Двадцать седьмая серия

«Праздник» почти до драки

Миллениум застал Игоря в работе над фильмом «Праздник». Для своего второго «полного метра» он вдруг взял тему начала Великой Отечественной войны. Не то чтобы она с ним совсем не монтировалась. Даже напротив: Гарику стукнуло сорок, он достиг, можно сказать, художественной зрелости, всегда интересовался «отцовской историей», культурой и нравами первой половины двадцатого века, в нем есть ностальгические нотки и т. п. То есть объяснений такому сукачевскому выбору хватало.

И все же многие удивились, прежде всего потому, что незадолго до «Праздника» Гарик вновь рассказал журналистам, что вот-вот начнет съемки «Дома Солнца» по сценарию Охлобыстина и, скорее всего, с оператором Алексеем Сеченовым. Он даже сообщил, что уже «занимается неинтересными вещами: подготовкой сметы, формированием съемочной группы и подобной рутиной, «предшествующей настоящему кино». Но вместо хиппанов и «летней истории любви юноши и девушки» на фоне «Москвы и Балтийского побережья под Санкт-Петербургом» Горыныч отправился в Козельский район Калужской области делать по сценарию опять-таки Охлобыстина и действительно с оператором Сеченовым монохромную картину о тихом сельском счастье простой советской семьи, которое в одно утро разрушили фашисты и примкнувший к ним местный предатель Дзюба, сыгранный Михаилом Ефремовым. Займись Гарик таким проектом лет на десять-пятнадцать позже, в соцсетях наверняка бы обсуждали что-нибудь про госзаказ, попадание в тренд и прочее. Но на заре «нулевых» патриотический маховик в стране еще не раскрутился до свирепой мощности, и разговоры шли не о конъюнктурности сукачевского замысла, а о его режиссерских стремлениях. Игорь создавал драму, опираясь на личные ощущения, проверенный актерский круг и поддержку старших товарищей. По ходу съемок он говорил, что сразу после «Кризиса среднего возраста» Александр Митта предлагал ему снять короткометражку по его рассказу «Праздник». Но Сукачеву хотелось сделать из этого большое кино. Он начал «набрасывать сценарий», а после дефолта «убрал все в стол». Прошло года полтора, и Гарик к идее вернулся. К тому же вспомнил материнский рассказ про своего деда Елисея (этим именем он и назвал главного героя «Праздника»), который жил в Псковской области. «В воскресенье, 22 июня 1941 года, никто в их деревне не знал, что война началась. А в понедельник мой дед поехал на велосипеде на работу в местный райпотребсоюз и там услышал о случившемся. Поспешил обратно в деревню, чтобы всем рассказать, а туда уже вошел вражеский разведотряд. Он стал палить в фашистов из винтовки, они его схватили, разоружили, отвели к реке и расстреляли». Эта «отчасти личная» для Игоря история была несколько переработана «другом Ваней» под сюжет «Праздника». Елисеем в фильме стал Александр Балуев. Его женой в кадре – Ксения Качалина. Самого себя Сукачев снял в эпизодической роли задумчивого фрица, возглавляющего вторгшихся в селение оккупантов. Вновь откликнулся на приглашение Гарика народный артист Николай Пастухов. В застольной сцене «Праздника» он произнес от лица пожилого сельчанина Семена Ивановича примечательный тост о том, как «мечтает дожить до дня, когда полетит на своем личном самолете к неведомой планете – пасеки везде поставить». Тут опять слышалось что-то из сукачевской тушинской юности, где «ориентировали на космос» людей, живших в плохо обустроенном районе на отшибе большого города. Если учесть, что музыку к фильму написал фронтовик-орденоносец, прекрасный режиссер-лирик, создатель «Военно-полевого романа» Петр Ефимович Тодоровский, а в образе мальчика Генки в «Празднике» появился сын Гарика Саша и было ему на момент съемки те же 14 лет, что и маме Сукачева, когда расстреляли деда Елисея, то понятно, сколь сакраментальной для Игоря выглядела эта работа. Он и деньги на нее собирал так, как порой собирают на собственную свадьбу. Ради «Праздника» продал «Вудсток» на Люсиновской, а «восемь с половиной тысяч долларов на пленку дал Андрюха Макаревич». Но этих средств все равно было слишком мало. Для запуска проекта Горыныч набрал порядка 60 тысяч долларов, а полная смета фильма составила более 400 тысяч. «Это уже были не только мои деньги и займы. Киностудия имени Горького предоставила определенное финансирование и технику. Мой близкий товарищ чернобылец Юра Гареев помог. А однажды у нас кончилась пленка. Пришлось буквально скидываться на нее, кто сколько мог. Наш фотограф Игорь Верещагин отправился с этой суммой в Москву и купил российскую черно-белую пленку, на которую мы и доснимали кино». Предпремьерный показ фильма, к которому Гарик относился, наверное, трепетнее, чем к другим своим работам (будь то музыка, кинематограф или театр), состоялся в столичном кинотеатре «Ролан». После чего Сукачев получил безжалостный залп кинокритики. В принципе, ему не привыкать. Профессиональные рецензенты придирчиво оценивали и «вторжение в МХАТ», в котором он участвовал, и его «Кризис среднего возраста». Но в данном случае Горыныча атаковали особенно жестко, порой с каким-то глумлением. Вот цитата из аннотации на известном киношном интернет-ресурсе: «Праздник» – второй фильм Сукачева, у которого желание заниматься кинорежиссурой не пропало после не самого ласкового приема его дебютной картины. На вопросы о том, не чувствует ли он нехватку профессиональных навыков – ведь киноуниверситетов не проходил, отвечает: «Чувствую, что умею это делать». Почему он выбрал именно этот трагичнейший фрагмент мировой истории? Говорит: «Да потому, что событие это коснулось каждой российской семьи. Мой дед погиб в первый день войны. То, что мы сделали, – патриотизм. Иван Охлобыстин, с которым мы написали сценарий, – теперь священник. Я сказал ему: «Ваня, делай поступок». И он его совершил. Мы – умные мужики, и мы не шутим, когда говорим о серьезных вещах. Я люблю каждого из вас, хотя вы можете сказать, мол, что он там наснимал, пусть лучше играет на гитаре. И ни о чем больше не хочу говорить. Просто боюсь, что кончится все это дракой».

