23. Простые народные средства

Кат зло выругался и убрал нож. При этом следил за охранником – любые резкие движения он мог бы пресечь и без оружия, что ему этот увалень. Автомат, что ли, забрать? Хотя не стоит. Явной необходимости нет, а просто так оставить этого мужика без оружия рука не поднимается. Пусть сидит, для него это шанс прожить чуть дольше. Тем более что оружие – и не только – есть и в схроне.

– Придется в «Бульвар Победы» идти, – как бы между делом негромко сказал он Филе. Та кивнула, ничего не поняв, но Кат говорил и не для нее: сбивал с толку охранника и пускал погоню – а она будет, уже рыщет где-то неподалеку – по ложному следу. В Северный район соваться ему было не с руки, они первыми выдали бы его военным Базы.

– Как скажешь, воин, – откликнулась жена.

Пришлось сделать небольшую петлю, демонстративно уходя на север, потом свернуть и обойти здание банка, углом выходившее на Московский проспект, сзади. Потом так же незаметно миновать огородами автовокзал – то, что осталось от него на поверхности, проскочить мимо полицейского отделения, за счет которого убежище когда-то и выжило: патроны и оружие, да и часть служащих в Черный День первыми составили костяк форпоста.

Дальше по хитросплетению улиц, домов, заправок и офисных зданий идти было сложно, свернули обратно на проспект. Шансов встретить военный патруль здесь резко больше, зато и скорость перемещения выше. Баш на баш.

Рулетка в исполнении двух загнанных безоружных беглецов.

– Мы же в центр? – после долгого молчания уточнила Филя.

Кат кивнул:

– Ты же карту моих укрытий выучила? Ну вот, сейчас нам на Студенческую. Под гимназией делать нечего, да вы и сожрали там припасы, пока сидели. Началось наше знакомство с визита в схрон, им и продолжим. Не будем нарушать традицию.

– Главное, чтобы оно так же и не закончилось, – почему-то очень грустно сказала жена, и Ката охватило неприятное чувство: холод и ноющее ощущение пустоты внутри. Он поежился, но попытался улыбнуться, приободрить ее:

– Хватит, а то накаркаешь! Все хорошо будет. Пока мне в голову питомцы залезть не могут, мы в порядке. А там или Дервиша найдем, или еще что-нибудь выдумаем. Про схрон Голем должен знать, подойдет позже с Лешим. Брат – он вообще знает куда больше, чем говорит. Так что справимся.

Идти по мертвой улице с пустыми руками, зигзагами огибая ржавые автобусы, грузовики, навсегда застывшие посреди дороги, упавшие столбы с замерзшими усами рваных проводов, было непривычно. Сейчас бы пару хоть плохоньких, но стволов, чтобы быть готовыми к неожиданным встречам. Но пока это фантастика.

Плохая и совершенно не научная.

Ближе к площади Застава, знаменитой своим убежищем под офисной свечкой на перекрестке, стали попадаться замерзшие трупы. Вот небольшая стая мортов, не в добрый час бежавшая по своим охотничьим делам. Но, разумеется, никуда, кроме иного мира, не добравшаяся. Мужик в драном коротком тулупе, без обуви, шапки и малейших следов оружия – кто-то все хозяйственно прибрал, не иначе. Дикая свинья, так и застывшая возле зарослей каких-то кустов: пришла подкормиться, а тут излучение наповал, ну да.

– Мяса сколько… – протянул Кат. – А жрать охота. Давай попробую кусок отпилить, а в схроне поджарим?

Сломав один из двух хлипких ножей о промерзшую в камень тушу кабана, сталкер понял, что погорячился: здесь пила нужна. И пара свежих здоровых мужиков, чтобы на эдаком морозе урвать кусок чужой плоти. Нож пришлось выкинуть, теперь на двоих у них остались один сомнительный клинок, почти пустые рюкзаки и слабость. Срочно уходить, иначе так и до схрона не добраться.

– Через мост не пойдем. Там уже все простреливается сверху, а на «площади» любят пост устраивать на верхних этажах «свечки». Сейчас, может, и не станут, но рисковать не будем. Сворачиваем.

Пересекли железнодорожные пути, ржавые, заросшие кустами почище Центрального парка, нырнули в проход между бывшей больницей и тюрьмой. Кат принюхивался. Досюда, несмотря на прошедшие годы и мороз, уже доносился запах той самой, когда-то выпущенной на свободу химии из цистерн. Никакой войны не надо людям – глупости хватает. Хорошо, что вокзал под землей прошли, уже плюс в карму.

