Книга: Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями]
Назад: Глава II Песня небес
Дальше: Глава IV Хранитель леса

Глава III Железный лик

февраль 400 года от Коронации
МИХА АТМОС, СЫН АЛАНА АТМОСА
1
За три дня до турнира слег Тинкин.
Утром, спустившись к завтраку, Миха увидел Дериха и Дана с вытянувшимися лицами. Они заметили Миху не сразу, переговариваясь между собой.
— Опять? — спрашивал Дерих.
Он был весь в снегу, на воротнике таяли льдинки. Брат Дана ночь напролет пропадал у Друза.
— Опять, — Дан сплюнул, ударил кулаком по ладони. — Началось за полночь, бедняга стучал мне в стену. Я просидел с ним почти до рассвета, было худо, но терпимо. С рассветом вроде уснул, полегчало. А сейчас все по новой и в три раза сильнее.
— Ай, беда.
Сверху донесся полувопль-полустон. Дан и Дерих одновременно повернули головы, увидели Миху. «Сейчас погонят меня взашей», — подумал Миха. Но вышло не так.
— Малый, давай быстро за водой, — распорядился Дерих.
Он протиснулся мимо Михи, затопал по ступенькам наверх. С обшлагов его куртки летели брызги.
— Тинкин заболел, — пояснил Дан. — Сходи за водой, пожалуйста, его надо обтереть и напоить. У парня жар. Ведро на кухне.
Миха бросился за ведром.
2
Набрав талой воды из колоды за домом, Миха с пыхтением втащил ведро наверх. Дверь в комнату Тинкина была распахнута. Даже в коридоре были слышны скверные запахи — пота, скисшей браги, рвоты. Зажимая нос рукавом, Миха вошел, поставил ведро на пол.
Тинкин одетым лежал на разобранной кровати. Двумя руками он сжимал свой посох, притиснув его к груди. На белом лице горели пятна лихорадочного румянца.
— Давай воду сюда, — Дерих показал рукой к изголовью. — У него жар, буду его обтирать. А ты помоги Дану раздеть парня.
Тинкин застонал сквозь зубы. Стон был исполнен такой боли, такого страдания, что у Михи похолодела спина.
— Что с ним? — спросил он.
Дерих молча нагнулся, окунул в ведро тряпицу.
— Лихорадка, — пояснил Дан. — Где-то на юге он ее подхватил, все никак не выведем. Чуть простынет, и все по новой.
— Вы болтать будете, уважаемые? — прикрикнул на них Дерих. — Или все же делом займетесь?
— Давай, Миха, я буду его держать, чтобы не взбрыкнул, — Дан осторожно прижал Тинкина к кровати огромными ладонями. — А ты тащи с него сапоги.
Миха послушно принялся расстегивать многочисленные пряжки на ботфортах сквайра. Дерих отжал губку и бережно положил на лоб Тинкина.
Тинкин снова застонал. Его худое тело неожиданно выгнулось дугой, да так, что даже силач Дан не смог его удержать. Ногой Тинкин едва не свернул Михе нос.
— Тише, тише, — Дан изо всех сил сдерживал брыкающегося товарища. На покрасневшей шее великана вздулись жилы.
Внезапно Тинкин перестал биться, только дрожал крупной дрожью. Его глаза широко открылись, сверкнув выкаченными белками. И он забредил.
— Опять горит дубрава, — говорил он. — В ее пепле зреет предательство, как черное яйцо мантикора. Слеп доверившийся носителю ядовитого жала. Слова клятвы развеет ветром, и кровь прольется. Кровь прольется. Кровь прольется.
Голос Тинкина стал чужим, скрипучим. Слепой взгляд буравил потолок, тщась прозреть его и увидеть хоровод звезд над Паромом.
— Слышу их шаги, — хрипел Тинкин. — Они идут на восход, на восход черной звезды. Она указывает им путь, вечно голодная пожирательница миров. Они уже рядом, я слышу их шаги за стеной.
— Ты что, дружище, — увещевал Тинкина Дан. — Это ты деда Ойона разбудил, он за стенкой шаркает.
Тинкин его не слышал. Он застыл в каменной неподвижности. Жили только пальцы, перебирая узор зарубок на посохе.
— В проклятой земле спит сердце стража небес и спят исчадия разрушения. Мертвый властелин ждет наследника ледяной короны. И он дождется.
«Это не простой бред, — подумал Миха. — Я видел в снах то, о чем он говорит».
— Я вижу троих. Безликий наследник проклятия, однорукий король и человек с ледяным сердцем — они то-же близко. Я вижу…
Что здесь происходит? — раздался голос деда Ойона.
3
— У нашего парня лихорадка, — Дерих недружелюбно глядел на старого тангу.
Дед Сова вошел в комнату, потянул воздух крючковатым носом.
— Не похоже, — усомнился он.
— А на что похоже, по-твоему? — набычился карлик.
— Похоже, что он говорит с духами.
Дед Ойон подошел к кровати. Наклонился над бормочущим Тинкином, вгляделся в лицо сквайра.
— У него есть дар, — сказал тангу. — Ваш друг от рождения отмечен. Его душа — душа шамана. Но тело — тело совсем не готово.
— Слушай, старик, завязывай, — начал Дерих, но Дан прервал его, положив руку на плечо.
— Говори дальше, лесовик, — сказал великан.
— Его тело — тело воина и охотника, но не шамана. Воину нельзя говорить с духами. Духи заберут у него разум, выманят душу из тела и поселятся в нем. Хорошо, если на время, а могут и навсегда.
— И что нам делать?
Дед Ойон на секунду задумался.
— Для начала забрать его палку. Он нащупывает ею дорогу в мир духов.
— Ха, — Дерих усмехнулся. — Забери, попробуй. Когда на Тинкина находит, даже мы с Даном не можем вырвать у него Осу.
Дед Ойон взял тряпицу, которой Дерих обтирал лоб Тинкина. Обернул ею руку и осторожно взялся за палку сквайра. Словно почувствовав его прикосновение, Тинкин в бреду сжал Осу так, что костяшки посинели.
Не отпуская посох, дед Ойон наклонился к самому уху Тинкина и прошептал несколько слов.
Руки Тинкина неуверенно разжались. Он выпустил Осу. В то же мгновение с ним произошла удивительная перемена. Все тело расслабилось, глаза закрылись. Он задышал глубоко и ровно.
Миха едва не прыснул, глядя на одинаково изумленные лица Дериха и Дана. В этот момент они были действительно похожи на братьев.
— Что ты ему сказал? — выдавил Дерих.
Дед Сова подобрал упавшее на пол одеяло и тщательно завернул в него посох Тинкина.
— Я позвал его к нам, — просто объяснил он. — Позвал именем, которое дала ему мать. Он был всего лишь на полдороге в мир духов, имени хватило сил указать ему обратный путь. Еще немного, и я бы опоздал. Вокруг нас лежит тайга. В ней много древних и могучих йоро — духов, которые бы охотно поселились в теле молодого воина. Изгнать их было бы непросто. Да и разум вашего друга вряд ли пережил бы схватку за тело.
— Ты айоро-хатыр, — сказал оправившийся Дерих. — Шаман-духоборец. Не думал, что встречу одного из вас.
Дед Ойон скосил желтый глаз на Миху.
— Я усталый старик, — сказал он. — Старик, которого лишили сладкого утреннего сна.
Тангу порылся в поясной торбе, протянул Михе ладонь с пригоршней медяков.
— Сходи на площадь, — сказал Ойон. — Там сегодня будет интересно.
Миха собрался было спорить, но, как часто бывало в разговоре с дедом Ойоном, слова застряли у него в глотке. Он безропотно взял монеты, ссыпал в карман и вышел из комнаты.
Уже ступив на лестницу, он слышал, как дед Ойон говорит Дану с Дерихом:
— Отнесите палку в подвал и в ближайшие дни не давайте ему к ней прикасаться. Уж очень непростая у вашего друга палка.
4
— Прогнал меня, — бушевал Миха по дороге на площадь. — Медяками откупился. Секретики свои прячет шаманские. Будто я не знаю…
Тут Миха осекся. Он и вправду не знал никаких секретов Деда Совы. Был ли Ойон шаманом — об этом напрямую не говорил ни отец, ни учителя. Сверстники Михи, как и он сам, считали колдунами скопом всех тангу с их умениями говорить с собаками, предсказывать погоду и видеть в кромешной темноте.
Об Ойоне ходили разные слухи, но большинство поселенцев считали его безобидным старым чудаком. В таежном же слове «айоро-хатыр», которым Дерих назвал деда Ойона, слышалось что-то истинное, грозное.
«Духоборец», — повторил Миха другое слово, оброненное карликом-механиком.
Борется, стало быть, с духами. Как борется? Чем? Руками? Клюкой их своей колотит? Миха задался целью разузнать как можно больше про айоро-духоборцев. С мыслью начать узнавать прямо сейчас он дошагал до площади. Где и застыл с открытым ртом. Мысли про Ойона-хатыра, лихорадку Тинкина, про все на свете высыпались из Михиной головы.
Вместе с Михой стояла и глазела добрая половина населения Парома. Благо поглазеть было на что.
5
Из улицы, ведущей к городским воротам, выкатывался настоящий полоз. Как выглядит полоз, Миха помнил из саманского детства, это было одним из немногих четких воспоминаний. Только «Серебряный лось», курсировавший между крайней северной станцией — Ключами и Саманом, нуждался в рельсах, а полоз, навестивший Паром, громыхал прямо по обледенелой мостовой.
Перед паровоза, тащившего состав из трех вагонов-шатров, был украшен огромной маской Арлекина. Когда паровоз подал гудок, распугивая зевак, глаза Арлекина вспыхнули, а из разинутого в хохоте рта вырвалась струя дыма.
Состав допыхтел до середины площади и остановился. С бортов паровоза и из вагонов-шатров посыпались проворные люди в разноцветных трико. Они принялись голосить во все горло, ходить колесом, глотать шпаги, дышать огнем, жонглировать булавами и передразнивать прохожих.
Мимо Михи пробежал горбун в фиолетовом плаще, расшитом хохочущими звездами и полумесяцами. Его ноги вдруг удлинились, вознося горбуна на высоту второго этажа. Прежде чем полы плаща размотались до земли, скрывая секрет, Миха увидел, что горбун ловко балансирует на складных ходулях.
Обернувшись к Михе, горбун важно кивнул и зашагал над толпой гигантским богомолом. Взмахивая рукой, он разбрасывал по сторонам маленькие листочки. Один из них Миха поймал на лету.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ПРЕДСТАВЛЕНИЕКОРОЛЕВСКОГО ТЕАТРА КУКОЛ!СЕГОДНЯ ВЫ УВИДИТЕ
«Озерный Король» — пьеса марионетокв трех действиях с двумя антрактами «Ведьма и Часовщик» — представление театра тенейв двух действиях с одним антрактом
ПРИГЛАШАЕМ ВАС В КРАСНЫЙ ШАТЕРВХОД ВСЕГО ЧЕТЫРЕ МЕДНЫХ СОЛАДЕШЕВЛЕ ТОЛЬКО ДАРОМ
Миха разволновался. Всякий мечтает попасть на представление Королевского Театра. Всякий мечтает, а он, Миха, попадет. Повезло, что и говорить.
Нащупывая в кармане деньги, Миха принялся проталкиваться сквозь толпу к волшебному полозу.
6
Над шатрами-вагонами поднялись цветастые флаги. Между флагштоками натянулись тросы, увешанные фонариками. Второй шатер раскрылся, как раковина моллюска. Внутри обнаружился целый кукольный город! Среди домов высотой в локоть сновали крохотные жители, ездили кареты и повозки. Башенки подмигивали друг Другу гелиографами, отправляя «солнечные письма». Грозный паровоин в две ладони вышиной топтался у стены, пуская дым из наплечных труб. Дети вопили от восторга, тянули родителей поближе к шатру.
На пути Михи попалось особо плотное скопление народа. Потолкавшись с минуту, Миха понял, что дело гиблое, и решил идти в обход. Рядом с ним случился рослый господин в куртке из гладкой кожи с меховым воротником. Вся нижняя часть лица господина, чуть не по брови, была замотана черным шарфом. Его левый глаз скрывался под широкой черной повязкой. В каштановом ежике серебрились снежинки, шляпы он не носил.
— Не знаешь, что тут творится? — спросил господин у Михи. — Почему народ стал?
Миха пожал плечами. За него ответил один из зевак:
— Тут сейчас бесплатное представление будет. Про Опаленного Мурида, капитана Железноликих.
Миха понял, что спектакль в красном шатре для него откладывается.
— Про Кассара, — протянул господин в кожаной куртке. — Вот это интересно. Придется поработать локтями.
Он повернулся к Михе, потирая бровь над единственным глазом. Несмотря на увечье, было в нем что-то располагающее. Миха решил держаться к одноглазому поближе.
Увы, в толпе это оказалось не так-то просто. Когда помятый, сполна отведавший острых локтей Миха оказался в первых рядах зрителей, рослого господина поблизости не наблюдалось.
Миха, правда, быстро о нем забыл. Началось представление.

