Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Мы с вами поговорили о том, насколько важна цель мероприятия, как выбирать людей и место исходя из этой цели и как быть хозяином, который должным образом заботится о своих гостях. Эти аспекты являются «тремя китами» любого мероприятия.
Многие не осознают необходимости этой базовой работы, и мне приходится убеждать их вернуться к основам. Они обращаются ко мне с вопросом, который уместно рассматривать только сейчас, когда фундамент уже заложен: как внести изюминку в свое мероприятие?
В интернете можно найти массу советов на эту тему – от «Оригинальных идей конференции для гиков» до «5 способов разнообразить офисную вечеринку».
Какие-то из этих советов работают, какие-то – нет. Рекомендации подобного рода упускают один важный момент, из-за чего многие мероприятия проходят уныло и пресно, и никакие одноразовые вмешательства и трюки их не спасут. Пресность – это симптом болезни, а болезнь нужно излечить. В данном случае болезнью является нежелание организаторов перенести своих гостей во временный альтернативный мир.
Поэтому я оставлю интернету все микро- и макротрюки с «изюминками», и в этой главе мы рассмотрим более серьезный и основательный подход – создание временного альтернативного мира.
Несколько лет назад я стала обращать внимание на приглашения и отметила новую, несколько неоднозначную тенденцию.
Одна группа без ложной скромности называла себя «Салоном влиятельных личностей», но, по сути, это было что-то вроде кулинарного мастер-класса, куда раз в месяц приглашали двенадцать интересных людей. В приглашении содержались следующие правила: «Просьба не обсуждать свою профессиональную деятельность и не называть свои фамилии до окончания презентации», «Съемка разрешается только во время презентации», «Те, кто подтвердил свое участие, но не пришел, повторно не приглашаются». (Презентацией, как оказалось, была сервировка ужина.)
Другое мероприятие с не менее претенциозным названием – «Дом гениев» – собирало предпринимателей Болдера (штат Колорадо) для мозгового штурма какой-то проблемы. У «Дома гениев» был свой свод правил, в числе которых «ТОЛЬКО ПЕРВЫЕ ИМЕНА: личная информация – фамилии, профессии и т. п. – не разглашается до окончания мероприятия в интересах бескорыстного сотрудничества» и «СОТРУДНИЧАЙТЕ КОНСТРУКТИВНО: нам нужны креативные, действенные идеи. Критика и комментарии принимаются, но просьба быть конструктивными».
Приглашение на так называемый «Ужин Джефферсона» предупреждало, что «общаться нужно со всеми гостями, а не только со своими соседями по столу».
День рождения в Новом Орлеане отличался претензией на оригинальность: «Ограничивайте свое время в постели», «Не отбивайтесь от толпы», «Делайте сногсшибательные фото, но не размещайте их в сетях», «Обязательно пообщайтесь с местными жителями», «Придумайте еще какое-нибудь правило» и «Не опоздайте на рейс домой».
В одном приглашении на свадьбу говорилось: «Мы приглашаем вас полностью погрузиться в нашу РЕАЛЬНУЮ СВАДЬБУ. Просьба выключить свои телефоны и камеры».
А в приглашении на Рождественский ужин была даже пометка RSVP: «Просьба подтвердить свое присутствие или отсутствие. В противном случае в следующем году вас не пригласят».
Иногда эти правила шокируют своей необоснованной требовательностью. Кто вы такие, чтобы указывать мне, с кем и о чем мне говорить, какие из своих имен разглашать и когда обновлять свои странички в Instagram? Эти правила смахивают на старый, консервативный этикет, только в утрированной форме. Этикет хорош тем, что никто не засоряет им твой почтовый ящик. Никто тебя им не грузит. Никто не заставляет его соблюдать. В крайнем случае в следующий раз тебя просто могут не пригласить. Здесь же мы имеем нечто другое: гостям выдают четкие пошаговые инструкции, не оставляя простора для фантазии или коммуникативных сигналов.
Мне потребовалось время чтобы понять: эти мероприятия не утрировали этикет, а выражали против него своеобразный протест. Категоричность (а порой и эксцентричность) их правил преследовала совсем иную цель: заменить пассивно-агрессивные, ограничительные, мракобесно-консервативные нормы поведения чем-то более экспериментальным и демократичным.
В шестом классе я попросила родителей записать меня в Junior Cotillion. Там состояли все мои друзья из Северной Вирджинии, и я тоже не хотела оставаться за бортом, хотя и не знала, что такое «котильон». Поскольку я была единственным ребенком в семье и первые годы жизни воспитывалась за пределами Соединенных Штатов, мои родители всячески стремились приобщить меня к американской культуре, а потому с радостью записали меня в такое «элитное» заведение.
Национальная лига юношеских котильонов (National League of Junior Cotillions) началась с обычных курсов этикета, которые открыла в 1979 году Энн Колвин Уинтерс, организатор зрелищных мероприятий, а позже и президентских кампаний Рональда Рейгана, и постепенно переросла в национальную организацию с тремя сотнями филиалов по всей стране. Junior Cotillion предлагала студентам «трехгодичную программу теоретического и практического обучения хорошим манерам, которые делают жизнь приятнее для себя и окружающих».
В частности, в Junior Cotillion учили правильно общаться по телефону, принимать подарки, знакомиться и представляться, участвовать в групповых мероприятиях, вести вежливую беседу, говорить и принимать комплименты, выражать свои эмоции и впечатления, а также обучали спортивному этикету, дресс-коду на все случаи жизни, манерам поведения дома и в общественных местах, правилам поведения за столом, стилям обеденного этикета (включая американский, азиатский и континентальный), прививали навыки, необходимые гостю, хозяйке или хозяину, и др.
