Глава 21
Девять лет и Стакан воды

– И еще надо прояснить один вопрос, – шепнула Катя Клавдию Мамонтову, когда они оставили Галу на ступеньках веранды и вернулись в дом.

– Какой? – хмуро спросил Мамонтов.

– Сейчас узнаем. Интересно, Лариса Суслова – Царица Савская – по-прежнему в кабинете патрона с архивом его разбирается? – Катя пыталась вспомнить, где в этом большом доме кабинет хозяина.

– Прозвища домашние, вижу, в ходу. У всех есть, кроме Макара. Он и в этом вопросе на особом положении, – Мамонтов указал Кате направление – сюда по коридору и направо.

Они постучали в дверь кабинета и вошли. Лариса Суслова сидела сбоку от стола Псалтырникова, читала какие-то бумаги. Рядом – включенный ноутбук и блокнот для записей. Обстановка в кабинете была мирной – казалось, его хозяин вот-вот войдет, сядет в свое кожаное кресло за стол и начнет что-то диктовать верной секретарше.

– Лариса Ильинична, у меня к вам вопрос, – с порога начала Катя. – Это вы были тогда, три года назад, в Большом театре с Дроздовым?

Царица Савская подняла очки на лоб, обернулась к ним.

– Страховой фонд интересуют и такие вопросы?

– Нам позволено в этом доме его новым хозяином задавать любые вопросы без ограничений. Так это были вы тогда с ним?

– Нет.

– Так, значит, Меланья? – Катя понизила голос. – Это она находилась с ним в театре, когда он вызвал на дуэль? А как же ее муж на это реагировал?

Лариса – Царица Савская – указала им на кресла.

– Садитесь. Вы же смотрели видео.

– Смотрели! Но там Меланья лишь промелькнула.

– Да при чем тут она, господи?

– Дроздов был не с ней в театре в тот вечер? – Катя чувствовала себя обманутой. – А с кем же?

– С Галой.

– С Галой?! – не удержался и Мамонтов. – Так она же в Париже…

– Она еще не ездила в Париж тогда, это все позже случилось.

– Но она же… она ему годится в дочери, – растерялась Катя. – Поверить невозможно!

– Нам тоже сначала казалось невероятным. Мне, Савве… думали, ну блажь… переклинило мужика… пройдет, – Лариса Суслова вздохнула. – Дроздов у Саввы проработал тринадцать лет. Жили мы тогда в Барвихе. А девять лет назад Дроздов вдруг развелся с женой, с которой прожили они без малого пятнадцать лет. Мы с Саввой спрашивали его – как же так? И женщина хорошая, интеллигентная, и брак вроде крепкий. Детей у них, правда, не было. А Дроздов нам – хочу остаться честным перед ней, не хочу ее обманывать. Все ей оставил при разводе. Абсолютно все. Мы тогда с Саввой решили – наверное, появилась на горизонте какая-то красотка помоложе, детей ему захотелось, возраст самый такой – сорок три. Но нет! Никто не появился. Стал он жить холостяком. Один. А она как раз в это время в университете училась.

– Гала?

– Кое-что мы стали понимать, только когда к свадьбе в доме приготовления пошли. Уже на следующий год. Савва сам эту свадьбу подготовил – нашел Гале жениха видного, постарался. Парень из сенаторской семьи, они тогда жаждали породниться, Савва ведь в силе был, в славе. Жених Гале понравился сразу, влюбилась она в него по уши. Так что брак представлялся счастливым, безоблачным. Парень постарше, мажор по жизни. Клубы, тачки, гулянки, но и бизнес тоже… Они одного круга были с Галой, общие интересы, короче, все прекрасно. Совет да любовь. Только на свадьбе мы с Саввой увидели, как Дроздов на все это реагирует. Внешне вроде спокойно, бесстрастно. Он ведь как скала непрошибаемый в любой ситуации. А на свадьбе, когда ему казалось, что не видит его никто, такое у него было лицо… ох, такое лицо… Словно по живому ему кусок от сердца отрезали.

Лариса встала, прошлась по кабинету, как лектор перед аудиторией.