 

В двух шагах от Михи стояла ширма. Изображенные на ней хмурые леса и высокие горы долженствовали изображать юг Акмеона, край поэтов, мудрецов и завоевателей. Солнце с лицом сурового старика пряталось за Отца-Древо на одном краю ширмы, на другом девица-луна купала косы в морских бурунах.
Над ширмой кланялись толпе куклы-перчатки, надетые на руки невидимого кукловода. Кукла слева изображала знатного господина в богатом кафтане и плаще — черном с оранжевой каймой. Черные волосы куклы делила пополам седая прядь. Кукла справа была одета в черный с оранжевым мундир и офицерскую каску с плюмажем.
Голос за ширмой начал рассказывать историю.

 

У одного лорда был верный слуга. Ходил с лордом в походы, собирал для него подати, защищал его землю от недружелюбных соседей.
Звали слугу Мурид Кассар, и с молодости ходила о нем слава как о знатном бойце. А лорд был у него молодой баронет Майра, будущий хозяин Полеса.
Службу свою Кассар знал. Кукла в офицерском шлеме от души дубасила деревянным мечом меднопузых латников и грязных пейзан. Баронет навешивал за это Кассару кукольные ордена, дарил конячку с головой на палке и жаловал валитской ковки меч с рукоятью, усыпанной рубинами.
Но не по сердцу верному слуге были награды. Была у Кассара тайная мечта. И не какая-то там стыдная, о которой даже в солдатском борделе вслух не заговоришь. А все же не доверял ее гордый южанин никому, хранил под сердцем.
Мурид Кассар, безродный рубака, мечтал стать лордом Кассаром, мечтал о гербе и собственном замке. Среди воинов дома Майра не было ему равных ни в стрельбе, ни в сече. Но перед самым распоследним межевым лордиком надлежало Кассару обнажать голову и мести землю капитанским плюмажем.
Под хохот толпы кукла Кассара сгибалась перед кичливыми дворянами, и рука кукловода передавала трепет сдерживаемой ярости. В бою он стоил сотни таких лордиков, но по праву рождения он был никем, а они солью земли. Владей его отец даже крохотным наделом, Мурид Кассар мог считать себя ровней хоть барону Майра, хоть Исчезнувшему Королю. В земле таился ключ к власти и почестям.
Баронет Стеван Майра, чей отец с каждым днем слабел от неведомой болезни, мог дать Кассару землю. И украсить его герб вензелями подходящего титула. Потому Мурид служил баронету верно, выполняя любые, подчас кровавые и отвратительные поручения.
Он сжигал деревни, задержавшие уплату подати, а жителей продавал островным пиратам. Он, переодев своих солдат разбойниками, отбирал товары у купцов, следовавших через земли барона Майра. Кассар разрушал замки соседей, опрометчиво ссорившихся со злопамятными Лордами Пепла. О, с немалым удовольствием предавал он мечу родовые гнезда, вырывая Сердечные Камни из груди своих жертв. Больше они не будут кичиться перед ним ветвистым деревом родословной. Дерево он сроет под корень, а землю разрушенного поместья засеет солью.
Как вам такая игра со словами «соль земли», милорды?