Раз в месяц я надевала чулки, плиссированную синюю юбку, белый гольф и свою любимую цветастую жилетку, и меня отвозили в местный загородный клуб «учиться делать жизнь приятнее для себя и окружающих». Преподавательница, родом из Южной Африки, показывала нам, как сервировать стол; объясняла, как правильно отправить благодарственное сообщение (незамедлительно и без общих фраз); рассказывала, что делать, если уронил вилку в ресторане (ни в коем случае ее не поднимать). Помню, что большинство занятий заканчивалось уроком светских танцев. (Для меня это было наказанием, потому что танцевать нужно в паре с мальчиком, а я страдала от «синдрома потеющих рук».)
«Котильон» был для меня приятным и в чем-то даже преобразующим опытом. Я с удовольствием проводила там время, впервые прикоснувшись к миру «высшего общества». Мне очень понравилась выпускная церемония, потому что она закончилась танцевальной вечеринкой в ресторане Clyde. Но что касается знаний, которые мы там получили, то они не особенно пригодились нам в жизни, и я отложила их в «кэш» своего мозга как «обрывочные знания о хороших манерах в представлении богатых дяденек и тетенек».
Этикет, несомненно, имеет определенную ценность. В конце концов, я сама уговорила родителей отправить меня в Junior Cotillion. Общие правила и нормы поведения в рамках конкретного социального или профессионального круга позволяют людям легче координировать свои действия, избегать непонимания и минимизировать риск возникновения конфликтов.
Эти плюсы этикета особенно хорошо работают в стабильных, закрытых, однородных группах. Когда собираются «одного поля ягоды», этикет настолько хорошо выполняет свою работу, что никто не замечает его присутствия. В Древней Греции, если вас приглашали на симпозиум, вы знали, что будете сидеть на стуле, скорее всего в кругу других гостей и скорее всего в спальне хозяина, поэтому нужно получше подготовить печень и глотку. В 1950-е, если вас приглашали в гости в Ватерлоо (штат Айова), вы знали, что после ужина все могут переместиться от стола к пианино, чтобы вместе спеть песни из репертуара воскресной школы. В наше время, если вас приглашают на Фестиваль раков в Стокгольме, вы знаете, что вам нужно освежить в памяти лирику snap visor и быть готовыми опрокинуть стопку шнапса. А в Аргентине, если вся семья собирается на воскресное барбекю, на вторую половину дня никто ничего не планирует, потому что все знают, что после сытного обеда они будут сидеть и разговаривать (это называется sobremesa). Каждая из этих ситуаций подразумевает определенный этикет. Люди с одинаковым мышлением и воспитанием наслаждаются компанией друг друга, следуя негласному и исторически сложившемуся кодексу бытия.
Проблема в том, что многие из нас не общаются с себе подобными по духу и воспитанию. Вспомните последние несколько мероприятий, которые вы посещали: рабочее совещание, учебное занятие или торговую ярмарку. Скорее всего, вы находились среди людей других национальностей, религий и социальных слоев, с другими культурными ценностями и нормами поведения, а следовательно, они практиковали этикет, отличный от вашего (а возможно, в чем-то с ним конфликтующий). Когда мои аргентинские друзья бывают в Нью-Йорке и опаздывают в гости, они не понимают, почему это вызывает бурю возмущения. В данном случае это не столкновение цивилизаций, а стычка этикетов.
Бурный всплеск pop-up-правил объясняется тем, что современная жизнь все больше отходит от монокультурности и социальной замкнутости. Если имплицитный этикет, впитанный с молоком матери, был полезен для мероприятий узких слоев общества, будь то бостонские или тамильские брамины, то эксплицитный – для «сборных солянок». На самом деле при всех своих ограничениях мероприятия, основанные на правилах, создают более свободную и непринужденную атмосферу. Чтобы понять почему, давайте рассмотрим разницу между pop-up-правилами и этикетом.
Занятия в Junior Cotillion, которые я посещала, являются частью давней традиции светского этикета, насчитывающей несколько сотен лет. В 1750 году четвертый граф Честерфилд написал письмо своему незаконному сыну, Филипу Стэнхоупу, в котором дал совет, который считается одним их «китов» современного этикета: «Ты приобрел знания, которые являются principium et fons, но это далеко не все. Знания должны быть украшены, у них должен быть блеск, равно как и вес. Думаю, ты догадался, что я говорю о Грациях, воспитанности, обходительности и учтивости». Среди этих «Граций» была способность «элегантно и непринужденно обращаться с ножом, едой и напитками»; в то же время следовало избегать «неуклюжести и бескультурных, отвратительных привычек, таких как чесаться, ковыряться в носу или совать в рот пальцы».
На пути от этикета XVIII века к Junior Cotillion было много остановок: учения Эмили Пост, «Правила регламента Роберта» (Robert’s Rules of Order) для ведения деловых собраний и переговоров и другие руководства по хорошим манерам. Но письма графа Честерфилда поразили меня тем, насколько в них с самого начала прослеживались основные черты этикетного подхода к жизни.
Одна из них – это незыблемость. Как наставления графа своему сыну, так и лекции в Junior Cotillion касаются устоявшихся, общепринятых норм, которые нужно соблюдать независимо от вида мероприятия, времени года или других обстоятельств. Соблюдать эти нормы – значит придерживаться традиции. А поскольку правила этикета были неизменными, считалось, что их нужно прививать с детства. «Мы искренне верим в то, что хорошие манеры никогда не выйдут из моды и навыки, которые мы прививаем детям, пригодятся им на протяжении всей жизни», – заявляет Национальная лига юношеских котильонов.
Этикетный подход к жизни устанавливает единственно приемлемый стандарт поведения для тех, кто хочет причислять себя к «высшему обществу», и стандарты других культур игнорируются. В Junior Cotillion мы не учились танцевать комптон, испанский гарлем или аппалачиа. Мы учились танцевать фокстрот. Мы познавали универсальный код доступа в благовоспитанное общество.
