Глава 20
Сватовство

Меланья, вопреки ожиданиям Кати, не осталась в гостиной вместе с мужем, а вышла за Катей и Мамонтовым на террасу с панорамными окнами, подошла к Кате и, как Макар, легонько взяла ее за локоть, отводя к окну.

– Лишаев иногда не сдержан на язык, – сообщила она, наклоняясь к Кате, так что та ощутила аромат ее дорогих духов. – Но насчет характера Саввы Стальевича он прав, у моего свекра был непростой характер. Такой уж человек. Он служил государству. Он привык командовать. И порой допускал категоричность, возможно, даже деспотизм и в домашних делах. Но он был отходчив, он умел находить общий язык с самыми разными людьми. Даже с бедным нашим губернатором Чукотки. С Эдичкой. Тот и впрямь грозился однажды в чай свекру яда плеснуть, но вы сами, наверное, уже поняли, что он психически нездоров. Поэтому даже не знаю, как к этим его угрозам относиться.

– Мы все принимаем к сведению, – заверила Меланью Катя. – Это наша обязанность.

– Имел место еще один конфликт незадолго до смерти моего свекра.

– С кем?

– Помощник по хозяйству – Кузьма. Я, честно говоря, не понимала их отношений с Саввой. С одной стороны, Савва взял его к себе, дал работу, когда тот оказался на мели.

– Кузьма Поцелуев – поэт.

– Вы слышали о таком поэте? – Меланья усмехнулась. – Про Васю Обломова и Орлушу даже в Лондоне идет молва. А кто слышал Кузьму Поцелуева дальше тусовок в богадельне Тверского бульвара – МХАТе? Он порой там читает стихи насчет духовных скреп, когда зовут. Но большей частью побирается по спонсорам. Мне Савва о нем говорил – он на двух войнах успел побывать – на Первой Никчемной и на Второй Проплаченной. И Савва сказал мне: «Знаешь, какой у него позывной был? «Кассир». Потому что везде он умел прилепиться, присосаться к финансовым потокам, к кассе полковой». Ну а сейчас живительные источники иссякли. Кузьма остался не у дел. И Савва по доброте взял его к себе – вроде как «свой». Но он насмехался над ним постоянно.

– Насмехался?

– Савва его не уважал, – Меланья вздохнула. – И не давал себе труда это скрывать. А Кузьма бесился. Но при этом клянчил у моего свекра деньги на театральную постановку по своей поэме. А Савва поэму прочел и объявил, что это не стихи, а бездарная дрянь, хоть и патриотическая, имперская. И это втройне обидно. Поэтому он денег не даст. А Кузьма его мракобесом назвал и чинушей безмозглым. Трагикомедия здешних нравов… Дня за три до смерти Саввы они опять крупно поскандалили на конюшне. Савва начал с придирок по поводу болезни лошадей, а кончил тем, что снова стал высмеивать стихи Кузьмы. И тот взорвался. Пригрозил ему убийством.

– Ядом?

– Нет. Обещал его придушить, если тот вдруг еще посмеет являться на конюшню с оскорблениями. И швырнул в него что-то из сбруи тяжелое. Савва опешил сначала. Но он такой человек – ему порой резкий отпор нравился. Или он до крайности не хотел доводить. Кузьма все же хороший работник. Он же из деревни, так что все, что касается работы по хозяйству и на конюшне, с детства знает. И он здоровый, неприхотливый, работящий. Поэтому Савва тогда просто ушел с конюшни. Возможно, они позже с Кузьмой помирились. А возможно, и нет. Понимаете, о чем я? Кузьма все же воевал. А у этих наемников, у них психика со сдвигом, злопамятность и мстительность… Они же не просто так, они ведь людей убивали, иногда даже своих.

– Примем к сведению, – объявил за Катю Клавдий Мамонтов, который слышал все это, хотя Меланья обращалась напрямую к Кате.

– И еще вот что, – Меланья подумала секунду. – Фонду это тоже необходимо знать. Я утром получила сообщение от наших лондонских юристов. С ними связывался Гурский – это юрист Саввы, его поверенный в делах и нотариус. Он сказал, что Савва позвонил ему в мессенджере и просил приехать в Бронницы с документами на день рождения моего мужа. Но Гурский не смог – он болен, у него случился приступ подагры. Он только сейчас немного отошел. Поэтому он и не приехал.

– А для чего Псалтырников вызывал своего юриста и нотариуса? – спросила Катя.

– Не знаю, – Меланья покачала головой. – Возможно, он мне на этот вопрос и не ответит, потому что он был личным юристом Саввы и умел хранить его тайны. Но мы узнаем это. Мы все равно непременно узнаем. Мы же тоже не дети.

– Да, это необходимо выяснить, – согласилась Катя, а сама подумала – надо передать информацию о нотариусе Гурском майору Скворцову, хотя у того не так уж много шансов выведать у юриста правду, пока дело столь неопределенное – то ли убийство, то ли суицид.

– Мой муж дал вам полный карт-бланш на розыск и дознание, – Меланья отпустила локоть Кати. – Я это полностью одобряю. Надо все же докопаться до истины и положить конец гнусным сплетням и пересудам, что это муж виновен в смерти отца. Так что мы заодно в этом вопросе с мужем, как и во всех остальных вопросах. Имейте это в виду, моя дорогая.

– Учту, – кротко ответила Катя.

