Вода

Ким открыл глаза, сон еще плавал вокруг – странный, неприятный, но нестрашный кошмар того сорта, когда совершенно ясно, из какого тайника подсознания принесло какой ужас; вязкое и стыдное постепенно рассеивалось, отступало и все в комнате возвращалось на место: угловая спальня, в квартире их три – можно выбирать по настроению или пригласить кучу гостей – было бы кого; жалюзи закрыты, значит, солнце еще не встало, и кофе еще не готов, и холодно – дом спит.

– Хэй, Сири, – попросил он в темноту, – сделай, пожалуйста, утро.

На утро у Сири уходит тринадцать минут: подсветить потолок, как будто рассвет, нагреть воздух и пол до температуры «не противно вылезать из-под одеяла и вставать босыми ногами», включить Lazy Morning. И кофеварку еще – крепкий кофе на воде и без сахара, но с карамелью; Сири под силу сделать утро хоть бы и в полночь.

Ким позвал Сири громче, потом еще громче, потом еще – но с другой интонацией, в ответ она разочаровано лязгала железкой, а утро не делала; интернета нет, должно быть. Это было обидно: всего с месяц назад Ким выиграл длинную позиционную войну с соседями, чтобы провести домой оптоволокно; из четырех квартир в их доме дольше всего он воевал с номером четвертым, владелец которого бывал наездами, сдавая квартиру через AirBnB – Ким прижал его в коридоре совершенно случайно. Полный желания навести порядок, Ким спустил ноги с кровати и встал – прямо в воду. Вода покрывала пол по щиколотку, было понятно – это не единичная лужа, а потоп. Ошалевший, он прошлепал через кухню и гостиную – к задней двери; света не было во всей квартире, что если вдуматься, отлично просто, когда пол залит водой; замок работал – он-то на батарейках. Задняя дверь у Кима открывалась на дурацкую коротенькую противопожарную железную лестницу, порожденную не менее дурацкими европейскими нормами безопасности. Смысла в этом не было – дом выходил затылком в холм, так что случись чего – шагай просто из окна на улицу. С другой стороны – для выпустить воду из комнаты железная лестница подходила идеально – не в подъезд же, а то совсем съедят европейцы. Ким очень смутно понимал, что нужно теперь делать – звонить в страховую или сначала лэндлорду?

На улице был день и было солнце, вода радостно хлынула через порог широким красивым водопадом. Вода в воду. Обширный газон, упирающийся в лесовосстановление – непроходимую чащу под охраной правительства, был затоплен полностью – примерно по колено. Охренеть, – подумал Ким по-русски. Потоп был неожиданно чистый – кристальной буквально прозрачности: отдельные одуванчики, чудом уцелевшие после геноцида пани Хельги, светились в изумрудной траве, как крошечные актинии; так же кристально было ясно, почему нет света и интернета, почему Сири не открыла шторы, не сварила кофе и вообще умерла: их трансформатор жил на газоне, замаскированный под уродливую альпийскую горку с камнями из резины, а оборудование для интернета, которое Ким считал почти своим, – в подвальной прачечной.

«Охренеть», – повторил Ким в слух. Он прошлепал обратно через всю квартиру – воды меньше не становилось пока, – и открыл дверь на лестницу, породив еще один водопад – чего уж там. Водопад хлынул по ступенькам вниз и влился в затопленный – примерно по колено, если судить по велику Почтальона, – подъезд. Вода и здесь была кристально чистой – каждую плиточку видно, только плавали чьи-то вьетнамки, пакеты и прочие забытые подъездные обитатели. Ким постоял немного – ноги уже здорово замерзли, в два шага пересек площадку, отдернул потянувшуюся к звонку руку и постучал. Сначала было тихо, потом за дверью зашлепали по воде шаги; потемнел глазок.

– Вам кого? – спросила пани Хельга – она всегда так.

Ким внезапно обнаружил, что не может говорить – что-то сжалось в горле, животный ужас пробежал по позвоночнику в затылок и затаился там.

– Пани Хельга, – спросил он вежливо, с трудом сглотнув, – у вас что, в квартире потоп? Тоже?

