Часть вторая

Студия

Тревис дал нам месяц на выселение. Я не сказала об этом Мие – отчасти потому, что не хотела ее расстраивать, и отчасти потому, что у меня не было плана. Я разместила в Интернете объявления о поисках соседей в съемное жилье, об оплате по бартеру, о поисках комнаты. Ничего не находилось. Все квартиры, которые мне попадались, стоили больше, чем я зарабатывала. С моими доходами, составлявшими около 800 долларов в месяц, я не могла себе позволить внести платеж за первый и последний месяц аренды плюс залог. Я не могла оплачивать одновременно бензин, коммунальные услуги и жилье – даже комнату. Квартиры стоили минимум 700 долларов. О них, пусть даже однокомнатных, оставалось только мечтать. У меня не было сбережений или кредитной карты, равно как и возможности взять заем. Я никогда бы его не выплатила. К тому же мне пришлось бы вносить плату за электричество и Интернет, чтобы продолжать учиться. Пришлось бы покупать роутер. И делать еще массу вещей.

Друзья посоветовали мне поместить на странице моего блога кнопку «Пожертвование» через PayPal с простым комментарием:

Тревис велел мне съехать до конца июня. К сожалению, у меня нет денег на залог. Я открыла счет на PayPal. Даже пять долларов пожертвования будут мне колоссальной помощью. Спасибо!

Я ненавидела себя за то, что прошу денег. За то, что снова не смогла построить прочных отношений. Большинство моих знакомых не знали, что мы с Мией раньше жили в приюте для бездомных, но я все равно чувствовала, что история повторяется. Потом начали приходить сообщения от моих друзей на Фейсбуке – полные слов поддержки и любви. Люди переводили по десять, а кто-то и по сто долларов. От каждого пожертвования, большого или маленького, у меня слезы наворачивались на глаза. Я составила список покупок для Уолмарта и разместила его в своем профиле на Фейсбуке. Вскоре на адрес Тревиса начали поступать посылки с кастрюлями, сковородками, одеждой для Мии и столовыми приборами. Я пала ниже некуда, но не хотела, чтобы это совсем меня утопило. Я не собиралась снова становиться бездомной. После того, как отец рассказал всем родным, что я придумываю разные истории, чтобы привлечь к себе внимание, просить о помощи мне стало еще тяжелей. Я выставляла свою жизнь на всеобщее обозрение. Брала на себя ответственность за мои действия: в особенности за то, что вовлекла Мию в отношения, которые, как я заранее знала, не имели будущего. Я боялась, что люди могут подумать. Но дружеская помощь помогла мне немного воспрянуть духом. Я выпутаюсь из всего этого.

Когда я только переехала в приют для бездомных, то позвонила Мелиссе, одной из моих давнишних подруг, и рассказала ей о своих планах – как я буду заново выстраивать собственную жизнь. Практически все они опирались на те или иные виды социальной поддержки: продуктовые купоны, чеки дополнительного финансирования питания, ваучеры на бензин, жилье для малообеспеченных, дотации на коммунальные услуги и оплату яслей.

– Не благодари, – язвительно ответила на это Мелисса.

– За что? – переспросила я, рассматривая сквозь изношенные голубые приютские занавески оленя, который забрел к нам на задний двор. В соседней комнате сладко спала Мия.

– За мои налоги, из которых все это будет оплачено, – сказала она и повторила: – Не благодари.

Я и не поблагодарила. Вообще ничего не сказала. Я не знала, что тут можно сказать.

– Ладно, – пробормотала я, словно вдруг куда-то заторопилась. – Мия плачет. Мне надо идти.

Дверь к Мие скрипнула, когда я открыла ее. Я присела на краешек кровати и стала смотреть, как поднимается и опадает ее грудка во сне. Поначалу мне показалось, что Мелисса рада была бы нам помочь, но теперь я понимала, что все это – показуха. Раньше я не раз слышала, как она презрительно отзывалась о людях, сидевших на пособии. Или возмущалась тем, как первая жена ее нынешнего супруга жалуется на негодную социальную систему.

Я хотела бы иметь достаточно мужества, чтобы громко заявить о своих правах – как и о правах миллионов других людей, проходивших через те же тяготы, что и я: выполнявших черную работу за минимальную оплату, матерей-одиночек. Вместо этого я предпочла самоустраниться. Просто заблокировала Мелиссу у себя в Фейсбуке и постаралась не обращать внимания на комментарии в соцсетях, где негативно отзывались о людях на пособии.

«Социальное обеспечение никак не помогает», – хотелось мне сказать. Оно вообще не существует в том смысле, в котором большинство его себе представляет. Я не могу явиться в государственное учреждение и сказать, что мне требуются деньги, чтобы покрыть разницу между моим минимальным окладом и стоимостью аренды жилья. Если я недоедаю, то могу рассчитывать на пару сотен долларов в месяц на питание. Могу обращаться в «продуктовый банк». Но никто не даст мне денег на то, что действительно требуется человеку, чтобы выжить.