Третья характерная особенность этикета – эксклюзивность. В основе этикета лежит аристократическая система ценностей, цель которой – помочь вам выделиться из общей массы. Другими словами, она возводит, а не разрушает социальную лестницу. Если бы все знали фокстрот и умели пользоваться вилками для рыбы, у подростков не было бы необходимости записываться в Junior Cotillion, чтобы возвыситься над толпой и быть «в числе самых успешных выпускников своей школы», как обещает веб-сайт этой организации.
Если стандарты этикета незыблемые, высокомерные и эксклюзивные, то pop-up-правила, наоборот, создают возможность более экспериментальных, скромных, демократичных – и приятных! – мероприятий.
Если этикет направлен на соблюдение неизменных норм, то pop-up-правила – на их искоренение. Правило этикета не затрагивать за ужином вопросы политики и религии касается абсолютно всех ужинов, и не только в год выборов. А pop-up-правило не называть свою фамилию – это что-то вроде интриги, которая раскрывается после ухода последнего гостя. На мероприятиях, организуемых в соответствии с этикетом, правила поведения вытекают из статуса и определяют его. Что касается pop-up-правил, то они устанавливаются для всех без исключения и по конкретному случаю. Если этикет – это своего рода репрессия, то pop-up-правила – кураж и эксперимент.
С их помощью можно создать временный альтернативный мир – своего рода игру, что намного интереснее обычных, набивших оскомину форматов. А поскольку эти правила временные, все с готовностью соглашаются им следовать.
Если этикет насаждает Единственно Правильный Стандарт, то pop-up-правила свободны от этноцентрических и классовых претензий. Никто не утверждает, что сохранение в тайне своей фамилии является признаком культурного человека. Вас просто просят в этот день, в это время, с этими людьми и ради этой цели не разглашать свою фамилию, а там будет видно, что из этого выйдет.
И если этикет предназначен для того, чтобы ограничить доступ к определенным мероприятиям и кругам, то pop-up-правила – для того, чтобы его демократизировать. Что может быть менее демократичным, чем этикет, который нужно осваивать годами, чтобы попасть на какое-то событие? Правило не требует предварительной подготовки. Любой человек, приехавший в другую страну и незнакомый с ее культурой, но способный читать сообщения, может спокойно прийти на мероприятие с установленными правилами и чувствовать себя вполне комфортно, однако будет испытывать явные затруднения там, где полно этикетных мин. Аутсайдеру не составит труда придерживаться правил «Ужина Джефферсона», «Дома гениев» или такого нового тренда, как «Молчаливый ужин». Чтобы не упасть в грязь лицом на официальном ужине в Гамбурге (например, знать, сказать человеку «gesundheit», когда он чихнул, или нет), нужно долго жить в Германии и изучать принятые там нормы и правила приличия. Если имплицитный этикет служит закрытым группам, основанным на общности каких-то аспектов, то эксплицитные правила – открытым группам, основанным на различиях. Эксплицитность уравнивает правила игры для аутсайдеров.
Этикет позволяет людям собираться, в силу того что они одинаковые. Pop-up-правила позволяют людям собираться вместе, потому что они, хотя и разные, желают приобрести одинаковый опыт. По моим наблюдениям, от pop-up-правил выигрывают даже семейные торжества, где собираются представители разных ветвей и поколений. Разрабатывая и принимая своеобразную конституцию, хозяева создают волшебную «страну чудес» – временный альтернативный мир, который затягивает людей, дарит новые впечатления и вносит в их жизнь приятное разнообразие.
Давайте рассмотрим одно такое мероприятие – захватывающий «Белый ужин» (Diner en Blanc).
«Белый ужин» – замечательный пример того, насколько эксплицитные правила могут быть лучше негласного этикета. Это серия международных ужинов, которые устраиваются по всему миру – от Кингстона до Сингапура и от Кигали до Бухареста. Мероприятие проводится раз в году теперь уже в семидесяти городах на шести континентах, и количество гостей может достигать пятнадцати тысяч человек. «Белые ужины» объединяют людей всех рас, национальностей, социальных слоев и сексуальных ориентаций, без каких-либо требований к языку или гастрономическим предпочтениям.
То, что стало мировым феноменом, началось с персонального приглашения. В 1988 году некто Франсуа Паске после двух лет жизни во Французской Полинезии вернулся в родную Францию и решил устроить по этому поводу пирушку для всех своих друзей. Потом, сообразив, что дома они не поместятся, он предложил собраться в парке Bagatelle (один из четырех ботанических садов Парижа) и одеться во все белое, чтобы было легче узнать друг друга. Вечер оказался фантастическим, и его решили повторить в следующем году, потом в следующем и т. д. С каждым годом количество гостей росло, и, когда парк перестал вмещать всех желающих, они переместились в другие культовые места Парижа: Мост Искусств, Пале-Рояль и площадь Трокадеро. Поначалу организаторы старались придерживаться закрытого формата и приглашали только участников прошлых ужинов и их друзей или знакомых. Однако со временем ежегодный «Парижский ужин» стал распространяться по всему миру, от континента к континенту.
Секрет его успеха – впрочем, не такой уж это секрет – в изобретении нового формата, позволяющего собирать вместе людей, у которых очень мало общего.
В назначенный вечер тысячи приглашенных пар одеваются в элегантный белый наряд, дополнив его каким-нибудь необычным аксессуаром – горжеткой, кружевным шарфом, шляпкой с перьями, тростью, крыльями ангела или белыми перчатками, и прибывают в одно из предварительно указанных мест сбора. Они несут с собой корзинки с шампанским, домашней едой, посудой, белыми скатертями и белыми цветами, а также складные столы и стулья. В котором часу состоится флэш-моб, никто заранее не знает, но все уверены, что он будет сногсшибательным.