Пани Хельга помолчала, потом глазок посветлел, и Ким услышал удаляющиеся шаги. Шлеп-шлеп-шлеп – по неглубокой воде. Страх из затылка тихонько перелез Киму в грудь, заворочался там; внезапно стало совершенно ясно, что надо делать, – звонить 112. Подвал затоплен, прачечная. Парковка. Может, кто утонул. Ким рванулся в квартиру, разбрызгивая фонтаны из-под ног. Телефон лежал на прикроватной тумбочке; сети не было. Вообще никакой: ни Wi-Fi, ни сотовой. Пока Ким одевался – зрела экспедиция вниз, в цивилизацию, до него внезапно дошло, что случилось: прорвало какое-то озеро в горах, деревню затопило за ночь, смыло совсем – их-то дом стоит на холме, так что шпиль кирхи – как раз на уровне их окон, только далеко. Трясущимися, почему-то мокрыми руками он вручную открутил жалюзи наверх, ожидая увидеть альпийскую редакцию Калязинской колокольни. Кирха была на месте, вся, а не только шпиль. И деревня была на месте, и все было на месте, ничего никуда не делось, только прибыло: их Восточный холм был покрыт водой, водой была затоплена вся долина – насколько хватало глаз, до самых дальних гор – рябь и яркие блики. Вопреки здравому смыслу и законам физики, вода эта держалась на холме, как пленка, никуда не стекая, ровным прозрачным слоем.

Ким пододвинул стул и сел; страх моментально рассосался, ему было ужасно интересно. Хотя сама вода, очевидно, гравитацию игнорировала, все остальное в мире относилось к фундаментальному взаимодействию номер раз со всей серьезностью: на глазах у Кима два плотика из толстых брусьев – он узнал декоративные ступеньки их крыльца – торжественно проплыли по дорожке вниз, к речке. Выглядело это внушительно и совершенно прекрасно. Ким проводил их глазами: народ в деревне потихоньку шевелился, даже, кажется, поехала машина, очень хотелось сходить за биноклем. По дорожке побежала аккуратная волна, и через секунду появился ее источник: Почтальон в домашних брюках, он с трудом выволок за собой велосипед, отдышался, уперся здоровой ногой, толкнулся и рухнул в воду – Ким вскочил, бросился открывать окно – выпутался из велосипеда, брезгливо оттолкнул его и бросился в погоню за ступеньками пешим порядком: здоровую ногу задирая как можно выше, пытаясь нести ее над водой, а протезную – волоча сзади; надо было помогать. Водопад из двери в подъезд все не убывал, со второго этажа тоже отчаянно лило, очевидно, квартира Почтальона тоже была залита и он тоже оставил дверь открытой. Ким спустился до среза потопа, помедлил и отчаянно прыгнул вперед. Вода была холодная. Смешно задирая ноги, как Почтальон, только обе, он допрыгал до двери, повернул на дорожку – вниз с холма, упал в воду раз, другой. К середине спуска выработался рабочий компромисс – проще всего было сесть в ледяную воду и, отталкиваясь от ступенек, как бы плыть вниз, вытянув ноги вперед; от Почтальона он все равно безнадежно отстал. Вода была обычной водой – пресной, мокрой и жидкой, по колено глубиной. Форму ступенек она не повторяла, а как бы сглаживала – получалось у края ступеньки – помельче. На мостике Ким встал на две ноги, перевесился через парапет. Речка была на месте, никуда не делась – текла себе под слоем воды. Мост был залит, как везде – по колено, так что до дна речки получалось метра четыре – глубоко. Сразу за мостом Ким воткнулся в мэра. Мэр был величествен и обут в шикарные болотные сапоги – до пояса. Он медленно и печально оглядел Кима – мокрого до нитки, трясущегося, в тренировочных штанах и домашней рубашке, не менее медленно и печально поинтересовался, что с ним, с Кимом, сегодня стряслось. Ким огорошенно молчал, мэр ждал ответа и шевелил усами: идиотизм какой-то. Помощи ждать было неоткуда – только в конец блока, у супермаркета, двигались люди, даже, кажется, Почтальон. Ким пригляделся: беглые ступеньки были загнаны в угол парковки, их вязали веревками. Мэр все смотрел на него и ждал ответа. Жалко пожав плечами, Ким попрощался и побрел обратно в горку, домой. Неожиданно, но идти было не так уж и трудно, не труднее, чем просто по мелкой воде, тем не менее к концу подъема Ким и согрелся, и устал. В подъезде все лило – из его квартиры и из Почтальоновой. Потрясенный, Ким взбежал по лестнице на второй этаж. Квартира Почтальона была залита по щиколотку – ровно так же, как его собственная; все краны были закрыты: из квартиры вытекало – в нее втекало. Сраженный этой потусторонней логикой, Ким спустился вниз, вытерся (полотенца лежали на второй полке – сухие) и переоделся, нашел в кладовке сапоги и рюкзак, а в рюкзаке – спиртовку. На автомате сварил кофе.

