснявшись, уткнулась лицом мне в плечо.

– Спасибо! – сказала я, пытаясь подавить чувство, что обсчитала клиента. – Я вас не подведу.

Усадив Мию в автокресло, я немного посидела за рулем, глядя на приборную доску.

Я справляюсь, – думала я, – справляюсь, черт побери! Я повернулась посмотреть на дочку и почувствовала, что сердце мое наполняется гордостью. Мы через многое прошли, но я вытащила нас и продолжала двигаться вперед.

– Хочешь «Хэппи Мил»? – спросила я.

Сотенная бумажка жгла мне ногу через карман штанов. Гордость распирала грудь. Личико Мии вспыхнуло радостью, и она вскинула вверх руки.

– Ура! – воскликнула дочка с заднего сиденья.

Я засмеялась, сморгнув слезы, и закричала от радости вместе с ней.