Двадцать восьмая серия
Из ангелов в бандиты
В «Поэтике» звучат привычные для «Неприкасаемых» нового века мандолина и скрипка, контрабас и тромбон. Здесь «Песенка про табак» и «Ночной народец» втиснуты между надсадным танго «Страсть» и знаменитым старинным романсом «Ночь светла». Если бы не длинная мемориальная тема «Гибель «Курска», диск смотрелся бы стопроцентным сиквелом альбома «Ночной полет», выпущенного Гариком с «Неприкасаемыми» годом раньше. В таком альбомном «дуплете» проявилось много интересных нюансов. Казалось бы, в те годы Сукачев сосредоточился на кинорежиссуре. Один фильм снимал, к другому готовился, о третьем грезил. А музыкой «занимался от случая к случаю, лишь для поддержания штанов». Однако именно в первой половине «нулевых» он выпустил наиболее содержательные пластинки с тем составом «Неприкасаемых», что сформировался после «череды смертей в группе». В «Ночном полете», основную часть которого сделали еще в 2001-м, в привычных для Сукачева студиях «МДМ» и «Турне» (тут за звукорежиссерским пультом находилась Соня Кругликова, как раз тогда ставшая супругой Миши Ефремова), оказались сразу три гариковских «боевика» из тех, что могут «кормить артиста» всю оставшуюся жизнь: «Моя бабушка курит трубку», «Свободу Анджеле Дэвис» и «Полюби меня».
Именно после этих песен к Горынычу пришла новая аудитория, в том числе та, что вообще не знала и вряд ли бы приняла, скажем, ранний репертуар «Бригады С». В «Ночном полете» к сукачевскому бэнду впервые присоединилось бэк-вокальное дамское трио (сотрудничество с ним продолжилось и в следующих альбомах) из фолкового ансамбля под управлением Владимира Назарова. Забавно, что как раз в 2002 году Назаров со своим коллективом, ставшим Государственным музыкальным театром национального искусства, «вселился» в концертный зал московской Олимпийской деревни, на строительстве коего в конце 1970-х трудился Гарик. Вышеупомянутое «дуплетное» издание пластинок стало в тот период прямо-таки принципом Горыныча. Причем в каждой паре дисков, создававшихся фактически параллельно, один обозначался как проект Гарика и «Неприкасаемых», другой – как сольная работа Сукачева, хотя аккомпанировали Игорю Иванычу те же самые музыканты. И презентовались пластинки раздельно и контрастно. «Ночной полет» впервые представили в аскетичной, но эмоциональной «Горбушке». А для своей персональной «Поэтики» Горыныч вновь использовал комфортабельную, спокойную «Россию», сыграв там два концерта – 8 и 9 апреля 2003 года.
Перед теми выступлениями я сказал Игорю, что «Poetica» в моем восприятии напоминает композиции, собранные в «Барышне и драконе». Он ответил: «Возможно, и так. Хотя, думаю, она перекликается и с «Песнями с окраины», и с «Ночным полетом». Вся эта «акустическая история» длится давно, настала, наверное, пора перелистнуть страницу и заняться чем-то другим. В ближайшие несколько лет я точно не стану записывать акустические программы. Мы, видимо, вернемся к электрическому звучанию».
Прогноз Горыныча сбылся наполовину. В следующие пару лет он не ушел от акустики к электричеству, а перестал записывать с группой вообще любые программы, посвятив немало времени актерской работе. Завершив «Поэтику», Сукачев оказался невероятно востребован различными режиссерами. С такой интенсивностью, как в 2003–2005 годах, он не снимался в кино, пожалуй, никогда. И дело даже не столько в количестве ролей, сколько в разноплановости фильмов, в которые его звали.
