Глава восьмая

В жарко натопленной бане стоял запах можжевеловой хвои. Даша то и дело втягивала горячий воздух носом, так было вкусно. Она вообще любила можжевельник и в прошлой своей жизни добавляла его во всевозможные блюда. Тогда ей нравилось готовить, потому что было для кого. И джин она любила, причем не разведенный тоником, а чистый, на полпальца покрывающий в пузатом бокале прозрачные кубики льда.

После развода она не пила джин ни разу, потому что, утратив вкус к жизни, она потеряла его и к джину тоже, и вообще ко всему, что когда-то доставляло удовольствие. Сейчас, в бане, джина хотелось просто невыносимо, и Даша размышляла о том, может ли он быть в хозяйстве Михаила Евгеньевича, и если да, то удобно ли будет попросить, чтобы ей налили, совсем немного.

Баня была большой, добротной. В общей комнате стоял огромный деревянный стол, за которым можно было запросто усадить человек десять, два дивана, обитых искусственной кожей, деревянные лавки и большая кедровая бочка с парогенератором, все достоинства которой Даша уже успела прочувствовать на себе.

Париться она не любила, поэтому парную без спора уступила мужчинам – Игорю Арнольдовичу, Михаилу Евгеньевичу и Жене, голоса которых приглушенно раздавались из-за тяжелой стеклянной двери, отделяющей ее от общего зала. Михаил Евгеньевич показал ей дверь, ведущую в сауну, но Даша решила начать все-таки с бочки, в которой плавали брошенные щедрой рукой иголочки можжевельника. Сауна пока еще ждала своего часа.

Из парной раздался взрыв хохота, видимо, мужики, отогревающиеся после тяжелых поисков Саши Тихомировой, травили анекдоты. Даша вдруг остро почувствовала свое одиночество, да и джина хотелось просто нестерпимо. И почему, интересно, в баню больше никто не пошел?

Впрочем, ответ на этот вопрос Даша знала: в баню просто больше никого не взяли. Первый заход был предназначен лишь для героев спасательной операции, нашедших Сашу и передавших ее сотрудникам «Скорой помощи». Все остальные хоть и тоже мерзли под дождем, но все-таки не форсировали холодную речушку. Даша, конечно, тоже этого не делала, но скользкий момент был обойден молчанием. И вот теперь ей было скучно торчать в бочке словно голова профессора Доуэля, в то время как за стеклянной дверью смеялись и, судя по всему, здорово проводили время.

Внезапно Даша испытала острый укол зависти к Игорю Арнольдовичу и Михаилу Евгеньевичу (последний выступал в роли профессионального парильщика), оттого что рядом с ними сейчас парился, грелся, шутил и смеялся Женя. Она знала, что он, кажется, сорвал спину, пока тащил Ольгу, и сердилась на женщину, которой до этого только сочувствовала, и в сердцах обзывала ее толстой коровой. Вот некоторые не следят за своей фигурой, а приличные люди потом надрываются, таская их на руках! Ела бы меньше, глядишь, была бы легче.

В мыслях этих не было ни капли доброты, да и логики тоже, но перестать сердиться Даша не могла, потому что ей было жалко Женю и его больную спину. Он и в машину-то сел с трудом, а вылезал вообще с протяжным стоном. Даша чуть не умерла, когда услышала:

– Завтра будет только хуже.

И он подмигнул, хотя Даша не понимала, чему тут радоваться. Вот Михаил Евгеньевич и предложил протопить баню, после которой, по его уверениям, любая боль снималась как рукой. Вернее, баню он, оказывается, затопил еще днем, собираясь предложить ее гостям как платную услугу, но после случившегося передумал и позвал париться бесплатно, снимая стресс и прогоняя хвори.

Чтобы отвлечься от одинаково невыносимых мыслей о Жене и джине (Даша даже улыбнулась, так смешно это звучало), она начала думать об убийстве Сэма и о том, кто все-таки мог это сделать. Собственно, женщин подходящего возраста в усадьбе оставалось только две – Анна и Катя. Думать о Кате как об убийце казалось нелепостью, поэтому Даша сосредоточилась на Анне Штейнер и связанных с нею странностях.

Итак, Анна когда-то работала врачом, а потом вышла замуж, уехала в Австрию, и теперь у нее с мужем туристический бизнес. Еще готовясь к тренингу, Даша изучала все, что связано с потенциальными участниками – она относилась к своей работе серьезно и хотела быть заранее готова к возможным неприятностям.

Хочешь насмешить Бога, расскажи ему о том, как пытался избежать неприятностей! Убийство Сэма доказывало эту простую истину наглядно, но тем не менее информацию со странички Анны в Facebook Даша помнила хорошо – ничего подозрительного в ней не было.

Могла Анна быть дочерью Жаворонка? Мог Сэм опознать в ней свою незаконнорожденную дочь? Зачем она на самом деле приехала в гостевой дом под Переславлем? Не учиться же театральному искусству на самом деле. Да и на человека, имеющего психологические проблемы, она не похожа ни капельки.

Стоп. Даша неожиданно вспомнила, какую сценку разыгрывала Анна, когда Катя дала задание придумать этюд про преступление и наказание. Там было что-то про грехи отцов и бесчеловечное поведение детей. Да, именно так рассказывал Илья. Плюс Даша сама слышала, как Анна разговаривала с кем-то по-английски, и то, что она говорила, звучало странно. Надо признать, очень странно.

Даша снова втянула ноздрями можжевеловый запах, который щекотал не только нос, но и, кажется, мозг. Думай, Даша, думай, вспоминай! Да, точно. «Здравствуй, дорогая, ты не поверишь, но я в России встретила Сэма. Ты что-нибудь знала о том, что он собирается сюда? О да, я понимаю, что он человек мира, но я сейчас в страшной дыре и чуть не обалдела, увидев его тут. И да, ты знаешь, он сказал, что приехал, чтобы найти дочь». Вот что она говорила. Значит, Сэма она точно встречала раньше. Но означает ли это, что она могла его убить? Это вопрос.