На лестнице захлюпали и затопали, прямо с чашкой Ким выскочил на площадку. Почтальон уже поднимался к себе, мельком глянул на Кима, вежливо кивнул. Слышно было, как он, с трудом преодолевая поток, захлопнул дверь. Ким постоял еще – водопад сверху потихоньку утихал – и ушел к себе.

Пять стадий Кюблер-Росс – от отрицания к принятию – заняли у Кима два последующих дня. Он с трудом заснул вечером, надеясь проснуться в нормальный мир; утром солнце отразилось в воде, ровным слоем покрывавшей холм и долину внизу. Он поднялся к Почтальону (того не было дома), потом поговорил с пани Хельгой – она была занята, читала роман. Спустился в деревню: супермаркет работал только за наличные, из холодильников все выгребли на прилавки, и была распродажа, но никто не покупал – как хранить, если света нет? Он зашел к доктору Петерс, отсидел очередь; доктор Петерс нашла у него начинающуюся простуду и посоветовала не переохлаждаться. В «Мушках и так далее» были болотные сапоги, и даже его размера, жить стало немедленно легче. На следующий день он явился к мэру и был принят – в прихожей. Мэр посоветовал налегать на язык: «Вас бывает трудно понять», и обращать внимание на традиции, принятые в обществе: «Вот вчера, например, вы были на мосту в совершенно неподобающем для публичной прогулки виде». В ответ Ким выдавил из себя: «Как вы находите погоду», и получил величественное: «Отличная погода, обычно бывает больше дождей в это время года». Дождя и правда не было, природа ограничилась повсеместным нарушением законов физики и здравого смысла – и только-то; вся деревня вела себя так, как будто потоп был здесь всегда – каждый спокойно занимался текущими проблемами – сапогами, мостиками и настилами, неработающими холодильниками: света не было и телефон не работал, а почта была закрыта. Местное FM радио шипело, на средних же волнах все было в порядке – передачи, новости, музыка. Где-то там, вне их долины, мир жил своей жизнью, здесь – уровень воды на улице не менялся, и в комнате тоже, хотя дверь Ким теперь не закрывал – водопад лился на лестницу день и ночь. Утром третьего дня его разбудила пани Хельга: пронзительным голосом она гнала с драгоценного газона небольшого аккуратного бегемота – зверюга открывала пасть, показывала желтые клыки, гадила и ловко расшвыривала помет в разные стороны куцым хвостом. На крики спустился Почтальон; вооруженные цветными зонтиками, вдвоем с пани они оттеснили бегемота к лесу и оставили там.

Потрясенный Ким взял в запланированную экспедицию медвежий спрей – больше ничего не нашлось. Прошел сквозь деревню на дорогу, ведущую к шоссе. За деревней долина была затоплена глубже – даже на дороге примерно метра полтора-два, выехать нельзя даже на тракторе, Ким промерил глубину удочкой из «Мушек»; лодок в «Мушках» не было – ни надувных, ни каяков, никаких. «Кому бы я продал тут лодку, – ответил хозяин “Мушек”, – только идиот купит тут лодку». Ким молча проглотил идиота, на заправке купил автомобильную камеру и оставшуюся часть дня строил себе плавсредство: перевязал туго надутый баллон крест-накрест, сверху – помост, на нем рюкзак со всем необходимым. Плавсредство ввиду размера пришлось собирать снаружи, он перегнал его под окно и привязал веревкой. Бежать Ким задумал назавтра к обеду, когда вода хоть чуть-чуть прогреется. Строительство, планирование и прочие хлопоты здорово его успокоили, он легко уснул, снилось приятное. С утра легко собрался и к обеду был полностью готов.