Потом гостей (как правило, группами по пятьдесят человек) сопровождают к месту проведения ужина, которое до последнего момента держится в тайне. Прибыв на место, эта многотысячная «белая колония» начинает раскладывать столы и стулья и устанавливать их в длинные ряды. Женщины садятся по одну сторону каждого ряда, мужчины – по другую. Потом каждая пара накрывает свой стол, выкладывая содержимое корзинки: посуду, свечи, свежие цветы, вазы, салфетницы и все, что может украсить романтический вечер. Естественно, никакой бумаги или пластика.
У мероприятия не существует официального начала, равно как и ведущего (это запрещено правилами). Вместо этого гости, переглянувшись, машут белыми салфетками в воздухе, знаменуя открытие праздника. Следующие девяносто минут это гигантское племя поедает ужин из трех блюд. Еда, как и столы, свечи и все остальное, приносится гостями, причем организаторы настоятельно просят, чтобы она была домашней. (В последние годы в некоторых городах еду уже можно было купить у владельцев заведения.) Из спиртного – белое или розовое вино или шампанское; пиво можно увидеть крайне редко. На десерт делают что-нибудь особенное: клубнику в шоколаде или макароны в индивидуальной упаковке. Пока идет ужин, все сидят (никто не стоит и не прогуливается поодаль).
Участники «Белых ужинов» называют этот вечер лучшим вечером в году. Один пожилой гость из Нью-Йорка описал свои впечатления так: «Последние три года я страдаю физическим недугом, но, несмотря на это, твердо решил участвовать в «Белых ужинах» каждый год, потому что там я возрождаюсь душой и телом. Это невозможно описать словами – можно только почувствовать».
Когда сумерки уступают место летней ночи, на столах зажигаются свечи, сигнализируя о переходе к следующему этапу вечера. Гости встают, ищут знакомых и друзей, обнимаются, говорят тосты и начинают танцевать. Развлекательная программа тоже всегда является сюрпризом. Это может быть электронная скрипка, как на ужине в Нью-Йорке; или хореография с бумажными зонтиками, как в Токио; или барабаны с гитарой, как в Порт-о-Пренсе на Гаити. Настроение меняется, и атмосфера становится все более зажигательной. В полночь раздается звук горна. Гости сворачиваются, убирают столы и дружно уходят. От четырехчасового празднества не остается и следа.
Почему же «Белые ужины» пользуются такой популярностью? Возможно, потому, что организаторы интуитивно поняли, что для такого поликультурного мероприятия этикет будет неуместен. Вместо этого они сделали ставку на правила, которые однажды помогли женщине по имени Куми Ишихара импортировать это чудо в Японию.
За тысячи миль от парка Bagatelle и спустя много лет после первого ужина, Ишихара увидела на YouTube видео с нью-йоркским «белым» флэшмобом. Уроженка Японии, Ишихара в четырнадцать лет переехала с семьей в Германию, где училась в японской школе, потом судьба забросила ее в Сингапур и Лондон, и после долгих скитаний она снова вернулась в Японию, где развернула бурную деятельность в качестве инструктора йоги, креативного консультанта и переводчика. Когда она увидела это видео с тысячами людей в белом, оно ее буквально сразило. Ей понравилась идея организаторов – объединять разных людей через одинаковый опыт, и она решила принести традицию «Белых ужинов» в Японию.
Для начала ей нужно было получить лицензию на проведение «Белыхужинов» (для сохранения целостности концепции этого мероприятия французские организаторы разработали систему официальных франшиз). Ишихара убедила двух своих японских друзей, у которых имелся опыт организации массовых мероприятий, присоединиться к ней в подаче заявки и прохождении собеседования, и после двух видеоконференций лицензия была у них в кармане.
Теперь Ишихаре требовалось продумать, как вписать этот массовый европейский ужин в достаточно приватный японский контекст. Во-первых, надо было убедить японские власти выделить официальную площадку под доселе невиданное действо. Во-вторых – пробудить к этому действу интерес у японской общественности. Но, пожалуй, самым сложным моментом было убедить людей следовать незнакомому для них протоколу.
Как организатор, Ишихара должна была четко соблюдать установленные франшизой правила. Вот только некоторые из них:
• Если вы получаете приглашение, вы должны привести с собой одного гостя.
• Мужчины сидят по одну сторону стола, женщины – по другую.
• Одежда (включая носки), обувь и головные уборы должны быть белого цвета.
• Одевайтесь нарядно и со вкусом.
• Приносите с собой вино, шампанское или минеральную воду. Пиво, крепкие алкогольные и безалкогольные напитки не разрешаются.
• Стол должен быть квадратным, 28–32 на 28–32 дюйма, и накрыт белой скатертью.
• Никакой пластиковой или бумажной посуды. Только стекло и фарфор.
• Если вы принимаете приглашение, то обязательно должны присутствовать.
• Еда должна быть «качественной» и в идеале домашней (никакого фастфуда).
• У мероприятия нет ведущего. Все происходит спонтанно, через групповые коммуникативные сигналы.
• Во время еды нельзя вставать из-за стола: это официальный ужин.
• Убирайте за собой мусор в заранее подготовленные пакеты. Не оставляйте за собой никаких следов.
• Организаторы могут проводить «Белый ужин» только раз в году.
Это была непростая задача. Как рассказала мне Ишихара, в Японии не принято общаться с незнакомцами. Белые туфли найти практически невозможно. Столы нужно заказывать за несколько месяцев вперед. Люди не привыкли регистрироваться на мероприятия через интернет, да и народ вовсе не привык платить за «кота в мешке». Ишихаре предстояло не только убедить тысячи японцев следовать этим правилам, но и привести их в полный восторг.