Даше внезапно стало жарко. Покосившись на стеклянную дверь, не идут ли мужики, она откинула крышку бочки, быстро выбралась из нее, испуганным зайцем бросилась к одному из диванов, на котором лежали белые махровые халаты, и быстро укуталась в один из них. Все, теперь ее врасплох никто не застанет. Попив воды из стоящего на столе пузатого графина, она с ногами забралась на диван и уставилась в стену. Итак, думаем дальше.

Как ни крути, Анна – самый подходящий подозреваемый. Значит, с ней надо поговорить как можно быстрее, причем лучше сейчас, когда она не ждет никакого опасного для нее разговора. Все здесь знают, что Женя – полицейский, он ведет расследование и намерен вычислить убийцу до того, как починят дорогу и сюда приедет настоящая опергруппа. Если Анна – убийца, значит, она интуитивно опасается Женю, а вот Дашу не боится вовсе. Чего бояться «девочку на посылках», вся роль которой сводится к пересылке электронных писем? Решено, пока мужики парятся, она сходит и поговорит с Анной, постарается выпытать что-нибудь стоящее. И Женя потом поймет, какая Даша молодец, и скажет ей спасибо, и…

Дальше воображение начало рисовать мало приличные вещи. Покрасневшая Даша соскочила с дивана, вставила ноги в тапочки и отправилась на поиски Анны, а вместе с ней и приключений.

Анну она нашла в гостиной. Та сидела перед камином и задумчиво смотрела на огонь. Глаза у нее были красные, как угольки, отскакивающие к огнеупорной решетке в напрасной надежде вырваться наружу. Плакала, что ли?

При появлении Даши она подняла голову, посмотрела равнодушно и снова повернулась к огню. В руках у нее был бокал, в котором плескалась янтарная жидкость. Виски? Коньяк? Глаза, такие же янтарные, не выражали ни капли тревоги.

– Можно присесть? – спросила Даша и, не дожидаясь ответа, пододвинула к камину второе кресло.

– Пожалуйста, – так же равнодушно сказала Анна. – Вы баню освободили уже? А то я бы тоже с удовольствием погрелась. Люблю парную.

– Да, но я в парную не ходила, я ее как раз не люблю, – сообщила Даша с фальшивым энтузиазмом в голосе. Как подобраться к интересующей ее теме, она понятия не имела. – А мужчины еще там.

– Значит, придется подождать. – Анна вздохнула и отпила из своего бокала. Губы у нее были красивые: полные, чувственные, четко вырезанные. – Но это ничего, не страшно. Страшно, когда ждешь-ждешь, а потом понимаешь, что уже не дождешься. Никогда.

В ее голосе звучала отрешенность, почти печаль. Даша набрала в грудь побольше воздуха, как будто перед прыжком в воду.

– Ань, вы сейчас про Сэма говорите?

Та ошарашенно посмотрела на нее, даже рот приоткрыла от изумления. Очень красивые у нее губы.

– Да-а-а-а, тихоня тихоней, а подметки на ходу рвешь, – наконец сказала Анна и сделала еще один глоток. – И как ты догадалась?

– Из твоего этюда, – призналась Даша. – Ты разыграла сцену конфликта между отцом и дочерью.

– Так ты же при этом не присутствовала. – В голосе Анны по-прежнему не было ни капли страха, только веселое недоумение. Или она уже пьяна?

– Я поговорила с теми, кто там был. Да и сейчас… ты говоришь о том, что уже нельзя исправить, а такой шанс пропадает только вместе со смертью.

– Да-а-а-а, ты не дура. – Анна залпом допила остатки своего напитка в бокале, оглянулась по сторонам в поисках бутылки, но той не было. – Выпить хочешь? А то разговор у нас, чувствую, может быть долгим.

– Джина хочу, – призналась Даша, – в бане так можжевельником пахло, что я чуть с ума не сошла. Ты не знаешь, тут есть?

Она тоже перешла на «ты», хотя обычно не позволяла себе подобных вольностей с клиентами. Но и унижать себя, разрешая обращаться словно со служанкой, не позволяла тоже. У них разговор на равных.

– Посмотри на кухне. – Анна указала пустым бокалом в сторону перегородки, отделяющей гостиную от закутка, в котором священнодействовала Татьяна. – Заодно еды возьми. Мы же поели, пока вы в бане сидели, а ты, наверное, голодная. И захвати бутылку с виски, будь другом. Мне вставать лень.

На какое-то мгновение в голове у Даши мелькнула мысль: пока она накладывает еду и ищет бутылки с алкоголем, Анна попросту сбежит. Но перекрывать своим облаченным в белый махровый халат телом выход из гостиной было глупо, да и некуда тут бежать, по большому счету. А есть и правда хочется.

Она решительно поднялась с кресла, зашла за перегородку, открыла холодильник, вытащила тарелки с запеченным мясом, фермерскими сырами, винегретом и копченой семгой. Рот у нее непроизвольно наполнился слюной. Господи, а Игорь и Женя ведь тоже голодные! Надо им, наверное, в баню еду отнести. Но Анна…

Любопытство пересилило жалость, поэтому навалив на большую тарелку целую гору вкусностей, отыскав в недрах стенного шкафа бутылку настоящего английского джина, прихватив полупустую бутылку с виски и мисочку со льдом, Даша вернулась к камину, расставила принесенные сокровища на полу, плеснула янтаря в подставленный Анной бокал, себе налила джин, сделала глоток и блаженно зажмурилась. Боже мой, как бы ей сейчас было хорошо, если бы не Сэм!

– Рассказывай, – то ли попросила, то ли приказала она.

– Спрашивай. – Анна пожала плечами. – Что именно ты хочешь знать?

– Когда ты узнала, что внебрачная дочь Сэма?

– Что-о-о-о-о? – Анна вытаращила глаза и закашлялась, подавившись виски. – Черт, чуть не задохнулась. Господи, да как тебе вообще в голову пришла такая глупость?

– Ты – не дочь Сэма?

– Конечно нет! Моя мама, конечно, вырастила меня одна, но только потому, что мой папочка был геологом и при этом редким кобелем, не пропускавшим ни одной юбки. Они развелись, когда я была совсем маленькая, но никакого романа с иностранцем – ни с Сэмом, ни с кем-то еще – у моей мамы никогда не было.

