Глава 65

Примерно в 1998 году отец после долгих лет ветеринарной практики вышел на пенсию. Несколько лет спустя они с мамой переехали в Йоркшир – она выросла в этом месте, поэтому родители часто приезжали туда на каникулы. Им нравилось гулять с собаками на болотах, и было логичным, что в итоге они переехали туда. Они осели в небольшой деревне под названием Скэлби немного севернее Скарборо.

Я повадился ездить к ним каждые два-три месяца и брал с собой Харри. Шарлотта, Ханна и Имоджин ездили реже: путь был неблизкий. Но Харри в своем детском кресле с удовольствием ездил со мной. Мы останавливались на придорожных станциях – любимой считалась одна из остановок в Хэтфилде, где мы завтракали, глядя на движение на проходившей под нами дороге. Мы обожали вместе гулять с собаками и ходить по местным аттракционам. Однажды мы всей семьей уехали на выходные и вечером выпивали в местном отеле. Внезапно я услышал за спиной возглас: «Эдриан, а ты какого черта здесь делаешь?» – с выраженным акцентом кокни. Я обернулся и увидел улыбающегося от уха до уха Барри Шина. Барри прилетел вместе с приятелем Стивом Пэрришем на собственном вертолете. Если честно, гоночному братству не хватает уважения к правилам и полетным планам, так что он чуть не разбил свой RAF, прежде чем потеряться и приземлиться на заднем дворе какой-то пожилой пары – то ли к их восторгу, то ли к ужасу. Затем он рассказал о своем последнем на тот момент падении с мотоцикла и прямо посреди бара спустил штаны, чтобы похвастаться синяками – к огромной «радости» моей мамы. Человек-легенда.

В один из таких визитов отец отвел меня в сторону. «Сынок, – сказал он, – Не знаю почему, но иногда мне кажется, что мозг превращается в вату».

Я не придал этому большого значения, но через несколько дней мама позвонила и сообщила, что у отца произошло кровоизлияние в мозг и он в больнице.

Я бросил все. Его мозг истекал кровью. К счастью, все оказалось не слишком серьезно, и отец отделался лишь небольшим параличом, как после легкого инсульта. Доктор посоветовал следить за ним, но не более того. Однако выяснилось, что кровоизлияния, судя по всему, происходили уже довольно долгое время. Он был настоящим фанатом здорового образа жизни, брал с собой собак и бегал с ними по лесу. Он не рассказывал об этом матери, но пару раз приходил в себя на земле, не зная, как там оказался. Провалы в памяти, вероятно, были вызваны этими небольшими кровоизлияниями.

Где-то через четыре недели мать снова позвонила сказать, что это опять произошло – и в этот раз все было гораздо хуже. Папа больше не мог ходить без трости. Мысленно он был уже не совсем с нами, а разговоры с ним постепенно становились повторяющимся случайным набором слов.

Я позвонил Сиду Уоткинсу и рассказал о произошедшем.

«Слушай, в Лондоне есть один парень, специалист, – сказал Сид. – Привези отца к нему на обследование».

Я поехал обратно в Йоркшир, забрал папу и поехал вниз по шоссе М1. В Лондоне мы завернули за угол и увидели перед собой башню почтовой службы. Я словно вернулся в детство, когда отец возил меня на гонки и автомобильные выставки. Мне тогда было 12 лет, и эта башня по-настоящему меня поразила. За исключением того, что это он теперь, в восторге хлопая глазами, повторял: «Смотри, Эдриан, смотри!»

Отца положили в больницу. Когда хурург начал осмотр, у папы снова началось кровотечение. Пулей влетев в операционную, врачи спасли ему жизнь. Я знаю, это прозвучит жестоко, но для обоих родителей было бы лучше, если бы медики не успели, потому что теперь папа был совсем плох. Он не мог самостоятельно ходить или поддерживать разговор. Говорить он мог, но это был случайный набор слов вне какого-либо контекста. Он неоднократно говорил: «О, Эдриан, мы слышали, как ты ехал на своем мотоцикле», – повторял он мне, имея в виду Ducati, мотоцикл, на котором я ездил в двадцать с небольшим лет.

Благодаря связям в автоспорте, мне удалось поместить отца в местный дом по уходу за пожилыми людьми из автомобильной индустрии – это место патронировал благотворительный фонд Бена, и здесь об отце очень хорошо заботились.

К сожалению, мама восприняла это очень тяжело. После всех тех споров во времена, когда я был еще ребенком, они стали очень близки. Они бывало ссорились, но оставались неразлучны. Родственные души. Жизнь матери крутилась вокруг отца, а теперь она осталась в Скэлби одна и чувствовала себя одиноко.

Мы подобрали ей коттедж в Аскоте, чтобы она была поближе к папе и нам, но пять дней спустя она заявила, что ненавидит это место и шум уличного движения и возвращается в Скэлби.

А где-то через месяц после возвращения в Скэлби у матери случился сердечный приступ и ее не стало.

Отцу должен был сообщить я.

«Пап, мне очень жаль, но мама умерла». В тот момент он впервые с начала своей болезни посмотрел на меня с полной ясностью в глазах и ответил: «Я знаю».

Невероятно, что его поврежденный мозг смог это понять. Казалось, он знал, что произошло, еще до того, как я ему сказал. Но их история была историей настоящей любви.

После случившегося мы с Харри часто навещали отца в доме престарелых. Мы брали настольные игры, играли у его кровати и уходили. Это все, что мы могли для него сделать. Думаю, он был рад даже просто смотреть, как мы играем. При этом даже там он оставался ловеласом и постоянно заигрывал с медсестрами. Пока отец мог передвигаться хотя бы с ходунками, он боролся и пытался восстановиться, но через несколько месяцев он сдался. А зимним днем в феврале 2008 года он умер.

Все началось с папы. Когда я стою у чертежной доски, вдохновленный любовью к автомобилям и постоянным желанием их улучшить – не только в плане скорости и производительности, но и в том, как они влияют на мир – будь то эстетические соображения, экологические или спортивные состязания, – это от отца, от его мастерской и эксцентричной мании разбирать и собирать технику. Но не обошлось и без влияния моей матери и ее любви к искусству и живописи.