Городской изолятор временного содержания даже спустя столько лет после всеобщей катастрофы впечатлял высоченными бетонными заборами, обвисшей спиралью колючей проволоки – как ее, «егоза», кажется – поверху и мрачными зданиями самих блоков. Интересно, а заключенные тогда здесь так и остались или успели убежать? Кат внезапно подумал, что об их судьбе никто никогда и не говорил. Страна такая, видимо, здесь и свободные люди не в цене, кто же будет думать об участи каких-то зэков…

– Сейчас обойдем тюрьму и считай на месте. «Юбилейный» уже вон видно.

– Так мы круг сделали? – Филя вздохнула.

– Ну да. Бежать надо было, вот и убежали. Я от военных-то нас уведу, вряд ли кто лучше меня знает центр, а вот порчи меня беспокоят. Они через свою долбаную Сферу нас видят, если прижмут – не отобьемся. Я теперь не такой быстрый, как они, да и умения…

Он махнул рукой. Сбой программы Гнезда кроме того, что он заблокировал, как мог, голоса Ираиды и остальных питомцев, обернулся тем, что в ноосферу больше ни ногой. Да и скорость убавилась, и уставать начал опять, как… Как человек. Обычный, нормальный человек.

И хорошо, и плохо одновременно. Так бывает.

Схрон от посторонних был спрятан прекрасно. Здание – точнее, остатки округлого, похожего на болезненный нарост на лице центра пенсионного фонда – видно было издалека, в него время от времени заходили сталкеры и помимо Ката, да и жители центральных убежищ рыскали по окрестностям. Раньше, пока не стали питомцами. Но брать в сугубо офисной коробке было нечего: кабинеты, мертвые компьютеры, мониторы на стенах и бумаги. Кучи бумаг, в пластиковых скоросшивателях, покоробленных картонных коробках, на шкафах и внутри них, в которых остались никому не нужные сведения: кто, где и зачем работал, чтобы получить потом, в старости, хоть копейку от родной страны.

Толку во всем этом теперь? Вот особой популярностью здание и не пользовалось. Склад или магазин были бы гораздо полезнее, но так с любыми госучреждениями. Кат подозревал, что смысл этих многочисленных офисов и до Черного Дня был невелик.

Узкий проход между давно развалившимся старинным зданием воинской части – вот там искали многие и всерьез, но давно ничего не находили полезного – и пенсионным фондом привел к неприметной двери в подвал. Замок выломан, на входе куча битого стекла, видимо, когда-то распивали прямо здесь. Но к этому сталкер был готов: он даже добавил в эту кучу однажды гору осколков, а чуть дальше по коридору свалил несколько железных коек, чтобы затруднить проход. Как бы показатель, что нечего здесь делать: ни сверху, ни снизу.

– Снега надо набрать, – доставая свернутый лист полиэтилена, велел Кат. – Там внизу все есть, что нужно, а вот с водой туго. Сложно ее запасти, тухнет. А закрытые бутылки предков давно кончились.

Снег, выбирая места почище, набрали прямо у входа, сваливая немалых размеров ком на пластик. Сталкер встряхнул углы, связал их и взвесил добычу. Вроде нормально, дотащит.

– Смотри подошву не проткни, я там еще железок набросал, – сказал он Филе. Достал последний ХИС, встряхнул, тщательно поломал – и посредине, и по краям, добиваясь равномерного свечения. – Жалко изводить, больше нет, но иначе не проберемся. Там сложно.

Короткий коридор кончился раздвижными дверями лифта. Рядом словно специально – но так оно и было – валялся прут арматуры, идеально подходивший, чтобы раздвинуть полированные металлические панели.

Из шахты пахнуло холодом и вездесущей плесенью. Толстые витые тросы, из которых торчали порвавшиеся заусенцы проволоки, были прямо перед глазами: руку протяни – и схватишь.

– Лезть по этому… кабелю? – с сомнением сказала Филя. – Как-то не вызывает доверия.

– И правильно, что не вызывает, – рассмеялся сталкер. – Учитывая, что этажом выше я эти тросы подпилил, а вниз лететь метров пять, вообще гнилая идея. Здесь скобы есть сбоку, просто их почти не видно снаружи.

Он вытянул руку, стараясь не порезаться о тросы, и посветил сбоку от дверей:

– Загляни. Видишь?

