Шестнадцатая серия
«Завтра все будет не так, как вчера, – это нонсенс»
В одном из неспешных вечерних разговоров с Гариком у него дома на кухне я спросил: какой из своих проектов он воплощал в момент личного психологического кризиса? Оказалось, «все без исключения, начиная с «Акции «Нонсенс». Причем это касается и музыки, и кино, и театра. Но в пластинках, как ему кажется, «такое состояние, пожар довольно непростых чувств, горечь расставаний, выворачивание наизнанку» – заметнее всего.
«К счастью, я так устроен, что кризисы свои забываю, как зубную боль. Пока она тебя мучает, ты думаешь, это будет вечно. Колоссальную поэму о зубной боли готов создать, когда болит. Только она прошла, и ты ее не помнишь никак».
На пике «бригадовского» кризиса 1989-го и очередного обострения собственного индивидуализма Гарик успел записать свой первый полноценный альбом «Акция «Нонсенс». В иных обстоятельствах, при «душевном штиле», такая работа могла и не сложиться. Но в тот период Сукачев завелся, видимо, предчувствуя, что скоро ему в очередной раз предстоит «все начать сначала», и сделал парадоксальную пластинку, где авторская мизантропия перемешивалась с надеждой, сентиментальностью, романтизмом. Примечательно, что больше половины песен в альбоме были написаны на стихи Александра Олейника. Гарик доставал из поэзии Сталкера то, что хорошо монтировалось с его собственными текстами. Это были уже не те прежние попытки опереться на чужую лиру, если сам не можешь поэтично изложить свой сюжет, а равноправное соавторство. Альбом открывался памфлетным сукачевским «Нонсенсом», точно попадавшим в интонацию того времени. Квинтэссенция надрывности проявлялась в теме «Там, где кончается дождь». Перед своим 30-летием Игорь высекал такие строки: «Пролита кровь, брошен призыв./Серые птицы на черных холмах,/Вечное время заката, и вновь/Светлое завтра, сегодняшний страх,/И даже родившись, ты здесь не живешь,/В этом Богом покинутом, Богом оставленном,/Богом проклятом месте, где кончается дождь». Сталкер устами Гарика «откликался» в «Счастливчике» – самой известной тогда песне альбома: «Я хотел, чтобы было, как лучше./Получалось, как хуже нельзя./Я любил, а любовь на глазах/Отдавалась другому смеясь». Эта композиция прозвучала даже в телевизионном новогоднем «Огоньке»! Причем там как бы смикшировали клиповые фрагменты и концертную съемку, где Гарик пел, сидя на плечах у Вовы Веселкина и поливая зал шампанским из бутылки. Неистовый шоумен «АукцЫона» Веселкин в «Счастливчике» еще, конечно, дико танцевал и извивался на полу у микрофонной стойки. То есть хотя бы так, по касательной, Сукачев соприкоснулся с питерским «Ы», нарушившим его альянс с Кирой Миллером.
Надо сказать, музыкально «Акция «Нонсенс» в целом звучала посочнее тогдашней «Бригады С». Свинга и ломаных ритмов и здесь хватало, но в аранжировках, мелодике, чуть менявшийся стилистике уже просматривался Гарик 90-х.
«Я записывал этот альбом с конца 1988-го. Мы с Серегой Вороновым буквально жили в студии, которую Намин предоставил мне в полное распоряжение. Фрэнк Заппа заходил туда посмотреть, что у нас получается. Меня в тот момент занимала мысль, что первичное чувство музыканта – самое верное. Оно – как вспышка, а далее, после нескольких дублей, в процессе звукорежиссерской обработки оно меняется, теряет свою свежесть. Чтобы проверить это на практике, я придумал «Акцию «Нонсенс». Выглядело все примерно так. Прихожу в студию: пишу свою гитару и голос. Дальше зову, скажем, барабанщика. Он играет (только один раз!) под то, что я изобразил на гитаре. Говорю ему: отлично, все клево получилось. Потом приходит басист. Ставлю ему только барабаны и гитару (без голоса). Он тоже с ходу пишет свою партию. Клавишнику вырубаю барабаны, гитару и оставляю партию баса. Вот таким тетрисом занимался. А потом собирал все в единый трек. Никто из приглашенных музыкантов не знал, что конкретно он записывает. Лишь три человека были в курсе: я, Сережка Воронов и наш звукреж, к сожалению, ныне уже покойный Олег Сальхов. Когда все соединилось, я собрал участников записи послушать, что вышло».
«Мазай, помню, тогда в осадок выпадал, – говорит Галанин. – Рассказывал мне, что у Гарика сыграл чего-то, но что именно – не в курсе». «Серега Мазаев сыграл в песне «Там, где кончается дождь», – поясняет Сукачев. – Говорил мне потом, что это лучшее соло в его жизни».