 

Настал день, и Мурид Кассар поделился своей мечтой, своей тайной, с хозяином, баронетом Майра.
— Я служил тебе верно, — сказал Кассар. — Верность заслуживает награды.
— Проси, — милостиво кивнул Стеван Майра головой, надетой на указательный палец кукловода. — Но помни, что хорошо просит тот, кто просит мало.
— Я прошу у тебя немного, господин. Дай мне земли, самую малость. Хоть пядь. Дай мне назваться лордом, и я добуду остальное — золото и парчу, мрамор и кость. Но от тебя я прошу лишь крохотной милости. Твои земли велики, а со смертью твоего отца разрастутся впятеро. Мне не нужны пастбища и дубравы, реки, полные рыбы, и рудные карьеры. На самом бесплодном наделе я прошу клочок размером с ладонь. Чтобы достало воткнуть древко и поднять флаг. Остальное я добуду мечом у твоих врагов. Уважь мою мольбу, и я на крови и хлебе поклянусь тебе в вечной верности. Мои внуки будут служить твоим внукам, как я служу тебе. Дай лишь им возможность носить мое имя с высоко поднятой головой.
Задумался Стеван Майра. Понял он, что службу свою нес Кассар лишь ради этой просьбы. Откажешь — обидится смертной обидой. Согласишься — попробуй удержи новоиспеченного лорда на службе. Ему ли, Лорду Пепла, не знать, что клятва живет, пока жив тот, кто ее принимал.
— Я дам тебе землю, — сказал баронет. — Но сможешь ли ты удержать ее? Есть ли у тебя сила?
— Мой господин сомневается в своем покорном слуге?
— Мне нужны доказательства. Ты хорош в мужицкой черной сшибке, в крови и в грязи. Но будешь ли ты хорош в благородной войне, там, где сходится огненосная рыцарская сталь?
У кукол нет зубов, чтобы их стискивать, но человек за ширмой мастерски играл голосом.
— Как же, мой господин, я докажу тебе, что благородная война мне по плечу? Ведь я и прошу у тебя землю, чтобы стать вровень с Рыцарями Огня.
Ответ у Стевана Майра был готов заранее.
— Есть место, где указом Исчезнувшего Короля сын крестьянки равен сыну герцога. Мерой там служит не величина надела и не родовитость предков, но доблесть и воинское искусство.
— Мой господин, ты говоришь…
— Я говорю о Турнире Чаши, Мурид. Зимний турнир в Кострах. Ты одержишь в нем победу и докажешь свое право на землю и титул.
— Да будет так, — сказал Мурид Кассар, перчаточная кукла, возжелавшая стать лордом.

 

Стеван Майра лукавил. Не нужны ему были доказательства воинской доблести Кассара. Доказательств он видел предостаточно. А нужно ему было, чтобы Кассар отказался от своих притязаний.
Ведь это только на словах Турнир Чаши — благородное состязание равных. Может, оно и было так, когда Озерный Лорд учредил Турнир среди рыцарей всего Акмеона. С тех пор минуло четыреста лет, многое поменялось. Главный приз Турнира, переходящая Чаша Мира, превратился в потускневший символ. Претенденты вожделеют куда более лакомый кус — титул Лорда-Покровителя города, в котором проходит турнир. Единожды завладев им, они не отступятся просто так, пойдут на все, чтобы удержать завещанные Озерным Лордом привилегии. Тут и подкуп, и интриги, и даже ножи наемных убийц.
Не стоит забывать, что для участия в Турнире потребуется собственный паровой доспех и команда из опытного механика и сквайра. А доспеху нужны топливо и смазка, снаряды для пушек и запасные части, чтобы чиниться между схватками. На все потребуются деньги, и немалые.
Вот и получается, что турнир для всех, а сражаются и побеждают в нем одни и те же. Да, престижно войти в Котел, скрестить мечи с именитым чемпионом. Будешь потом внукам показывать царапины на броне: «Это меня в год Седла и Кремня рубанул Алый Рыцарь, да так, что ножные шарниры в пыль разлетелись». Будешь показывать, коли доживешь.
Если же Муриду Кассару хватит упорства и награбленного в походах золота купить паровоина, сколотить команду и явиться на Турнир… Что же, Стеван Майра будет ждать его на своей «Саламандре». Как верный вассал, Мурид не посмеет выступить против своего лорда, приспустит знамя и уйдет, не выполнив условия.
Стеван Майна ошибся. Кассар посмел.

 

Он шел к финальной схватке как одержимый. Фаворит Турнира, сын Лорда-Покровителя Костров выбыл из борьбы за Чашу после поединка с Кассаром. Чудом остался жив, как говорили.
Жребий разлучил лорда и слугу на стезе поединков. Но венец Турнира — бой всех против всех. Инсигнии Кассара и Майра на доске участников шли к последнему сражению вровень. Все это время баронет мог надеяться, что его вассал не замыслил дерзость, а положился на удачу. Авось булава заезжего «Крушителя» вышибет милорда из Турнира. Вот и не придется идти на попятную.
Если Кассар и мыслил так, то после выкрика герольдов, провозгласивших участие его и Стевана Майра в финальной схватке, он изменил решение. В последний день Турнира Южной Чаши они вступили в бой за нечто большее, чем приз, завещанный Исчезнувшим Королем.

 

Куклы скрылись на секунду за ширмой и вернулись в образе перчаточных паровоинов. Огнедышащей «Саламандры» Стевана Майра и брызжущего кипящим ядом «Василиска» Мурида Кассара.
Удивительно было искусство кукловода, сумевшего передать громовой танец боевых машин. И то, что в каменном Котле они были не одни, что вместе с ним сражались полдюжины других паровоинов — тоже донес до зрителей волшебник-кукловод. Конечно, он глумился, он высмеивал, кривлялся на потеху толпе. «Василиск» пускал зеленый пар со звуком опорожняющегося от газов брюха. «Саламандра» таранила соперника рогатой головой с серьезностью козы, бодающей плетень. Зрители корчились от смеха. Хохотал и Миха, но в душе он готов был отдать все, чтобы оказаться на том Турнире.
Увидеть своими глазами, как капитан Мурид Кассар поверг баронета Майра. История, которую не стыдно раз за разом повторять своим внукам.

 

Победа в Турнире досталась Кассару немалой ценой. Таранный бивень Стевана Майра пробил самое уязвимое место «Василиска», бак с ядовитой смесью. В любое мгновение кипящая жидкость, растворяющая плоть и доспехи, могла хлынуть в кябину. Ушлый претендент на Чащу из числа вассалов Савина оторвал штурмовой клешней правую руку паровоина.
Но Кассара было не остановить. Переступив через разломанный корпус «Саламандры» Майра, он разметал остальных соперников. И водрузил свое знамя в центре Котла. Бумажный флажок с выдуманным гербом несуществующего дома Кассаров.
Совсем недолго осталось ему быть несуществующим. Ведь условие лорда Майра выполнено. Сам лорд, помятый, но живой, испепеляет победителя взглядом с трибун. Зрители рукоплещут. Самая красивая из девушек Костров выносит грамоту, удостоверяющую победу подателя сего в Турнире Южной Чаши и его право на титул Лорда-Покровителя Костров. Не шутка, между прочим. Скромный поселок, основанный во времена освобождения Юга от эрвидоров, ныне крупнейшая в Оправе Рубина станция железного пути. Через Костры идет торговля с Серединными Землями и Севером, следуют военные составы, путешествуют послы и шпионы. Почетно и доходно быть Лордом-Покровителем Костров.
Девица выносит и сверкающую золотом Чашу Юга, символ вечного мира на Акмеоне. Память об Исчезнувшем Короле. Победитель должен испить из Чаши родниковых вод и поклясться хранить покой напоившей его земли.
Мурид Кассар отстраняет чашу. Он расталкивает онемевшую толпу и идет к Стевану Майра, едва спасшемуся из разбитой «Саламандры».