– Но ты говорила о конфликте, – растерялась Даша.

– Ну да, говорила – том самом, о котором рассказывал и Сэм. У него были плохие отношения с его родной дочерью Дженни, – точно так же, как у меня с моим родным отцом. Вначале, когда я была ребенком, он совсем мной не интересовался, просто знать не хотел ни меня, ни маму. В подростковом возрасте я страшно от этого страдала. Однажды даже нашла его, приперлась на работу. Мне тогда лет пятнадцать было. Не поверишь, он меня прогнал! Сказал, что его первая семья была ошибкой и возвращаться в прошлое он не намерен. Потом, когда я вышла замуж и жила в Австрии, он сам меня нашел, пытался навести мосты, но теперь уже я не пошла на контакт.

– Почему?

– Он говорил, что хочет все исправить, осознал, какую ошибку совершил, и все такое. Мой папочка еще три раза был женат, но детей у него больше не было, и вот на старости лет ему вдруг захотелось испытать, что такое кровные узы. Это он так сказал, я же думала, что он считает: раз я замужем за иностранцем, с меня можно тянуть деньги.

– А твой муж что, богат?

– Ну, не миллионер, конечно, но и не бедняк. У него свой бизнес, довольно крупный и ответственный. Плюс он и моей туристической фирме помогает. Так что говорила я не столько про Сэма, сколько про себя и свою семейную историю. Знаешь, как бывает? Вот вроде все у тебя в жизни хорошо, а старый не закрывшийся гештальт нет-нет да и заставляет просыпаться среди ночи с колотящимся сердцем. Я и на тренинг из-за этого поехала. Думала, выговорюсь, сыграю свою обиду, выплесну ее, и все, закрою эту тему. А оно, видишь, как получилось.

– Аня, ты знала Сэма раньше, – мягко сказала Даша.

Собеседница ей нравилась. Даша была почти уверена, что она не убивала Сэма, но почему-то Анна не говорила всей правды, и это напрягало, выбивая из рук оружие защиты.

Анна немного помолчала.

– Если я скажу, что до вчерашнего вечера никогда раньше его не видела, ты мне поверишь?

– Нет, потому что я знаю – это не так.

– А между тем это правда.

– Ань, я слышала твой телефонный разговор вчера вечером, – призналась Даша, хоть ей было страшно неловко от того, что она подслушивала. – Извини, я не шпионила, просто пошла в туалет и слышала, как ты говорила с кем-то по телефону. По-английски, но мне не составило труда понять, о чем идет речь. Ты рассказывала, что случайно встретила Сэма, и страшно удивлялась этому обстоятельству. С кем ты говорила, Аня?

– О господи. Да с Дженни я разговаривала, – в сердцах сказала Анна, залпом выпила виски, наклонилась к бутылке и налила еще, проигнорировав мисочку со льдом. – Мы с ней две невестки. Или, как это еще по-русски называется, снохи…

– Кто-о-о-о?

– Мой муж и муж Дженни – братья. – Анна вдруг засмеялась. – Вот все-таки правду говорят: пути Господни неисповедимы. Кто бы мог подумать, что, приехав проведать маму и отправившись к черту на кулички, в глушь, в которую ведет одна дорога, да еще и размытая, я встречу тут практически своего родственника!

– Погоди, я ничего не понимаю, – жалобно сказала Даша. – Объясни, пожалуйста.

И Анна объяснила.

Ее муж, австриец, был старшим братом в семье. Он довольно рано начал жить отдельно, основал свой бизнес, женился в первый раз, затем развелся и довольно долго жил один. Во второй брак с русской красавицей и хохотушкой Анной он вступил довольно поздно: ей было 27 лет, а ему уже 48.

У Эрвина Штейнера был младший брат Мартин. В отличие от брата в бизнес он не пошел, зато стал отличным юристом-международником, и в одной из командировок в Америку влюбился в свою коллегу, тоже отличного юриста – Дженни Голдберг. Многие годы женщина строила карьеру и даже не помышляла о замужестве. Ее знакомство с Мартином состоялось два года назад, когда Дженни было уже 38 лет, а ему 40. К тому моменту Анна и Эрвин уже счастливо прожили в браке десять лет, воспитывали шестилетнюю дочь и к свадьбе заядлого холостяка Мартина отнеслись с радостью. Так Анна познакомилась с Дженни.

– Она мне сразу понравилась, – рассказывала она Даше. – Такая типичная self made-woman. Сделала себя сама, достигла умопомрачительных высот. Они с Мартином очень подходят друг другу, вот только детей оба не хотят. Мартин сам вечный ребенок, он и женился-то с большим трудом, потому что как огня боится любой ответственности. С Дженни ему комфортно – она не зависит ни от его протекции, ни от его денег. Я думаю, что она зарабатывает даже больше, чем он. Это брак, основанный на уважении и общности интересов, а не на страстной любви. А Дженни не хочет детей просто до истерики. Она говорит, что не вправе давать жизнь маленькому человеку, который, возможно, станет в тягость отцу, и это приведет к трещине между нею и Мартином.

– Ее негативный опыт основан на собственном детстве…

– Да, ее очень мучило, что отец ее никогда не любил. Дженни так и не оправилась до конца от смерти матери, оставшись совсем одна. Она говорит, что рожать после сорока – безответственно, ты можешь умереть, когда твой ребенок еще будет очень юн, и ему тоже придется остаться один на один с окружающим миром. Без поддержки. Без любви.

Как рассказывала Анна, у Дженни вообще был пунктик на всем, что касалось отца. С одной стороны, она стремилась к материальной независимости – доказать, что может прожить без его денег. Тем более Сэм сразу предупредил дочь, что наследства ей оставлять не намерен. С другой – в ней кипела страшная, так и не нашедшая выхода обида, что отец так обошелся с ней и с мамой. И при этом она все равно носила с собой его фотографию и все время о нем говорила.