В этот период он сыграл агента губернского сыска Арсеньева в мистическом триллере Василия Серикова «Притяжение». Конец XIX века, российское село, серия таинственных убийств местных жителей и т. п. Затем была новогодняя комедия Веры Сторожевой «Француз» – с неплохой телевизионной судьбой, где Гарик предстал шофером-дальнобойщиком из Глухой Потьмы и неудачливым женихом главной героини, которую у него отбил французский барон, заброшенный обстоятельствами в русскую глубинку. Одновременно он вошел в органичный для себя образ неторопливого рассказчика в мелодраматическом бытовом телесериале Юрия Мороза «Женщины в игре без правил». Здесь он озвучивал даже вступительные титры. А потом шутил, что ему «досталась роль Ефима Копеляна». И почти тогда же Борис Бланк пригласил Сукачева в трагически-поэтичную трехсерийную биографическую картину «Смерть Таирова» – о судьбе одного из выдающихся театральных режиссеров прошлого столетия Александра Таирова, не пережившего сталинскую эпоху и скончавшегося в 1950 году в психиатрической клинике. В фильме многое построено на цитатах из стихотворений другого гения, замученного «отцом народов», – Осипа Мандельштама. И вообще сюжет «Смерти Таирова» выстроен так, что это кино полезно было бы периодически повторять на нынешнем российском телевидении, как говорится, в назидание потомкам. Гарик появляется здесь с баяном в заключительной серии и представляется фразой: «Иосиф Виссарионович, я простой актер и не умею говорить речей. Разрешите просто спеть для вас хорошую революционную песню», после чего с рабоче-крестьянской «душевностью» затягивает «Раскинулось море широко…». Генералиссимусу нравится такой простецкий, робеющий перед ним и сидящими рядом Ворошиловым и Берией артист Василий Васильевич Ванин, и он повелевает назначить его главрежем Московского Камерного театра вместо Таирова. Далее Ванин поет ту же песню уже актерам таировского театра, предавшим своего демиурга и обалдевшим от пришествия сермяжного нового начальника. У Гарика-Ванина немного текста, но нужный режиссеру Бланку контраст между этим покорным простодушным баянистом и таировской труппой он подчеркивает убедительно. Игорю тут повезло. В «Смерти Таирова» он вписался в мощнейший актерский состав. Михаил Козаков – в роли самого Таирова. Музу героя, знаменитую актрису Алису Коонен, сыграла Алла Демидова. Сталина – Алексей Петренко. Директора театра – Александр Лазарев.
После такой работы, разумеется, не хотелось размениваться на «ширпотреб», и в этом плане Горынычу опять сопутствовала удача. В 2005-м он обернулся чернокрылым ангелом в притчевой мелодраме Романа Качанова «Арье». Гарик словно прожил на экране собственную композицию «Это был ангел» из «Песен с окраины». Его партнером стал популярный польский актер Ежи Штур, известный в России прежде всего по комедийному фильму «Дежавю». В эпизодах «Арье» снялись музыкальный критик Артемий Троицкий и главред «Коммерсанта» Андрей Васильев. Сукачев в первом кадре картины душит своего «подопечного» Арье среди надгробий исторического еврейского кладбища на Масличной горе в Иерусалиме, а в конце фильма грозит Васильеву (тоже ангелу), который покушается на того же Арье: «За то, что ты забираешь моего друга, я стану душить тебя каждый год в день его смерти». В общем, «для своих» тут, посреди грустноватых сцен, попадались шутейные моменты.
В сравнении с такими качановскими лентами, как «ДМБ» или «Даун Хаус», «Арье» прошел малозаметно. Но Гарик за счет него расширил собрание своих образов. И тогда же он влился совсем в другое по силе резонанса и популярности кино. Перевоплотился отнюдь не в ангела, а в криминального авторитета по кличке Мозг в гротескном боевике «Жмурки» Алексея Балабанова. Горыныч наконец добрался до режиссера, у которого «сыграл бы хоть ботинок, хоть портянку».
К середине «нулевых» Балабанов уже являлся одной из наиболее обсуждаемых и определяющих российскую «линию кино» фигур. Он чередовал саркастично-жестокие блокбастеры («Брат», «Брат-2») с безжалостно препарирующими человеческую психологию и мораль откровенными картинами («Про уродов и людей», «Война»). «Жмурки» относились к первой категории. После них Алексей до конца своей жизни шутить (даже в тарантиновском духе) в кино перестал. Зато сохранил особенность сотрудничать почти в каждой своей работе с известными отечественными рок-музыкантами. У Гарика с Алексеем взаимоотношения развивались по сложной траектории. Например, в «Жмурках» Горыныч сразу решил сниматься, «потому что это Балабанов и сценарий понравился». Хотя ему досталась «совсем небольшая роль, всего три съемочных дня». Но «позвонила второй режиссер фильма и сказала, что Алексей хочет, чтобы данного героя сыграл именно я. А поскольку старых товарищей по оружию не бросают, я согласился». Между тем был период, когда «старые товарищи» довольно долго друг с другом не разговаривали из-за принципиальных разногласий.
«Это случилось летом 1997-го в Сочи, на премьере первого «Брата». Помнишь, там есть фраза: «Не брат ты мне, гнида черножопая». После нее я и один выдающийся грузинский режиссер вышли из зала. А потом мы сидели с Лешей в «Проке» (профессиональный клуб кинематографистов на «Кинотавре»), выпили, и я ему сказал, что нельзя такое озвучивать в фильме, потому что ужасающие вещи сейчас в реальности происходят. Чеченская война идет. И так уже ненависть в обществе по национальному вопросу предельная. Мы стремительно размежевываемся. Ты, как художник, не имеешь права еще больше провоцировать агрессию.
