Ташкент

В самый разгар работы над барокамерой мне пришлось переключиться на другие дела. В 1965 году, после окончания, института я отправился в Казахстан в составе студенческого строительного отряда МВТУ им. Баумана. Это был совершенно новый опыт, который впоследствии очень помог мне в жизни.

Отряд наш направили на целину и расквартировали в совхозе Сарыозен Коргалжынского района Акмолинской области. Это была совершенно дикая, бескрайняя, древняя кочевая степь, в которой очень легко было представить бесчисленные орды Чингисхана на маленьких, мохнатых, неутомимых конях.

Круг обязанностей врача студенческого отряда был весьма обширным. Прежде всего в отряде необходимо было создать нормальные санитарно-гигиенические условия (ведь там были совсем молодые, неопытные ребята первого-второго курса). Я должен был уберечь товарищей от желудочно-кишечных заболеваний и при необходимости быстро и успешно вылечить.

Больше всего, однако, работы было с местным населением. По неписаному правилу, врачи студенческих отрядов оказывали им первую медицинскую помощь и порой даже вывозили в районную больницу. Мне приходилось много работать, поскольку район по протяженности был огромным и не самым здоровым: там проживало немало заключенных и ссыльных, традиционно болевших туберкулезом и другими заболеваниями. А из всех медицинских учреждений имелся только фельдшерско-акушерский пункт (ФАП), да и тот – небольшое помещение на несколько коек, без оборудования и лекарств.

Директор совхоза, в котором мы работали, на первой же встрече предупредил меня, что заключенные, которые не желают трудиться, а их большинство, будут приходить к доктору и под любым предлогом добиваться освобождения от работы. На самом деле ничего подобного не происходило. Реально ко мне обратилось всего несколько человек, и после осмотра некоторые были направлены на лечение, а другие, поняв, что обмануть меня не удастся, отказались от своих просьб. Никто из них не обижался, потому что ясно видел: доктор ведет свои дела честно.

Помню, как однажды пришел ко мне на прием тощий мужичок небольшого роста, на вид 50 лет, в телогрейке (а был июль, на улице жарища за 40). Говорил он с трудом, щеки впалые с болезненным румянцем, глаза горящие – типичный больной чахоткой. Я направил его в стационар, не обращая внимания на недовольство совхозного начальства. После этого в течение нескольких дней ко мне приходили товарищи этого человека, благодарили и обещали любую защиту, если понадобится.

1960-е гг

И ведь понадобилось… Однажды я, возвращаясь затемно в расположение отряда, увидел возбужденную толпу заключенных, которые ругались, кричали и обещали поджечь барак, в котором проживал наш отряд, если к ним не выйдет и не извинится студентка, оскорбившая их товарища во время футбольной игры. Студенты во главе с командиром заняли круговую оборону, готовые защищать девушку и свое временное жилище.

Среди окруживших барак я увидел несколько человек из тех, что благодарили меня за лечение больного чахоткой товарища. Они сразу подошли ко мне и рассказали, из-за чего заварилась эта неприятная история. Я попросил их не делать ничего опрометчивого, пока не поговорю со студентами.

После длительных переговоров (мне пришлось настоять, чтобы командир отряда извинился за несдержанность девушки) осада барака была снята. Обиженные успокоились и разошлись. Все наконец отправились спать. Никто, к счастью, не пострадал: договорились даже о следующей игре.

На следующий год меня командировали в качестве начальника медицинской службы Всесоюзного студенческого строительного отряда «Дружба» на восстановление разрушенного землетрясением Ташкента. Командировали вопреки моему желанию и логике, так как я был аспирантом второго года, а это всегда важнейший год для подготовки диссертации. Как это обычно происходит? Вызвал меня секретарь комсомольской организации нашего Первого московского медицинского института – Костя Гадакчян. Я тогда был секретарем комсомольской организации трех кафедр, которые располагались в нашем здании в Абрикосовском переулке. Там были кафедры оперативной хирургии, судебной медицины и патологической анатомии. И так как народ у нас работал в основном солидный, взрослый, получалось, что в моей организации (на трех кафедрах!) числилось всего три комсомольца, остальные либо беспартийные, либо члены партии.

