Иркутский борт коснулся взлетной полосы «Домодедова» точно в назначенное расписанием время. Пронизав низкие облака, старенький «Ту» окунулся в дождливую морось и, поднимая за собой водяную пыль, загремел колесами по бетону. Павел с облегчением вздохнул, усилием воли распуская стянутые в тугой узел нервы. Не то чтобы он не доверял искусству экипажа, просто, как ни крути, 134-м место давно уже в музеях, а не на воздушных линиях.

Высокорожденная в соседнем кресле не имела никакого представления о модельном ряде самолетов туполевского КБ, но сомнения испытывала сходные. Подниматься в воздух ей было, конечно, не впервой, и в отличие от гипербореев индеанка не имела против летающей техники никаких предубеждений. Однако техника технике рознь. Одно дело – бороздить стратосферу на папином летателе с гравитационным приводом, и совсем другое – целиком отдаться капризным силам аэродинамики… В общем, когда стремительный пробег лайнера наконец сменился неспешным рулением по дорожкам, Анна постаралась как можно мягче и незаметней высвободить вспотевшую ладонь из грубой руки землянина, в которой совершенно непроизвольно искала поддержки всего несколько минут назад.

Павел, конечно, не заметил: в его планы не входило лишний раз уязвлять гордость горячей укатэ. Однако это легкое движение вдруг породило цунами сомнений и вопросов, так до сих пор не высказанных и не заданных. Просто не до того было. Не нашлось ни времени, ни сил, ни – если уж четно – смелости, чтобы начать такой необходимый разговор…

А когда? Ну вот когда это было делать? Сразу после перестрелки в кратере, пока помогал Анне хоронить отца? Дважды предавшего и дважды поднявшего руку на собственную дочь, но все-таки… Или потом, во время пятнадцатикилометрового броска через лес?.. Да, конечно, парой слов за это время они перекинулись. Узнав о восстании рабов, Павел не слишком удивился. Зато когда Анна призналась, что практически руководила мятежом, он едва не вывихнул ногу на ровном месте. На вопросы о цели своего визита на Землю она упрямо молчала, уведомив лишь, что говорить об этом будет только с Потаповым. А потом, во время спонтанного суточного сплава на срубленных из лучемета и связанных ремнями стволах стало просто не до разговоров. Под вновь опустившейся промозглой сибирской моросью, на голых скользких бревнах, с одной плащ-палаткой на двоих, с оружием, но без единой крошки хлеба… Спасло только одно: река в это время года была уже спокойная. А после…

После была торговля с пьяным лесником на единственном во всем Патомье прибрежном хуторе. За бензин, который он потратит на дорогу до Бодайбо – двести верст в одну сторону. За шмат вяленой оленины, за глоток самогона… «Козел» неимоверно трясло на раскисшей лесовозной дороге, но Анна умудрилась уснуть. Вернее, просто вырубилась. Еще бы – по тайге в лаковых сапожках на каблуках. И ведь умудрилась не сломать!..

Насчет лесника Павла до сих пор ела совесть. Скверный мужичок, и поступил, конечно, не по-таежному. Но ведь довез-таки! Надо сказать Филиппычу, чтоб выслал ему за рухлядь-машину да за истертую «ижевку» с десятком патронов. Ну и за ту шишку на затылке, когда Павел… А что было делать? Надо же было где-то взять денег на два раза по два билета, сначала на местный борт от Бодайбо до Иркутска, а потом и на московский… Старатели дали неплохую цену, но хватило впритык. Особенно с учетом того единственного перекуса за двое следующих суток в буфете иркутского порта…

И после всего этого неженка высокорожденная до сих пор не валится с ног, когда он, здоровый мужик, то и дело впадает в забытье, впервые отогревшись как следует лишь в салоне лайнера…

Самолет наконец остановился. Бортпроводница вещала свою прощальную скороговорку, но в салоне никто ее уже не слушал. Павел с Анной имели перед остальными пассажирами преимущество. Пока те таскали с полок ручную кладь, пересчитывали детей и чемоданы, они налегке проскользнули к выходу и оказались первыми у только что отпертой двери. Стюардесса без слов проводила их красноречивым взглядом. Парочка, конечно, еще та: самое большее, что они успели сделать во время пересадки, – это умыться. А в остальном, как шли по тайге, так и… Белыми на высокорожденной остались только сапоги. Короткий и совершенно непрактичный плащ она порвала на ленты уже на втором часу ходьбы. Удачно порвала – сразу нашлось, чем перевязать распоротую сучком брючину, да и тюрбан на голову накрутить… А куртка и джинсы Павла до сих пор носили следы московской канализации. Слава богу, хоть запах выветрился.