 

— Я победил, — сказал Кассар.
— Слава и честь победителю, — кривлялся за ширмой кукловод.
— За тобой обещание, мой господин.
— Какое обещание? — удивился баронет Майра.
— За победу в Турнире ты обещал мне землю и титул, — терпеливо напомнил Кассар.
— Ужель так? — глумился Стеван.
Капитан Кассар не выдержал.
— Ужель мои удары отбили твою память, господин мой? Я сказал: «Дай земли мне хоть пядь». Твой ответ был: «Докажи свою доблесть, одержав победу в Турнире, докажи свое право на землю».
Не стоило бередить оскорбленную гордость Рубинового Лорда, будить родовую ярость.
— Ах, пядь, — процедил Стеван Майра. — Ну, так получай!
И размашистую пощечину он отвесил Муриду Кассару!
Страшен удар носителя Рубина. Голова куклы-Кассара вспыхнула под восхищенный рокот толпы. А потом толпа захохотала, провожая уползающего прочь посрамленного Кассара. Не по зубам оказалось ему спорить с разгневанным лордом Савина. Даже Чашу с грамотой забыл он прихватить с собой.
Среди смеющихся горожан Миха заметил давешнего одноглазого господина в кожаной куртке. Он смеялся, хлопал руками по коленям, восхищенно подпихивал локтями соседей. Перехватив взгляд Михи, он подмигнул сыну Атмоса.
— С тех пор и зовут меня Паленым Муридом! — выкрикивала кукла с почерневшей головой. — С тех пор странствую я, поклявшись отомстить лживому Стевану Майра и извести его проклятый род.
— Маску! Морду железную свою надень! — кричали ему из толпы. — Позор свой спрячь, Паленая Рожа!
— Пядь! Пять он ему дал! Нет, ты слышал?! — надрывался рядом с Михой ремесленник с медным нагрудным знаком Братства Лудильщиков. — Умора!
— Господа, — услышал Миха звенящий голос. — Помогите, кто сколько может, бедным артистам!

 

Сегодняшний день запомнится Михе по разным причинам надолго, если не навсегда.
Но только она станет постоянной гостьей его снов, вытеснив из них постепенно охотницу Хатэ и даже морозное видение отца, погибающего и возрождающегося от рук Хозяев Кагалыма.
Она была ровесницей Михи или немного старше. Тонкая, как струна, в своем трико, расшитом золотыми звездами. Ее лицо, пусть тронутое усталостью, светилось внутренним светом. Больше всего Михе запомнились волосы — цвета зимы, цвета голубой таежной хвои и рассветной полоски у края небес. Они спадали непослушными прядями на лоб, и она поддувала их вверх, смешно оттопыривая губу.
В руках она несла холщовый мешок, в котором призывно позвякивали монеты.
— Сказали же — представление бесплатное, — заворчал всей недовольной утробой ремесленник. — Пойди прочь, попрошайка.
Злясь на невежу и стремясь как-то смягчить для нее обидные слова, Миха высыпал в мешок девочки почти все свои медяки. Глядя ему в глаза, она наклонила очаровательную головку набок и церемонно присела.
— Благодарю вас, — пропела она и упорхнула туда, где тянулись новые и новые руки с монетами. Ее легкое очарование подействовало не на одного только сына Атмоса. Мешок наполнялся быстро.
Миха смотрел ей вслед и все подыскивал слова для ответа. «Не за что». «Для тебя все, что угодно». «Как тебя зовут?»
Да, пожалуй, «Как тебя зовут» было лучшим ответом. Жаль, что он пришел в голову так поздно, когда девочка уже скрылась в толпе.
Понурившись, Миха побрел в сторону красного шатра. Может, его утешит представление?
7
Будь Миха искушенной саманской матроной, он бы сказал: «Спектакль оставил смешанное впечатление». Случись ему оказаться хамонским повесой, пресыщенным и повидавшим всякого, он бы сморщился, оттопырил брюзгливо губу: «Ах, полноте, судари мои. Такая чепуха нынче в моде».
Но Миха оставался собой. Потому на выходе из красного шатра он от души плюнул в снег. Жаль было потраченного времени, жаль было четырех медяков.
Первое представление — «Озерный Король» — уже началось, когда Миха протолкался в шатер. Увы, местечка присесть не нашлось, да и стоять, по правде говоря, было негде. Все первое действие Миха провел в поисках места, откуда было бы видно сцену, а не широкую спину в полушубке или дамскую меховую шапку. Отдавив три дюжины ног и наполучав болезненных тычков, он такое место все же обрел. Тут как раз Орда первый раз пошла на штурм Хамона, отчаявшиеся жители взмолились озерным духам-покровителям, и на цветке лилии из вод поднялся рыцарь в голубом и белом. Объявили антракт.
Повергая Миху в изумление своей изворотливостью, по залу засновали коробейники. Продавали тянучки, баранки с бубликами, свистульки. Промеж зрителей и коробейников справляли свою работу щипачи-воры. То и дело над толпой поднимался вопль очередной жертвы, нащупавшей обрезанные веревочки вместо кошеля. Толпа отвечала гоготом, чужая беда всегда в радость.
Объявили второе действие. Тут, к несчастью, Миха увлекся мыслями о девочке в трико с золотыми звездами. И как ей не холодно на лютом паромском морозе? Работает ли она в театре или промышляет уличной артисткой?

 

За своими мыслями Миха не заметил, как Озерный Рыцарь собрал городское ополчение и отбил приступ Ночной Орды. Не теряя времени, он отправился на поклон к ближайшим соседям — северным барам — и предложил им союз.
Чтобы завоевать доверие непреклонных горцев, Лорд Озера принял участие в Хар Морхам, воинском празднике, на который съезжаются все племена Соленых Гор. Одного за другим он победил в состязаниях одиннадцать лучших воинов-баров, одиннадцать вождей горных кланов. По обычаю Хар Морхам победитель может забрать у побежденного жизнь вместе со всем его достоянием — домом, женой, властью над соплеменниками. Или побрататься с ним навечно.
Озерный Лорд мог одним махом стать повелителем одиннадцати сильнейших кланов Гор Вериди. Но он предпочел обрести одиннадцать братьев, преданных ему до гроба. Лучшие сыновья тех одиннадцати племен по сей день служат Хамону, из них состоит легендарная тронная гвардия, «черноголовые».
Усилив свою армию свирепыми барами — мечниками, всадниками на йотунах и боевыми мамонтами, — Лорд Озера двинулся на юг. Он не спешил вновь бросать вызов Ночной Орде, слишком неравны были силы. Вместо этого он искал новых союзников среди вольных горожан Серединных Земель и среди рыцарских Орденов Юга.

 

Управители Самана без раздумий пошли на союз. Давние разногласия с Хамоном не могли затмить близость Проклятого Толоса, где высилась ледяная Башня Великого Тангу.
Гордый Валит колебался дольше. Братство Пушкарей взялось противопоставить Орде неслыханное количество дальнобойных «скорпионов» и многоствольных «скоробоев». Но когда эрвидоры промчались по улицам Валита огненным вихрем, взрывая пороховые склады, Управители сами прислали к Озерному Лорду послов. Пушки и ружья были бессильны против порождений Ярости. Солнечной же Булавы спасителя Хамона эрвидоры боялись, как и саллахи, как и тангу.
На прибытии послов в ставку Озерного Рыцаря и скреплении союза Россыпи печатями трех великих городов Миха твердо решил смотреть остаток спектакля внимательно. К несчастью, он тут же обнаружил себя меж двух огней. Слева две купеческие дочки — нарумяненные, напомаженные, в шубах с лисьими хвостами. Справа два школяра, из которых прыщами лезет зарождающаяся мужественность. Школяры решили произвести на дочек впечатление и затеяли ученый диспут.
— Согласно Аросу и Мад, — говорил один, поднимая нечистый палец, — заключению союза с Валитом предшествовала битва в Ключах, после которой Озерный Лорд был вынужден искать союза орденских армий.
— Ссылаешься на «Хроники былого»? — хмыкал второй, косясь на дочек. — Однако, ретроградствуешь. А ведь досточтимый Пригода из Хамонской Академии еще в прошлом году доказал…
— Досточтимый Пригода — дурак! — возвысил голос первый.
Девицы хихикнули. Воодушевленный школяр продолжал:
— Дурак и, хуже того, враль. Чего еще ждать от выкормыша Наместника, кроме как желания вымарать заслуги Орденов из войны с Ордой?
— Изволишь ответить за свои слова о ректоре Академии? — недобро сощурился второй.
Вопрос, видать, был затронут важный. В момент были позабыты даже дебелые прелести дочек.
— Изволишь лизать зад хамонцу? — первый еще сильнее поднял голос. На него шикали со всех сторон. — Так далековато, не дотянешься языком-то.
Бац! Второй без лишних слов съездил оппоненту кулаком в грудь. В лучших традициях прославленной Хамонской Королевской Академии, где мало какой диспут обходился без побоев.
Бух! Первый школяр твердо решил отстаивать честь паромской гимназии, отвергавшей ревизионистов из Хамона в пользу традиционалистов Университета Акмеона в Самане. Он ткнул перебежчика во вражеский научный лагерь кулаком в бок и наподдал ему по лодыжке.
Второй школяр утерял от удара часть бойцовского пыла и пенсне, носимое им в подражание досточтимому Валу Пригоде. Нагнувшись за упавшими стеклами, он обнаружил, что первый школяр не замедлил обрушить на них каблук.
Пенсне, стоившее двухмесячного содержания гимназиста, жалобно сказало «хрусь» и перешло в пространство идеальных и потому несуществующих образов, которое философская посттолосская школа именует «эйдетическим».
— Ах ты, сволочь! — взвизгнул последователь Пригоды.
Научный диспут грозил закончиться кровопролитием, но тут в противостояние исторических парадигм вмешался беспристрастный судья. Плебс, равнодушный к ревизионистам и традиционалистам, в лице плечистого работяги в кожаном фартуке. Вытянув жилистые ручищи, он сграбастал драчунов за загривки и приложил их головами друг к другу. Головы родили глухой стук, глаза школяров закатились, и они тихонько обмякли у стенки.
Увы, для Михи второе действие спектакля было безвозвратно потеряно. Вновь объявили антракт.