– Я сказала правду, я никогда не встречала Сэма, – говорила Анна Даше. – Но я видела его фотографию, которую мне все время показывала Дженни, а потому сразу его узнала. Конечно, я тут же уединилась, чтобы позвонить Дженни и сказать, что совершенно случайно встретила ее отца, причем в такой русской дыре, что далеко не все местные о ней знают.

– И что она тебе ответила?

– Она, оказывается, знала, что он поехал в Россию, в Переславль. Я же говорю: она следила за его жизнью, хотя он, возможно, об этом и не догадывался. У Дженни неплохие отношения с управляющим отцовским фондом. Ведь ты же понимаешь: все эти его бесконечные путешествия, отели, перелеты и рестораны кто-то заказывал и оплачивал. Сэм даже электронной почтой не умел пользоваться, только телефоном. Он звонил своему управляющему, а тот уже все делал.

– И стучал Дженни.

– Ну, почему стучал. Ставил в известность. В конце концов, Сэм был уже немолод, с ним в любой момент могло что-то случиться. А Дженни и ждала его смерти, чтобы наконец избавиться от своей зависимости, и страшилась ее.

– В общем, она знала, что он здесь. А зачем, она тоже знала?

– Нет, это я ей рассказала, что у Сэма, оказывается, есть еще один ребенок, который живет в России, и он ищет его.

– Она расстроилась?

– Нет, скорее удивилась. Ее поразило, что отец, оказывается, может испытывать к кому-то человеческие чувства, и она хотела знать о результатах его поисков, потому что этот человек, кто бы он ни был, ее родная кровь. В общем, она попросила меня держать ее в курсе, хотя, как я поняла, на нее здесь уже кто-то работал.

– В смысле? – не поняла Даша.

– Дженни сказала фразу, которую я не поняла: мол, хорошо, она позаботилась о том, чтобы здесь у нее были свои глаза и уши. Но еще лучше, что я волею судьбы тоже рядом, а значит, получаемая ею информация будет более полной.

– Интересно, – протянула Даша, – а ты не знаешь, кто это может быть?

– Честно сказать, я была уверена, что это ты. – Анна хрипло рассмеялась и залпом допила остатки виски в бокале. – Это же ты привезла сюда Сэма, и вообще не первый раз сопровождаешь его в поездках по России. Я была уверена, что Дженни наняла тебя, вот только сейчас вижу – это не так.

– Абсолютно не так. Сэм рассказывал мне, что у него есть дочь и у них очень не простые отношения, но я никогда с ней не общалась.

– Ну, тогда не знаю. Ладно, пойду я к себе. Устала как собака от всех этих волнений. Даже никакой бани мне не надо.

– Постой, – остановила ее Даша, – а когда ты утром позвонила Дженни и сказала, что ее отца убили, как она отреагировала?

– Заплакала. А потом засмеялась. И снова заплакала. Она сказала, что рада – теперь она станет свободной от мыслей об отце. Но ей очень надо знать, кто именно его убил – каким бы человеком Сэм ни был, это ее отец, и никому не позволено лишать его жизни безнаказанно.

– Она не высказала предположений, кому было нужно его убивать?

– Она уверена, что это сделал незаконнорожденный ребенок Сэма от этой русской женщины, Жаворонка. У него не могло быть никаких других врагов в России, да и в других странах тоже. Он ничем не занимался, ни с кем не конфликтовал. Он просто прожигал остаток своей жизни, бездумно кочуя с одного места на другое, как мотылек. Но при этом был очень богат, так что его совершенно точно убили из-за денег. Но ты не журись, милочка. Твой полицейский обязательно все распутает, у него взгляд въедливый. Такие, если вцепятся, уже не отпустят.

– Никакой он не мой, – пробормотала Даша и зарделась.

– Ну да, ну да, – со смешком в голосе согласилась Анна. – А то я не вижу. И вот что: приезжайте к нам в Австрию на Новый год. Считай, что я вас пригласила в гости. Визу сделай и билет купи, а все остальное я беру на себя.

– С чего бы такие щедрые подарки?

– А с того, что ты мне нравишься.

И, весело рассмеявшись, Анна отставила пустой бокал, легко поднялась на ноги и вышла из гостиной, оставив Дашу одну.

Та, покатав на языке остатки джина, вдруг почувствовала, что замерзла. Несмотря на пылающий огонь, в гостиной не было жарко – холодный ветер гулял по полу, обдувая босые ноги в белых банных тапочках. Немного подумав, Даша побрела обратно в баню, пытаясь убедить себя, что ей нужно передать Жене разговор с Анной, и понимая, что на самом деле она просто хочет снова его увидеть.

Даша куда-то исчезла. Макаров обнаружил это, выйдя из парной малость передохнуть, и внезапно огорчился. В ее отсутствие мир менял уже ставшие привычными очертания. Михаил Евгеньевич заварил чаю, достал из шкафчика на стене бутылку с брусничной настойкой, банку с брусничным же вареньем и плетенку с сухарями и плюшками.

– Зимой мы после парной в снег падаем, летом, когда не лень, можно до озера добежать, а сейчас только купель могу предложить – тут, в соседней комнате, с ледяной водой. Хотите?

– Мне ледяной воды сегодня за глаза хватило, – усмехнулся Макаров, – пар, как говорится, костей не ломит. Кстати, за спину спасибо! Думал, что завтра не разогнусь, но после твоего веника все как рукой сняло.

– Это мы завсегда. – Владелец усадьбы засмеялся. – Обращайтесь.

Заглянула в баню Татьяна, принесла свежий самовар и стопку блинов.

– Раз Дашенька ушла, может, Игната позовете? – спросила она. – Девочки сказали, что в баню не пойдут, ждать не хотят. Им Катя в своем номере художественную читку устроила – слушают, рот открыв.

– Да, Таня, отправьте Игната к нам, – спохватился Макаров, совершенно позабывший про друга. – Нужно было его сразу с собой взять, да у меня от холода все мысли в голове заблудились, да и спина болела, не соображал ничего. А Даша что, совсем ушла?

– Не знаю, они с Анечкой в гостиной сидят, разговаривают о чем-то.

