Вверх или вниз?

Поднять глаза к небу, посмотреть на землю под ногами: альтернатива проста, мы сталкиваемся с ней ежедневно. Но со времен Средневековья живопись должна была упорно работать над укреплением богословской составляющей этого различия между двумя мирами, которое не должно было пострадать от возможной путаницы: Божественная вечность существует в горних высях. Смертная жизнь – здесь, на земле. Не говоря уже о муках ада под землей.

Не важно, миф античный или христианский – схема одинакова. Но в зависимости от эпохи двойственность, определяющая построение образов, будет более или менее акцентирована. Если на картине XV века достаточно изобразить на одной плоскости Деву с Младенцем в окружении святых, ведущую «святую беседу», то на алтарной картине XVII века, напротив, они размещены на разных уровнях, чтобы подчеркнуть разрыв между Землей и Небом, который необходимо сократить или, по крайней мере, уменьшить с помощью молитвы, покаяния и искренней посвященности Богу: в период между этими двумя типами композиции христианский мир пережил беспрецедентные религиозные потрясения. Необходимо было восстановить спокойствие, которое когда-то было совершенно разумеющимся. Пространство картины превратилось в инструкцию.

Производимые эффекты оказались слишком соблазнительными, чтобы живопись отказалась от них одновременно с раем и адом. Уже необязательно говорить о наказании или воздаянии, но энергия, пронизывающая образ, перемещающая взгляд вверх или вниз, создает силу внушения, усиливающуюся за счет того, что ее не нужно кодировать. Так, приняв во внимание то, как взгляд может упасть на самый обыкновенный предмет, картина в конце концов позволила себе любые расхождения, любые повороты. Для большей правдивости она отказалась от условных постановок и изобрела театр, который принадлежит только ей.

Небо и Земля

Окружение Никола Фромана (французский художник, 1435–1486), Алтарная картина семьи Перуцци, 1480.

Дерево, масло, золото, триптих, каждая панель 138,4×58,4 см, Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Есть земля и есть небо. Каждое на своем месте, одно над другим, с тех самых первых двух дней Творения, когда бог впервые решил разместить одно внизу, со светом, днем и ночью, а другое – наверху, с небосводом. Все подчиняется заданному порядку. Мир был простым.

На протяжении столетий картина ориентировалась на этот порядок, о котором следует помнить, чтобы полотно выполняло свою роль: в церквях, часовнях, жилых комнатах, везде картины сопровождают жизнь людей, напоминая им об их истоках и предназначении души, приводя как пример жития святых и прежде всего историю Христа, Сына Божьего. Одна из основных задач картин – напомнить зрителю об этой двойственной реальности, земной и небесной, другая – заставить ее части сообщаться друг с другом. К чему небо, если оно остается недоступным для человечества? Как представить себе жизнь в этом мире без надежды на загробную жизнь? Таким образом, оба пространства в картине неразрывно связаны.

Здесь четко устанавливается равновесие между высоким и низким, двумя равными частями целого. Золото фона, которое с самого начала обозначает царство вечности, не принадлежит миру зримому. Символ превалирует над действительностью. Напротив, пейзаж, покрывающий нижнюю область картины, очень точно изображает реальную природу. Здесь сосуществуют два языка: неизменный и очень точный код, с одной стороны, и изображение материального пространства – с другой. В картине четко демонстрируется, что достижимо для людей, а что нет. Их способность к творчеству и созиданию и ее границы.

Залитая светом, заселенная до самых дальних пределов, Земля прекрасна. Не Авиньон ли мы видим там, внизу? Изображенные за двумя коленопреклоненными мужчинами гербы свидетельствуют об их высоком положении в обществе. Их совместная молитва по обе стороны от креста неотделима от ощущения сладости жизни в этом мире. Путешествие по очаровательной долине, спокойный переход через удобный мост, несомненно, следует понимать как движение души, стремящейся к совершенству, но в любом случае они символизируют приятность каждого дня жизни в этом счастливом Провансе.