 

В третьем действии, самом увлекательном по замыслу автора, Озерный Лорд становился нареченным Королем и добивался клятвы верности от лордов четырех Орденов. Добивался проверенным уже способом — повергая будущего союзника в поединке.
«Просто же решались дела», — подумал Миха. На сцене сшибались кукольные всадники на кукольных конях. С треском ломались кукольные копья. Озерный Рыцарь дарил жизнь Ингиду Савина и протягивал ему руку, помогая встать. Непобедимый мечник Вирин Тойво признавал свое поражение и опускался на колено перед спасителем Хамона. Вместе с ним преклоняла колени армия Воинов Изумруда.
Михе нестерпимо, просто жгуче захотелось до ветру.

 

Пока он сбегал, пока нашел укромное местечко, пока добрался обратно до шатра, третье отделение уже кончилось. Он так и не узнал чем. Победой над Ночной Ордой у подножия Отца-Древа, надо думать.
Получилось, что из всего спектакля Михе больше всего запомнилось необычное устройство сцены. Она вертелась каруселью, выставляя перед зрителем то игрушечные мосты Хамона, то черепичные крыши Валита, а то и мрачные замки южных лордов. Над ней сменяли друг друга жестяные луна и солнце, плыли облака и порхали эроны-горнисты, возвещавшие начало каждого акта. Когда две куклы встречались, чтобы поговорить, сверху опускалась большая линза. С ней были видны кукольные лица, на которых взаправду двигались губы и открывались глаза.
В общем, чудесная была сцена. Теперь же ее убирали служители под началом горбуна в фиолетовом плаще. Вместо городских стен и крепостных башен они устанавливали белые ширмы, подсвеченные с обратной стороны лампами. Упавший сверху занавес скрыл остальные приготовления.
Спустя короткое время последовало представление театра теней «Ведьма и Часовщик».

 