Макаров внезапно встревожился. С его точки зрения, эта самая Анна выглядела подозрительно, да и на роль незаконнорожденной дочери Голдберга, а значит, и убийцы подходила как нельзя лучше. Ну куда опять полезла эта неугомонная Даша? Почему не дождалась его? Неужели не понимает, насколько опасна может быть самодеятельность?

От тревожных мыслей снова заныла спина. Чертыхаясь про себя, Макаров подошел к висящим на вешалке белым халатам, напялил один, развернул обернутое вокруг бедер полотенце. И по закону подлости, именно в этот момент дверь открылась и на пороге показалась Даша, живая и невредимая.

– Ой. – От смущения она отпрыгнула обратно в коридор и захлопнула дверь.

Макаров поднял полотенце, подпоясал халат, сердито нахмурился и выглянул наружу. Маково-красная Даша стояла у стены и смотрела несчастными глазами.

– Заходи давай, никто тут тебя не съест. У меня нет привычки нападать на благородных девиц, даже если они случайно обнаружили меня неглиже. Так что не бойся.

– Я и не боюсь. – Она вызывающе выпятила подбородок, шагнула за порог в любезно придерживаемую Макаровым дверь и оглядела комнату, убеждаясь, что остальные мужчины одеты.

Макаров затрясся от смеха. Для женщины, полтора часа назад бесстрашно отправившейся в баню с почти незнакомыми мужиками, она выглядела смешно. Скорее всего, к тому моменту она так замерзла, что о приличиях просто не думала. А сейчас, отогревшись и придя в себя, внезапно осознала, что «в бане все равны», и засмущалась.

В этом было что-то трогательное – просто курсистка Смольного! Из ее слов, поведения, сценических зарисовок Макаров уже понял, что Даша в разводе. Он считал себя достаточно искушенным в женщинах, в юности у него их было немало, а после развода особенно, но замужних дам, прошедших горнило брака и до сих пор краснеющих при виде случайно упавшего с мужских бедер полотенца, он, пожалуй, не встречал.

Эта ненавязчивая, внезапная и очень искренняя скромность странным образом возбуждала – наверное, от того, что в нынешние времена современным и модным женщинам не пристало проявлять такое качество. Те, что встречались Макарову, были бесстыдными, нахрапистыми, наглыми, охочими до удовольствий и откровенно циничными во всем, что касалось взаимоотношений мужчины и женщины.

Все продавалось и покупалось, имело свою цену. И это постоянное оценивание, через которое он то и дело проходил, заставляло Макарова чувствовать себя племенным жеребцом, выставленным на продажу. В Дашином же пугливом взгляде были только испуг и неловкость. Какая несовременная барышня, право слово!

Оценивший ситуацию Игнат протянул Даше чашку с чаем, тронул за плечо Михаила Евгеньевича:

– Попарите меня?

– С удовольствием, – ответил тот и повернулся к своему другу. – Игорек, ты как? С нами?

– Да мне, пожалуй, хватит, – ответил бизнесмен, – я, наверное, в свой домишко пойду. Устал за сегодня, сил нет.

Выглядел он и впрямь нехорошо: под глазами залегли синие тени, как будто он не спал прошлую ночь, а потом провел тяжелый, полный нервного напряжения день. Интересно, это его приключение на дороге так вымотало?

– Дверь заприте, – попросил его Макаров. – Мы так и не поняли, что здесь все-таки произошло, и мне бы не хотелось завтра найти ваш хладный труп. За безопасность тех, кто в доме, я ручаюсь, потому что намерен ночью дежурить, а вот ваш дом мне уже не проконтролировать. Да, Михаил Евгеньевич, вас с Татьяной это тоже касается.

– За нас не переживайте. – Владелец гостиницы, почти скрывшийся за стеклянной дверью парилки, куда уже зашел Игнат, обернулся с порога и посмотрел на Макарова тяжелым, немигающим взглядом. – За себя и свою жену я сумею постоять. Игорек, ты спать не заваливайся, пожалуйста, я к тебе чуток попозже зайду. Поговорить надо.

– Надо, так поговорим, – легко согласился бизнесмен, собрал свою одежду в большой ком и вышел из бани в коридор, плотно закрыв за собой дверь.

Макаров и Даша остались в большой комнате вдвоем.

– Ты зачем сбежала? – набросился на молодую женщину Макаров. – Я тут чуть с ума не сошел, когда увидел, что ты пропала. Частные расследования никогда не кончаются ничем хорошим. Ты разве не понимаешь, что это может быть опасно?

– Но я ничего не делала, просто поговорила с Анной.

– С учетом того, что она осталась главной подозреваемой, это был не самый умный поступок, – сухо сказал Макаров.

Ему так хотелось ее поцеловать! Он с трудом сдерживался, чтобы не притянуть ее к себе за тонкие плечи и стиснуть в объятиях, оставляя синяки на тонкой фарфоровой коже. Какая у нее кожа, он не знал, но был абсолютно уверен, что именно фарфоровая, и от желания проверить свою догадку сохло во рту.

– Она вовсе не подозреваемая, – с жаром сказала ничего не подозревающая о его мучениях Даша. – Ты не поверишь, но она просто его родственница.

– Чья? – тупо спросил Макаров, который не мог думать ни о чем, кроме ее пухлых розовых губ.

– Сэма. Анна – родственница Сэма.

– Она призналась, что и есть та самая незаконнорожденная дочь?

– Да нет же, – с досадой сказала Даша, раздраженная его недогадливостью.

Рассказывала она хорошо, толково и кратко, отметая несущественные детали и умело выделяя главное. Макаров подумал, что у нее действительно должны быть очень хорошие экскурсии, не зря Сэм Голдберг остановил свой выбор именно на ней, ой не зря.

Через пять минут он уже все знал об Анне, Дженни и их мужьях, как будто был свидетелем того разговора, в котором Даша все это выяснила. Совпадение, что Анна и Сэм оказались в гостевом доме одновременно, было потрясающим, невероятным, но факт оставался фактом. Всем своим сыщицким нутром Макаров верил, что Анна рассказала правду – ту самую, которая вычеркивала ее из числа подозреваемых. Или все-таки нет?