Ну а то, что у Анны нашелся при себе земной паспорт, выправленный еще в бытность Ассамблеи, оказалось настоящим чудом предусмотрительности…

Толпа встречающих была жиденькая – все-таки не международный рейс. Да и борт далеко не был переполнен. В общем, Шефа с Филиппычем Павел увидел сразу. На звонок и доклад из Бодайбо у Павла не хватило ни совести, ни денег на невольно сворованном у бухгалтерши телефоне. Вместо этого он завернул в местное отделение связи и, словно в каком-нибудь двадцатом веке, отправил телеграмму. Не очень-то надеясь, однако, что дойдет, – главной целью было получить квитанцию в качестве оправдательного документа. Оказалось – напрасно.

Потапов, изо всех сил сохраняя каменное лицо, молча стоял и ждал. А Филиппыч, помявшись секунду, плюнул на церемонии и, порывисто шагнув вперед, вдруг обнял… Сильно, по-медвежьи, с приговорками и хлопками по спине. Павел едва сдержал стон от боли во вновь перебинтованной, но далеко не зажившей руке.

– Паша! Живой, черт!.. Не горит все-таки наша пехота, а?.. Что там себе нелюди думают…

Потапов кашлянул. Подцепил соратника под локоть, чуть ли не силой оттащил от Павла. И тот с удивлением увидел, что старый хрыч действительно прослезился. От души, что называется. А вот сам Шеф просто пожал руку. С чувством, но не более. Причем неизвестно, чего в этом чувстве было больше: облегчения, что все-таки вернулся, или негодования, что так внезапно исчез, да еще и несанкционированно рисковал.

Потом он повернулся к Анне. Легкий поклон, церемониальный тон, протокольные слова:

– Чем обязан чести вновь видеть вас на Земле, высокорожденная?

Так мог бы говорить искушенный дипломат, принимая посла потенциального противника – ни секунды не забывая ни о знатности рода, ни о разногласиях. Все правильно – в телеграмме Павла было слишком мало слов, чтобы на их основании построить более определенную линию. Разве что удовлетворить спонтанную просьбу «не стрелять в нее сразу»…

– Случаю, – она изящно ответила на поклон. Черт возьми, в ее-то рванье!.. – Счастливому, надеюсь. Хотя обстоятельства возобновления нашего контакта…

– А вот про обстоятельства давайте не сейчас, – Павел без всякой жалости разрушил дипломатическую идиллию. Что бы ни собиралась сказать высокорожденная, его доклад все равно должен стать первым. – Семен, вы на машине? А то на нас оглядываются уже.

Они были на машине. Если этот рыдван можно было так назвать. Старая «Волга» с проржавевшими насквозь дверями и крыльями, с коптящим мотором и хрипатой коробкой передач тронулась с места, по-видимому, лишь благодаря уговорам Филиппыча. Поднатужилась, чихнула, дернулась… Но все же преодолела «лежачего полицейского» на выезде со стоянки и выкатилась на шоссе в сторону Москвы.

– Доедет? – с опаской осведомился Павел, и Филиппыч фыркнул почти так же возмущенно, как растревоженный мотор автомобиля.

– А куда денется? Старая – да… Но службу знает. С реализации конфиската досталась мне, еще когда я… Да-а, было ж время! Радовался, помню, как пацан, который первый раз в девку… – Он покосился через плечо. – То есть… Пардон, в общем.

– Куда едем? – спросил Павел, тоже полуобернувшись.

Шеф в этот раз настоял на нетрадиционной рассадке. Пехоту он поместил на переднем сиденье, сам разделил заднее с индеанкой.