Девушка кивнула. Заглядывать в мертвую шахту было страшновато, но куда деваться? Там еда и отдых. К тому же Кату она доверяла безоговорочно.

Спуск показался долгим, хотя занял всего-то минут десять: сперва сталкер, подсвечивая себе зеленым светильником предков, забрался на скобы, спустился немного вниз, потом протянул ХИС жене и велел укрепить на одной из петель рюкзака.

– Лезь и ничего не бойся. Я чуть ниже, даже если сорвешься – свалишься на меня, удержу. Погнали!

Уже в самом низу на собственное удивление ловко спустившаяся Филя спросила:

– Слушай, воин… Так предки всегда лифты дублировали лестницами. Может, и здесь есть?

Кат уже ступил на крышу навсегда застрявшей внизу кабины лифта, бросил узел со снегом и согнулся, ища крышку люка, нащупывая ее в темноте – светильник он заслонял своей же массивной фигурой:

– Настоящая подруга сталкера! Соображаешь. Конечно, была лесенка. Совсем рядом. Только я ее подорвал, когда вниз вещи спустил. Сперва воспользовался, не в зубах же было ящики таскать в шахте. Теперь это единственный вход. И выход, если что.

– А если нас найдут здесь порчи?

– Найти могут, я уже думал. Тем более моя память со всеми схронами и много чем еще в их распоряжении. Но как они сюда полезут? По одному по скобам? Я им судный день на раз устрою. Увидишь, как подготовился.

Жена с сомнением посмотрела на него. Подсвеченное снизу зеленым ее лицо вдруг напомнило Кату одного из многочисленных покойников, которых он насмотрелся за эти дни. Многих сам в это состояние и привел.

Плюнув на люк – здесь он, никуда не денется, – Кат разогнулся и обнял Филю. Его охватило странное чувство, смесь щемящей нежности, как в детстве к маме, с любовью и желанием спасти эту худенькую девчонку от всех бед, которые могут случиться на земле.

Да и под землей тоже.

Филя прильнула к нему, и они минуту так и стояли – памятником вечных чувств. Нет, никогда ничего питомцам не понять. Не все на свете рационально, не всему мера успех и эффективность.

– Пойдем в схрон все-таки, – грубовато отстранил жену Кат, напоследок поцеловав в ежик волос на макушке. – Да и жрать охота.

Убежище сталкер оборудовал всерьез, постарался когда-то. Ни в одном из населенных людьми убежищ после изгнания из Базы он себя своим не чувствовал, а свой дом хотелось. Вот это место, с определенными оговорками, тем самым домом и стало: узкая и длинная комната в подвале, за прикрытой дверью, когда-то была тщательно очищена от мусора и вороха старых бумаг, а в двух больших бочках в углу, тщательно запечатанных двойными крышками, находился мазут. Штука вонючая, но для отопления и освещения удобная. Керосин лучше, но его как ни закрывай – просочится. Вонь-то ладно, он весь испарится за долгое время, вот что плохо.

– Располагайся, это твой дом, – неожиданно пафосно сказал Кат, усмехнулся, но ничего добавлять не стал.

Какого черта?! Да, это их дом, других нет. Не убежище же детей дракона с рядами покойников в стылом зале. И уж точно не чужие форпосты в округе.

Через полчаса, давясь от жадности, они уже ели разогретую на заправленной мазутом печурке тушенку. Чайник плевался кипятком, добавляя нотку совершенно домашнего, кухонного уюта в обстановку. Даже чай был, бережно извлеченный Катом из запечатанных в пластик упаковок. Кроме тушенки, на столике – одном из неказистых офисных уродцев, взятых сверху из здания из-за небольшого размера, – лежали пачки печенья, консервированные пакеты супов, стояла банка меда. Царский обед.

Да и вся обстановка, по сравнению с многими иными местами.

– Воду поделим на чай и на суп, – невнятно сказал Кат, жуя особенно жесткое волокно мяса. – Там хватит. Туалет в конце коридора, вон туда дверь идет. Возле завала на выходе к лестнице и можно. ХИС с собой бери, пока светит. Надо масляную лампадку потом зажечь, была где-то.

Филя осматривалась, не забывая ловить очередной кусок мяса из горячей банки. Схрон был домом не только по словам мужа, но и на самом деле. Стеллаж с оружием – тут можно пятерых оснастить, и очень недурно. Ящики с консервами. Мазут, печка-буржуйка с кривой трубой, уходившей в вентиляцию здания.