– А если это Дженни попросила Анну убить ее отца? – задумчиво спросил Макаров, когда Даша замолчала. – В конце концов, ни у кого из присутствующих не было большего мотива, чем у этой обиженной дочери.

– Жень, ну посуди сам, это же очевидно, – мягко возразила Даша. – Анна – не наемный киллер, она владелица туристической фирмы, которая случайно оказалась в том же месте, что и Сэм, и позвонила Дженни сообщить, что встретила ее отца. Ну, скажи, может в такой ситуации одна нормальная женщина – серьезный юрист – попросить другую – свою родственницу и жену уважаемого человека – зарезать кого-то кухонным ножом? Это же бред!

– Не кухонным, но это роли не играет, – согласился Макаров. – Тогда в нашем, как ты это называешь, списке остается только один человек – твоя Екатерина.

– Это еще больший бред. – Даша тут же ощетинилась, как еж в минуту опасности. – Катя не может никого убить. И оказаться незаконнорожденной дочерью Сэма – тоже.

– Почему? Ты так хорошо знаешь ее биографию? Знакома с ее родителями?

– Нет. Мы познакомились только прошлой зимой, – медленно сказала Даша. – Мы никогда не говорили о ее семье.

– Во-о-от. А видела ли ты вчера редкой красоты серьги, которые болтались в ушах твоей Кати? Они старинные, очень дорогие и вполне могли бы составить пару к часам Сэма. Теперь, когда мы их нашли, кстати, это довольно легко проверить. Пойдем заглянем к госпоже Холодовой? Часы у меня, так что сравнить будет несложно.

– Подожди. – Даша схватила его за руку, и под ее пальчиками по его ладони словно ток прошел. – Перед тем как переходить к Кате, давай закончим с Анной.

– Даша. – Макаров начал сердиться на ее неожиданную упертость. – Ты же мне сама сказала, что Анна ни при чем. Зачем затягивать неизбежное?

– Она ни при чем, – покладисто сказала Даша. Его гнева она боялась гораздо меньше, чем упавшего полотенца. – Но разве ты не заметил нечто странное в ее словах?

– Да в ее словах все странное, если честно.

– Ну послушай. Когда Анна позвонила Дженни и сказала, что случайно встретила Сэма, та ответила странной фразой: якобы она уже позаботилась о том, чтобы здесь, в гостевом доме, у нее были свои глаза и уши, но Анна тоже сможет за всем приглядеть, и это вовсе не лишнее. Понимаешь, о чем я?

Макарову внезапно стало холодно. Озноб пробежал по босым ногам, забрался под халат, поднял дыбом волоски на теле и заставил ощутимо вздрогнуть, снова стрельнув в расслабленную было спину. От неожиданности он охнул.

– Тебе что, плохо? – Даша взвилась со своего места, наклонилась, тревожно заглянула Макарову в глаза. – Жень, у тебя что, спина болит?

– Да ничего у меня не болит, – досадливо ответил он. – Слушай, а ты понимаешь, что единственный человек, который мог быть здесь ушами и глазами Дженни Голдберг, – это ты?

– Она не Голдберг, а Штейнер, как и Анна. Они же замужем за братьями, – поправила Даша. – Анна тоже так сказала, но это не я. Честное слово! Давай мы не будем тратить время на доказательства этой непреложной истины, ты просто мне поверишь. Мы сэкономим кучу времени, которого у нас, если я правильно все понимаю, немного. Я незнакома с Дженни, и она не нанимала меня шпионить за Сэмом. Но здесь есть кто-то другой, приехавший сюда специально для этого. И так как он специально нанятый человек, то, в отличие от Анны, вполне мог оказаться способным на убийство.

– Хм, определенная логика в твоих словах есть, – признал Макаров. – И кто это, с твоей точки зрения? Красавица Паулина? Карьеристка Елизавета? Семья Масловых, устроившая странный отпуск под проливным дождем?

– Если честно, самыми подозрительными выглядите вы с Игнатом, – сказала Даша чуть напряженно. – Вы появились в списке участников в самый последний момент, уже после того, как я узнала, что со мной едет Сэм. Паулина и Лиза записались гораздо раньше, они не могли быть отправлены сюда Дженни. А вы, получается, да.

– Мы точно не могли, потому что… – начал Макаров и вдруг застыл, как пораженный громом. – Черт, – пробормотал он, – черт, черт, черт!

– Что? – Даша снова пытливо заглянула ему в глаза. – Что ты вспомнил, Женя?

– Игнат! – заорал Макаров как ненормальный. – Кончай париться, иди сюда! Срочно!

Через мгновение из парной выскочил друг, разумеется, обернутый полотенцем, при виде которого Даша, впрочем, совсем не смутилась. Точнее, она вообще не обратила внимания на неглиже Игната. Этот факт Макаров осознал со смутным удовлетворением, поскольку он позволял полагать, что только его неглиже оказывает на эту женщину такое сильное впечатление.

– Женька, ты чего орешь? Случилось чего?

– Так, садись и вспоминай! Как получилось, что вместо Турции Настя предложила тебе поехать сюда?

– Ну ты что, опять? – Глаза друга засветились укором. – Жень, ну надоело уже! Не хотел бы, не ездил! Отправлялся бы в свою Турцию и валялся на пляже, вместо того чтобы тут трупы находить. Мы же тебя за собой волоком не тащили.

– Игнасио, не заводись. Я по-человечески прошу вспомнить, как именно Настя объяснила смену наших планов, точнее, ваших. Пойми, я не просто так спрашиваю, это действительно важно.

– Ничего не понимаю. – Игнат посмотрел на Дашу. – Девушка, милая, вы можете мне объяснить, что здесь происходит? С чего это мой дружбан опять завелся на ровном месте?

– Игнат, вы не волнуйтесь, пожалуйста, – миролюбиво сказала Даша. – Но Женя прав. Видите ли, мне удалось совершенно точно узнать, что дочь Сэма, Дженни, отправила сюда человека, который следил за ним и обо всем ей докладывал. Конечно, все думают, что это я, но на самом деле это не так.