Глава гильдии кинокритиков Виктор Матизен, думается, мог оказаться первым кандидатом на кулачное рандеву с Гариком, если бы они где-нибудь встретились тет-а-тет сразу после публикации его рецензии. Я приведу из нее лишь пару не самых желчных фрагментов: «…Анахронизмы и утопизмы можно было бы простить, если бы в выстроенных авторами фильма событиях воскресного дня был некий скрытый смысл. Но, как ни вглядывайся, нет ничего, кроме пошлости: так славно жилось папе, маме и дочке, да вдруг пришли немцы и все испортили. Причем демонстрация этого столь славного житья так осточертевает (другие бы знали, что «все счастливые семьи счастливы одинаково», но сценаристы академиев не кончали), что уже к концу первого получаса ловишь себя на том, что ждешь прихода фашистов, как манны небесной. И если авторы фильма втайне хотели сделать из нас мысленных коллаборационистов, они этого добились. Режиссер вряд ли хотел – он для этого слишком незамысловат. За главного сценариста поручиться трудно – он, небось, потому и в священники пошел (если это не рекламный ход), что в душе бесы завелись…

…Ситуация столь же прискорбна, сколь и проста. Как музыкант, Гарик Сукачев должен знать, каково слушать оркестр под управлением человека, которому медведь наступил на ухо, даже если музыканты профессиональны, а дирижер – большой патриот. Режиссеру Игорю Сукачеву, увы, не известны ни та аксиома, что режиссерское искусство сродни дирижерскому, ни тот факт, что на его собственный режиссерский глаз наступил, по меньшей мере, слон».

«Конечно, я очень сильно переживал из-за таких высказываний, – говорит Гарик. – Воспринимал их как личное оскорбление и оскорбление в моем лице тех, кто помнит свое родство, чувствует ответственность и преклоняется перед родившимися раньше нас и пережившими страшные времена, крупнейшую войну.

Пришлось ли тогда с кем-то поругаться? Ну конечно. Хотя что я могу сделать с дураками? А те люди, которые со мной в контакте, были в восторге от «Праздника». Петр Тодоровский просто обожал мой фильм. Говорил: «Вы же молодой человек из совсем другого поколения, как вы смогли это сделать?» Я отвечал, что родился всего-навсего через 14 лет после войны, она для меня еще была рядом. Я хорошо ее чувствую. Будучи маленьким мальчиком, очень жалел, что она кончилась. Мне хотелось на фронт сбежать. Как у Высоцкого: «Не досталось им даже по пуле, в ремеслухе живи да тужи…». Вообще, я сам тогда не сомневался, что снял шедевр. И сейчас так считаю. Хорошо, давай обойдемся без эпитета «шедевр». Пусть так: я сделал выдающуюся картину, которая меня переживет. Хотя я ее с тех пор ни разу не смотрел. Может, пересмотрю и возьму свои слова обратно, ха-ха… В СМИ ее после показа облили ужасающей грязью, потому что определения «патриотизм», «любовь к родине» рассматривались в нашей стране в то время как нечто пошлое, над этим откровенно смеялись. А теперь все по-другому. И новые критики пишут совсем иные слова».