На протяжении месяцев она ежедневно размещала в Facebook посты на японской страничке Diner en Blanc, чтобы «настроить народ». Позже она отправила мне подборку этих постов на английском языке. Ишихара фокусировалась на разных элементах «Белого ужина». Например, однажды она написала о его «европеизированности»: «Это очень официальное мероприятие – что-то вроде банкета. На него нужно действительно хорошо одеваться. И, конечно же, невозможно представить себе банкет с бумажной посудой!» Она объясняла читателям, что такие требования были не случайными: «Все-таки это грандиозное мероприятие, а не обычный пикник». Ишихара даже применила «принцип Песаха», о котором я рассказывала в главе 1: «Такое событие, как открытие «Белого ужина» в Японии, бывает только раз в жизни, и мы выбрали для него секретное место, где еще никто и никогда не ужинал. Вряд ли вам когда-нибудь доведется там побывать».
Да, возможно, в Японии и отступили от каких-то правил, но не только в Японии. В Сингапуре возник спор насчет того, является ли сингапурская еда достаточно «официальной», что вызвало бурю негодования по поводу «примитивного колониального мышления». В Бостоне один блогер возмущенно написал: «Если мы однополая пара, то не можем сидеть рядом?! Просто потому, что это нарушает симметрию?» В Вашингтоне: «Ни одно событие не вызывало у меня такого желания поиграть в пейнтбол». В Новом Орлеане: «Все это вызывает у меня ощущение, что я надеваю старую майку Saints и уплетаю сэндвич с ростбифом, слизывая стекающую по рукам подливу и одновременно предаваясь шалостям Амура». Организаторов обвиняли в том, что они «снобы», что их мероприятие «очень дорогое» (в среднем от тридцати пяти до пятидесяти долларов на человека) и что к гостям предъявляется слишком много требований. В Ванкувере два художника даже организовали альтернативный «Пикник в черном», где не было никаких правил. Несмотря на это, «Белые ужины» становятся все популярнее, а листы ожидания – все длиннее: от одиннадцати тысяч в Токио до двадцати шести тысяч в Филадельфии.
Побывав на одном из них в Нью-Йорке в качестве незаметного наблюдателя, я могу сказать, что публика была там более пестрой, чем на большинстве нью-йоркских вечеринок, и более пестрой, чем клиентура лучших нью-йоркских ресторанов. Один из организаторов «Белого ужина» сказал в интервью журналу Time Out: «Прелесть этого мероприятия – в разнообразии. Здесь собираются представители всех социальных слоев со всех районов Нью-Йорка. Это – отражение города, в котором мы живем. Но какими бы разными мы ни были, в этот вечер мы все одеты в белое, и все остальное не имеет значения».
Шейн Харрис, корреспондент, освещавший «Белый ужин» в Вашингтоне, сделал похожее наблюдение. Он назвал мероприятие «лишенным снобизма» – редкостью в претенциозном городе, известном «своим ригидным социальным календарем и порядком»:
Да, мы все были одеты в белое. Но мы были афроамериканцами, европейцами, азиатами, латиноамериканцами. Мы были старыми. Мы были молодыми. Мы были геями. Мы были гетеросексуалами.
Я не мог бы сказать, кто из гостей беден, а кто богат. Женщина в улетном шелковом платье могла с равным успехом оказаться как интерном, так и директором юридической компании.
Это был совсем другой тип светской вечеринки, где я не страдал от присущей мне обычно неловкости. Никто не бросал на меня косые взгляды. Никто не спрашивал, чем я зарабатываю на жизнь. Никто ничем не парился. Атмосфера была восхитительно ненапряженная.
В высшем обществе Вашингтона, где привык вращаться Харрис, одежда обычно разноцветная, а люди белые (то есть белокожие), а на «Белом ужине» все было наоборот. Не думаю, что это совпадение. Когда принимается социальный код, когда он на один вечер превращается в игру, вам не нужно знать определенные негласные вещи, вам не нужно иметь определенное воспитание, вам не нужно погружаться в определенную культуру, вам не нужно вникать в исторически сложившиеся нормы. Все, что вам нужно знать, – это правила данного вечера. Это своего рода сделка: если вы принимаете условия организаторов, они предложат вам совсем другую, более широкую свободу – собираться с людьми всех «мастей» вопреки сложившимся представлениям и традициям.
В знаменательный для Ишихары вечер шестнадцать сотен облаченных в белое гостей появились в назначенный час и назначенном месте, и, когда они дружно взмахнули салфетками в ознаменование начала ужина, Ишихара произнесла: «Мы это сделали». Почти все присутствующие были незнакомы друг с другом, но эти необычные, общие для всех правила создавали такую атмосферу и ощущение единства, что Ишихара сказала: «Ваши сердца уже открыты, и вы можете считать себя друзьями».
В конце вечеринки звук горна оповестил, что праздник окончен. «Помните Золушку? – спросила Ишихара. – Золушка знала, что ровно в полночь она должна уйти. И нам тоже пора расходиться. Этот замечательный летний вечер подошел к концу». Он действительно был замечательным. Ишихара сказала, что все время задавала себе вопрос: «Это мечта или реальность?» Вот каким может быть мероприятие с pop-up-правилами.
Этикет, как мы видели, является достаточно проблематичным связующим звеном в современном обществе, потому что он акцентирует, а не сглаживает различия и тем самым усложняет, а не облегчает групповое взаимодействие. И это не единственный его недостаток. Этикет не способен противостоять самой мощной силе нашего времени – повальному увлечению технологиями.
Современная реальность такова, что, физически присутствуя на каком-то мероприятии, люди благодаря гаджетам часто находятся где-то еще. Организаторам приходится что-то делать с этим, нравится им это или нет. Постоянная рассеянность внимания – это бич современной жизни, в частности совместного времяпрепровождения. Иногда мы вообще слишком заняты, чтобы встречаться, а когда эта редкая возможность выдается, наши мысли находятся в тысяче мест.