– А мы с Настей тут при чем? – Игнат переводил ошарашенный взгляд с Даши на Макарова и обратно. – Жека, я понимаю, что этой милой барышне нравится играть в сыщика, но ты-то не можешь не понимать, что я знать не знаю никакую Дженни.

– Ты – нет, – согласился Макаров, которому в этот момент было очень жаль друга. – А Настя запросто. Она работает в крупной туристической конторе, свободно владеет английским, мотается по миру туда-сюда. Она вполне могла пересекаться с Дженни на каких-то мероприятиях, и когда та узнала, что ее отец внезапно отправился в глухую дыру, а Настя работает неподалеку, вполне могла предложить знакомой русской немного заработать. Ну пойми ты, никогда твоя Настя не проявляла никакого интереса к театру и вдруг согласилась променять морской отдых с любимым мужчиной на поездку сюда. Да в жизни я не поверю, что так бывает.

– Это ж-ж-ж неспроста, – вставила Даша и, увидев дикие глаза Игната, пояснила: – Как говаривал Винни-Пух. Игнат, поверьте, вы трое были единственными участниками тренинга, которые изъявили желание поехать уже после того, как я узнала про Сэма. Понимаете?

На лице Игната читалась мучительная работа мысли.

– Если честно, не очень.

– Игнасио, сходи за Настей и приведи ее сюда. Нам нужно задать ей пару вопросов, – устало сказал Макаров.

Больше всего на свете ему хотелось, чтобы сегодняшний бесконечный день наконец-то закончился и он мог бы остаться с Дашей вдвоем. Внезапно он вспомнил, как вчера сделал стойку на Паулину, считая, что с ней можно неплохо провести скучный уик-энд. Сегодня сама мысль об этом казалась ему неестественной. Только Даша, невзрачная скромница, которую при первой встрече он отнес к разряду обслуживающего персонала, спустя всего сутки занимала все его мысли.

Усилием воли он заставил себя вынырнуть из мечтаний, по большей своей части неприличных, и сфокусировал взгляд на Игнате, глаза которого метали громы и молнии. Не обращая ни малейшего внимания на Дашу, тот подошел к вешалке, яростно отшвырнул полотенце, натянул халат и затянул кушак. Даша, Макаров специально посмотрел, даже глазом не повела.

– Я сейчас приведу Настю, но заранее хочу сказать, что ты совсем охренел! – рявкнул Игнат от двери. – Если у тебя от бани так мозги раскисают, так ты в парную лучше не ходи.

Хлопнула дверь, Даша испуганно посмотрела на Макарова.

– Не обращай внимания, – махнул рукой он. – Отойдет. У него характер взрывной, но вообще-то Игнат отличный мужик. Верный и надежный. Я с ним пуд соли съел.

– Мне уйти или остаться? – спросил Михаил Евгеньевич. – Разговор у вас будет как, секретный?

– Понятия не имею, – честно признался Макаров. – Как я погляжу, тут у каждого есть свой скелет в шкафу, и вообще-то люди не очень любят, когда у этих шкафов открываются дверки. Но если я прав, – а я уверен, что прав, – Насте придется выкладывать нелицеприятные вещи не только мне, но и Игнату, и Даше. Ваше присутствие или отсутствие уже ничего не меняет, так что как хотите. Мы и так у вас кучу времени заняли. И за пар спасибо.

– Если вы не против, я останусь, – неожиданно сказал владелец гостиницы, хотя Макаров был уверен, что тот предпочтет уйти. – Интересно же понять, что тут у нас происходит. Уже второй год работаю, а такие страсти впервые: убийства, кражи, шпионы… как в детективе, честное слово.

Игнат привел Настю, которая была непривычно тиха и краснощека. Друг тоже казался молчаливым, из чего Макаров, внутренне усмехнувшись, сделал вывод, что его предположения оказались правильными. Игнат по дороге уже задал любимой вопросы и получил ответы, которые ему явно не нравились.

– Настюш, – мягко начал он, потому что не хотел еще больше смущать друга и его девушку. В конце концов, Настя точно не убийца. Только шпионка. Мата Хари, мать ее! – Расскажи нам, как так получилось, что Дженни Голдберг попросила тебя поехать сюда проследить за ее отцом, а также что именно ты видела и слышала?

Настя покраснела еще больше, хотя это казалось невозможным.

– Откуда ты узнал? – спросила она тихо. – Я была уверена, что это не откроется. Но я не делала ничего плохого. Женя, Игнатушка, пожалуйста, поверьте мне. Я не хотела, чтобы так случилось.

– Откуда я узнал? – Макаров улыбнулся, слегка обнажая зубы. Он всегда так делал, когда хотел сказать человеку что-то неприятное. Мама говорила, что в такие моменты он становится похож на волка. – Видишь ли, Настена, я с самого начала никак не мог взять в толк, зачем ты сюда поехала. Потом, когда все разыгрывали сценки, ты изобразила этюд на тему необдуманного поступка, за который приходится слишком серьезно расплачиваться. Видишь ли, я довольно хорошо знаю Игната и уверен, что в твоей жизни до недавнего времени не было никаких проступков и никакой расплаты. Потом, когда Игнат сделал тебе предложение, ты разволновалась и сказала, что если бы знала о предстоящей помолвке, то не отказалась бы лететь на море, «смогла бы отвертеться». От чего именно, Настя, вот что меня заинтересовало. Так что, когда Анна Штейнер рассказала нам о том, что у ее снохи Дженни тут есть свой человек, я просто сложил два и два.

– Ты очень умный, Женя, я всегда это знала. Конечно, я бы предпочла, чтобы ты отказался тащиться сюда и улетел на свое море один. Но ты согласился, и с того момента я все время была настороже: мне казалось, что ты вот-вот меня вычислишь. А потом убили этого самого Сэма, и все вконец запуталось. Мне было так страшно! Боже мой, вы даже представить себе не можете, как мне было страшно! А я даже рассказать Игнату ничего не могла – тогда пришлось бы признаться, что я притащила его сюда не просто так, а из-за денег.

По лицу Даши Макаров видел, что ей жалко эту дуреху. И все же вытащить из Насти связный рассказ было необходимо.

