24. Приложи свою ладонь

Даже для воронежских улиц, повидавших за свои пять веков истории разное, отряд был необычным. Странным донельзя.

Впереди цепочки бойцов, одетых в непривычные местному глазу тулупы, тяжелые подшитые валенки и вооруженных собранными по сусекам стволами, шли двое. Леший, настороженно подняв автомат, оглядывал окрестности, словно сканировал развалины впереди, заросшие деревьями и засыпанные снегом улицы. Не забывал он и посматривать наверх на зиявшие провалами крыши.

Вроде как все чисто. По крайней мере, непосредственной угрозы не видно, да и не слышно – чтобы использовать свой обостренный слух, пришлось снять шапку, и теперь мутант откровенно мерз.

Рядом с ним важно топал персонаж для города и вовсе карикатурный – невысокий мужичок в годах, разодетый в лучших традициях картинок к детским сказкам. Шустрый, сухонький, но старающийся держаться важно. Эдакий боярин в коротком тулупчике, покрытом темно-синим блестящим шелком, просторных штанах из домотканой холстины и сапогах пузырями, явно ручной работы. На складах такой обуви точно не водилось. В качестве оружия у него была пристегнутая к поясу сабля в ножнах, которые все время хлопали по ноге, прибавляя к хрусту снега и завыванию злого предзимнего ветра еще и свое негромкое «шмяк!».

– Марко, – спросил у него Леший. – А что ваш говорун? Не видит направления?

Пожилой достал на ходу портсигар, вытащил из него старого еще выпуска пожелтевшую папиросу и закурил, выпустив облачко вонючего дыма.

– Где-то неподалеку, – сплюнув в снег, отозвался он. – В картах наши деревенские не сильны, будем так искать. Да и карты у нас – одно название. Исторический документ, а не план местности. Изменилось же все напрочь, что нам теперь дадут вот эти «Кирова» и «Пушкинские». Знать надо убежища, а в них соваться, ты сам сказал, нельзя. Порчи ваши совсем обнаглели…

Он полностью ушел в нехитрый ритуал втягивания дымка, то ли размышляя, то ли просто потеряв интерес к разговору. Да и к собеседнику. Посматривал исподлобья маленькими темными глазками по сторонам, точно буравил ненавистный мертвый город.

– Вон, мутант твой глиняный, и то брата засечь не может! – добавил он после паузы. – Куда уж говоруну.

Блестевший странного коричневого оттенка кожей Голем, словно услышав, что его упомянули – хотя на таком расстоянии это нереально, – поднял голову и посмотрел на авангард отряда. Он шел замыкающим, рядом с невысоким пареньком, несмотря на погоду наряженным в лапти и шубейку неизвестного меха. Зато юный говорун опирался на высокий посох, символ своей немалой власти над мыслями людей. Толку, правда, от этой власти в пропитанном злом и чужой смертью враждебном городе… То ли дело родные леса и степи, там ему гораздо лучше.

– Кстати, Марко, – не унимался Леший. – Ты ж теперь всю историю знаешь, зачем тебе чертежи лаборатории? Только не втирай про присягу, твое начальство так и осталось в горах Сербии, давно уж лисы всех подъели. И добудешь – везти некому.

– А они мне и не нужны, – заявил советник князя, выкинув измятый мундштук в снег. – Я думаю, уничтожить надо эту пакость. И людей местных спасать, сдохнут они здесь. Ты ж складской, не здешний, ты меня поймешь.

В речи Марко прорезался гортанный акцент, но оно и по имени было ясно, что человек чужой. Не из бывшей России точно.

– Благодетель, что ли? – хмыкнул охотник. – Зачем тебе?

– Война у нас по весне будет, Леший. Большая война. Из-за того, что вся верхушка владетелей в Колизее погибла, а князь выжил. Черт, жалко, он мне Груздя не разрешил взять с собой, при себе теперь держит, спасителем считает. Так вот, война. А мне она не нужна. Если людей отсюда приведем, весы на нашу сторону и склонятся. Союз деревень уговорим, а коммунары и сами не полезут. Большая политика, короче. Да еще и от порчей избавимся, это вообще хорошо.