– К Евгений Санычу в особняк. Спалили мою дачу, черти, такая база сейчас была б.

– Не плачь, отстроим мы твою дачу, – отозвался Семен. – Вот разберемся маленько…

– Ну да! Ты вот уже полгода все отстраиваешь, – буркнул Шеф. – И хватит мне зубы заговаривать! Паша, ну-ка давай с самого начала – зачем ты поперся в Бодайбо?

– Я не нарочно, – совершенно искренне отозвался тот. Действительно, знал бы, куда забросит кристалл, – три раза подумал бы. – Я в общем-то не собирался в такую даль. Думал, Акар где-то в городе свою вендетту устроит…

– Акарханакан! – Павел даже вздрогнул от этого возгласа индеанки. – Моего отца звали Акарханакан! Если не собираетесь чтить его память, то хотя бы не попирайте честь!

– Чтить память, – повторил Шеф. – Так. Значит, все-таки ты его…

– Ну, раз я сам здесь, – резонно заметил Павел. И, покосившись на Анну, добавил: – Это была добрая охота. Он дрался на равных, просто… отвлекся в неподходящий момент.

– Ясно, – проговорил Шеф. – Все ясно с тобой, пехота. Почему приказу не подчинился?

– Приказу? – удивился Павел. – Какому еще?..

– Такому! – внезапно взорвался Шеф. – Семен ясно велел тебе оставаться на квартире Сергеева, ждать его и не поддаваться на провокацию краснокожего! Так ведь нет, тебе нужно все по-своему! Брошен вызов, видите ли…

Горячая волна обиды хлынула к лицу, и Павел не сдержался:

– Да, вызов! Да, брошен, и вы лучше меня знаете, как это было сделано! А если нет, спросите Семена, успел ли он вызвать «Скорую» своей бухгалтерше!

– Успел, – проворчал Филиппыч. – За это тебе, конечно, спасибо.

– Ну хоть это слава богу!.. К тому же, извините, Сергей Анатолич, но обезумевший инка в городе… Нейтрализовать его следовало любой ценой.

Анна передернула плечами, но промолчала. Похоже, против «обезумевшего» возразить ей было нечего.

– Любой ценой, Паша, нам нужно решить вопрос с фабрикой! Ты – единственный оперативный работник – пропал из города на четверо суток! Бросил всех! Левакова с Градобором в подвалах корпуса, Федора с Тамарой в больнице, нас с Семеном и вовсе на бобах!

Павел два раза хлопнул ресницами, пытаясь сдержать идиотскую улыбку… Нет, вроде не ослышался. А шутить Шеф бы не стал. Ведь не стал бы?..

– Постойте-ка, – он судорожно сглотнул. – Что значит – в больнице? Сергеев что?.. А?

– Жив, – произнес Шеф тоном ниже. – И Тома его. Обварились маленько, а так…

– Погодите… Почему обварились?

– В ванне они в тот момент были. Нашли же, прости господи, время… На свое счастье. Трое суток в ожоговом – примочки там всякие. А потом выставили обоих взашей – симулянтов. Тоже сейчас на хате у Саныча. Типа, бдят.

– Квартирка-то того, – неуместно пояснил Филиппыч. – Ремонта, понимаешь, требует. Ну ты-то видел.

– Видел, – согласился Павел. И едва не вздрогнул от промелькнувшей в мозгу ассоциации. – Только если мамаша их тоже у Саныча, меня прямо здесь высади!

– Мамаша не у Саныча. Мамаша в кардиологии – с утра вот апельсины возил. Недельки три спокойно пролежит – оно и к лучшему.

Павел с откровенным облегчением перевел дух и покосился на высокорожденную. Индеанка перенесла обмен новостями стойко, проявив выдержку воспитанницы высшего общества. Впрочем, помнится, выдержка у инков как раз не в ходу. А лучемет она даже в багаж не сдавала, благо заподозрить в нем боевое оружие таможенники не имели ни малейшей возможности…

– Шеф, – поспешно произнес Павел. – Я спрашивал, но она молчит как рыба об лед. Сказала, что говорить будет только с вами.