Очень быстро Миха почувствовал нарастающую жуть. Не то чтобы его пугала разыгрываемая история — городская легенда о мастере часов и заводных кукол и ведьме, искавшей секрет вечной молодости. Подумаешь, ведьма сварила зелье из Королевы Черепах и навлекла на себя ее проклятие.
Миху пугали сами тени, без видимой причины возникавшие на белых ширмах. Нет, умом-то он понимал, что тени отбрасывают вырезанные из дерева силуэты, которыми управляют спрятанные кукловоды. Но уж больно независимо и правдоподобно двигались тени, совсем-совсем как люди. Еще и тягучая музыка, доносившаяся из-под сцены, и непонятные сквозняки, принявшиеся гулять по шатру. Миха едва досидел до антракта.
На беду в антракте на сцене появился главный постановщик действа. Как возгласил писклявым голосом горбун-зазывала: «Гордость Королевского Театра, Мастер Теней и Иллюзий!» Имя Миха не запомнил.
Мастер Теней оказался высоким, крайне худым господином в черном кафтане с высоким стоячим воротом. У кафтана были рукава с разрезами, свисавшие прямо до пола. Торчавшие из разрезов руки Мастера были обряжены в длинные, по локоть, перчатки. В левой руке он держал масляный фонарь, с помощью которого правой рукой изображал на белой ширме теневые фигуры.
В то время как зал рукоплескал грифонам и мантикорам, которых Мастер изображал ловкими движениями пальцев, Миха перевел взгляд в сторону. И увидел тень Мастера, отложенную в глубь сцены. Пока Мастер удивлял зрителей, тень прохаживалась из стороны в сторону, разминая ноги.
Увиденного было достаточно, чтобы Миха, пресытившись столичным искусством, бросился прочь из красного шатра.
8
Толпа на площади и не думала редеть. Потолкавшись вокруг шатров, Миха решил, что на сегодня он увидел достаточно. Самое время вернуться домой, проведать Тинкина. Может, повезет напроситься в гости к Друзу.
Однако стоило сыну Атмоса направиться в боковую улицу, уводившую с площади, как на его пути оказалась палатка. А возле палатки, зазывая посетителей, стояла давешняя девочка в трико со звездами.
Ноги Михи примерзли к мостовой.
— Досточтимые граждане и гости Парома, не проходите мимо! — выкрикивала девочка. — Попытайте счастья в тире Старого Охотника!
Тир?
— Что тут у тебя, красавица? — спросил коренастый траппер с зачехленным ружьем за спиной. — Счастье раздаешь даром?
— Даром — какое же это счастье? — дерзко ответила девчонка. — Счастья добиваются. Счастье ценят. А даром досталось — легко рассталось. Да что я тебе рассказываю, стрелок. Не ты ли в тайге за счастьем крадешься, в черный зрак ему метишь? Зайди, испытай руку крепкую да глаз верный. Зайдешь?
— Коль ты зовешь, не откажусь, — нагнул голову траппер. Откинул полог палатки, шагнул внутрь.
— А ты?
Миха не сразу понял, что девчонка обращается к нему. Мало ли вокруг разного народа бродит. Но нет, серые с голубым глаза смотрели в упор на него. Михе стало душно. Он внимательнейшим образом принялся изучать вытоптанный снег у входа в палатку.
— Ну что ты, хороший мой? — спросила девочка, и в голосе ее вдруг прорезалась усталость. Будто хрусталь дал трещинку. — Меня, что ли, испугался? Ты не бойся. Не кусаюсь.
«Не кусаюсь». Будто бы из близкой тундры потянуло ледяным ветром. В руке, отмеченной зубами Сай Олаха, проснулось воспоминание о боли. Миха Атмос понял, как мало осталось в нем от мальчика, не знавшего тайн Гиблого Края. Словно другой, незнакомый человек вырос в нем и готовился теперь взглянуть в волчий оскал мира.
Тот, другой, отодвинул Миху и ответил девочке, тоже знавшей жизнь не понаслышке.
— Я тебя не боюсь. Хорошо ты про счастье сказала.
— Я всем так говорю. Чтобы медяка не жалели.
— И мне скажешь?
Она посмотрела на Миху не так, как раньше. Внутри ее тонкого тела тоже жила другая, и кто знает, какие шрамы таились под тканью, расшитой звездами.
— Тебе не скажу. Ты не все.
— Что ж так?
— По глазам вижу. Медяка не пожалеешь, но и счастья здесь не найдешь. Далеко твое счастье, за лесами, за горами.
— А может, рядом мое счастье? — спросил Миха-другой. — Только руку протяни.
Она покачала головой:
— Не бывает так. Нельзя счастье узнать, когда оно рядом. Сто подошв надо порвать, сто посохов обломать, сто дорог пройти. Лишь тогда ты его вспомнишь и поймешь.
— Но не найду?
— Не найдешь. Далеко оно будет. Дальше, чем теперь, а оно и сейчас не близко.
— Что в этой палатке?
Она прикусила губу, наклонила голову, не отрывая глаз от глаз Михи.
— То, что ты ищешь. Но добыть его будет не просто.
— Я постараюсь, — сказал Миха. И, отодвигая всезнающего другого в сторону, спросил: — Но что же я ищу, если не счастья?
— Ну как же, — девочка откинула перед ним входной полог. — Того же, что ищут все, кто давно затерял следы счастья на волчьих тропах. Ты ищешь силы.
9
— Ты умеешь стрелять из лука? — спросил Миху Старый Охотник.
В тире-палатке было неожиданно людно. Немало народу, оказывается, гонится за счастьем. Или, как Миха, за силой.
Посетители столпились вдоль сколоченной из досок стойки. За ней, шагах в двадцати, стояла мишень с тремя нарисованными кругами. Из мишени торчали стрелы — во внешнем круге много, в среднем круге поменьше. В последнем, центральном круге и в самом яблоке ни одной. Очередной искатель счастья с руганью опускал лук. В неудачнике Миха узнал траппера, с которым столкнулся перед входом.
— С двадцати шагов попадаю вроде, — ответил Миха.
«Тоже мне траппер, — подумал он. — Лука, небось, не держал в руках».
Старый Охотник, казавшийся вовсе не старым, несмотря на седой парик и наклеенный шрам от медвежьих когтей, усмехнулся.
— Вот это дух, я понимаю. А деньги у тебя есть, молодой господин? Условия у меня простые: стрелять из моего лука, стрела — медяк.
— На пару стрел найду.
«Если точнее, на четыре».
— Очень прекрасно, — потер ладони Охотник. — Поприветствуем нового стрелка, друзья! Как звать тебя, молодой господин?
— Михан, — ответил сын Атмоса. — Михан, сын Алана.
— Поприветствуем Михана, сына Алана!
«Друзья» ответили улюлюканьем и свистом. Ближайший помахал Михе рукой, как старому знакомцу. Миха узнал в нем одноглазого любителя кукольных представлений.
— Ты знаешь, на что мы играем, Михан? — спросил Старый Охотник.
Миха помотал головой. Охотник сунул голову за полог на улицу:
— Азора, — крикнул он. — Покажи Михану нашу гордость.
«Азора». Имя обожгло Миху изнутри. Властно потеснило прочие мысли, засело между бровей. Азора.
Девочка в трико со звездами вошла в палатку. Скользнув за стойку, она наклонилась и тут же выпрямилась. Искатели счастья разразились воплями.
В ее поднятых над головой руках лежал лук.
В тот миг Миха понял древних поэтов, слагавших оды Булаве Озерного Короля и Четырем Мечам его легатов. Не прекрасным девам, не великим подвигам, но боевому железу во всей его суровой простоте.
Нет, не подумайте, в луке Старого Охотники не было ни древности, ни простоты. Он не был похож на длинные луки эронов высотой в человеческий рост. И на луки тангу, изогнутые черным полумесяцем. Его дуга в два локтя длиной блестела стальными накладками, а выгнутые в обратную сторону рога были снабжены круглыми блоками, через которые мастер пропустил тетиву. На ложе был устроен прицел и направляющие для стрелы.
То был лук, впитавший тысячелетнюю науку войны. Совершенный боевой механизм, готовый поспорить на равных с ружьем и паробоем. Миха почувствовал, как у него сохнет во рту. Что медяк! Сын Атмоса затруднялся сказать, на что бы он пошел ради обладания таким чудом.
— Ну, как тебе? — подзадоривал Старый Охотник. — Не жалеешь еще, что зашел, Михан?
Азора, державшая лук над головой, задела Миху взглядом. Теперь и она знала его имя. Но сейчас он почти не думал о ней. Лук завладел его воображением.
— Давай свои стрелы сюда, — сказал он, выкатывая четыре медяка на стойку.
— Сей момент, Михан, — монеты исчезли, как по волшебству.
Вместо них на стойке появились четыре стрелы с белым оперением. Стрелы как стрелы, ничего особенного.
— А вот и лук. Извиняй, Михан, попроще, чем наш приз.
Лук, который Охотник вручил Михе, и вправду был прост. Сын Атмоса покрутил его в руках, подергал тетиву. Вроде в порядке, без скрытых подвохов. Отчего же промахиваются опытные таежные стрелки по такой смехотворной мишени?
— Жаль, крагу не прихватил, — пожаловался Миха, накладывая стрелу.
— Погоди, погоди. Не так быстро, — Старый Охотник дернул рычаг под стойкой. — Вот теперь можешь целиться.
Легко сказать. Из-под потолка опустились и закачались между Михой и мишенью пять здоровенных маятников. У каждого на конце кольцо, через которое должна пролететь стрела.
Миха, как бывало с ним в минуту сильного напряжения, закусил щеку. Маятники движутся вразнобой, и если не пустить стрелу через все пять колец, какой-то возьмет да и собьет ее с пути. Амплитуды их подогнаны так, что совпадают кольца на доли секунды. Попробуй успеть.
— Чего тянешь! — зашумели зрители, многие из которых уже не один десяток медяков просадили Старому Охотнику. — Давай, стреляй!
Миха натянул тетиву к подбородку. Задержал дыхание. Шум, ощущение, что он оказался в центре внимания, близость Азоры — все вместе мешало целиться.
Выдохнув, он спустил тетиву. Промазал, разумеется. Стрела, сбитая маятником, даже не воткнулась в щит.
Траппер с ружьем за спиной презрительно усмехнулся. Зрители заухали.
— Не огорчайся, Михан, — заголосил Старый Охотник. — У тебя еще три стрелы. Три — отличное число. Давай, попытайся еще раз.
Миха заметил, что слева от него стал господин в кожаной куртке. Тот самый, одноглазый, замотанный в шарф. Он внимательно следил, как Миха накладывает стрелу, как целится.
Как промазывает второй раз.
— Занятно, — сказал одноглазый. Сказал негромко, но Миха услышал. — Держишь лук и натягиваешь тетиву ты, как северянин. До подбородка, не до уха. Но тянешь тетиву щепотью, как тангу. И ноги сгибаешь, как волчатник. Город дал тебе лук, но тундра научила стрелять, верно? Тебе осталось только примирить их в себе.
«Видеть, а не смотреть. Попадать, а не стрелять, — Линек, прихрамывая, прохаживался перед шеренгой мальчишек. — Тяните тетиву не рукой, а спиной».
«Только ты можешь убить йоро-мангу. Ваши сердца связаны». Теплое дыхание Хатэ за спиной.
Но перед ним не йоро-мангу, оборотень Кагалыма. Перед ним доска, истыканная стрелами, и мельтешение маятников. Как примирить в себе бывшего Следопыта Линека и охотницу на нечисть из таежного племени?
«В тебе слишком много мыслей, — говорила, охотница Хатэ. — Ты как старый лось, чья голова клонится под тяжестью рогов. Лось умеет сбрасывать рога. Так и ты научись отбрасывать мысли».
Предпоследняя стрела Михи вонзается совсем близко к яблоку. Среди зрителей ползет шепоток. Старый Охотник улыбается чуть натянуто.
— Ну же! — восклицает он. — Последняя попытка!

 

Последняя попытка. Последняя стрела.
В руки прокрадывается дрожь. Миха стискивает зубы.
Попасть. Нельзя промахнуться.
— Не думай, попадешь ты или нет, — слышит он.
Повернувшись, Миха видит острый профиль одноглазого. Приглушенный шарфом голос исполнен уверенности. Его невозможно не слушать.
— Смотри на мишень, — говорит одноглазый, и Миха послушно поворачивает голову. — Нет ничего, кроме нее и тебя.
Голос одноглазого становится напевным, он произносит слова на манер стихов.
— В твоих руках нет лука, ты и есть лук.
На твоем луке нет тетивы, тетива — это твоя душа.
На твоей тетиве нет стрелы, стрела — это твое сердце.
Когда ты пускаешь стрелу, это ты летишь в цель.