Официальная премьера «Праздника» состоялась 8 и 9 мая 2001 года в ГЦКЗ «Россия». Пусть Гарик и называл (вполне резонно) этот зал «странным», на стыке тысячелетий его заносило туда регулярно. В первый премьерный день среди десятков сукачевских друзей-селебритис, пришедших поздравить режиссера, появилась и Алла Пугачева с букетом. С ее цветами Горыныч и вышел на сцену – к публике. Последняя, как водится, разошлась с критиками в восприятии фильма. И после просмотра приветствовала «Праздник» аплодисментами. А в Интернете постепенно стали множиться позитивные высказывания «простых зрителей», на которых Сукачев и рассчитывал. Например, киевлянин Александр признавался, что «картина очаровала с первых минут, такими близкими и родными показались ее герои, словно смотришь домашнее видео». Елена из Новокузнецка написала: «Такой фильм мог снять только очень добрый и, безусловно, талантливый человек». А некая москвичка восклицала: «Потрясающий фильм! Наверное, я что-то проглядела в Сукачеве, которого никогда не любила. Такую картину мог снять только талант!» И еще тысячи «постов» в том же духе.

Дополнительное внимание к «Празднику» привлек и новый альбом Гарика «Фронтовые песни», где он с «Неприкасаемыми» исполнил чертову дюжину, скажем так, ретрокомпозиций, в основном сочиненных Петром Тодоровским. Некоторые из них вошли в саундтрек фильма. Этот диск подоспел аккурат к презентации «Праздника» в «России», и сразу после показа «Неприкасаемые» сыграли 45-минутный акустический сет, в котором по ходу действа к ним присоединился и Петр Ефимович. С маркетинговой точки зрения «Праздник» продвигали выверенно. Первый официальный показ – в центральном зале страны в День Победы. Затем телепремьера на НТВ – 22 июня 2001 года, в день 60-летия начала тех событий, о которых и рассказывается в фильме. Плюс – «фронтовой» альбом с обложкой в виде черно-белого кадра из «Праздника» и «вмонтированного» в него Горыныча в красной рубахе.

«Будь тогда в России нормальный кинопрокат, мы бы даже что-нибудь заработали на этом проекте. А так – удалось, по крайней мере, «выйти в ноль», закрыть все долги. И на том спасибо». К началу «нулевых» Гарик вообще «перестал жить в долг», вернее, «ощущение нехватки денег» у него закончилось. Он купил свою «первую 24-футовую моторную лодку и назвал ее «Millenium». С тех пор его яхты, мотоциклы, авто, недвижимость множатся и становятся все дороже. «Иногда мы с Ольгой удивляемся: как у нас все это появилось? Я же никогда не гнался за деньгами, но давно стал понимать, сколько стоит мой «товар». Возможно, это мне и помогает».

Основным «товаром» Сукачева и по сей день остается все-таки музыка. «За полсотни смен на съемочной площадке, в качестве актера или режиссера, я получу меньше денег, чем за один концерт. Кино, театр – для меня это все альтруизм». Поэтому даже в процессе работы над «Праздником» Игорь старался найти «окна» для выступлений с «Неприкасаемыми». «В кино есть три периода: подготовительный, съемочный и монтаж. Во время первого и третьего я обычно в Москве, вечерами свободен и могу играть с группой. А съемки занимают всего несколько месяцев». К сожалению, в 2000-м в «Неприкасаемых» случилась новая беда: 23 апреля в возрасте 38 лет скончался барабанщик группы Александр Косорунин. За короткий срок команда потеряла трех своих «опорных» участников. «В музыке у меня точно было две пиковых точки. «Бригада С» – с конца 80-х и до ее последнего альбома «Реки». Потом «Неприкасаемые»: от первого состава с Толей Крупновым и Лешей Ермолиным и до смерти Сани Косорунина». На место Косорунина заступил другой Саня – Митрофанов (к несчастью, и его сегодня уже нет в живых). Поменялся на заре миллениума и директор группы. Вместо Сергея Григоряна пришел Алексей Каневский. Для гастролей и «заказников» штат «Неприкасаемых» был укомплектован. Для создания нового материала не хватало некоего импульса, порыва. У Горыныча он если и появлялся в тот период, то касался либо кино, либо личных увлечений, допустим мореплавания или байк-путешествий. Как ни странно это прозвучит, но Игорь переживал что-то вроде ускользания близкой ему среды, той, где чувствовал себя комфортно и драйвово. Возможно, это происходило непроизвольно. Он и его друзья разменяли пятый десяток, кто-то не дошел до этого рубежа, кто-то стал ощутимо меняться вместе с микроклиматом в стране. Бесшабашная, стремная, но куражная, освобождавшаяся от прежних догм Россия 90-х оставалась в прошлом. И там же остался столичный клуб «Маяк», где «тамадой собачьей свадьбы» зажигал Сергей Шкаликов и проводил вечера и ночи в застольях, спорах, а-ля «капустнических» посиделках Горыныч со своим ближним кругом. Номинально «Маяк» в здании Театра им. Маяковского никуда не делся и продолжает работать. Но атмосфера 90-х из него выветрилась. А потом появился закрытый актерский клуб «Кино», организованный актрисой Мариной Левтовой и ее супругом Юрием Морозом. Но 27 февраля 2000 года Марина трагически погибла, разбившись на снегоходе, и из «Кино», душой которого она была, тоже постепенно ушло особое настроение. «В какой-то степени «Маяк» повторял идею клуба «Белый таракан», но в нем было, конечно, круче и демократичнее в первые годы после его открытия. И в «Кино» так же. Марина занималась там всем до самой своей гибели. Она контактировала с артистами, потом и концерты в клубе начались. Проводились клубные четверги, когда собирались почти все мои знакомые. Я туда часто приходил. Тем более жил в то время рядом, в переулке Печатников. Спустился с горки – и ты в клубе».

