Неврологические сны

Как ни толкуй сны человека, египтяне считали их пророческими и вещими; Фрейд говорил о галлюцинаторном исполнении желаний; Фрэнсис Крик и Грэм Митчисон выдвинули теорию «обратного обучения», согласно которой мозг избавляется от лишней информации. Понятно, что в снах проявляется, четко или искаженно, текущее состояние тела и разума.

И нет ничего удивительного в том, что неврологические расстройства – в самом мозге или в периферической нервной системе – способны влиять на сны ярким и странным образом. Любой практикующий невролог знает об этом, и все же мы редко спрашиваем пациента о его снах. На эту тему почти ничего нельзя прочесть в медицинской литературе, но я уверен, что такие опросы должны стать важной частью неврологического обследования, они помогут в диагностике и могут показать, как чуток барометр сновидений к неврологическому здоровью или заболеванию.

Впервые я столкнулся с этим много лет назад, работая в клинике мигрени. Стало ясно, что существует не только общая корреляция между появлением очень ярких снов или кошмаров и зрительной мигренозной аурой, но мигренозная аура сама появляется в снах. Пациент может видеть во сне фосфены и зигзаги, расширяющиеся скотомы, цветовые пятна или контуры, которые набухают, а затем тают. Во сне может проявляться дефект зрительного поля, гемианопия или, значительно реже, феномен «мозаичного» или «кинематографического» зрения.

Неврологические феномены в таких случаях возникают непосредственно, нарушая нормальное в других отношениях течение сна. Но могут и вплетаться в сон, смешиваться с другими образами, соответственно меняясь. Так фосфены при мигрени часто видятся как фейерверк, а одному моему пациенту мигренозная аура представала ядерным взрывом. Сначала возникал ослепительно горящий шар с типичными при мигрени радужными зигзагообразными краями, он рос, сверкая, пока на его месте не возникало слепое пятно (скотома). В этот момент пациент обычно просыпался – скотома таяла, но появлялась тошнота и зарождалась головная боль.

При наличии поражения затылочной, зрительной, коры пациенты могут испытывать во сне определенные нарушения зрения. Мистер И., художник с цветовой слепотой, которого я описал в «Антропологе на Марсе», страдал центральной ахроматопсией и заметил, что больше не видит цветные сны. Люди с определенными поражениями зрительной коры во сне не различают лица – это называется прозопагнозия. А один мой пациент, с ангиомой в затылочной доле, знал, что если сон внезапно «краснеет», то близится приступ. Если поражение затылочной коры диффузное, зрительные образы могут вовсе исчезнуть из снов. Я однажды столкнулся с этим как с отличительным симптомом болезни Альцгеймера.

Еще один пациент, страдающий фокальными сенсорными и моторными припадками, видел во сне, что его бьет судейским молотком по голове Фрейд, зачитывая обвинения. Удары почему-то отдавались в левой руке; проснувшись, пациент обнаружил, что рука онемела и трясется – типичный фокальный припадок.

Чаще всего в неврологических «физических» снах встречаются боль, дискомфорт, голод и жажда – одновременно и очевидные, и замаскированные обстоятельствами сна. Так одному пациенту, которому наложили гипс после операции на ноге, приснилось, что тяжелый человек наступил ему на левую ногу. Сначала вежливо, а потом все настойчивей пациент просил человека отодвинуться, а когда его просьбы остались без ответа, попытался сдвинуть человека. Попытки не увенчались успехом, и тогда, во сне, пациент понял почему: человек состоял из компактных нейтронов – нейтрония – и весил шесть триллионов тонн, столько же, сколько планета Земля. Пациент предпринял последнюю, отчаянную попытку сдвинуть несдвигаемое – и проснулся с болью в ноге, вызванной давлением гипса.

Иногда наступающая болезнь снится пациентам еще до ее физического проявления. Женщина, которую я описал в «Пробуждениях», заболела острым летаргическим энцефалитом в 1926 году, и всю ночь ей снились необычные и пугающие сны на одну и ту же тему: она заточена в неприступном замке, но весь замок – формой и размером с нее саму. Ей снились чары, заклятия; снилось, что она стала каменной статуей; что весь мир застыл; ей снилось, что она заснула таким глубоким сном, что разбудить ее не могут; ей снилась смерть, не похожая на смерть. Семья с большим трудом разбудила ее наутро, и проснулась женщина в величайшем испуге: за ночь она стала жертвой паркинсонизма и кататонии.