Кровать – почти настоящая кровать, о, боги…

Основа, конечно, самодельная, деревяшки сколочены, но поверх матрас и подушки. Белье отсырело, сейчас отогревалось, от него начал идти тяжелый дух, но это было по-настоящему. Во многих богатых убежищах люди давным-давно ничего подобного не видали.

В шкафчиках, раньше явно служивших вместилищем ненужных бумаг, хранились товарные запасы – все то, что Кат когда-то находил на поверхности, но не успел продать. Там и вовсе была пещера Аладдина, что назовешь – то и, скорее всего, в наличии. Лекарства, зажигалки, патроны, гранаты, нитки разной толщины, наборы иголок, инструменты – большинство из них Филя никогда даже не видела. Мотки лески, одежда, коробки обуви, множество книг, отсыревших, но вполне годных. Ящик алкоголя.

На последнем взгляд девушки и остановился. Она вытерла рукавом губы и встала.

– А не выпить ли нам, воин? За свой дом.

Кат перестал жевать и медленно поднял взгляд:

– Зрачок… У нас запрет на выпивку. Тьфу, черт! У них! В Гнезде… Опять эта забитая порчами голова. Кстати, а ведь интересно – почему они не пьют.

Филя пожала плечами:

– Какие-нибудь верования…

– Да не верят они ни во что! Сфера, да – но это не религия, она реально есть, связывает мысли и воспоминания, помогает следить за поверхностью, правда, не очень далеко. Но в пределах города действует. Главное, все думают одним разумом, в этом главное. А вот строгий запрет на пьянку зачем?

– Давай выпьем, может быть, ты разберешься.

Она уже вытянула бутылку, протерла ее от пыли. На золотистой с красным этикетке заиграли отблески пламени, а содержимое маслянисто перекатывалось внутри.

– Ни слова не понятно, – оглядывая находку, сказала Филя. – Ясно, что дорогое что-то и градусов до черта. Нам как раз такое сейчас и нужно.

Жидкость оказалась светло-коричневой, сродни правильно заваренному чаю, который тоже ждал своей очереди в двух кружках на углу столика.

– Коньяк, Зрачок, – уверенно сказал Кат, понюхав налитый стакан – такого барства, как рюмок и прочих бокалов, здесь, конечно, не водилось. – И хороший коньяк, судя по аромату. За нас с тобой!

Он протянул стакан и легонько чокнулся с женой. Налито было немного, меньше трети, но ему хватило, благо выпил залпом. Чего уж тут тянуть после всего, что было последние дни. Филя осторожно отпила один глоток, потом другой. Судя по всему, ей тоже понравилось.

– Это пили предки? – осторожно уточнила она. – И, имея его под рукой в любой момент, устроили войну? Идиоты…

Плотный аромат коньяка перебил даже сырость и навязчивую вонь горевшего мазута. Словно окутал коконом двух уставших людей, покачал в теплых ладонях и аккуратно вернул на место.

– Идиоты… – кивнул сталкер. – Так оно все и было.

У него в голове приятно зашумело, зрение обострилось, словно раньше он смотрел на комнатку глубоко под землей через мутноватую пленку типа той, для снега. Вроде бы и видно, но когда знаешь, что бывает по-другому, потом ясно – это было плохо. Неправильно. Не так, как надо.

– Налей еще, – хрипло сказал он, подставляя стакан.

Когда уровень в бутылке снизился до половины, комната уже стала обжитой и приветливой. Какая разница, чем там пахнет от постельного белья, если они смяли его своими телами, давая выход накопившейся усталости. Разряжаясь, подобно батарейкам. Химический светильник медленно гас, но им было плевать – света от печки вполне хватало на то, чтобы рассмотреть друг друга. Филя водила пальцем по татуировке на груди мужа, спускалась вниз, потом провела рукой по ноге, с тревогой ощупывая три заметные шишки.

– Больно? – прошептала она.

– Нет. Не волнуйся. Найдем доктора, пусть режет. Наплевать, Зрачок, на все наплевать. Как же хорошо-о-о… – выдохнул Кат. – Я никому тебя не отдам.

– И я тебя…

В комнате на самом деле стало жарко, невелика задача прогреть небольшое помещение, даже несмотря на бетонный пол, заранее заложенный сталкером досками. Коньяк оказался и вовсе чудодейственным лекарством от всего – забыть и забыться, затем его и делали давно мертвые французы. Или еще кто – знание языков сталкер утратил, заблокировавшись от Сферы.

Не его это были навыки, потому и не жаль.