Как-то ранней весной 2003-го мы встретились с Гариком в этом самом «Кино». Он уже два года не записывал и не снимал ничего нового. А когда в 2002-м «Неприкасаемые» отказались от выступления на главном отечественном рок-оупен-эйре «Нашествие», по тусовке поползли всякие слухи, мол, Сукачев в запое, в депрессии и т. п. На самом деле он и тогда был достаточно активен, просто некоторые вещи в жизни стал воспринимать по-другому. Об этом я с ним и говорил.

– Знаешь, что на прошлом «Нашествии» все, кто, типа, в теме, считали, что ты не приехал на фестиваль из-за депрессии, вызванной отказом потенциальных спонсоров финансировать твой новый фильм?

– Глупости. Просто я был уверен, что во время фестиваля буду снимать картину. Но сроки передвинулись. Я не из тех, кто впадает в депрессию по такому поводу. У меня вообще не депрессивный характер. Но если уж что-то подобное накрывает, сажусь и пью водку.

– Представь, лесная избушка и в ней четверо: ты, Костя Кинчев, Юра Шевчук и Сергей Шнуров. Вы сидите и пьете. Как будет развиваться сюжет?

– Мы давно уже разные люди и вряд ли найдем общий язык. Думаю, быстро разбежимся.

– А десять лет назад ты устраивал акцию «Все это рок-н-ролл» и собирал друзей-коллег вместе. Так идиллически все выглядело.

– Ныне ничего подобного я бы уже не сделал. Да и тогда прекрасно понимал, что рок-н-ролл в том смысле, который вкладывался в это понятие, – ложь. Это было моим последним братанием с прошлой жизнью. Дальше я пошел своим путем.

– Шнура тогда еще на горизонте не было. А сейчас ходят слухи, что ты отрицательно относишься к нему, поскольку он вторгается на твое творческое поле.

– Чушь! Нет никаких «сфер влияния». На сцене места хватает всем. А «Ленинград» и «Неприкасаемые» вообще отстоят друг от друга, как Венера и Марс! Интерес к Шнуру у меня исчез потому, что на его группу я возлагал немалые надежды. Серега – человек, безусловно, талантливый. И старт-то у них получился хороший. Но – один альбом, второй такой же, третий… Дальше все понятно. Хочется нового, а не переливания из пустого в порожнее. Впрочем, быть объективным я не могу. Мое поколение и нынешнее формировались в разное время. Мы были революционерами, идеалистами, дураками, может быть, но романтиками. «Ленинград» – это уже эпоха, где идеализму места нет. Прагматизм, расчет, деньги. А деньги – самое сложное испытание. Отказаться от них крайне тяжело.

– Но и ты ведь не отказываешься. Когда-то тебе на еду не всегда хватало, а потом ты стал на собственном джипе ездить и катера покупать.

– Да, в материальном смысле стало все неплохо. Наша семья не бедствует уже несколько лет.

– Ты приступаешь к своему третьему фильму. О чем он?

– Послевоенное время, 46-й год. Сибирь, лагеря. История любви рецидивиста и воровки. Но без политики. И без оценок того времени. Ибо я не вправе их выставлять.

С собственным кино у Гарика в том году все-таки не сложилось, как и в следующие семь лет. Зато в 2003-м он сделал еще один акустический шансонно-городской альбом «Poetica» с новым хитом «Человек-привычка». Записывал он его со своими музыкантами. Но название «Неприкасаемые» на обложке диска вообще не упоминалось.