Кристина, описанная мною в книге «Человек, который принял жену за шляпу», приехала в больницу перед операцией по удалению желчного пузыря. Ей назначили профилактические антибиотики; в остальном здоровье ее было в порядке, и никаких осложнений не предвиделось. Однако в ночь накануне операции она увидела беспокойный, очень яркий сон. Во сне она раскачивалась, не в силах устоять на ногах, не чуяла земли, не могла ничего удержать в дрожащих руках, роняя все, что бы ни взяла.

Сон ее очень сильно расстроил («Никогда такого не было. Не могу выбросить его из головы») – настолько, что мы обратились за консультацией к психиатру.

– Предоперационная тревожность, – сказал он. – Обычное дело.

Однако через несколько часов сон обернулся явью, – пациентку поразила острая сенсорная невропатия. Она перестала ощущать собственное тело, не могла, не глядя, сказать, где ее конечности. Вероятно, в данном случае болезнь уже воздействовала на неврологические функции; и подсознание, спящий разум, оказалось чувствительнее, чем бодрствующий разум. Подобные сны-провозвестники могут иногда оказаться счастливыми – и по содержанию, и по результату. Пациент с рассеянным склерозом может увидеть сон о ремиссии за несколько часов до ее наступления; а пациент, восстанавливающийся после инсульта или неврологического повреждения, может увидеть в поразительном сне улучшение до того, как оно проявится в реальности. Спящий разум может оказаться более чутким индикатором неврологической функции, чем проверка рефлексов молоточком или булавкой.

Иногда сон становится не просто предвестником. У меня не выходит из головы потрясающий личный пример (я подробно описал его в книге «Нога как точка опоры»). Я поправлялся после травмы ноги, и однажды мне сказали, что пора ходить не с двумя костылями, а с одним. Дважды я пробовал, и оба раза падал ничком. Я не мог сообразить, как с этим справиться. Потом заснул и увидел сон: я протянул правую руку, схватил костыль, висящий у меня над головой, зажал под мышкой и зашагал уверенно и легко по коридору. Проснувшись, я протянул правую руку, взял костыль, висящий над кроватью, и зашагал уверенно и легко по коридору.

Сон был не просто предвестником; он решил стоящую перед мозгом двигательно-неврологическую проблему, представив решение в форме психического действия, репетиции, пробы; коротко говоря, сон стал актом научения.

Нарушения телесного образа в результате повреждения конечности или позвоночника почти всегда проявляются в снах, особенно в острой фазе, до «привыкания». Когда моя нога потеряла чувствительность, мне постоянно снились сны об отмершей или отсутствующей конечности. Однако через несколько недель эти сны начали пропадать, когда образ тела в коре мозга начал меняться, «исправляться» (подобные изменения карты тела в коре продемонстрировал в опытах с обезьянами Майкл Мерзенич). Фантомные конечности, напротив – возможно, из-за постоянного нервного возбуждения в культе, – постоянно врываются в сон (и даже в бодрствующее сознание) очень настойчиво, хотя с течением лет слабеют и тают.

Паркинсонизм тоже проявляется во сне. Эд У., человек с выдающимися способностями к интроспекции, обратил внимание, что первым проявлением паркинсонизма у него стали изменения стиля сновидений. Ему снилось, что он может двигаться только очень медленно, «застывает», или что бежит и не может остановиться. Снилось, что меняются время и пространство, постоянно переключая масштабы, вызывая проблемы и приводя к хаосу. С течением месяцев эти зазеркальные сны обернулись явью, его брадикинезия и семенящая походка стали очевидны для окружающих. Но впервые эти симптомы явились ему в снах.

Изменение снов часто является первой реакцией на прием леводопы у пациента с обычным паркинсонизмом или с постэнцефалитическим паркинсонизмом. Сны обычно становятся живее и более эмоционально окрашенными (многие пациенты отмечают, что начали видеть яркие цвета). Часто сны бывают столь реалистичны, что их невозможно забыть и после пробуждения.

Такие неумеренные сны – неумеренные и в чувственной живости, и в активации содержания подсознательного, – сны, во многом похожие на галлюцинации, обычны при лихорадке или в бреду и являются реакцией на наркотики (опиаты, кокаин, амфетамины и т. д.), на отмену лекарства или появляются в ситуации «отдачи» быстрого сна. Схожий необузданный ониризм – продолжение сновидения после пробуждения – может появляться в начале некоторых психозов, когда первые маниакальные сны, как грохот вулкана, предвещают скорое извержение. Для Фрейда сны – «королевская дорога» к бессознательному. Для врача сон, если и не королевская дорога, то обходной путь к неожиданным диагнозам и открытиям, озарениям по поводу того, что происходит с пациентом. Этот путь полон очарования, и о нем нельзя забывать.