Потапов внимательно посмотрел на соседку.

– Ну что ж, – выговорил он. – Это вам только в плюс, уважаемая Анетух… Анетхи…

– Можно просто Анна, – отозвалась та, поморщив нос от звуков своего исковерканного имени. – Головин прав. Я не хотела посвящать его в цели моего визита раньше вас.

– Для начала: как вам это вообще удалось? – не слишком-то вежливо перебил Потапов. – Насколько я понял, после… определенных событий доступ на Землю из ветвей затруднен. Однако вы и, простите, ваш отец…

Она легкомысленно пожала плечами.

– Я не знаю как. Я просто включила процессор, так как меня учили. Сначала действительно было трудно – с трудом проходили только звонки и SMS. Однако машины древних богов очень сильны. Со временем я сумела локализовать и организовать прокол. А отец… Я очень сожалею, что ему удалось это раньше, чем мне. В последнее время он был не очень адекватен… Точнее, одержим идеей уничтожения… Но его можно понять – такие потрясения. Он слишком долго служил империи, чтобы принять новое…

– Н-да, – выдавил Потапов. – А ящеры-то были уверены, что вернутся первыми… Вы сказали – потрясения?

– Конечно, – она кивнула. – Вы не знаете? Империя пала… Почти. Сапа Инка осажден в Куско. Провинции и колонии под контролем белых. Крепости и арсеналы тоже наши. Осталось лишь последнее усилие.

– Ваши? – переспросил Шеф, прищурившись. Мог бы и не переспрашивать – из случайной оговорки он и сам сделал все нужные выводы. – И много вас… заодно с такинэ?

– Это обращение упразднено, – спокойно пояснила высокорожденная. – В новом мире мы будем равны. Мы равные…

– Равные, – кивнул Шеф. – Ну мы это тоже проходили… Так сколько?

– Я одна. Ацтеки слишком верят жрецам – они никогда не пойдут за нами. Майя… Жалкие неудачники, пропивающие последний рассудок. Могли владеть миром, а теперь – кому они нужны? Инки… Может быть, некоторые. Когда-нибудь… Я говорила со многими пленными перед расстрелом… Высокородство слишком глубоко въелось в саму нашу суть. Невозможно принять идеи от тех, кого держал за безголосый скот, не способный даже понять, насколько он унижен. Невозможно даже допустить, что у такинэ вообще могут быть идеи… Для этого нужно однажды взглянуть на мир из огня жертвенного очага, в который тебя послал собственный отец.

Она смотрела уже не на Потапова – на Павла. И тот слишком хорошо помнил этот взгляд. Надежда и отчаяние, жажда жизни и готовность к жертве, безумная вера в благодать Инти и горькая обида на тех, кто отдал ее очищающему пламени… Да, наверное, такое ломает. Причем порой не только души, но, как выяснилось, и целые цивилизации.

Две секунды, три… Потом Шеф спохватился.

– Да, – выговорил он. – Так мы… Собственно, о цели вашего визита…

– Нам нужна помощь, – отчеканила индеанка. – Я пришла, чтобы заручиться поддержкой Земли. Вы тоже белые и тоже провозглашаете равенство. Хотя, по-моему, не собираетесь его устанавливать… Но это не важно. Главное, что не приемлете рабство. Мы близки к полной победе, так что можете считать мой визит предложением об установлении дипломатических отношений с Эгидой Равных.

– Вот даже как, – Шеф качнул вроде бы удивленно головой, но Павлу показалось, что именно такого окончания он и ждал после нескольких первых слов индеанки. – Дипломатические отношения… Что ж, это даже лестно. От вашего отца такого я бы никогда не услышал. Однако мне придется взвесить все «за» и «против».

– Мы согласны практически на любые условия, – выпалила Анна. – Я уполномочена обещать что угодно.

Филиппыч вдруг невнятно хрюкнул, не отвлекаясь от дороги.

– Сергей, да что ты, в самом деле? У нас фабрика горит ярким пламенем, а он еще взвешивает!