Пожертвования от друзей постепенно копились, и у меня набралось около 500 долларов; Тревис предложил добавить столько же. Теперь я могла позволить себе снять студию в старом домике на горе Вернон, который недавно поделили на три квартиры. Студия раньше представляла собой гостиную с прилегающей застекленной террасой. За 550 долларов в месяц мы получали ее, плюс ванную с ванной, крошечную кухоньку – но с полноценным холодильником – и вид на весь город сквозь стеклянную стену.

Мы с хозяином, Джеем, переписывались по электронной почте, и вот он предложил мне приехать и посмотреть все своими глазами. Я заехала к нему после работы, прежде чем забрать Мию из яслей. Я знала, что студия маленькая – это разумелось само собой. Но стоя там, в комнате меньших размеров, чем та, в которой мы с Тревисом смотрели телевизор, я на какой-то момент захотела развернуться и уйти. Я вспоминала квартиру, которая была у нас с Мией в Порт-Таунсенде, с видом на ярмарочное поле: с двумя спальнями, гостиной, стиральной и сушильной машинами. Здесь ничего такого не было и в помине. Я стояла посреди мрачного помещения прямо над шоссе, но даже его едва могла себе позволить.

Пол подо мной был старый, наверное, самый первый, дощатый и растрескавшийся. За раздвижными дверями начиналась застекленная терраса, выходившая на город. Под окнами шла скамья с откидной крышкой, в которую я могла бы сложить вещи, но кто-то уже убрал туда старые шторы и карнизы для них. Часть пола покрывал темно-зеленый ковер, и я попыталась себе представить, где разместится кроватка Мии и ее игрушки и влезет ли в комнату после этого мой комод. На другом конце студии находилась кухонька со шкафчиками, расставленными в форме буквы «Г», электрической плитой, холодильником и мойкой. Я прошлась от одной стены до другой. Примерно тридцать шагов.

– Отлично, – сообщила я Джею по телефону. – Сейчас я в студии. Нам она подходит.

– Вашей дочке три? – спросил он.

Оставалось надеяться, что он не передумает сдавать нам квартиру.

– Почти, – сказала я. – Но я много работаю, а на выходные она ездит к отцу.

Я подошла к окнам кухни и посмотрела на машины, пролетавшие внизу.

– Вряд ли мы будем много времени проводить дома.

Я непроизвольно задержала дыхание. Это было правдой лишь наполовину.

– Да нет, никаких проблем, – сказал Джей. – Хотите в эти выходные заехать забрать ключи? Тогда же завезете арендную плату и залог.

– А можно вносить залог в рассрочку? – внезапно спросила я, поразившись собственной решимости. Наверное, просто почувствовала, что мне все равно уже нечего терять. – Я могу выплачивать пятьдесят или сто долларов в месяц. Понимаете, пришлось переезжать впопыхах, и на данный момент у меня нет особых накоплений.

На другом конце линии воцарилось молчание. Я закусила нижнюю губу.

– Ладно, можно и так. Просто первые пять месяцев будете платить на сто долларов больше.

Я выдохнула и едва не засмеялась.

– Огромное вам спасибо. Правда.

Когда я приехала внести плату за первый месяц и забрать у Джея ключи, они с женой красили потолки в моей новой гостиной и кухне. Он оказался ничем не примечательным темноволосым парнем примерно моего возраста. Его жена, представившаяся как Мэнди, была гораздо ниже и еще худей меня. Они казались приятными людьми. Порядочными. Надежными. Наверное, трудолюбивыми и честными. По крайней мере, я на это надеялась.

– Похоже, у вас на сегодня еще много работы, – сказала я, глядя, как они скручивают раздвижную ручку для малярного валика.

– Да, – согласилась Мэнди, закатывая глаза. – Хорошо хоть бабушка с дедом согласились взять к себе детей.

– Просто программа мечты для погожего субботнего денька, – поддакнул Джей.

Они посмотрели друг на друга, и он глубоко вздохнул.

Я улыбнулась, помахала им рукой и поблагодарила, что пошли мне навстречу с залогом. Я представляла себе, как в субботу вместе с мужем крашу потолки и стены старого домика, который нам достался по наследству и который мы теперь сдаем, а мои родители присматривают за детьми. Программа мечты для субботнего денька, – подумала я, руля назад на ферму Тревиса. Надо было начинать собирать вещи, думать, чего еще нам не хватает – постельного белья, тарелок, чашек и какой-нибудь кровати для меня. Через пару дней мы могли въезжать в новую квартиру, но хозяева сказали, что я могу заглянуть и раньше, чтобы как следует там прибрать, если захочу. Оттирание грязи со шкафчиков и полов в очередном жилище стало моим регулярным ритуалом на новоселье.