Разговор ее озадачил, как и гневные филиппики Лишаева. Что-то было не так во всей той сцене, что разыгралась в гостиной. Филин Ярославич сносил от Меланьи грубые насмешки, и она вела с ним себя… как барыня со слугой, который в силу своего положения не способен на резкий отпор. Но почему? В чем зависимость Филина Ярославича от этой женщины? Денежные интересы? Он же переводил им деньги, был компаньоном Псалтырникова, по сути его «кошельком», получал за это немалые проценты – сам это признает. И в доме это знали все, вплоть до горничной-повара. Никакой не секрет. И все же тайна налицо.

Катя увидела в окно Галу. Та стояла на ступенях веранды, кутаясь в длинный черный кардиган с бахромой, и словно кого-то ждала или высматривала. Брата?

– Клавдий, идемте, нам надо кое-что прояснить, – тихо позвала Катя Мамонтова, устремляясь к дверям на веранду. – Вы только не вмешивайтесь, хорошо?

Гала обернулась, когда Катя ее окликнула.

– Прекрасный фонд? Вы снова у нас? Макар на седьмом небе, наверное, – она улыбалась Кате. – И как успехи в расследовании?

– Никак пока. Гала, можно у вас кое-что спросить?

– Конечно. Про брата? – Гала улыбнулась еще лукавее. – Давно я его таким не видела – скорбь по отцу и половодье чувств. Убойный микс.

– Гала, я хотела вас расспросить про Лишаева и Меланью.

– Про Филина? – Гала разочарованно хмыкнула и тряхнула блестящей каштановой гривой растрепанных волос.

– Расскажите мне о них. Он и Меланья ведь однокурсники?

– Да, учились вместе, хотя он постарше ее. А что конкретно вас интересует?

– Он ведет себя очень странно с ней. И она… она тоже.

– Он в транс впал, когда от дяди узнал, что Меланья приезжает. Увидел ее здесь, глазами заморгал. Обалдел. Филин… – Гала уже веселилась. – Действительно, они старые знакомые. Он ведь ее прежде Макара знал, он их и познакомил на свою голову.

– То есть?

– Я рассказывала – тяжба длилась в Лондоне по поводу недвижимости, а Лишаев – компаньон дяди, и он посоветовал дяде и Макару свою бывшую однокурсницу в качестве юриста. Хотел сделать ей подарок – гешефт с большими деньгами, с хорошей оплатой. А Макар ее у него отбил. И женился на ней.

– Фили… то есть Лишаев состоял с Меланьей в отношениях до ее брака?

– Все отношения сводились к тому, что он делал ей предложения. Первое сделал в конце учебы в МГИМО – она ему, конечно, в лицо рассмеялась. Кто он был тогда для нее – парень с Урала. Но прошли годы, он по службе продвигался, женился, разводился, нажил состояние огромное. И снова к ней посватался. В Лондон тогда специально приехал. И, возможно, Меланья вышла бы за него – он же стал такой богатый, такой крутой. Однако появился Макар. Сравните их, кого бы лично вы выбрали? – Гала вздохнула. – Для Филина все это печально закончилось – он схлопотал жестокий стресс и что-то вроде идеи фикс. Меланья стала для него… не знаю, как и сказать… Если раньше то были только амбиции и привязанности, то превратилось все в зависимость и маниакальную страсть. Он мазохист по натуре – чем больше она его оскорбляет, чем больше гонит от себя, тем крепче он к ней липнет. Он ведь и дела с дядей согласился вести по поводу переводов денег им в Лондон лишь потому, что это деньги и для Меланьи тоже. Ради Макара не стал бы так рисковать – могут за подобные вещи за границей к суду привлечь, дядя-то ведь под санкциями, так что для бизнеса такие связи лишь в ущерб. А Филин согласен рисковать. Потому что это для Меланьи. И брата он всеми фибрами ненавидит. Вы еще наслушаетесь здесь, что он о нем будет говорить, – уши ваши завянут.

– А ваш дядя знал о его отношении к снохе? – осторожно спросила Катя.

– Не слепой же он.

– И как он на все реагировал?

Гала умолкла. Улыбку с ее губ словно стерли.

– Не хотелось бы сплетничать. Но в тот самый день, когда дядя умер… произошло кое-что. Мне Кузьма сказал – он это видел, случайно…

– Что произошло?

– Филин ей снова предложение сделал. Упал на колени. Кузьма это видел, так что можете его спросить. И еще кто-то был у конюшен. Кузьме так показалось. И если то был дядя… Он бы никогда не позволил, чтобы у его сына внаглую отбивали жену. Он бы отреагировал так, что Филин на всю жизнь бы это запомнил. Не посмотрел бы на то, что они компаньоны по бизнесу. Он ради Макара на все был готов. Может, даже и на убийство. Но убили-то его.

– А если это был ваш брат?

– Макар взрывной, горячий, вылетел и сразу бы набил Филину рожу. Он не мастер откладывать разборки, как дядя. Хотя ему в общем-то и все равно. С Меланьей у них уже не так, как прежде. А сейчас и подавно, когда вы так неожиданно возникли на его горизонте. Я на него гляжу – он такой весь мрачный, романтичный, словно погибать собрался, – так запал, так его зацепило! И к бутылке снова его потянуло сильно. Смерть отца, да и вы его не поощряете, дистанцию держите – на пушечный выстрел не подойдешь, – Гала оглянулась на Мамонтова, который хранил гробовое молчание, следуя позади них. – У вашего помощника зуб болит? Эй, вам принести обезболивающее? Хотя вы, наверное, принимать из наших рук таблетки побоитесь – мы же все отравители здесь… Гнусные мерзкие отравители…