– Настя, давай ты нам все расскажешь, – попросил он.

И Настя, размазывая слезы по щекам, начала.

С Дженни Голдберг она познакомилась три года тому назад, когда в рамках большого рекламного тура летала в Америку. Дженни как юрист сопровождала большой проект, в котором несколько крупных туристических компаний со всего мира сливались в единый холдинг, объединяя сети отелей, программы и пакеты услуг.

Настя тогда входила в состав делегации с российской стороны, и конечно же, крупный корпоративный юрист из Америки никогда бы не пересеклась с маленькой офисной сошкой из России, если бы у последней не лопнул ремешок на босоножке. Спасать ситуацию Настя отправилась в туалет, где и пересеклась с Дженни, которая пожалела девушку и одолжила той свои запасные босоножки, валявшиеся в машине.

До машины Настя дошла босиком и там, внутри, они разговорились. Дженни рассказала, что ее отец когда-то давно жил в России, расспрашивала о стране, ее порядках и обычаях. Настя, скорее из вежливости, пригласила женщину в гости, пообещав устроить интересный и комфортный тур по Золотому кольцу, дала визитку.

Естественно, никакого звонка не последовало, и Настя успела забыть про свою новую знакомую, однако две недели назад Дженни внезапно нашла девушку и попросила о небольшом одолжении.

– Она рассказала, что ее отец, тот самый, родом из России, снова отправился сюда, но почему-то в этот раз собирается провести время в маленьком гостевом доме под Переславлем, – рассказывала Настя. – Дженни была уверена, что за его визитом кроется какая-то тайна, и хотела знать, какая именно. Она сказала: у отца в последнее время появилась какая-то новая идея фикс, причем связанная именно с Россией, и боялась, что его обманут. Конечно, я отказывалась, потому что я не умею делать то, о чем она меня просила. Но, по ее словам, у нее не было времени искать частного детектива, чтобы поручить ему эту работу, да и делать ничего не придется, только держать глаза широко открытыми, а ушки на макушке. Она предложила очень хорошие деньги. За время, проведенное рядом с Сэмом, я должна была получить две тысячи долларов. Я смогла бы купить шубу, о которой так давно мечтала. Но я все равно отказалась, потому что этот тренинг, на который отправлялся Сэм Голдберг, проходил в то самое время, когда мы должны были улететь в Турцию.

– И тогда она увеличила вознаграждение, – улыбнулся Макаров.

– Да, она сказала, что компенсирует стоимость тура и заплатит мне пять тысяч долларов. Игра стоила свеч, тем более, по ее словам, выходило, что и делать-то особенно ничего не надо.

– И ты уговорила меня отменить поездку, потому что мечтала о сцене с детства, – мрачно сказал Игнат. – А Женька тоже сдал свою путевку и потащился за нами. Господи, Настя! Почему сразу нельзя было мне обо всем рассказать?

– Ты ни за что не согласился бы влезть в такую дурацкую историю, – снова заплакала Настя. – И я бы потеряла деньги.

– Да, ты бы потеряла деньги, потому что совершенно права: я бы ни за что не дал тебе впутаться в историю, которая закончилась убийством человека, за которым ты, оказывается, следила. А я, как дурак, кольцо покупал, продумывал, как буду тебе делать предложение на берегу моря! Потом срочно менял все планы, чувствовал себя полным дураком перед своим лучшим другом, а теперь мы с ним вдвоем еще должны придумать, как вытащить тебя из того дерьма, в котором ты оказалась.

– Игнат, мне кажется, речь сейчас не о вас и вашем праведном гневе, – сказала вдруг Даша, и Макаров чуть не упал от звучавшей в ее голосе внутренней силы. Да уж, эта крошка умела постоять за других, когда это требовалось. – Ваша девушка сейчас нуждается в поддержке, а не в констатации вашей правоты и обиды. Снимите белое пальто! Оно глупо выглядит, особенно в бане.

– Женская солидарность – страшная сила, – примирительно сказал Игнат и обнял Настю за плечи. – Ладно, прости, я был не прав, что на тебя наорал. Жень, вопрос в том, что нам теперь со всем этим делать.

– Завтра починят дорогу, и сюда приедет следственная группа, – ответил Макаров. – Естественно, я расскажу обо всем, что мне удалось узнать. Тот факт, что Дженни наняла Настю шпионить за отцом, к сожалению, скрыть не удастся, и парочку неприятных часов тебе, Настена, придется перетерпеть. Это я как профессионал говорю. Надежда только на то, что до завтрашнего дня я успею во всем разобраться и к приезду моих коллег мы уже будем знать, кто убил Сэма.

– Это не я, – снова заплакала Настя.

– Ну, конечно, не ты, – вздохнув, ответил Макаров.

– А ты уже знаешь, кто это сделал? – с любопытством спросил Игнат.

– Пока нет, – честно признался он. – Но, думаю, после разговора с госпожой Холодовой уже буду знать что-то более определенное.

– Катя не убийца! – вскричала Даша. – Ты не понимаешь, но она совершенно замечательная.

Не сдержавшись, она стукнула Макарова кулачками в грудь. Он перехватил ее руки за тонкие, почти детские запястья, уставился в гневное лицо, на котором сверкали самые красивые глаза, которые он видел в своей жизни. Вся кровь бросилась Макарову в голову, он отпустил ее руки и обхватил Дашу за талию так, что теперь она была плотно прижата к его крепкому телу. Их разделяла махровая ткань двух халатов, и ничего в жизни Макаров не ненавидел так сильно, как махру.

– Вот что, – сказал он и даже сам удивился, как хрипло звучит его голос. – Вы сейчас идите, пожалуйста, к себе. Игнат, Настя, Михаил… А мы останемся. Нам нужно… поговорить.

– Ну, поговорите, – усмехнулся Игнат понимающе. – Пойдем, Насть, нам с тобой тоже нужно хорошенько поговорить.

Их ухода Макаров даже не заметил. Лишь почувствовал, как вздрогнула Даша, когда оглушительно хлопнула дверь, закрывшаяся за Михаилом Евгеньевичем.