– Но опять ничего с его стороны. Никаких намеков. А молодые прожили хорошо, дружно всего-то два года. Затем он, муж, Галу заставил сделать аборт – мол, какие дети, еще рано, надо для себя пожить. И стал гулять от нее направо и налево. А она все за него цеплялась. Так еще два года мурыжили они друг друга. Он уже и не стеснялся – изменял ей: модели, актрисы, порой по три дня домой не являлся. Но она его сильно любила, все от него терпела. А потом терпеть стало невозможно – у Саввы неприятности начались на службе из-за Макара, и та семья начала от него дистанцироваться – мол, опальный, кандидат на увольнение. Мажор наш с Галой вообще стал вести себя скотски. Выгнал ее из дома, чуть ли не избил, когда она ему стала претензии насчет измен предъявлять. Здесь уже Савва вмешался – все, сказал, хватит такое непотребство терпеть, уходи от него, подавай на развод. И возвращайся к нам, в свой дом. Она и вернулась. И на развод подала. Савва все оплатил – весь их раздел имущества и квартиры в элитном доме. А в тот самый день, когда она получила официальное свидетельство о разводе, она…

– Что? – тихо спросила Катя.

– Муж-то ее первая любовь, не так просто порвать такую связь. Гала в тот день таблеток наглоталась. И мало того – в ванну легла, чтобы уж наверняка – утонуть, захлебнуться, когда ей плохо станет. Жить ей не хотелось. Мы в тот день каждый своими делами занимались, как обычно. Савва уже в департамент не ездил. Но и он ничего не заметил – что она в ванной, что долго не выходит… И только он… Дроздов ее спас… Он дверь ванной высадил – она уже умирала… Он ее схватил, завернул в одеяло и на руках потащил… У нас в Барвихе при поликлинике боссы для себя реанимационное отделение оборудовали платное – живут все в особняках, много пожилых, «Скорая» пока доедет… Так что организовали все это. Дроздов напрямую бегом через парк с ней на руках – туда, в реанимацию. Откачали ее, повезли в клинику. Он с ней. И после тоже – как нянька. С Саввой от всего этого чуть удар не приключился – у нас уже был некий печальный опыт и с таблетками, и с суицидом, так что все тогда на Савву обрушилось. Печалился и сердился на Галу – мол, как она могла так поступить, такой грех, самоубийство! Я, мол, ее воспитал, холил ее, лелеял, а она так с собой поступила не по-христиански, и в моем доме… Короче, он отстранился тогда от нее. А Дроздов, пока она в больнице лежала и потом дома – был ее и друг, и защитник, и нянька, поддерживал ее, подбадривал. Дух ее укреплял, старался из депрессии ее вытащить, вернуть ей радость жизни. И получилось у него. Она ведь молодая. Молодость всегда свое возьмет. Отошла она, успокоилась. Начала улыбаться. Увидели мы снова прежнюю Галу. Пташка сизокрылая, никогда не унывает, щебечет, порхает…

– И что же дальше?

– Замечать мы стали, что Дроздов на что-то решился. Она уже была ведь не девочка-студентка, а разведенная молодая женщина… Ухаживал он за Галой ненавязчиво и красиво. Пригласит в театр. Пригласит на концерт. Старомодно так, по-рыцарски. Никаких вольностей – ни-ни. Но мы с Саввой со дня на день ждали – сделает Иван ей предложение. По нему это было видно – мужик решился после стольких-то лет ожиданий. Савва с ним это не обсуждал, молчание хранил, но не одобрял. Такая разница в возрасте! И он все еще надеялся выдать Галу замуж снова за какого-нибудь отпрыска богатого семейства, устроить ее жизнь. Богатство, комфорт, круг общения… Ну, чтобы все как у Макара с Меланьей. Перед Новым годом Иван ездил в шикарный ювелирный магазин, купил кольцо… Я не знаю, как Гала на все это реагировала. Она же у нас умненькая и с детства такая – все примечает, все анализирует. Но она позицию тогда занимала выжидательную – мол, ничего у нас с Иваном не происходит. Ну, ходим в театр… мало ли, все развлечение. Не подавала ему надежд. Я не знаю, приняла бы она его предложение или нет… Под Новый год он пригласил Галу в Большой театр на «Щелкунчика». И после случилось это смертоубийство… дуэль… Он ночью уехал и не вернулся. И мы целый день не знали, что с ним и где он. Вечером нам из больницы позвонили, сказали, что он в реанимации.