Душевно и беспристрастно вспоминаемая ныне «Акция «Нонсенс» тридцать лет назад казалась «еще одним кирпичом в стене», выросшей между Гариком и «Бригадой С». Сил и времени для записи первого «бригадовского» альбома у Сукачева не находилось, зато над своим сольным проектом он работал самозабвенно. И никого из группы на помощь не позвал, притом что к созданию «Нонсенса» привлек десятка три музыкантов, в том числе весьма известных. Конечно, здесь можно спорить о следствии и причине. Что началось раньше: кризис в коллективе или погружение Гарика в «Акцию «Нонсенс»? Скажем, сам он не считает, что этот проект стал причиной развала «Бригады С», поскольку «делал тогда не пластинку группы с другими исполнителями, а свою сольную работу, как бы первую «Кампанеллу каменной звезды», только называвшуюся иначе». Однако итог получился удивительный. «Бригада С» версии «1.0» так и не открыла свою официальную дискографию и исчезла на пике популярности практически одновременно с появлением сольного диска Сукачева. Возможно «Акция «Нонсенс» стала «последней каплей» в конфликте Игоря и «бригадовцев», которые расходились с ним и в уровне доверия к международным планам Намина, и во взглядах на развитие группы. Кроме того, опять возник «фактор Волобуева», который, по мнению Гарика, «столкнул всех лбами».
«Олег чего-то сбоку нам нашептывал, – говорит Галанин. – И мы повелись на его слова, хотя сейчас понимаю, что, наверное, не стоило тогда дергаться. У него имелись определенные амбиции, и на каком-то этапе он, очевидно, понял, что при Намине никем не станет. Так и будет постоянно на подхвате. А тут еще Гройсман появился. Чувствовалось, что Стас скоро Волобуева уберет. А Олег, в принципе, душа-человек, компанейский, его по-человечески жалко было. Он стал и нам предрекать отставку. Советовал из SNC уходить потому что «Стас всех вас съест. Будете как «Цветы» – его группой», и лучше дальше двигаться самостоятельно вместе с ним (с Волобуевым то есть).
Гарик же был полностью солидарен со Стасом. А я при всем моем уважении к Намину в его американские сказки не очень верил, как-то муторно они звучали. Не знаю почему… Да и Гарик тоже, наверное, не очень верил. Но другого такого менеджера рядом с нами не было. Это, конечно, человек, сыгравший большую роль в нашей жизни. И Гарик, видимо, занял правильную позицию, приняв его сторону. К тому же Намин нас никогда не подводил. Задуманное он доводил до конца. И, по большому счету, мы получали от него то, что хотели. Но в нашем договоре существовал один пункт, который меня сильно напрягал. Там получалось, что все, сделанное «Бригадой С», принадлежит Центру Стаса Намина и ему лично. Даже название группы в случае чего остается в его собственности. Это изрядно подламывало. Значит, Сукачев все придумал, затем мы это вместе претворили в жизнь, а теперь в любой момент нас может поглотить пресловутый шоу-бизнес?»
Гарик был уверен в «неприкосновенности авторского права» и в том, что все формулировки в их договоре с Наминым – обычная формальность. Но убедить в этом коллег тогда не смог. С Галаниным он ничего и не обсуждал, поскольку они «вообще перестали общаться». А с остальными членами «Бригады С» разговаривал подробно, отдельно и не по телефону. «Я лично с каждым встречался и объяснял, что рано делать резкие шаги. Наминская компания – единственная, кто нами реально занимается. Другие ничего не предлагают.
В филармонию никто из нас не хотел, а иных альтернатив (чтобы иметь стадионные концерты, какие-то телепоказы, гастроли) не существовало. Но парни ошибочно полагали, что мы популярны уже настолько, что и без всяких организаций у нас все будет о’кей. Я сказал Намину: «Катастрофа, Стас! Никто мои доводы не воспринимает. Сохранить группу невозможно». Я отказался от дальнейших американских гастролей, и наши западные партнеры говорили: «Ты сошел с ума!» Стас предложил: «Я сам с ребятами поговорю, без тебя. Попытаюсь им все объяснить». Но я ответил: «По-моему, уже невозможно. Все выглядит таким образом, что никто ничего слушать не хочет».
«Намин вряд ли мог тогда что-то изменить, – считает Галанин. – Вот если бы наш гитарист Кирюха Трусов, который был для нас хорошим авторитетом, почти полусвятым, повлиял на ситуацию, возможно, группа сохранилась бы. Но он почему-то принял мою сторону. Хотя, что конкретно нам делать дальше, кроме того, что новые песни писать, мы смутно представляли. Перспектив особых не наблюдалось. Но была неудовлетворенность и зов пробудившегося охеренного эго. Не знаешь, что впереди, но как прежде – нельзя».
В третий раз за десятилетие Гарик разошелся с теми, кого сам собирал, и это вновь побудило его к быстрой «перезагрузке».
«Не утверждаю, что в тот момент был полностью прав или совсем неправ Сережка, – размышляет Сукачев. – Но тот раскол зависел только от наших с ним взаимоотношений. Остальные участники группы, говоря сегодняшним языком, были в роли сессионных музыкантов и следовали за нашими решениями. Наверное, для меня эта ситуация действительно смахивала на ту, что я прошел в «Постскриптуме», на тех самых «двух медведей в одной берлоге». С той лишь разницей, что в «P.S.» не было ни денег, ни новаторства, а в «Бригаде С» все это присутствовало».