Говорун вдруг встрепенулся, толкнул локтем Голема, и они вместе быстро обогнали отряд, спеша к командирам.

– Чую рядом бойца искомого, – как-то по-старинному, степенно, несмотря на тяжелое дыхание, сообщил он Марко. – И супругу его кроткую. Не больше пары верст до них, так размышляю. Но еще силу вражью чую, как бы не опередили нас они.

Голем кивнул. С Лешим он мог общаться отрывочными мыслями, но по большей части не хотел. Шел, думал, сопел, осматриваясь. И молчал.

– Поспешим тогда, – скомандовал Марко. Отряд подтянулся, из разорванной цепочки собираясь в ощетиненный оружием кулак.

Дервиш посмотрел им в спины.

Торопятся. Это хорошо. Судьбы своей никто не знает, даже он сам, но на выручку идут. Вмешаться бы, расставить фигуры на шахматной доске по-своему, а – нельзя. Ему нельзя. Остается вот так смотреть и ждать. Что-то обязательно выйдет из комбинации на клетках, но кто после этого будет жить, а кто нет, не ему решать.

Холодно утром было в схроне. Мерзло и пакостно, несмотря на не до конца прогоревший мазут, сыро. Кат вставал еще раз под утро, доливал топливо. Завернул в одеяло спящую Филю, а сам сел у печурки.

Сидеть здесь и ждать? Видимо, так. Отсыпаться, отъедаться. Выпивки вон на пару недель, за водой, правда, наверх придется вылезать. За снегом, точнее, но один черт. И ждать Голема с Лешим, должны прийти. А потом сваливать к чертовой бабушке из этих краев, теперь уже не в поисках Чистого Града, а просто – подальше. И навсегда.

«Мой друг, весна не придет… Будет вечным снег, будет вечным лед».

Тьфу ты, пропасть! Хватит уже самого себя печалить.

Не выдержал – оделся, выбрался, проверив установленный возле лифтовой шахты самострел, управляемый снизу простым рывком веревки. Сменил патроны, а то сколько времени здесь не был, отсырели же старые. Первый рубеж обороны, если что.

Набрал снега и вернулся. Следов возле входа никаких, их собственные почти незаметны, присыпало снежком за ночь. Глянул, не видно ли дыма над выходами – мазут коптит мама не горюй, и так пришлось сложно выводить дым, во внутренние помещения. Нет, ничего не заметно. Не знаешь, что кто-то притаился в подвале, в жизни не найдешь.

Когда Филя проснулась, Кат уже подогрел очередную пару банок тушенки и заварил свежий чай. Поболтал остатками коньяка в бутылке, но открывать не стал, отставил в сторону. Может, вечером, нет сейчас настроения.

– Доброе утро, воин! Спокойно все? – потянулась Филя. Одеяло соскользнуло вниз, обнажив грудь. Кат присел рядом и поцеловал жену. Крепко, от души.

– Нормально. Сидим, своих ждем.

– А порчи?

– Если до сих пор не засекли, то и дальше, надеюсь, не разберутся. Они под землей из этой своей Сферы плохо видят, а с поверхности мы ушли.

– Так ты же выходил?

– Да на три минуты. Не волнуйся.

Соски груди Фили затвердели под пальцами мужа, поэтому… В общем, тушенку пришлось разогревать еще раз, но оно и не страшно. А чай остыть не успел.

После завтрака девушка, несмотря на тишину вокруг и полное, даже нарочитое спокойствие Ката, нервно прислушивающаяся к любому скрипу, предложила:

– Давай я погадаю, воин? Что нас ждет впереди… Книга – она не обманывает, ты же убедился.

Сталкер кивнул. Он не очень-то верил в Книгу перемен, но и спорить – особенно сейчас, разморенному после секса и сытной еды – ни малейшего желания. Пусть хоть драконов на стенах рисует, если от этого спокойнее.