Плавсредство работало отлично – Ким стрелой скатился с холма вниз, брызги – до неба. От моста взял баллон на буксир, повел на веревочке – через всю деревню; у остановки, где резко стало глубже – толкнул перед собой, поплыл, цепляясь за обвязку – ужасно оказалось неудобно. Он толкал, вис на веревке, отдыхал и снова работал ногами, устал и вытолкнулся на помост до пояса – проверить направление. Деревня внезапно оказалась не сзади, а впереди-слева: невесть откуда взявшееся течение не спеша закручивало плавсредство вместе с Кимом, несло вокруг и вдоль деревенской черты. Бултыхаться не было смысла – максимум, чего он добился бы – ценой нечеловеческих усилий оставаться там, где был – на задах у добровольной пожарной части. Ким смирился, аккуратно, стараясь не перевернуться, залез на помост целиком. Деревня смотрелась нарядно, отражалась в прозрачной воде. То там, то здесь мелькали жители, его замечали, но никто не махал почему-то. Откуда-то взявшийся дирижабль величественно плыл где-то над кирхой – непонятно, то ли огромный, и высоко, то ли игрушечный, и очень низко. Течение сделало почти полный круг и несло его теперь к новой школе у речки; возле школьного забора кто-то стоял, глядя прямо на него, кажется – ждал. Киму стало ужасно неудобно: баллон плыл, как назло совсем неспешно, а прыгать в воду и грести ногами было как-то глупо, как будто он торопится обратно. Человек у забора все стоял, плескалась вода. Ким посмотрел вниз – снова по колено уже, спрыгнул, повел плавсредство за веревку. У забора вода поднималась невысокой стеной, повторяя склон. Немолодой господин молча протянул ему сверху руку, помог вылезти, вопросительно поднял брови. – Ким, представился Ким. – Завуч, – ответил он в тон, – давайте втащим ваш плот. Хотите чаю?

Дом завуча был совсем рядом со школой, белый и неожиданно большой; чай они пили в библиотеке – книжки с нижних полок, спасенные от воды, громоздились на столе, по стенам – чертежи, цифры столбиками на маркерных досках. Самая большая доска – прямо над столом: таблица и сложный график в три цвета. Глубина, – пояснил завуч, откровенно за Кимом наблюдавший, – видите – синусоида. Уровень все время пульсирует: плюс-минус два дюйма в сутки примерно. Завуч замолчал, спокойно глядя Киму в глаза. Он же ждет, – понял Ким. Он ее изучает, и ждет, что я расскажу, он подумал, наверное, что я тоже поплыл вот за этим – измерить, например, скорость течения, направление вращения, вот это все. Стараясь держать лицо, Ким промямлил, что очень устал, поставил чашку, похлюпал к двери; провожать его завуч не пошел. Уже подходя к дому, Ким вспомнил, где видел такой взгляд: тысячу лет назад, в другой жизни, в Аркалыке – ведомственном поселке геологов в Южном Казахстане. Они с мальчишками собирались спереть огромный жестяной бидон из-под мороженого, по крышку набитый мелочью – недельную выручку киоска с пломбиром. Тима – его сосед по лестничной клетке, выслушав план, сказал всего одну вещь: «Вам его не поднять». Сказал – и смотрел вот так, совершенно уверенный в своей правоте, смотрел и ждал, что Ким согласится, кивнет и не станет делать глупостей.

Дома, первый раз за последние три дня, Ким спокойно поужинал, снял сапоги и залез в кресло – смотреть на небо. Луны не было, звезды светили, как сумасшедшие. Громко плеснуло, он высунулся. Плавсредство мирно паслось на веревке прямо под окном, давешнего бегемота не было видно. Зато весь пани Хельгин газон переливался зеленым, светился планктонным светом; в прозрачной воде скользили огромные, размером с хорошую акулу, кистеперые рыбы – вроде латимерий. Одна проплыла совсем рядом; растопырив смешные плавники-лапы, ловко повернула, на ходу скусив одуванчик.