 

Стреляй!
10
Тишина была глубокой и стылой, как воды Крайнего Моря. Миха опустил лук, утер пот со лба тыльной стороной ладони.
— Поздравляю, — первым сказал одноглазый. — Добрый выстрел.
Старый Охотник остановил маятники. Он подошел к щиту, зачем-то подергал стрелу, глубоко засевшую в яблоке. Повернулся к зрителям. На мгновение ему не удалось совладать с растерянностью. Лицо под гримом вытянулось.
— Выстрел засчитан, — сказал он, выдавливая улыбку. — Мои поздравления, Михан.
Все заголосили. Гул быстро принял угрожающий оттенок. Острие всеобщего раздражения упиралось в одноглазого, чьи подсказки направили стрелу в цель.
Мнение большинства выразил траппер.
— Нечестно, — сказал он, буравя взглядом поочередно Миху, одноглазого и Старого Охотника. — Так не пойдет.
— Почему же? — спросил одноглазый, все еще разглядывая мишень. — Прекрасный выстрел.
— «Прекрасный выстрел», — перекривил его траппер. — Да хер бы он попал без твоей болтовни.
— Хер бы ты попал и с моей болтовней, — парировал одноглазый, даже не поворачиваясь в сторону траппера.
Траппер, стоявший по левую сторону от одноглазого, дернул плечом. Ружье, только что бывшее у траппера за спиной и завернутое в чехол, вдруг заблестело вороненой сталью у него в руках.
Клац-клац — передернул он затвор.
— Хочешь проверить, как я попадаю, земляк? — траппер облизнул губы.
Зрители попятились в стороны. Ружье смотрело в бок одноглазого.
Тот медленно поднял руки, размотал неспешно шарф. Снял повязку, закрывавшую увечный глаз. Так как он стоял слева от Михи, сын Атмоса не видел, что открылось толпе.
Ближайшие к одноглазому зрители ринулись прочь из палатки. В спешке кто-то оборвал полог, ветер с кружащимися снежинками радостно ворвался внутрь.
— Я тебе не земляк, — сказал одноглазый, поворачиваясь к трапперу.
Траппер стал тих и бледен. Ружье заходило в ослабевших руках. Вжав голову в плечи, он попятился к выходу. Р-раз, и выскользнул наружу, а там поминай как звали.
Следом за траппером потянулись остальные зрители. Все как один избегали смотреть в лицо одноглазого.
Миха не понимал, что происходит. Не понимал, почему сереет под накладными струпьями Старый Охотник. Одноглазый советчик повернулся к Михе.

 