Он протянул руку Филе, та положила свою узкую ладошку на его. Гексаграмма, вытатуированная пополам – часть на ребре ее ладони, часть – на его, – сошлась в единое целое. Хороший все-таки обряд когда-то придумал Череп. Жалко его, хоть и не напрасно погиб тогда, летом. Да и остальных детей дракона жалко, никого у Фили теперь не осталось, кроме него, Ката.

Монетка подлетала в воздух и звучно щелкала по пластику столика, посуда на котором была отодвинута в сторону. Один раз, другой. Вот и все шесть.

Девушка застыла, даже не убирая монету. И в Книгу, выученную наизусть еще в детстве, но традиционно открываемую, чтобы прочесть с листа предсказание, не полезла. Так и сидела, бездумно глядя в стену, куда-то между багровеющей печкой и слабо видимым в темноте стеллажом с оружием.

– Не томи, любимая, – сказал Кат. – Что-то плохое?

Она медленно наклонила голову и тихо произнесла каким-то чужим голосом, хрипловатым и надтреснутым:

– Гексаграмма номер восемнадцать. «Гу» или исправление порчи.

Сталкер прислушался, наткнувшись на знакомое слово. Хм, да Книга и впрямь… Не так все просто с этими китайскими традициями.

– …не спорьте с Судьбой, откройте двери для прошлого, чтобы ваше желание смогло осуществиться в будущем. Внесите ясность в старые дела, разберитесь с любовными отношениями и будьте готовы к любым неожиданностям, – закончила Филя и замолчала.

– Ну а плохого-то здесь чего, Зрачок? – не выдержал Кат. – Мы всех победим. И вперед, к новым высотам!

– Понимаешь, Александр… – она впервые назвала его по имени за все время их знакомства. – Это – плохая для нас гексаграмма. Поверь мне на слово.

Кат встал, чтобы обнять ее, успокоить, рассказать, что все так. Но не успел. Со стороны завала, наглухо закупорившего спуск с пожарной лестницы, раздался взрыв. Несильный, если сравнивать с чем-то серьезным, но достаточный, чтобы узкую комнату тряхнуло, печка едва не завалилась набок, вырвав кусок трубы из вентиляции и пахнув внутрь дымом, а со столика на пол полетела посуда. Монета золотой рыбкой скользнула туда же, но Кат поймал ее в воздухе, крепко сжав в руке.

Думать было некогда. Кто-то пытается пробраться в их дом, оставалось только сражаться. Сталкер метнулся к шкафу, выдернул оттуда два висевших на плечиках бронежилета и бросил один жене.

– Надевай! – заорал он. – И автомат из стойки бери!

«Военные или порчи?» – билось у него в голове, пока он натягивал и застегивал свой бронежилет, сунув в карман гадальную монетку. Почему-то этот вопрос был важен. От ответа зависело, что дальше, военные наверняка постараются взять его живым. К Филе у них вообще нет претензий, наоборот, должны быть благодарны, что предупредила об атаке на Базу. Порчи… Эти тоже хотели бы его живое тело, а разум постараются свернуть набекрень. Обратно, как и было. А вот судьба жены в этом случае туманна.

При любом раскладе – пришли не Леший с Големом. Это уж точно.

Кат рванул на себя веревку, уходившую вверх по шахте к двум недавно проверенным обрезам охотничьих ружей. Четыре ствола – и во всех картечь. Тем, кто у лифта, точно не поздоровится.

Попал, не попал? Сверху ни звука. Или там никого нет, что странно – раз уж нашли, должны были обложить по полной – или это питомцы. Эти и дохнут без звука во имя своего Гнезда. Да и хрен с ним.

С автоматом в руках выглянул в коридор, ведущий к завалу и импровизированному сортиру. Куча бетонных обломков была на месте, насколько можно разглядеть. Ее полностью разнести – скорее подвал обрушат, чего нападавшие явно не хотели. На эту сторону можно не обращать внимания, охренеют они здесь прорываться. Надо держать выход к лифту.

Филя уже застегнула броник и сидела на кровати с автоматом в руках. Вид был немного потешный, худенькая девчонка во всей этой амуниции напоминала наспех вооруженного цыпленка, но почему-то не до смеха.