– Семен! – гаркнул Шеф, и Филиппыч послушно заткнулся. – Прошу прощения, – Потапов вновь повернулся к высокорожденной. – Позвольте поинтересоваться, вы просчитывали, как изменится индекс вероятности вашей ветви после окончательного падения императора? Новое правительство сможет поддерживать его хотя бы на теперешнем уровне?

– Мы приложим все усилия, – отозвалась индеанка. – Поверхностная оценка дает двести-триста лет. За это время мы сумеем восстановить свое влияние.

– Возможно. Только не стройте иллюзий насчет бывших союзников по Ассамблее, они вас не примут. Во всяком случае – сразу.

– Это поправимо. В конце концов, техника древних все еще в наших руках.

– Да дело-то не в технике, – заметил Шеф. – Дело в системе. Империя Сапы Инка была сильной системой. Хотя, как выяснилось, не слишком-то стабильной. А вот какая получится у вас?..

– Какая бы ни получилась! – заявила высокорожденная. – Двести лет свободы лучше тысячелетий рабства!

– Вот это ты на митингах там у себя вещай… – снова встрял Филиппыч. Но, поймав в зеркальце взгляд Потапова, поправился: – То есть, простите, вы…

– Ладно, с этим понятно, – объявил Шеф. – Дипломатические отношения, все такое… За какую именно услугу вы уполномочены обещать нам все что угодно?

Она невольно закусила губу, кинула молниеносный взгляд на Павла. Все-таки опыта реальной дипломатии у девчонки не было никакого.

– Император осажден, – повторила она. – Но в Куско остался главный репликатор. А в городе достаточно интаев.

– Ага, – Шеф удовлетворенно кивнул. – Сотня шагателей и летателей в руках профессионалов, и история завоевания Европы повторится.

Она качнула головой.

– Не будет завоевания. Будет уничтожение. Быть может, планета погибнет целиком – интаям почти уже нечего терять.

– А мы тут при чем? – грубо бросил Павел. Он уже понял. Догадался. И заранее приготовил ответ. Господи, как же все это в духе высокорожденной!..

– Репликатор можно остановить, но для этого необходимо пробраться в столицу. Я трижды посылала людей – никто не возвращался. В нашей армии есть кто угодно: хлебопашцы, сталевары, рудокопы… С горем пополам их можно обучить стрелять и управлять машинами, но это не сделало из них воинов. Мы побеждаем числом, а не умением.

– И теперь, стало быть, тебе понадобились воины, – понимающе скрипнул Филиппыч. – Так это ты не по адресу. Нам и самим бы не помешали…

– Не воины! – резко перебила Анна. – Воин. Всего один. Если эту миссию вообще можно выполнить, то лишь в одиночку. Но для этого воин должен обладать силой, противостоять которой интаи будут не готовы.

Павел хмыкнул: помнит высокорожденная. Как он ломал голыми руками копья и черепа – все помнит. Мало что в трансе была…

– Допустим, – произнес Шеф. – Тактическую сторону я даже обсуждать не хочу – не компетентен, каюсь. Только вот напрасно вы не обратились прямо к нему самому.

– К нему? – Изумление в голосе индеанки было кристально искренним. – Но ведь… Я обратилась к вам. Если вы одобрите…

– То он тут же пошлет меня к дьяволу с такими фантазиями.

Павел злорадно улыбнулся и с готовностью кивнул.

– Могу и подальше, – заявил он. – Не при дамах будь сказано…

Высокорожденная хмуро покосилась на него с заднего сиденья.

– Сергей Анатольевич, я говорю с вами как с главой Земного отдела. Я предложила хороший обмен: вся мощь бывшей империи будет к вашим услугам, только помогите нам получить ее. Какое значение может иметь личное мнение исполнителя, если сделка выгодна для Земли? У нас есть не только оружие. Вы получите репликаторы и любые исполнительные механизмы. Это обеспечит всю планету на тысячи лет вперед! Не только едой – всем! Одеждой, жильем, предметами роскоши…

– Достаточно, – оборвал Потапов. – Я отлично представляю себе техническую мощь империи, и потому ваше предложение не нравится мне с самого начала. Кстати, если вы собираетесь строить свое новое общество именно так… Сборище осоловевших от абсолютного изобилия эгоистичных потребителей с врожденной психологией бывшего раба… Может, не такой уж изверг был тот император, который заставил работать хотя бы белых такинэ? Просто не хотел полной деградации цивилизации…

– Об этом не вам судить! – перебила Анна.