– Ты, конечно, знаешь, – говорит Костя, – что в Средней Азии произошло сильнейшее землетрясение, очень большие разрушения, много людей погибло. Сейчас формируется Всесоюзный студенческий строительный отряд «Дружба», нужен начальник медицинской службы. Ты уже поработал в Казахстане, хорошо себя показал, мы решили, что ты на эту работу лучше всего подходишь.

– Константин Армаисович, – говорю я, – вы же знаете, что я заканчиваю эксперимент. Мне нужно защищаться, я никак не могу сейчас бросить работу.

Но Костя сам был с кафедры судебной медицины и прекрасно знал, что любую работу можно отложить на какое-то время.

– Никаких отговорок, Лео! Это партийное поручение. Все уже согласовано.

Оказалось, что отправляться надо буквально завтра. Выяснилось также, что нашему отряду даются чрезвычайные полномочия, курирует нашу работу и помогает во всем второй секретарь Компартии Узбекистана, а мне уже оформлено удостоверение от Министерства здравоохранения СССР и ЦК ВЛКСМ.

Итак, я вместе с нашим замечательным отрядом (действительно прекрасные собрались ребята) отправился в Ташкент. За шесть месяцев там мы пережили почти тысячу подземных толчков, два из которых были силой 8 баллов. Незабываемое и драматичное время. Оно, кстати, показало, на какие замечательные дела способна молодежь, объединенная добрым душевным порывом и желанием помочь попавшим в беду людям.

Землетрясение – это, признаюсь, нечто совершенно незаурядное, страшное и ни на что на свете не похожее! Когда оно начинается, возникает странное ощущение невесомости и неустойчивости, словно бы падаешь с огромной высоты. И потом звук! Трудно передать его характер. Как если бы одним махом разрывали накрахмаленную новую простыню, только звук этот многократно, бесконечно усилен, словно бы ткань натянута от неба до земли…

Хорошо помню, как это было в первый раз. Я сидел на совещании за столом во Дворце пионеров и вдруг почувствовал, как ноги мои непроизвольно ходят из стороны в сторону. Я отчетливо понимал, что если попробую встать, то не смогу устоять, тут же рухну на пол.

Когда миновало несколько повторных землетрясений, я обратил внимание, что начинается все с явного беспокойства животных. Собаки как-то бессмысленно носятся и воют. Постепенно этот вой сливается и становится всеобщим. После первых толчков к вою собак прибавляются душераздирающие сирены «Скорой помощи». Служба начинает реагировать на звонки людей, которым стало плохо, и машины мчатся по качающимся улицам среди падающих стен…

Тот, кто пережил хотя бы одно землетрясение, никогда больше не забудет этого ужаса и ощущения беспомощности, которое охватывает человека, когда земля начинает раскачиваться под ним.

Никогда не забыть мне и завершения работ в Ташкенте, когда проходило грандиозное факельное шествие в день строителя. Кстати, с этим шествием было много сомнений. Все понимали, что зрелище будет очень эффектным, но центральная часть города, по которой оно должно было пройти, состояла сплошь из палаток, в которых жили горожане, боявшиеся вернуться в свои дома и квартиры. Однако все прошло хорошо. Зажгли факелы, пересекли центр города и погасили так, что на палатки не попало ни одной искры. А сразу после шествия состоялся большой концерт во Дворце Дружбы: выступали студенты и местные артисты.

Ташкент 1966 года живет в моем сердце. Бывает, и сейчас снится эта трудная, напряженная, часто опасная работа, я вспоминаю безумно смелых, самоотверженных ребят из Всесоюзного студенческого отряда «Дружба» и его замечательного командира Диму Белегу. Иногда нам, бывшим участникам спасения Ташкента, удается встретиться. Мы все по-прежнему друзья и братья – хотя и этот замечательный город, и вся страна уже отделены от нас государственной границей.