Что же предпринять, чтобы люди действительно присутствовали на вашем мероприятии? Как оторвать их от своих гаджетов и от мыслей о них? Если, согласно исследованиям, мы проверяем свои телефоны в среднем 150 раз за день, как сделать так, чтобы 50 из этих проверок не пришлись на ваше событие? Как сделать так, чтобы люди действительно были здесь?
На протяжении слишком долгого времени ответы на эти вопросы диктовались негласными правилами приличия – этикетом. Мы надеялись, что правило не пользоваться телефоном за едой станет таким же негласным, как, скажем, не макать дважды чипсы в соус. (Естественно, ни то, ни другое никто не соблюдает.) Но против технологий этикет бессилен. Если в случае с поликультурными группами он терпит неудачу в силу своей строгости и обязательности, то в случае с технологиями это происходит по иной причине, и армия умнейших людей мира неустанно трудится над тем, чтобы не оставить этикету ни малейших шансов одержать верх над аддиктивными новыми технологиями.
В 2011 году Google приобрел небольшую компанию Apture, а вместе с ней и ее СЕО, Тристана Харриса. Разработав вместе с командой Gmail мобильное приложение Inbox, Харрис понял то, что позже признал публично: «Кучка людей (в основном белокожие мужчины в возрасте 25–35 лет), работающих на несколько высокотехнологичных компаний (Google, Apple, Facebook), управляют вниманием миллиардов людей… Мы должны осознавать, какая это огромная ответственность». В итоге он оформил эту мысль в виде 144-слайдовой презентации под названием «Призыв минимизировать дистракцию и уважать внимание пользователей», обращенной к его коллегам по Google. В свою очередь, Харрис настоятельно рекомендует пользователям брать на себя личную ответственность за управление вниманием. «Просто помните, что по ту сторону экрана сидит тысяча человек, чья работа заключается в том, чтобы вы забыли о любой ответственности», – сказал он в интервью изданию The Atlantic. Google назначил его своим корпоративным «философом», и его миссия заключается в изучении влияния технологий на человеческое общество и в разработке более «этичных» продуктов.
Этикет не имеет шансов противостоять программистам Кремниевой долины, в отличие от правил, потому что последние являются эксплицитными. Это своего рода игра, эксперимент. Ограничение, которое действует постоянно, может восприниматься как репрессия, а временное ограничение (правило) – как кураж и возможность попробовать что-нибудь необычное.
Мы с мужем переезжали в Нью-Йорк и горели желанием лучше узнать свой новый дом. Нам не хотелось оседать только в своем районе, поэтому мы решили каждый раз исследовать новые окрестности и посвящать этому целый день.
Вскоре такой день настал. Мы выбрали Харлем и обмолвились об этом своей подруге Норе Абуштайт – воплощению великодушного, щедрого авторитета. «Я приду», – заявила она, хотя ее никто не приглашал. Потом Абуштайт добавила, что возьмет с собой подругу. Не зная, что сказать, мы согласились. То, что планировалось как романтическая прогулка для двоих, оборачивалось групповым культурным мероприятием. Так родились дни «Я здесь».
У нас был друг – член Абиссинской баптистской церкви, возглавляемой преподобным Кельвином О. Буттсом III и известной своим хором евангелистов. Поскольку мы были гостями настоятеля, нам разрешили сидеть внизу, с прихожанами, а не в «амфитеатре», с аутсайдерами. Более того, перед началом службы преподобный Бутте не только представил нас прихожанам, но и прочитал вслух наши «резюме». Мы страшно смутились, а все вокруг зааплодировали, приветствуя нас радушными возгласами.
Впечатленные посещением этого места, мы отправились перекусить в ближайшее кафе. Там мы разговорились о Нью-Йорке, его бешеном ритме жизни, социальных нормах и своих страхах и тревогах. Продолжая болтать, мы прошли еще сорок кварталов к югу, и кто-то предложил изучать не только коммерческие и общественные заведения, но и частные дома. Это была отличная идея. Но как нам проникнуть на частную территорию?
Абуштайт вспомнила, что неподалеку живет ее приятель. Недолго думая, она написала ему сообщение и спросила, можно ли нам заскочить к нему поздороваться. К нашему удивлению, он пригласил нас на чай и показал нам свой прекрасный дом. Окрыленные удачей, мы решили идти дальше, на сей раз на север, к Музею истории Нью-Йорка. Там мы почерпнули массу информации о том, как небольшое поселение превратилось в крупный мегаполис, и, выйдя на улицу, услышали громкую музыку, доносящуюся из соседнего здания. Это оказалась масштабная андеграундная танцевальная вечеринка, которая устраивалась каждое воскресенье в четыре часа дня. Мы взяли по пиву и пошли танцевать, а через час, все взмокшие, отправились в Центральный парк. Несмотря на такой насыщенный день, мы чувствовали себя свежими, отдохнувшими и полными сил. И мы ни разу не проверяли свои телефоны. В 7 часов вечера мы назвали это мероприятие «Днем» и отправились по домам, переполненные впечатлениями и эмоциями.
То, что начиналось как смутная идея, превратилось в одно из самых значимых и традиционных мероприятий. В первый раз нас было четверо, во второй – шестеро, в третий – восемь или десять. Сначала мы спонтанно выбирали район и маршрут и у нас не было никаких правил; единственное, что требовалось, – это вовремя прийти и не отбиваться от группы. Я не собиралась устанавливать правила. Они возникли сами собой.
Чисто случайно мы с мужем нашли формат мероприятия, который почти всегда создавал магическую атмосферу. Дни «Я здесь» возникли намеренно, но их структура развивалась постепенно, исходя из естественных задач: выбрать маршрут, который можно пройти пешком; пригласить небольшую группу, чтобы она могла поместиться за одним столом; принимать в расчет погоду. Мы пришли к выводу, что более удачными оказывались те «Дни», когда кто-то брал на себя роль куратора и заранее продумывал программу, а самыми удачными – те, когда у куратора находился помощник.