– Конечно, – согласился Потапов. – Дело ваше. Однако для Земли я такой судьбы не хочу.

– Прежде вы не гнушались нашими технологиями, – напомнила Анна. – Да и сейчас… Во время поединка Головин пользовался Светом Инти. Не хотите легкого счастья для человечества – сохраните в тайне, как и прежде, но не отказывайтесь от нашей силы совсем! Используйте ее для ведения политики в Древе.

– Ага, – буркнул себе под нос Филиппыч, – уже доиспользовались, блин… Теперь вот расхлебываем.

Он явно имел в виду проблему с фабрикой, и Шеф предпочел не обратить внимания на реплику. Он лишь качнул головой:

– Мы не собираемся строить свою политику на применении силы, как это частенько делала Ассамблея. У нас достаточно других рычагов.

Павел оглянулся на Потапова. Какие еще рычаги такие? Что-то никаких особых рычагов во время битвы за фабрику он не заметил, зато будь под рукой хоть один шагающий танк с экипажем… Чушь, нету у Шефа никаких рычагов. Процессор так и не запущен, вероятностное пространство не контролируется, переговоров с ветвями не ведется… По сути, даже свое преимущество иерархического положения в Древе предъявить пока некому. Значит, что же, набивает цену? Допускает, что, окажись эта цена приемлемой…

– Шеф, – позвал он вполоборота, прервав какое-то его очередное дипломатическое излияние. – Короче, можете даже не рассчитывать. Я у них уже гостил как-то. Был сыт гостеприимством по горло.

Потапов выслушал, повернулся к высокорожденной и картинно развел руками.

– Вот. А вы говорите – личное мнение. В общем, боюсь, что в этой ситуации, как глава бывшего Земного отдела, я ничем не могу вам помочь.

– Как же так?.. – Она была совершенно обескуражена. – Я ведь предложила… Ну хорошо, тогда назовите свои условия! Не может быть, чтобы вам совсем ничего не было нужно от империи!..

Земляне молчали. Шеф понимающе и даже кивая в знак сочувствия. Филиппыч с кривой ухмылкой. Павел… Нет, никакого злорадного торжества он больше не испытывал. Зато отчего-то вспомнилось, как, стоя у жертвенного очага, она испугалась, когда поняла, что он пришел за ней. Не за себя – свою судьбу она считала решенной… И еще как совсем недавно была готова поднять руку на отца, лишь бы…

Н-да. Вот из-за таких вот сантиментов он, бывало, и попадал в самые серьезные передряги. Но в этот раз – ни за что, поняли? Ни за что…

– Вот так вот, – поучительно произнес Потапов. – Привыкайте, высокорожденная укатэ, к повадкам белых. Нелегко вам придется… Нелегко.

– Эта… – брякнул Филиппыч, не оборачиваясь. – Что теперь делать-то с ней будем?

И Павел затылком уловил, как рука Анны дернулась к лучемету.

– Ничего не будем, – выпалил он. – Решим вопрос с фабрикой, запустим процессор и отправим домой.

– Ну, так… – Филиппыч не нашелся, что возразить. Не собирался же он, в конце концов, застрелить индеанку прямо здесь, в придорожной рощице. – А до тех пор?

– До тех пор у Саныча погостит, – вмешался Шеф. – Там у нас и так уже целая резервация, – он повернулся к ошеломленной Анне, все еще тискавшей рукоятку оружия. – Отдельная комната для вас найдется. Вокруг природа – березовый лес, речка недалеко. Считайте это коротким отпуском после боев за революцию. Ей-богу, не разочаруетесь.

Судя по выражению лица высокорожденной, она готова была поставить к стенке каждого, кто был сейчас в машине. Именем скорого революционного суда… Однако рассудок и дворцовые манеры взяли верх.

– Благодарю, – только и произнесла она. – Что же касается нашего разговора, то надеюсь, мы еще найдем время вернуться к нему.