– Что-нибудь слышала? – тихо спросил Кат, выглядывая в другой коридор, который вел к лифту.

– Кроме взрыва – ни звука.

Сталкер кивнул и прокрался ближе к шахте. Да, наверху еле слышное движение, но вниз пока никто не рвался. Это хорошо. Или плохо, потому что враг рассчитывал на что-то еще. Все-таки будут взрывать завал?

Блядь, одни вопросы… И темно здесь еще, как у морта в заднице.

– Эгей! – крикнул Кат. – Кого там черт принес?

Оставалась одна призрачная надежда на залетных сталкеров, например, с юго-запада. Шли себе, шли, наткнулись на здание пенсионного фонда – снаружи-то дорого-богато, вот и полезли в подвал поискать сокровища Агры.

Или это он сам себя успокаивает? В ответ-то по-прежнему ни звука.

– Я сейчас мины подорву, шахту завалит! – крикнул он снова. Блеф, конечно, чистой воды, но хрен его знает… Вдруг поведутся. Зависит от того, кто там, наверху.

– Любимый! – вдруг позвала его Филя. – Я не пойму, что там. Послушай.

Он опрометью кинулся обратно. Нет, в самой комнатке все без изменений, жена только вскочила и тревожно прислушивалась к чему-то. Да, звук странный, словно со стороны завала, от лестницы, кто-то настойчиво скребется. Решили прорыть ход?! Ну, это им до весны работа, кто бы ей там ни занимался.

«…весна не придет…»

– Роют? – неуверенно уточнила девушка.

– Очень похоже, – кивнул Кат. – Но убей не знаю зачем. Там толщина завала метра три. Пневмомолотков – были такие у предков – теперь нет. А киркой долбить – быстрее второй Черный День настанет. Сидим ровно, ждем Лешего. Кто бы там наверху ни шарился, либо плюнет и отступит, либо дождется беспокойного убийцу с кошачьими повадками.

Скрежет усилился, но Кат махнул рукой, набрал из ящика гранат и вновь отступил к шахте лифта. Очень похоже, что у лестницы и вовсе отвлекающий маневр, а прорыв будет здесь. Нервно хохотнул, представив, что первый докопавшийся для начала наступит в кучу дерьма, но сразу замолчал. Во всем происходящем был некий смысл. Был.

Только он его пока не мог постичь.

Возле раскрытых дверей лифта кто-то шевелился, иногда было слышно, как коротко скрежещет металл – так бывает, если зацепить стволом о бетонную стену. Но ни голосов, ни заметного приготовления к атаке. Похоже, просто пытаются закупорить им отход. Вполне удачно, потому что другого способа выбраться отсюда нет. В вентиляцию и кошка не пролезет, не то что двое взрослых людей.

Вентиляция? Черт, трубу-то от взрыва вырвало, вот и дымом тянет в коридорах. Там сейчас Филе придется несладко, мазут нюхать.

Он очень тихо вернулся в комнату, успокаивающе улыбнулся жене – мол, все под контролем, поправил печурку и поднял выпавшее из потолка колено трубы. Надо сейчас вон на тот ящик встать, а потом приладить всю конструкцию обратно.

Справился же когда-то один, значит, и сейчас…

Скрежет, ставший привычным фоном за последние пятнадцать минут, вдруг прекратился. Как отрезало. Но вместо него раздалось тихое, на пороге слышимости, шипение.

– Твою же мать… – с чувством сказал сталкер, бросил трубу и поспешил к шкафу с разными полезными в работе вещами. В частности, с противогазами. Наконец-то он понял замысел неизвестного врага во всей красе, но легче от этого не стало. Некая нервно-паралитическая херня, вот оно в чем дело! ГП-7 штука хорошая, запасные фильтры тоже есть, но насколько этого всего добра хватит – неизвестно.

Заглушки долой, коробки к маскам, все по инструкции. Жаль, секунды идут, Филя вон явно глотнула газа, это он может дыхание задержать, а она и не подумала.

