Слишком поздно

Эдгар Дега (французский художник, 1834–1917), «Площадь Согласия», 1876.

Холст, масло, 78,4×117,5 см, Эрмитаж, Санкт-Петербург

Лепик идет бодрым шагом, с сигарой в зубах, ничего не видя вокруг себя. Мыслями он совсем в другом месте. Дега, как всегда, торопился, поэтому они чуть было не разминулись. Модель удалось ухватить в самый последний момент. Через секунду они уже будут далеко друг от друга.

Прохожий, собирающийся покинуть плоскость картины, озадаченно оборачивается: он тоже был поглощен своими мыслями, но ему показалось, что он узнал Лепика, встретившись с ним взглядом минуту назад. Да, точно, это он, со своей ярко рдеющей бутоньеркой. Ну и ладно, тот уже удаляется. А его сопровождают дочери. Тем хуже. Поговорим в другой раз.

Ситуация банальная, такое тысячи раз случалось с каждым из нас. Мы узнаем легкое равнодушие человека, идущего своей дорогой, ту форму лени, заключающуюся в необязательности поздороваться с тем, кого только что заметили шагающим чуть дальше по улице. Мы ведь намеревались поздороваться. Даже сделали два-три шага в его сторону, но нам просто не хватило времени. Мы тоже немного опаздываем, а что можно сообщить в нескольких словах? Надо бы возобновить старый разговор… Как же давно мы не виделись…

Дега не дает своим героям времени завязать разговор. Вряд ли он согласится обменяться с ними даже взглядом. Каждый из них, хотя и находится рядом с другим, в общем пространстве, совершенно независим. Или полностью изолирован. Картина в том виде, в каком она задумана, не должна объединять персонажей, которые вместе играют одну и ту же пьесу в классической постановке. Она выхватила их в случайном порядке, который живописец, конечно же, создал сам. Иногда кажется, что он почти бежит за ними, а затем отпускает без особого сожаления.

Современность здесь определяется заявленной реальностью невозможности диалога. Во время встреч или просто пропущенных свиданий. Вся работа художника заключается в том, чтобы сделать моментальный снимок ситуации, которую он, однако, будет разрабатывать достаточно долго, делая порой десятки предварительных рисунков. Самой удивительной является не трудность подобного действия, а скорее возникшая необходимость, образовавшаяся в новаторской живописи 1870-х годов. Потому что новая цель художников – использовать в качестве темы уничтожение композиции как таковой.

Центр картины опустел, людям, которых считали важными персонажами истории, там явно нечего делать. Место, выбранное Дега, полностью соответствует выбору персонажей: кто будет прохаживаться в полной безопасности перед садом Тюильри, посреди площади Согласия, где во все стороны катятся фиакры?

Прежние разговоры оборвались, старые правила построения композиции больше не работают. Лепик, напряженно склонившийся, мог бы пройти мимо, как офицер, которым он должен был стать, мимо солдат, и он вот-вот выйдет за рамки картины… Этот человек, кстати, уважаемый художник-маринист, идет, куда ему заблагорассудится. Дега не удерживает его. Он слишком хорошо понимает необходимость избегать рамок и условностей. Обе девочки, впрочем, уже спокойно сломали строй. Собака тоже.

Где-то, не здесь

Анри Фантен-Латур (французский художник, 1836–1904), «Шарлотта Дюбур», 1882.

Холст, масло, 118×92,5 см, Музей Орсе, Париж

Усевшись на краешек софы с высокой спинкой, она сбросила с себя шаль. Держа закрытый веер в руке, взглянула вправо. Она в гостях.

Просил ли ее художник не обращать внимания на его присутствие? Или он просто хотел написать женщину в привычной для нее позе, сосредоточенную и отстраненную? Почти неприступную. Корпус влево, лицо повернуто в другую сторону, она никогда не открывается больше чем наполовину, чтобы иметь возможность ускользнуть, когда ей будет удобно. Выбор позы в три четверти подчеркивает линию скулы, которую Фантен-Латур незаметно вылепливает на портрете, не афишируя свои действия. Он полностью сосредоточен на работе. Она не смотрит на него. Его кисть выписывает упавшие на лоб белокурые локоны. Нежные цветы на ее шляпке.

Возможно, мы могли бы оказаться рядом, стремясь – и совершенно тщетно – привлечь ее внимание, завести разговор, который она не станет поддерживать. За сдержанной внешностью угадывается уверенное безразличие к общепринятым обычаям, которые она соблюдает только из вежливости. Но выражение ее лица требует сохранять дистанцию. Ее суровая красота пресекает праздную болтовню и прочие игры обольщения. Шарлотта Дюбур не любит напрасно терять время.

Что-то значительно более важное требует ее присутствия в другом месте, далеко, а не просто за пределами этой гостиной. Шарлотта из тех женщин, которых не запрешь между четырьмя сторонами портрета. Ее устремленный вдаль взгляд ясно говорит о стремлении и способности написать свою собственную историю.

Без свидетелей

Уильям МакГрегор Пакстон (американский художник, 1869–1941), «Служанка», 1910.

Холст, масло, 76,5×64 см, Национальная галерея искусства, Вашингтон

Молодая горничная зажала под рукой метелку для пыли. Машинальный жест, который она выполняет всякий раз, когда надо что-то передвинуть и не уронить. Особенно если это ценные вещи, например китайский фарфор. Тут надо действовать с особой осторожностью, чтобы предмет засиял, чтобы стали отчетливо видны красивые синие узоры. Некоторые из них – это целая история: персонаж в саду, несколько цветов в пейзаже… девушка знает их наперечет, даже не вникая в смысл. Но сегодня все по-другому – она держит в руках книгу.

Что произошло?.. Возможно, она просто хотела ее переложить или случайно открыла, подняв с пола. В любом случае это уже произошло. Одна страница, несколько строк. Случайно попавшихся на глаза или с самого начала… это роман? Историческое повествование? А может быть, дневник? Возможно, она закроет ее, чтобы никогда больше к ней не возвращаться. Как знать. Наверняка служанки, по крайней мере на картинах, не читают. Вряд ли они осмелятся проникнуть в мир, который им так чужд…

Эта сцена противоречит всем правилам приличного общества на момент около 1900 года. Молодая горничная развернута влево, она с интересом смотрит в книгу, полностью уйдя в себя. Предметы на переднем плане, о которых она заботится каждый день, представляют собой заслон, оплот холодной гармонии синего, белого и серого: Пакстон ограничивает зону, в которой происходит действие. Он замедляет ход времени и меняет обычный образ чтения, чтобы подарить ей украденное мгновение, этот тайный момент, который заставил порозоветь ее щеки.