Книга: Между небом и тобой
Назад: 12 декабря
Дальше: 15 декабря

14 декабря



Дэни – Париж, улица Монж

Отец Сириана заявляется в отель ровно в тот момент, когда я иду через холл.

– Ах, какой сюрприз, доктор!

– К сожалению, сюрприз не очень-то приятный. У меня плохие новости.

Приглашаю его в свой кабинет.

– С Сирианом все в порядке? Он здоров? Вы меня напугали!

– Он-то в полном порядке, а вот мой пациент – совсем наоборот. Я много лет консультирую одного человека с тяжелым заболеванием сердца. Большой оригинал, коллекционер произведений искусства, живет в замке, в Дании. Богатый меценат, которого часто принимают за бездомного бродягу.

– Вы хотите, чтобы он остановился в моем отеле? Польщена. Конечно, у нас не «Ритц», но…

– Вчера он столкнулся с вами здесь, прямо у ваших дверей.

Хватаю со стола скрепку и начинаю нервно ее сгибать и разгибать. Доктор между тем продолжает:

– Он плохо себя чувствовал, надеялся найти приют в отеле, но вы его не впустили, оставили на улице. У него случился приступ нестабильной стенокардии, «скорая» отвезла его в клинику, где я раньше работал, я приехал его навестить, и он мне все рассказал.

– Надеюсь, вы не назвали ему моего имени? Как он докажет, что это была именно я? – Я растерялась и бормочу невесть что.

– На купюрах, которые вы ему дали, остались ваши отпечатки.

Скрепка с треском ломается.

– Я не врач, и не мое дело лечить.

– Со времен Второй мировой войны во французском законодательстве предусматривается ответственность за оставление человека в опасности. Уголовная ответственность. Ваш случай.

– Но я позвонила в полицию, попросила прислать «скорую помощь»!

– Вы ее не дождались. Вы не пустили больного человека в свою гостиницу. Даже войти ему не дали.

– Он был одет как клошар, от него воняло!

– Давайте поубиваем всех клошаров и всех, кто пренебрегает дезодорантами, так? Вы правы, на парижских тротуарах станет чище, – саркастически бросает он.

– Я опаздывала на ужин с Сирианом, – глухо от волнения говорю я. – Как этот господин сейчас себя чувствует?

– Достаточно хорошо, чтобы рассказать свою историю во всех подробностях. Достаточно плохо, чтобы его жизненный прогноз оставался неясным.

Мной овладевает безумная надежда: если этот тип умрет, некому будет против меня свидетельствовать!

– Его дети собираются предъявить иск. Думаю, вам скоро предстоит встреча с их адвокатами.

– Но я же приняла его за симулянта, за мошенника!

– Если бы вы вот так же оставили на произвол судьбы человека, раненного неизвестно кем и неизвестно при каких обстоятельствах, поступок был бы не из лучших, но понять это еще как-то можно, а вот бросить на улице человека в предынфарктном состоянии… согласитесь, круто, как сейчас говорят.

– А если вы скажете, что были тогда со мной в другом месте?

– Вы хотите, чтобы я лжесвидетельствовал? В ущерб своему собственному пациенту?

– А Сириан может за меня заступиться? Сказать что-нибудь, что бы мне помогло?

– Вам угодно, чтобы моего сына обвинили в сообщничестве?

Я в панике тру глаза.

– Надеюсь, вы звонили в полицию не со своего мобильника? Там регистрируются все номера. Прямо скажем, дерьмовая у вас ситуация, Дэни.

Катастрофа! Я убита. Он врач, пациент для него на первом месте. Для Сириана его мать всегда была важнее меня. Он тратил на нее слишком много времени. Его дочери и его жена пока тоже меня опережают, но это долго не протянется. Я наведу порядок.

Жо – Париж

Черт возьми, ну и повеселился же я! Идея об отпечатках Дэни на купюрах пришла из наших с тобой вечеров перед телевизором, когда мы смотрели «Экспертов», а трюк с зарегистрированным полицией номером ее телефона подсказал мне Тьерри. Я двигаю свои фигуры не просто так, а в соответствии с разработанной мной стратегией, я нагнетаю давление. В следующий раз мне поможет твоя крестница Эстер. Ей только что исполнилось восемнадцать, и она далеко не дурочка.





Открываю на айпаде почту. То, для чего раньше частному детективу потребовалось бы несколько недель, сейчас можно получить в два-три клика. Будь у Хэмфри Богарта компьютер, не трепал бы он свой туго подпоясанный плащ по сомнительным барам и не хлестал бы там виски – достаточно было бы подписаться на гугловскую рассылку, заказав себе попутно на дом суши. Получаю письмо с сетевыми адресами материалов о Патрисе. Вот он на фотографиях: ладно скроенный костюм, изысканный галстук, волосы с проседью – рано он, однако, поседел, – обручального кольца на пальце не видно. Ни на одном снимке не улыбается. Фирма, которой он руководит, занимается маркетингом. Так… Здесь он на коктейле, а здесь на благотворительном вечере… Когда я видел его в последний раз, десять лет назад, он только что вернулся после вынужденно прерванного пешеходного маршрута по Корсике и был в футболке и бермудах. Я должен был повести Сару к алтарю, должен был передать ее там с рук на руки Патрису. Я уже учился танцевать вальс, чтобы на свадьбе открыть бал с дочерью. Я вспомнил об этом на балу тишины в зале крытого рынка на Груа – я кружился с Сарой, вцепившись в нее, как утопающий, в день, когда ты меня покинула.

Набираю все больше информации о моем несостоявшемся зяте. Иду по следу, захожу на разные сайты и, как в зеркальном лабиринте, открываю все новые грани этого типа. Он активно участвует в мероприятиях организации, которая помогает налаживать связь детей с родителями. Он что, усыновил ребенка? Кликаю, кликаю… A-а, вот оно что, парень, унаследовавший от папаши громадное предприятие, волонтерит в организации, которая занимается не просто детьми и родителями, а детьми родителей-арестантов, ее сотрудники и волонтеры возят ребятишек в тюрьмы на свидания. Благородное дело, но ни один из тех генеральных директоров и президентов фирм, которых я в жизни знал, вовсе не был склонен проявлять милосердие. Что же задело Патриса до такой степени, что он стал отдавать долю своего и без того скудного досуга подобной деятельности?

Патрис поступил с Сарой мало сказать по-свински, теперь он искупает свой грех, опекая этих детей? Вспоминаю наш разговор в машине по пути из Парижа на Груа. Он говорил о своем желании иметь много детей, чтобы каждый из них не испытывал такого одиночества, какое испытывал он сам, единственный сын. Он так красиво говорил о своей любви к Саре. Я ему верил.

Назад: 12 декабря
Дальше: 15 декабря