В противогазах стало намного тяжелее дышать. Но в таких случаях не до жиру, лишь бы не надышаться. Резина слежавшихся за долгие годы намордников хлюпала и потрескивала, видимость тоже стала заметно ограниченной. Но ничего, ничего…

Он оставил Филю в комнате и вновь подошел к выходу в шахту. Темная кабина лифта, люк сверху которой он с утра не озаботился захлопнуть, казалась входом в ад. Очень похоже, особенно если из нее начнут выпрыгивать демоны, что было весьма вероятно.

Ждать? Да, пожалуй, что так. И эти, сверху, подождут. А потом начнут атаку, надеясь на обездвиженного противника. Пусть надеются, он им не судья. Незваный гость, он, как известно, хуже…

Сзади раздался кашель. Тихий, приглушенный противогазом, но Филя никак не могла остановиться. Неужели сняла намордник? Да вроде нет, должна же понимать. Кашель продолжался, стал резче, переходя в клекот сродни совиному. Да что за черт! Нет, дышать тяжело, но терпимо, он сам убедился. Где-то дыра в фильтре, вот и надышалась? Надо идти проверить. Атаки так и не было.

Вообще ничего не было – если бы не взрыв, звуки кирки и газ, можно было решить, что все это им с женой привиделось. Сон такой дурной, на сытую после тушенки голову.

Вернувшись, он увидел Филю на полу. Противогаз она не сняла, судя по звуку, воздух проходил через фильтр, но ей было плохо. Совсем плохо – она не кашляла, она задыхалась, пытаясь скрюченными пальцами стащить с лица маску. В полутьме комнаты было видно, что руки и шея у нее выглядят как-то неестественно. Опухли, что ли?

– Зрачок! – Кат поднял ее на руки и обернулся. Ну да, на кровать. Да что ж происходит?!

Он приподнял край противогаза. Точно, лицо тоже раздулось, веки набухли и прикрыли закатившиеся глаза. Так, курс медицины, аллергические реакции, отек Квинке. Чертовы сволочи, ее спасать надо.

Кат почти бросил жену на постель, подлетел к ящику с лекарствами и, недолго думая, просто перевернул его на пол. Не было времени искать и выбирать, лучше так, из кучи раскатившихся упаковок бинта, блестящих блистеров таблеток, ампул и пулеметной ленты шприцев. Найти. Успеть. Вколоть.

Филя уже не кашляла, она хрипела, выгнув тело, руки бессильно молотили по кровати ставшими вдруг раздутыми, похожими на сосиски пальцами.

Тавегил? Ну пусть, лучше потом отыскать что-то еще. Кат отбил край ампулы и сунул туда хищное жало шприца. Набрал целиком и вколол, почти не глядя, в предплечье Фили. Или надо в вену? Не помнил.

Он ничего не помнил, а ведь учили…

Снова зарылся в разбросанные лекарства. Димедрол. Новокаин. Сколько же всего наизобретали покойники, сколько всякой дряни, а нужного нет. Ничего толком нет.

Ампулы разлетались в стороны, бились, хрустели под тяжелыми ботинками Ката, а он по-прежнему искал, оглядываясь на девушку. Кажется, помогло. Или он заблуждается – непонятно, но Филя почти перестала хрипеть. Правда, и дыхания через эту чертову маску не расслышать. И снимать нельзя, новая порция газа – и это точно приговор.

Таблетки в упаковках разлетелись по всему полу, словно здесь рванул маленький аптечный вулкан. Вот еще что-то антигистаминное. Или нет? Незнакомые названия мелькали перед глазами. Успеет, вот сейчас точно найдет. Еще укол, два. Прорвемся. Выдержим. Сучьи гексаграммы. Гребаный город. Ебучая жизнь… Нормальный же был набор лекарств, дай бог каждому, а что нужно – ну никак. Еще ампулу тавегила ей? А если лишняя?!

Филя жутко захрипела, сорвав больше ненужный противогаз. Ее выгнуло, словно от удара тока, приподняло и бросило на кровать с размаху.