Он со мной не согласился, и мы дико поссорились. Несколько лет не общались, перестали подавать друг другу руки. Это было идейное расставание двух людей искусства. Но наша размолвка не отменяла моего отношения к Балабанову как к великому художнику. Леша оставался для меня колоссальной величиной и остается по сей день. Я внимательно смотрел все его фильмы. Меня оставил холодным «Морфий», привел в недоумение «Груз 200», довольно бесстрастно я воспринял «Войну», но все остальные балабановские картины, и «Жмурки» в том числе (не потому, что я там снимался), вызывают у меня восхищение. Как всякий творец, Алексей был очень непрост и подвержен своим демонам, но тем и отличается большой художник от маленького, что он может принести своих демонов людям. И люди на них отреагируют».
Восстановить приятельские отношения Гарику и Алексею удалось опять же на «Кинотавре» в 2000 году, когда представляли «Брата-2». «Многое за несколько лет поменялось. Меня уже и та фраза из первого «Брата» остро не цепляла. Некоторые вещи и события воспринимались по-другому. Не помню, с чего конкретно началась наша встреча с Лешей, но мы опять сели и на сей раз тепло поговорили. Наверное, я сказал, что очень его люблю. Такие же слова я иногда говорю Ване Охлобыстину или Мише Ефремову. Не столь важно, какие у нас жизненные взгляды и мнения по текущему историческому моменту, сколь важно то, что я ценю в каждом из них художника. Я вообще отходчивый. После ссор начинаю копаться в себе. И дело не в поиске компромисса или ощущении собственной неправоты, а в понимании того, что человеческие отношения важнее. Я непримирим, лишь когда речь идет о чести и бесчестии. Есть люди, которым я не подаю руки и никогда не подам. Их не очень много, но они есть. А в остальных ситуациях мне достаточно, чтобы передо мной извинились. Потому что и сам умею извиняться перед людьми».
На съемках «Жмурок» Сукачев с Балабановым на общие темы разговаривали мало. Некогда было. «Алексей ставил задачу, а я как актер старался ее выполнить. Весь фильм был фантастической Лешиной работой и высказыванием. Он даже кастинг не проводил. На каждую роль приглашал конкретного исполнителя, которого наметил заранее. Для меня было честью оказаться в числе избранных». В итоге Горыныч сыграл свой эпизод так смачно и прикольно, что его быстро убиенный Мозг по сей день является самым узнаваемым и типажным сукачевским персонажем. Это похоже на «синдром» Стаса Садальского, сыгравшего массу больших характерных ролей, но в сознании публики навсегда зафиксировавшегося в эпизодическом образе рецидивиста-карманника Кирпича. «Да, некоторые считали, что появление в «Жмурках» – наиболее яркая моя роль и что тут я сыграл сам себя. Это не так, но, скорее всего, мой актерский стереотип окончательно сложился именно после этого фильма, поэтому люди по-прежнему относятся ко мне ошибочно. Хотя я очень хороший драматический артист. Просто часто сталкиваюсь с известной проблемой – привязанностью к определенному амплуа, на которое и ориентируются в девяносто девяти случаях из ста режиссеры, приглашающие меня в свои проекты».
Мне кажется, представления специалистов и зрителей об актерском диапазоне Гарика сложились гораздо раньше «Жмурок». Но этот фильм стал наиболее популярным из тех, где снимался Сукачев, и таким вот криминально-комичным Мозгом он всем и запомнился. Хотя у Горыныча был тогда отличный шанс показать максимально большой аудитории и свой драматический потенциал. Буквально перед съемками у Балабанова он получил приглашение от Николая Досталя попробоваться в сериале «Штрафбат». 11-серийная драма по одноименному роману Эдуарда Володарского об одной из кошмарных страниц в истории советской армии в годы Второй мировой войны показывалась в течение двух недель на телеканале «Россия» и сопровождалась отличными рейтингами и бурной полемикой. У Гарика, думается, получился бы в «Штрафбате» Алексей Шустров по кличке Стира, роль которого досталась Александру Баширову. А может, он потянул бы и ротного Федора Баукина, сыгранного Андреем Смоляковым. Сейчас об этом можно лишь гадать, ибо Игорь от предложения отказался. «Теперь я сожалею, что не снялся в «Штрафбате». У меня имелись мотивы для отказа. На тот момент они казались правильными. А потом я понял, блин, надо было соглашаться. И я бы трактовал образ предложенного мне героя так, как хочу».