Нашей исходной мотивацией было исследование, а не присутствие. Но по мере того, как концепция парной прогулки превращалась в концепцию регулярной групповой экспедиции, в которой хотело участвовать все большее число людей, в том числе и незнакомых, я была вынуждена как-то это упорядочить. Поэтому я озвучила негласные правила:
• Если вы собираетесь присоединиться ко дню «Я здесь», просьба оставаться с нами от начала и до конца (все 10–12 часов).
• Никаких гаджетов/технологий (если только это не предусмотрено программой).
• Полное присутствие и погружение в происходящее.
• Общение только за едой.
• Быть открытыми и любознательными.
Первые три правила создавали атмосферу присутствия, столь редкую в современном, одержимом технологиями мире. Люди должны были прийти вовремя и на протяжении всего мероприятия никуда не отлучаться и ни на что не отвлекаться.
Когда люди знали, что другой альтернативы нет, они переставали метаться и просто были «здесь» – в зоне присутствия, в полной мере наслаждаясь обществом друг друга. Эти правила позволяли вечно занятым, озабоченным людям остановиться, успокоиться и пообщаться. Они помогали расслабиться и забыть о повседневных заботах и тревогах.
Мы привыкли ассоциировать правила со строгостью и официозностью, но в нашем случае правила создавали интимность. В одиночку мы не смогли бы противостоять гениям Google, Facebook и Snapchat, но, когда присутствие было обозначено как правило (временное, умеренное и инклюзивное), оно одолело власть техники в наших карманах и постоянный «разброс мозгов».
В результате этих экспериментов мы пришли к выводу, что провести вместе двенадцать часов на одном мероприятии и четыре часа на трех разных мероприятиях – это абсолютно разные вещи. Чем дольше вы находитесь вместе, тем больше вы проникаетесь атмосферой. Обычно люди только к вечеру начинали раскрываться и делиться историями о своем прошлом, о жизненных трудностях, родителях, религии и других сокровенных вещах. Именно эти разговоры я ценила больше всего.
Правила «быть здесь и сейчас» работали, потому что они не были императивными. Они были просто порядком, установленным для определенных дней. И когда мы следовали этим правилам, они изменяли наше поведение и отношение к нам окружающих. Пока мы дружной толпой шествовали по городу, неспешно обозревая окрестности, местные жители живо интересовались этим странным «кочевым племенем», которое, похоже, жило совсем по другим правилам. Мы то и дело останавливались, чтобы перекинуться парой слов с незнакомцами и поболтать с владельцами соседних баров. Однажды мы попали в объектив съемочной группы местного телевидения. В другой раз нас пригласили разделить банку сардин в гараже Red Hook. Мы обсуждали гомосексуализм с ультраортодоксальными евреями в синагоге и загадывали желания в одном из немногих действующих даосских храмов в китайском квартале. В один прекрасный вечер на Рузвельт Айленд нас пригласил к себе домой владелец бара, чтобы показать цветок Epiphyllum oxypetalum, который ему подарила его китайская бабушка и который цветет только один день в году. (Правда, мы были не в этот день.) Пока мы сидели, неспешно потягивая вино и любуясь видом на Вильямсбургский мост, хозяин вытащил семейный альбом и показал нам фотографию своей любимой бабули. Вот такие замечательные моменты.
Почему мы добровольно установили для себя эти правила? Мой друг Баратунд Турстон, комедиант и «ветеран» наших дней «Я здесь», отвечает на этот вопрос так:
В наше время редкость, чтобы люди достаточно долго занимались какой-то совместной деятельностью. У всех есть техническая возможность быть где угодно и когда угодно, выпадая из реального времени или пространства, так что осознанное решение заниматься только ОДНИМ делом и с конкретной группой дорогого стоит. Обычно, когда выдается свободное время, я использую его, чтобы поконнектиться, погуглить информацию или пошерстить Instagram. Дни «Я здесь» предлагали совсем другую возможность.
Благодаря правилам я мог полностью погрузиться в происходящее. Я мог заметить что-то еще, кроме своего телефона. Я мог пообщаться с людьми лично, а не за тысячи километров. Зная, как я проведу этот день, я мог ничего не планировать и ни о чем не волноваться. Ведь я решил быть ЗДЕСЬ.
И в этом все дело. Выбрать что-то одно в мире бесконечного многообразия – это достаточно смелый шаг, и он не отнимает, а дает свободу.
Если бриллианты актуальны всегда, то правила мероприятия – только «здесь и сейчас», в этом их сила. Правила могут давать ощущение свободы, описанное Турстоном, потому что они временные, адекватные и инклюзивные. Они создают мир, который существует только на время мероприятия, и дают организаторам полную свободу фантазии. Мероприятие с установленными правилами похоже на Вегас – все, что там происходит, там и остается. Правила вносят дух экспериментаторства, в то время как этикет экспериментов не приемлет.
В этом я убедилась на собственном опыте. Как-то я вела двухдневный ретрит для группы из двадцати консультантов тайской компании. В Таиланде существует незыблемое правило: клиент всегда в приоритете, на первом месте. Это означает, что нужно снимать трубку в любое время дня и ночи, отлучаться с семейного обеда, уходить со свадебной церемонии или куда-то вылетать первым же самолетом. Этот этикет помог компании достичь значительных успехов, но он явно угрожал успеху данного мероприятия – ретрита, направленного на создание тесных, доверительных отношений. Я разработала двухдневную программу, разбив каждый день на четыре насыщенные секции с акцентом на открытое и эффективное общение, и все шло замечательно, пока не наступил первый перерыв. Некоторые консультанты запланировали на это время звонки клиентам, поэтому не удивительно, что через пятнадцать минут им было сложно оторваться от телефона. Мы начали вторую сессию, но четверо участников отсутствовали. Их опоздание – пусть даже в интересах клиента – вызывало недовольство коллег и сводило на нет усилия, которые прилагались в течение предыдущих двух часов. Я поняла, что с подходом, ориентированным на клиентов, придется бороться каким-нибудь временным правилом.