Кат вскочил, не обращая внимания на сыпавшиеся с колен лекарства, и бросился к ней. Филя улыбнулась и что-то неразборчиво прошептала. Искаженное аллергией, оплывшее, не ее лицо дернулось и застыло, слепо глядя щелками глаз в потолок. Мимо Ката. Вообще мимо всего, что есть в этом мире, потому что она его покинула. Родовая татуировка на виске ярко синела на фоне натянутой розовой кожи.

– Зрачок… – с мольбой сказал сталкер. – Нет…

Ничего, что это скорее «бу-бу-бу» из-за противогаза. Она услышит. Она обязана услышать и ответить, иначе зачем это все было. Зачем он сам теперь и потом.

Он взял ее за руку, просунул свою ладонь под ее и вновь соединил гексаграмму. В последний раз, потому что ничего впереди больше не будет. И так сидел, не обращая внимания ни на что.

– Я же вспомнил, любимая, – тихо сказал Кат. – Помнишь, говорил, что вспоминаю одно старое стихотворение. Еще в детстве читал, начало в голове крутилось, а конец забыл. Теперь вот вспомнил…

В проклятом подвале под мертвым городом живой человек рассказывал умершему стихи. Странно, но бывало и не такое.

Печка медленно гасла от недостатка кислорода, потом в комнатку, опасливо держа сидевшего у тела сталкера на мушке сразу трех автоматов, нырнули люди в знакомых комбинезонах. Тоже уважали врага – впервые порчи надели бронежилеты и каски. Слепые глазницы противогазов поворачивались по сторонам, цепко примечая и показывая сразу всем оставшимся питомцам Гнезда происходящее.

– Я сдаюсь, – мертвенным голосом сказал Кат. – Подождите снаружи.

Питомцы переглянулись, обменявшись мыслями, которые сталкер больше не слышал, между собой и Гнездом. Один остался внимательно наблюдать, чтобы пленник не причинил себе вреда, двое других вышли.

– Непонятное что-то зрю я, – важно сказал говорун, вновь догнав Марко. – Ушел воин искомый с врагами, без принуждения. Странности здесь повсюду. И супругу его не чувствую.

Голем склонил голову, потом посмотрел на Лешего.

– От болезни?! Да не бывает таких болезней, ты чего!

Брат Ката тем не менее кивнул. Он был грустен – так хреново не было, даже когда его верные мутанты легко переметнулись к врагу. Даже когда погибли все морты. Даже в детстве, когда его везли в Изолятор, чтобы сделать зрелищем в цирке уродов.

Леший потрясенно отшатнулся:

– Ничего не понимаю… Но в схрон я все равно полезу, раз уж пришли. Надо проверить!

Возле лифтовой шахты лежали искалеченные, разодранные двумя залпами картечи тела людей. Нет, не людей – судя по знакомым комбинезонам, порчей. Трое наповал.

– Узнаю друга Сашку, – хмыкнул Леший. Голем топтался позади, а остальных бойцов отряда Марко вниз не отпустил. Если Ката там нет, зачем терять время. Да и людей мало, поберечь стоит, хотя говорун и Голем подтвердили, что внизу никого.

Никого живого уж точно.

Спустились по скобам, спрыгнули на крышу лифта. Тишина внизу, только неясные отблески света видно, не совсем мрак. Что-то оставили гореть? Странно, зачем?!

Филя лежала на кровати. Кат на прощание прикрыл ей глаза, скрестил руки на груди, и теперь она была вытянута в струнку, словно просто уснула. Вокруг, насколько хватало зрения в слегка слезящихся от остатков газа глазах, стояли свечи. Сталкер распотрошил все свои запасы, расставил и зажег их в память о погибшей.

Почти все они горели, тускло, низкими пляшущими от недостатка воздуха язычками пламени, оплывая и плача парафином.

– Судя по свечкам, часа два. Чуть меньше. Мы должны его догнать! – сказал Леший.

Голем горестно вздохнул, но никак не отозвался. Ни единой мыслью. Потом покачал головой и ткнул рукой наверх и куда-то в сторону.

– Уходить из города? Но почему?!

«Он не в плен. Он умирать. Опасность всем. Не помочь. Уходить».

– Уверен?

Голем снова тяжело вздохнул и пошел обратно, к кабине лифта.