Мужчины на картине не одиноки. Череп и кости напоминают им о смерти Адама и утрате рая, их искренняя преданность вере обеспечивает им могущественных спутников, призванных вдохновить и защитить их: святого Иоанна Крестителя, последнего Пророка – он стоит слева, – и святого Франциска Ассизского, «маленького бедняка», – он справа. Два святых покровителя, изображенных точно над мужчинами, как будто дополняют фигуры коленопреклоненных: их единый высокий силуэт словно поднимает их, делает духовно выше и, благодаря их искренней вере, позволяет приобщиться к горним высям небесного мира. Таким образом, крест, святые и гербы вместе присутствуют в обоих пространствах: орудие мучений и искупления, святые заступники и благородство людей создают между Землей и Небом своего рода хорошо отлаженную божественную защелку, самая главная задача которой – в один прекрасный день разлететься на мелкие осколки.

Сотворение чудесного видения

Эль Греко (испанский художник греческого происхождения, 1541–1614), «Погребение графа Оргаса», между 1586 и 1588.

Холст, масло, 480×360 см, церковь Санто-Томе, Толедо

Свершилось чудо: святой Этьен и святой Августин собственной персоной, спешащие из загробного мира, явились ради погребения останков графа Оргаса. Наступил момент, когда благочестие этого человека, чистота его души и все его благочестивые поступки вознаграждаются. Вокруг него, рядом с двумя святыми, стоят священник и благородные господа города – свидетели божественного явления.

В картине не уточняется, где именно происходят события. Дело в том, что не существует другого места, кроме того, в котором мы находимся. Изображенное пространство картины сливается с реальным пространством места, где она расположена, – это часовня церкви Санто-Томе, для которой была заказана данная работа и где она хранится до сих пор. Согласно легендам, это то самое место, где все и произошло в тот далекий день 1312 года. Таким образом, каждый раз, когда мы смотрим на картину, все как будто повторяется, как будто начинается снова и снова. То, чем живут нарисованные персонажи, мы, живущие ныне, переживаем вместе с ними.

В этот день нет непереходимой границы, разделяющей Небо и Землю. Это не только метод формирования композиции, но и способ, которым Эль Греко изображает чудо. Все, что существует и происходит на земле, отображается в загробной жизни, его продолжение или воздаяние, поэтому в вышине появляются красно-золотые, богато расшитые тяжелые литургические одежды. Освобожденные от груза земных почестей, краски распускаются, как цветы в букете. Белый саван графа перекликается с Плащаницей Христа, сияющей в верхней части картины, и даже облака заимствуют у стихаря священника мощь полупрозрачных мазков. Нас неудержимо тянет к Небу, потому что именно в этом суть сюжета картины Эль Греко.

Эта грозная восходящая динамика, способная ниспровергнуть естественный порядок вещей, составляет суть картины, ей подвластны все персонажи. Достойное собрание благородных обитателей Толедо, пришедших устроить похороны и воздать почести усопшему, присоединяются к таинству: никто не говорит ни слова, но от одного к другому неудержимо распространяется волна, которая заставляет людей наклонять лица, разводить руки. Некоторые уже подняли глаза вверх. Они там, вместе с теми, кто стоит в вышине, образуя колеблющийся и волнующийся горизонт. Земля больше не просто земля. Небо разломилось пополам. Слышится шелест ткани – это ангел уносит душу графа.

Там, наверху, за Девой, святой Петр собирается приветствовать душу графа, рядом с ним – все святые рая. Святой Петр держит в руке ключи, как того требует традиция, но мы догадываемся, что для Эль Греко путь к небу не требует реквизита. Он видит в нем рождение души, которую, как ребенка, принял ангел в свои объятия. Тело же возвращается в прах. Душа обретает вечность.

Маленький мальчик, глядящий на нас, с самого начала играет роль церемониймейстера. Это Хорхе Мануэль, сын Эль Греко, который и рассказывает нам эту историю. Ему десять лет. Когда он вырастет, тоже станет художником.