Филя тем временем прижалась к его обнаженному горячему телу и медленно, словно упругая змейка, поползла вниз, жадно целуя – скорее хватая его – сухими губами. Остановилась, и сталкера начали пронзать короткие молнии, они били, казалось, отовсюду, но сходились там, внизу. Он чувствовал себя на огромных качелях, где нет ни верха, ни земли под ногами, где все его тело – один сплошной комок нервов, которые вопят о продолжении. И о пощаде – так горячо и остро это было.

В какой-то момент все лопнуло, затмив в полуприкрытых глазах мерцание печки, мокрый бетонный потолок, с которого то тут, то там срывались вниз тяжелые медленные капли. Все куда-то исчезло во вспышке пламени, жаркого, сметающего на своем пути смешные нелепые проблемы.

Кат выгнулся дугой и тяжело, до хруста, стиснул зубы, стараясь не закричать.

Или он кричал? Кто знает. Подслушивать их было некому, а он сам потом не смог вспомнить, что это было. Как. Почему. Сознание очистилось, из человека выглянул первобытный зверь, сытый, сонно смотрящий на временно безопасную территорию. Охотничьи угодья. Самку рядом.

Все изменения, появившиеся там, в установке порчей, треснули и начали оплывать, как парафин свечки, меняясь до неузнаваемости. Кат почем-то вспомнил бочку, однажды виденную во время рабства в Нифльхейме: обычную бочку, рассохшуюся, брошенную за ненужностью за свинарником. Железные полосы, стягивавшие изогнутые доски воедино, придавшие им форму и смысл, лопнули от старости. Остался раскрытый бутон из гнилых досок и последнего, самого крепкого обруча внизу, держащего от окончательного распада.

Сейчас он был таким же. Гнилым, но раскрывшимся до конца навстречу будущему. А снизу, через него, прорастала трава, упрямо проталкивая узкие зеленые листочки вверх, пусть даже солнца и не видно. К теплу и чему-то важному.

Кат забылся коротким сном, сжимая в объятиях жену, положившую ему голову на плечо. И в этом сне ему было холодно. Очень холодно, словно его бросили раздетым на морозе, приковав к столбу, и обливали водой. Он чувствовал этот появлявшийся, хрустящий лед на руках, на шее, противно стянуло волосы. Он стоял и ждал смерти, не в силах сделать ничего больше.

Никаких сил не хватило бы порвать цепи на руках и ногах, не вырвать и не повалить столб. А вода все стекала по телу, делая мертвящий панцирь все толще, все страшнее.

При этом почему-то было жарко. Одновременно. Все вокруг окутывало плотное синее сияние, словно Ката черти занесли в одно из горячих пятен. Или в местечко похуже.

Подошел и встал рядом Дервиш, все так же в своей смешной бейсболке, в плаще и сапогах, напоминавший смесь мушкетера из детских книжек со спортсменами оттуда же. Он молчал. Судя по всему, он и не собирался ничего говорить Кату, просто пришел посмотреть на него. На эту жуткую пытку.

– Что с тобой, воин?!

Он проснулся от этих слов. В подвальной комнатке было прохладно голому, но по сравнению с диким морозом сна – почти лето. Филя сидела рядом, тревожно глядя в глаза.

– Сон, любимая… Кошмар… Ничего, надо отлить, и будем спать дальше. Здесь безопасно. Поверь мне, здесь вполне безопасно!

– Ты страшно кричал…

– Все будет хорошо. Мне так кажется.

Он встал, натянул камуфляжные штаны и майку: от комбинезона порчей приятно было избавиться, без него он снова чувствовал себя собой. Наскоро переложил из карманов вещи – их и было-то всего ничего: хитрый металлический ключ из лаборатории, зажигалка и перочинный ножик, забавная поделка предков. Но иногда полезен и он.

– Масляная лампа… А, да вот же!

Зажег светильник, казавшийся детской игрушкой в его руке, и, подсвечивая себе, вышел из комнатки. Сейчас в отхожее место – и спать, спать… Хватит бредить.

Возле завала, сделавшего выход на лестницу тупиком, Кат остановился и прислушался. Да нет, кажется. Никто их здесь не отыщет. Если на поверхности перехватить не успели, то и не найдут ближайшие дни. А потом уходить надо. Навсегда.

Дервиш ему теперь не нужен, коньяк окончательно сбил программу, помог попрощаться с порчами. Еще бы те сами это поняли и отстали – было бы славно.