Когда моя подруга Сара увидела в Интернете пост о том, что мы нуждаемся в помощи, то отправила письмо, где просила рассчитывать на нее. Я перечислила несколько предметов, без которых не могла обойтись. Она написала, что может отдать нам и полуторную кровать, на которой раньше спала ее дочь. Тревис приехал вместе со мной ее забрать. Все последнее время он никак не выражал своих эмоций по отношению ко мне. Зайдя в дом и увидев меня в слезах, он молча уходил в сарай, пока я сама пыталась справиться с отчаянием. Мы говорили только в крайних случаях, но я решила, что он согласится предоставить любую помощь, только бы скорей избавиться от меня. Я пару раз заезжала к Саре выпить бокал вина и перекусить у нее на кухне, пока Мия была у Джейми. И вот я вновь стояла у нее на пороге – сгорбленная и с опущенной головой.

– Кровать там, – сказала Сара, окидывая взглядом Тревиса. Мы прошли за ней через холл в детскую комнату.

– Покупаем дочке двуспальную. Из этой она уже выросла.

Вряд ли она поняла, что кровать предназначалась не для Мии, а для меня, но я не стала ее поправлять.

Перед уходом Сара крепко меня обняла.

– Ой! – воскликнула вдруг она. – У меня для тебя есть еще кое-что.

Сара скрылась в прачечной, а потом появилась оттуда с коробкой, которую поставила на скамью в прихожей. В коробке оказался новенький сервиз ярко-голубого цвета, как яйца малиновки, которые мы с Мией находили весной по всей ферме. Потрясенная, я прижала руку ко рту, увидев там четыре обеденных тарелки, салатницы, кружки для кофе и глубокие миски. Новые. Для нашего нового начала. Я схватила ее в объятия и горячо поблагодарила, а потом набрала побольше воздуха в грудь и потащила коробку с посудой в машину.

Начало было положено, но мне предстояла масса работы – не только чтобы переехать, но и чтобы платить за новое жилье.

Две недели я укладывала Мию спать у Тревиса, а сама набивала в машину столько вещей, сколько могла туда уместить. В новой студии я отскребала столешницы, раковины и ванну. Даже стены как следует протерла, прежде чем развесить на них несколько картин, когда-то полученных от матери. Моими любимыми были два репринта иллюстраций Барбары Лаваль из книги «Мама, ты меня любишь?», которые я помнила с детства. Традиционные аляскинские пейзажи напоминали мне о счастливых временах, когда мы всей семьей ездили на летнюю рыбалку, набивая морозильник в гараже лососем и палтусом. Студия была крошечная, не больше тридцати квадратных метров, с десятью большими окнами – восемь в спальной зоне и два в зоне с деревянными полами, – так что поверхностью стен следовало распоряжаться с оглядкой. Я старалась не слишком критично относиться к своему новому жилищу, как некогда в приюте для бездомных. Это просто был для нас небольшой старт. Правда, Мия могла воспринять все по-другому.

Я возвращалась к Тревису ближе к полуночи, когда он уже спал, и укладывалась на диване под пледом. За неделю до третьего дня рождения Мии я расставила в студии всю мебель и подготовилась к переезду. Я решила перебраться туда в выходные, пока Мия у Джейми. Тревис с другом помогли мне перетащить тяжелые вещи, даже разобрали и собрали кроватку, которую его родители подарили Мие. Кроваткой они занимались, пока я убирала в Фермерском доме, а Мия была в яслях. Она еще не знала, что сегодня я ее заберу, отвезу к отцу, и мы никогда больше не вернемся в дом, к которому она так привыкла за прошедшие полтора года. Я предпочла бы сделать все сама, не обращаясь к Тревису за помощью, но недавно на работе я повредила спину, неосмотрительно взявшись передвигать кровать. Мне приходилось принимать по 800 мг ибупрофена два-три раза в день, чтобы продолжать работать; физическая боль немного отвлекала меня от душевных страданий из-за дочки.

Вечером субботы я переехала в новый дом. В воскресенье все игрушки Мии были разложены по корзинкам, а наши вещи аккуратно развешаны по шкафам. Когда я забрала Мию и привезла в нашу маленькую студию, то надеялась, как любой родитель, что ей там понравится. Надеялась, что у нее возникнет ощущение дома, собственного жилья, но она огляделась по сторонам, заглянула в ванную, а потом попросила отвезти ее на ферму, к Тревису.

– Мы остаемся здесь, дорогая, – сказала я, гладя ее по волосам.

– Тревис приедет к нам? – спросила она. Мия сидела у меня на коленях, на полуторной кровати, которую подарила Сара.

– Нет, – ответила я. – Тревис будет жить у себя. Он спит там. А мы спим здесь. Это наш дом.

– Нет, мама, – воскликнула она. – Я хочу к Тревису. Где папа Тревис?

Она начала рыдать, прижавшись ко мне, раздавленная грузом ее маленького разбитого сердечка. Я просила прощения и плакала вместе с ней. Я клялась себе быть более осмотрительной. Я могла делать все, что вздумается, с собственным сердцем – но только не с ее.