Под шарфом и повязкой скрывалась металлическая пластина от виска до подбородка — на всю левую половину лица. Вместо левого глаза сверкал огромный рубин.
Видимая часть лица улыбалась Михе.
— Давай знакомиться, Стрелок, — сказал советчик. — Меня зовут Мурид. Мурид Кассар.
11
— Миха… Михан, сын Алана Атмоса.
Мурил Кассар протянул ему руку. Его пальцы на ощупь напоминали железные прутья.
— Я буду звать тебя Стрелок, — постановил он. — Это Доброе имя.
Миха осторожно отнял ладонь. Теперь, когда Кассар открыл свое лицо, сын Атмоса чувствовал яростную мощь, исходившую от капитана наемников. Будто перед Михой распахнулась заслонка доменной печи и раскаленное нутро дышало на него жаром.
Только жар этот странным образом леденил. Неудивительно, что люди при виде Кассара старались оказаться подальше.
— Ты слышал о моем отряде? — спросил Кассар.
Миха кивнул.
— И что о нем говорят?
— Мало хорошего, — Миха решил, что Кассару надо лгать поменьше. Уж очень пронзительно зиял его единственный глаз.
— Ха! Неудивительно. Мы здесь славно покуролесили в свое время, — Кассар усмехнулся. — Несколько лет назад Старый Медведь Окол-Верига, здешний Покровитель, поссорился с барами, и те пообещали сровнять его замок с землей. А заодно и Паром. Управители Самана нанимали бродячие вымпелы по всему континенту, чтобы спасти медвежью задницу. Нанимали, как в Белостенном водится, под долговые письма. Когда баров отвадили и подошел расчет, казна оказалась пуста. Тогда уже бойцы зароптали, что пустят пал в Пароме и поживятся у Медведя в погребах. Пришлось саманцам закрыть глаза на то, что несколько соляных караванов сгинуло, не дойдя до Парома. Да десяток золотоискательных артелей расстался с хабаром, кто по-доброму, а кто и с уговорами. С тех пор не любят в Пароме наемников, особенно мою Черную Руку. А что делать, Стрелок? Кушать-то всем хочется.
Миха молчал, не зная, что сказать.
— Ладно, обо мне поговорили. Давай о тебе теперь. У тебя редкий дар, Стрелок. Верь мне, таких, как ты, — один на тысячу.
— Да будет вам, — буркнул Миха, краснея.
— Слушай старого бродягу, Стрелок. Стрелять и йотуна можно научить. Бары крепят зверюгам на спину осадные самострелы и натаскивают их дергать рычаг. Безмозглая образина заменяет взвод валитских пушкарей. Или взять бунтовщиков из Распола. Стоило хамонцам прижать крестьян, как те похватали дедовские «аспиды» и давай озорничать. Только гвардия их угомонила. Задумайся — на крестьянина с арбалетом пришлось посылать тронные вымпелы! Так что умельцев засадить стрелу или болт всюду хватает. Но ты, Стрелок, ты из другой породы. Ты художник. Твоей работой можно любоваться. Понимаешь?
Миха помотал головой. Он уже сто раз успел пожалеть, что зашел в палатку. Очень непросто стоять перед распахнутой заслонкой домны. Особенно когда тебя затягивает внутрь.
— Что для тебя лук? Игрушка. Сто шагов, двести — предел. А знаешь, как бьет валитский «Вдоводел»? На полтыщи. Броню латника — насквозь. Сустав паровоина — вдребезги. Был у меня один боец вроде тебя. С полверсты мог грецкий орех расколоть. Одна беда, схарчила его в Оросе морская тварь. Остался я без снайпера, лежит ружье без дела. Пойдешь ко мне, Стрелок?
Миха с удивлением обнаружил, что не может взять и сказать «нет». Мурид Кассар не тот человек, который спокойно выслушает отказ.
Блеск рубина резал глаза. Миха отвел взгляд. Куда же подевался тот, Миха-другой, который так бойко болтал с Азорой? Скукожился перед железным лицом наемника?
— Колеблешься? Понимаю, — Кассар положил руку Михе на плечо. — Я тебя не тороплю с ответом. Мой вымпел здесь до окончания Турнира. Потом еще на пару дней задержусь, пополнить припасы. Мне надо только знать, что ты меня навестишь в ближайшие дни. Мы сядем с тобой и поговорим спокойно, без спешки. Железноликие стоят на западной окраине, за Пушным Рынком. Тебе там любой укажет. Так как? Зайдешь?
Он ловил взгляд Михи, не отпуская его плечо. Воля Кассара подминала сына Атмоса, как броневые катки вагенбурга замешкавшихся латников. Не убежать, не отбиться.
— Я не знаю, — промямлил Миха. — Меня, может, и не будет в городе.
— Тогда давай забьемся наверняка. Нет? А давай спор?
— Какой еще спор?
— Такой спор. Если я сейчас попаду прямо в центр мишени, так, что твоя стрела разлетится, и сделаю это с запущенными маятниками, ты придешь в мой лагерь. Я не говорю, что прямо станешь Железноликим. Просто придешь поговорить. Идет?
«Попасть в мою стрелу. Через маятники. Невозможно. Берет меня на пушку».
— Идет, — согласился Миха.
12
— И что же Кассар? — спросил Дан.
Миха опустил голову.
— Он попал. Вскинул лук, не целился даже особо и точно пустил стрелу через кольца. Расщепил мою стрелу от перьев до наконечника.
— Нашел с кем затевать спор, мой неосмотрительный друг, — Дан покачал головой. — Таких, как ты, Мурид забивает в пистоль вместо пыжа. Мне ли не знать, меня он тоже в свое время взял тепленьким. И что теперь? Пойдешь к нему?
Миха вздрогнул.
— Я? Да никогда. Я как из палатки вышел, так бежал досюда без остановки. Темный он человек, совсем темный.
— Твоя правда. Тут ты глубже меня тогдашнего смотришь.
Миха водил пальцем вдоль узора годовых колец на деревянной крышке стола. Вспоминал.
— Старый Охотник, клоун этот, хотел Кассару лук присудить. Пресмыкался перед ним, аж тошно. «Выстрел, мол, ваш несравненен». Хорошо хоть Азора молчала, а то я бы не выдержал.
— Азора?
— Девочка-зазывала. В трико со звездами.
— В трико-о? — Дан расплылся в ухмылке. — Не холодно ей в такой одежке?
— Вот не знаю, — озадачился Миха. — Не похоже, что холодно. Но вообще — чудно. Как так? Кругом все в мехах, а она на ветру, считай, без ничего совсем.
— Ладно, потом поговорим про твою чудесную Азору, — перебил Дан. — Лук, я вижу, ты притащил. Не взял его, значит, Мурид.
— Не взял. Говорит: «Это твой приз, Стрелок. Забирай и не забывай про свое обещание».
Дан поскреб в затылке.
— В непростую историю ты угодил, Миха.
— Да что мне этот Кассар, — Миха распушил перья. — Уйду завтра из Парома, и не свидимся больше.
— Зря ты так говоришь. Человек своей судьбе не хозяин, такая есть у баров присказка. Между тобой и Муридом вроде как теперь нить натянута — твое обещание. Куда бы ты ни подался, нить приведет вас друг к другу.
Миха разозлился.
— Как тебя к нему привело опять? — спросил он с подковыркой.
Дан совсем не обиделся.
— Все встречаются дважды, как на Юге говорят. Тесноват, видно, Акмеон для меня с Муридом. А ведь мы в Пароме с ним и расстались. Не думал, что он сюда вернется после того, что было.
— А что было-то?
Дан помрачнел.
— Была заварушка с барами из-за медных рудников. С кланами Волка и Соболя — кланами сильными, многочисленными. Отряд Мурида вместе с нами поспел к шапочному разбору, бары навоевались, получили откупную от Самана и откатились к себе в горы. Племя Соболя отправило послов к Управителям Парома и Лорду-Покровителю. Так получилось, что высланный им навстречу отряд стрельцов усилили Железноликими.
ДАН ПО ПРОЗВИЩУ МОЛОТ, ВОДИТЕЛЬ «МОЛОТОБОЙЦА»
— Нам было приказано встретить послов и препроводить их в Паром. Послов было трое, один из них шаман Соболя. С послами ехали сани с подарками и сорок человек охраны, мечники с таллитами и всадники на йотунах. Немалая сила, в тайге им бояться было нечего. Нас послали в знак уважения. Кто же знал, во что уважение выльется.
У шамана баров на груди висела железка на цепочке. По виду — эронская штучка. Голубой металл, вроде бы даже светился. Где он ее достал в Соленых Горах, непонятно. Привезли, должно быть, с Юга, бары ходят на ладьях до Ороса и Никта.
Стеррано, помнишь, хмырь с книгой, на шаманскую висюльку положил глаз. А Стеррано, надо сказать, единственный, кто на Мурида имеет влияние. Есть между ними нехорошая тайна, гиблая южная ворожба.
Стеррано подговорил Кассара отобрать у послов дары, которые они везли в Паром. С деньгами тогда у Мурида не ладилось, он за возможность ухватился. Стеррано же на золото начхать, он до всякого волшебного скарба великий охотник.
А еще Стеррано нашептал свой план Пагосу, здоровяку на протезах. Пагос тут увидел возможность избавиться от меня с Дерихом. Он давно ее искал, с тех пор, как Мурид сделал меня лейтенантом, а «Молотобойца» главной огневой силой. Только собственного ума у него не хватало подлость измыслить. Тут Стеррано и подвернулся, главный по подлостям мастер.
Стеррано, а через него Пагос знали, что я не подниму руку на послов. Во-первых, потому что послы. Во-вторых, потому что горцы, хоть бывшие, но соплеменники. Значит, пойду против командира.
Все так и получилось.
План, нашептанный Стеррано Муриду. был умен. Подстроить нападение горцев на стрельцов. Вмешаться в драку, послов с охраной перебить. Хабар прикарманить. Если стрельцы будут бузить — их тоже под нож. До Парома оставался день пути, когда Мурид созвал лейтенантов и изложил план.
Я сразу сказал, что дело задумано гнилое, и я, Дерих и «Молотобоец» в нем не участвуют.
Тут Пагос вскочил на свои железки и заголосил, что меня надо вязать, пока я не бросился к барам и их не предупредил. Вышло у меня недоразумение с ним сначала, потом с остальными.
По итогу я с парой свежих рубцов на шкуре вывалился из палатки и, пачкая кровью снег, бросился к Дериху. Повезло, «Молотобец» стоял под парами, братишка прогревал котел. Мы с места и ломанулись в тайгу, только Тинкина прихватили. Он давно уже думал свинтить, да все не решался.
— А что с послами? — спросил Миха.
Плечи Дана опустились.
— Не успели мы их предупредить. Охрана на шум поднялась, только поздно. Стеррано наворожил крутом тумана, он умеет. В тумане всех Соболей и перебили. Со стрельцами заодно. Нас потому и не преследовали, слишком увлеклись убийством и грабежом. Да и боязно на «Молотобойца» нарваться. Вот так и распрощались мы с Железноликими и Муридом Кассаром.
МИХА АТМОС, СЫН АЛАНА АТМОСА
Воспоминания о кровавой размолвке с Кассаром не улучшили настроения Дана. Да и перспектива встречи с капитаном в турнирной сшибке его вряд ли радовала. Миха решил сменить тему:
— Как у Тинкина дела?
Взгляд Дана просветлел.
— Лучше, благодаря деду Ойону. Но храбрец наш еще не встает. Отлеживается. Дерих беспокоится, что до Турнира он не успеет оклематься.
— И что вы думаете делать?
Дан развел руками:
— Братишка умчался в город. Сказал, что будет нас спасать. Как, ума не приложу.
— Что, хороните меня, мерзавцы?
Дан обернулся. Миха привстал. У входа в трапезную стоял Тинкин. Рукой он опирался на стену, лицо его цветом не сильно отличалось от зеленого камзола, накинутого на плечи.
— Куда Осу подевали, признавайся, жердяй, — Тинкин неуверенно шагнул вперед, пошатнулся. Дан вскочил, бросился к нему. — Выпить мне тащи, глинтвейна.
— Щас тебе будет глинтвейн, — Дан обхватил сквайра за плечи, осторожно развернул его назад к лестнице. — Тебе вставать нельзя, дурик. Пойдем наверх, а Миха тебе с кухни принесет бульона.
— И глинтвейна.
Миха поднялся, собираясь идти за бульоном. Заскрипела, открываясь, дверь.
Оттряхивая снег с рукавов, с улицы вошел Дерих. Следом за ним внутрь шагнула высокая (хотя рядом с Дерихом кто угодно покажется высоким) фигура в плаще с капюшоном.
— Здоров, малый, — сказал карлик, не замечая Дана с Тинкиным. — А где мой братец? Хочу показать ему Рейю, нашего нового сквайра.
В горле Дана звучно булькнуло. Тинкин с неожиданной силой отстранил его ладонью, шагнул вперед.
— Здорово, карлуша, — хрипло сказал он. — А мне можно посмотреть на нового сквайра?
Спутник Дериха снял капюшон и оказался молодой черноволосой девицей. Густые брови выгибались над голубыми глазами. Нос с легкой горбинкой делал свою хозяйку похожей на красивую пустельгу. Длинные волосы были заплетены в косу и уложены вокруг головы.
— Меня зовут Рейя, — сказала девушка-пустельга. — Дерих поведал, что ваш сквайр заболел и вам нужна замена для Турнира. Я готова быть заменой.
Тинкин собирался что-то ответить, наверняка брызнуть ядом. Но неожиданно ноги его подогнулись, и он осел на пол. Дан едва успел его подхватить под мышки.
— Рад познакомиться, Рейя, — сказал он напряженным голосом. — Кажется, ты явилась вовремя.
Назад: Глава II Песня небес
Дальше: Глава IV Хранитель леса