Настоящие бельгийские вафли

– До этого времени, – сообщил исправный келарь, – вафли, пышки и прочие изделия из теста не успеют как следует подрумяниться на медленном огне. А ежели, с другой стороны, час трапезы будет отложен хотя бы на десять минут, то, по мнению брата кухаря, олений окорок сильно пострадает, несмотря на все искусство поваренка, которого он так хвалил вашему высокопреподобию.

«Монастырь»

Вальтер Скотт

Джон был уверен, что его обманули. К этому, по правде говоря, Джону следовало бы привыкнуть: по природе своего характера он чувствовал себя обманутым большую часть жизни, сколько себя помнил, а то и раньше. В детском саду ему доставалась самая неудобная кровать – у окна. Самая дурацкая соседка – дура, чашка с трещиной, всю жизнь – все последнее, и с витрины, без коробки, захватанное руками. Даже детство досталось обидное – на обочине славы его бабки, ведущего египтолога страны. Сухая, как ее любимые мумии, бабка выставила его отца из фамильного особняка немедленно после помолвки с иранской студенткой. Однако сегодня обида и обман были особенно сильными. Острыми. Хватали за душу, резали по живому. Джон осторожно выплюнул гадость изо рта – в салфетку. Вытянувшись, уверенный, что обманули только его, подозвал официанта.

Выслушав, официант позвал менеджера. С менеджером Джон пошел на кухню – говорить с шеф-поваром. Там Джону стало ясно, что обманули всех: «настоящие бельгийские вафли» из меню были: а) очень полезными, без глютена; б) по рецепту знаменитой дамы, евангелиста ЗОЖ; в) мягкими, тягучими на вкус, без масла и сахара. Джону всегда становилось легче на душе, если обманули не только его – всегда, но не в этот день. Выйдя из кафе, он отпер машину и сел за руль, никуда не поехал: с неприкрытым отвращением глядя на анимированную вывеску, принялся вспоминать. Еще месяц назад тут была кофейня его тезки; Джоном этот турок был очень условным, но варил неплохой кофе, умел печь блинчики, и у него была вафельница. Не идеальные вафли и дорогие, но без претензий: просто и вкусно. Потом Джон закрылся без уведомлений и причин, и теперь тут «Свежий вкус» – сетевое кафе с упором за веганство, хотя какое кафе сейчас без упора. Джон завел машину, опустил руки на руль. Вечное чувство обмана мешало Джону страшно, особенно по работе: Джон работал удаленно, через интернет, точнее – через черную, скрытую часть сети – наемным убийцей. Работал – в прошедшем времени: купил домик, умно вложил остаток денег и отдыхал – уже не первый год; когда-то придется работать снова, но не сейчас. Чувство неутоленной обиды, он знал из опыта, можно снять только доведя дело до конца. В данном случае – съев нормальную, настоящую бельгийскую вафлю. В масле, горячую. Можно даже с мороженым.

За следующую неделю Джон объехал две провинции. Бельгийские вафли никто не пек. Если пекли – то из пакетированной смеси, здоровые, лишенные масла, калорий и вкуса, бельгийские вафли почти извиняющиеся за свое существование, попавшие в здоровое меню по лимиту терпимости и признания традиций. В двух кафе ему посоветовали купить домашнюю вафельницу и пакетированную смесь. В одном – такую вафельницу ему попытались продать, вместе а годовой подпиской на журнал о здоровье. К кафе с пятью звездами Google «У Эркюля П.», на которое Джон возлагал особенно много надежд, вафли с восторгом согласились испечь по его просьбе – и принесли нечто вялое, склизкое, сероватое – из здоровой цельной муки. Читатель ждет уж рифмы «и Джон убивал каждого, кто смел испечь такую гадость». Конечно, нет. Джон был разумным человеком, во-первых, и отделял работу от личной жизни, во-вторых. Убийство – услуга дорогая; Джон, как и многие профессионалы-фрилансеры, вряд ли смог бы позволить себе свои собственные услуги: как хороший инженер не может позволить себе провести месяц, утепляя свой подвал. Мысль о настоящих бельгийских вафлях не отпускала Джона много месяцев спустя, пройдя все положенные стадии: от навязчивого желания и неутоленной обиды до убежденности открыть собственную вафельную – со всеми промежуточными станциями. «Открыть вафельную» превращается для Джона в игру: когда через пару лет приходится вернуться к работе, он играет в нее в каждом городе – мысленно выбирая место, расставляя столики, оформляя вывеску и получая санитарную книжку.

Работая на большом круизе, он пытается перелезть из одной каюты в другую – ночью. Качки нет, круизное судно идет, как по ниточке, карабины надежно закреплены, тем не менее, Джон срывается вниз, в воду: бесконечно падение с высокого борта. Профессионал, он ныряет, а пропустив корму с чудовищным винтом, – надувает предусмотрительно надетый спасательный жилет, светит фонарем – все тщетно. Джон переживает самую яркую – во всех смыслах – ночь, попав в облако светящегося планктона под звездным небом. Разумный человек, он понимает, что на судоходной трассе нужно просто ждать неизбежного спасения. Глотая светящуюся, горькую от морской воды слюну, он старается думать о приятных вещах и вспоминает Облачный день. Так Джон называет, глубоко-глубоко внутри, единственное утро, когда египетская бабушка взяла его у родителей. Утро было ясным, теплым и солнечным – апрель. Сначала они гуляли в парке, вдоль реки и говорили об удивительных вещах, а потом позавтракали в кафе на острове, куда их отвез крошечный катер. Маленький Джон запомнил этот день облачным, потому что его белый завтрак подали на белоснежной салфетке: чуть припудренные сахаром пышные бельгийские вафли с мороженым. Поддерживаемый жилетом, Джон мечтает и парит между светом и светом. За три часа до рассвета его замечает контейнеровоз, точнее – автоматический навигатор автоматического контейнеровоза – чудовищного корабля размером в городской квартал. Навигатор не может остановиться, но сбрасывает спасательный шаттл – смешной пузатый оранжевый ботик, поросший оранжевыми леерами. Побелевшими руками Джон хватает леер, дает шаттлу вытащить себя из святящейся воды. Натужно гудя электромотором, шаттл догоняет контейнеровоз, автоматически шлюпбалки поднимают его на заставленную контейнерами палубу – штабели уходят вверх, как небоскребы. Людей на борту нет, подсвеченная дорожка ведет в длинный проход между контейнерами. Джон, роняя пылающие брызги с жилета, находит рубку с аварийным запасом воды, еды и старых фильмов. До ближайшего порта у Джона две недели, интернета в рубке нет, хотя компания владелец контейнеровоза должна, безусловно, знать о его спасении. Пакеты с сублимированной едой в отличаются только этикетками; еда свежая: истекли только шесть из десятилетнего срока годности. Дни Джон проводит гоняя по кругу блокбастеры четвертьвековой давности и привычно мечтая о собственной вафельной в Брюгге. Где-то к середине ящика Джон добирается по пакета «настоящие бельгийские вафли (саморазогревающиеся)™»; голографическая картинка на этикетке как две капли воды похожа на его Облачный день. Серые горячие вафли из этого пакета не хуже и не лучше тех, что обычно подают в сетевых кафе.