Лариса умолкла.

– Все время, пока он в реанимации лежал и в больнице, пока операции шли, Гала к нему ни ногой. Не навещала. А затем улетела в Париж. Савва квартиру дорогую приобрел на Елисейских Полях. Она там и поселилась. Савва денег ей на жизнь дал. Так что жила она в Париже. А Дроздов… Она о нем даже ни разу не спросила, когда со мной или с Саввой по телефону или по скайпу разговаривала. Не интересовалась. Циклоп внешне никак не показывал, что убит таким ее поведением. Он ведь закрытый, вещь в себе. Я вот все думаю – не будь она с ним в театре, не было бы этой чертовой дуэли. Он ведь из-за нее так среагировал, потому что на ее глазах его оскорбили. Он и взорвался как вулкан. Три года пролетело. Вернулась наша Гала домой – Савва ее вызвал из Парижа. Я думала – он, Циклоп, и смотреть в ее сторону не станет. Гордый ведь он мужик, сильный. Куда там… Она ему лишь улыбнулась, прощебетала что-то… Он и поплыл опять. Смотрю – пропадает совсем. Ни годы страсть его не охладили, ни ее пренебрежение. Смотрит на нее и словно ничего и никого не видит. И она уже не такая с ним – другая. Вьется вокруг него. На видео – что она вытворяла, заметили? Это она для него все это сделала. Сразила его наповал. Самое-то интересное позже приключилось, когда я снимать на видео уже перестала. Вышел он на кухню – Гала за ним. Озаботилась – не повредил ли он руку. Дроздов свой кулак железный о стекло порезал – она сразу за аптечкой. Йодом его смазывает, пластырь лепит, касается его пальчиками своими. Потом упорхнула с кухни. А он… Видели, какой он на видео? Хоть и калека, хоть и напоили его… А как Гала ушла, он повернулся к стене лицом, оперся на стену рукой. Я смотрю – трепещет мужик как лист от одних ее прикосновений, от одного ощущения, что она близко была… Лица на нем нет. Я ему: «Иван, воды тебе дать?» Налила стакан воды, подала ему. Он повернулся, выпил стакан воды залпом. Выдохнул…

Все молчали. Напольные часы пробили в кабинете.

– Если любовь – это болезнь, – подытожила Лариса Суслова, – то он болен смертельно. Неизлечимо. Имя этой болезни Гала. И сделать ничего нельзя… и помочь ничем нельзя. Ни время, ни расстояние… И надежды нет. Если раньше еще была какая-то надежда, то теперь, когда он такой искалеченный, – что ему светит с ней?书

– Псалтырников заметил его реакцию? – спросила Катя.

– Да. Мы все заметили. Не спрячешь уже.

– И он снова это не одобрил?

– Нет, не одобрил. Может быть, это цинично – но он реалист был. Гале всего двадцать восемь лет. У нее вся жизнь впереди. Она его любимая племянница. И он желал ей счастливой беззаботной жизни. А не проблем.

– Если мужчина в таком возрасте публично требует сатисфакции, – изрек Мамонтов, когда они покинули Царицу Савскую и вышли на воздух, в осенний сад, словно подожженный лучами заката, пылающий багрянцем и золотом. – Если такое происходит вдруг, то становится ясно, что дело не только в вопросах чести. Ясно, что взирают на все это действо со стороны чьи-то прекрасные глаза. Я, кстати, тоже сначала думал, что он был в тот вечер в театре с Меланьей, а оказалось… Ну надо же.

И в этот миг Катя увидела их – Гала и Циклоп медленно брели в сторону озера по дорожке, усыпанной палыми листьями. Гала что-то спрашивала. А Дроздов отвечал ей. Шел, хромая, приволакивая ногу. Большой и сильный, он казался в этот миг совершенно беззащитным. А Гала плыла, парила. Вскинула руки, поднимая вверх полы своего черного кардигана, словно крылья расправила – как галчонок, недавно научившийся летать.