Когда «блудные овечки» наконец вернулись, кто-то в шутку бросил: «Отжаться!» Все засмеялись, а я подыграла, решив, что это и будет нашим новым правилом. Опоздавшие консультанты посмотрели на меня, как на сумасшедшую, но остальные участники стали скандировать, требуя отжаться, и все четверо, в костюмах, галстуках и начищенных до блеска ботинках, оказались на полу.
Это разрядило обстановку, а заодно и сформировало новое правило: опоздавшие должны десять раз отжаться. В тот день у нас было еще три перерыва, и к третьему народ в прямом смысле слова несся по коридору, чтобы успеть к началу сессии, после чего дверь в аудиторию торжественно закрывалась. Если кто-нибудь опаздывал хоть на несколько секунд, его безжалостно заставляли отжиматься. Группа временно поставила новое правило выше общепринятого, а то, что оно было физическим и забавным, только улучшало психологический климат.
В данном случае клиентоориентированный этикет был полезен для компании в целом, но не для данного мероприятия. «Правило отжиманий» позволило временно забыть о нем, создав альтернативную реальность. Как я уже сказала, цель этикета – поддерживать вежливость, учтивость и хорошее поведение. Однако иногда какая-то норма настолько вживается в культуру, что вытесняет возможность альтернативного, более уместного в той или иной ситуации поведения. Ориентация на клиента – это, конечно, хорошо, но она не оставляла пространства для равнозначно важной этической нормы – проявления заботы и уважения к своим коллегам. Pop-up-правило позволило это пространство создать.
Харрисон Оуэн, организационный консультант, пришел к этой истине своим путем, когда осознал ограниченность конференц-этикета. Вежливость и пристальный интерес к работе других были настолько сильными ценностями, что вытесняли не менее важную ценность обучения. Оуэн не был социальным инженером и не собирался учить светских тусовщиков заботиться о других людях и их чувствах, особенно о людях, которые могут оказаться им полезными! Поэтому у него не было другого выхода, кроме как временно отменить этикет. Для этого он создал временную методологию «Технология открытого пространства», которая, помимо прочих вещей, содержала одно специфическое правило, нейтрализующее имплицитную норму вежливости. Оно называлось «Законом двух ног» и звучало следующим образом: «Если вы найдете наше совместное времяпрепровождение бесполезным, используйте свои ноги по назначению и отправляйтесь в другое место».
Формулируя это правило, Оуэн решался на своего рода эксперимент: что будет, если дать людям право уходить с конференции или презентации, которая ничему их не учит? Поймут ли это докладчики? Изменит ли это их подход к выступлению? Позже Оуэн писал, что цель этого правила заключалась в том, чтобы «просто исключить всю вину. В конце концов, люди все равно следуют закону двух ног – не физически, так ментально – но теперь они не будут по этому поводу переживать». Как и на моем семинаре в Таиланде, это правило временно вводило новую норму, более уместную для данного мероприятия.
Правила могут быть полезными и тогда, когда организаторы хотят использовать методы группового взаимодействия, идущие вразрез с общепринятыми нормами. К примеру, Latitude Society – «тайное» закрытое сообщество в Сан-Франциско, которое позже распалось, – имело целый свод загадочных ритуалов и правил, чтобы вызвать у его участников чувство сопричастности, принадлежности. Одно из моих любимых правил, которыми со мной поделился талантливый гуру «Практик» (Praxis) Энтони Рокко, – то, что нельзя самому себе наливать вино; это должен сделать кто-нибудь из гостей. Это простое правило побуждало даже незнакомых людей взаимодействовать друг с другом (в ненавязчивой, игровой форме). Организаторы знали, что негласное правило этикета наливать напитки сначала другим, а потом себе, в кругу незнакомых друг с другом людей вряд ли сработает, поэтому они сделали его обязательным.
Грамотное использование правил помогает временно изменить поведение участников и получить иной результат. Возьмем для примера случай Пола Лоудицина, понявшего, что в совете директоров, который он возглавлял в международной консалтинговой компании А. Т. Kearney, сложилась вредная привычка. Члены совета постоянно запрашивали все новую информацию и задавали все новые уточняющие вопросы, что мешало конструктивному обсуждению и решению насущных проблем. В какой-то момент, когда страсти в очередной раз накалились и переговоры зашли в тупик, Лоудицина понял, что, переливая из пустого в порожнее, люди просто пытались уйти от принятия трудных решений. И тогда, на правах председателя, он ввел новое правило: вопросы можно задавать только по существу и только на основе уже имеющейся информации. Например: «Что мешает нам это осуществить?», или «У кого есть с этим проблемы?», или «Как можно прийти к соглашению по этому вопросу?», а не «Можно ли мне ознакомиться с данными за четвертый квартал прошлого года?»
Лоудицина позаботился о том, чтобы все члены совета директоров заранее получали всю необходимую им информацию и имели возможность задать интересующие их вопросы. Тем самым он снял с повестки дня информационную часть и вынудил членов совета переходить сразу к делу, четко излагать свои позиции и искать точки соприкосновения. Как председатель совета, Лоудицина имел полное право ввести такое правило. Но гениальность этого правила заключалась в том, что оно создавало временный альтернативный мир, в котором нельзя было запрашивать новую информацию, создавать видимость участия и уходить от решения вопросов.
Лоудицине не нужно было менять всю процедуру совета. Он сумел выявить единственную мешающую тенденцию и создать временное правило, исключающее эту тенденцию.
Войти с помощью соц. сетей: