Глава третья

Первая медийная революция

Среди писем, полученных Тальма от его корреспондентов, есть анонимное послание с приложенным к нему портретом Гаррика. Подчеркивая высокое качество портрета, автор противопоставляет его массе второсортных изображений, размножившихся при жизни актера: «Гаррика рисовали бесчисленное количество раз. Любая посредственность из Академии желала найти опору в лице британского Росция». Это не преувеличение: Гаррик еще при жизни стал легендой не только в Англии, но и во Франции. Существовало больше двухсот пятидесяти его рисованных и гравированных портретов и множество снятых с них копий. На портретах Гаррик был представлен в одном из своих излюбленных образов: директора театра, светского льва, примерного супруга, запечатленного рядом с женой, человека, занятого непринужденной беседой с друзьями. Этот «иконографический взрыв» – эти портреты, рассчитанные на любой вкус и достаток, – свидетельствует о значении, какое актер придавал своему публичному образу. Его считают «первой медийной личностью», поскольку он сумел сделать себя узнаваемой публичной фигурой и с помощью «визуальной» стратегии реализовать свои актерские амбиции и острую жажду признания. Он оказал такое глубокое влияние на умы европейцев, что Дидро, почти не видевший его игры на сцене, ссылался именно на него, когда писал «Парадокс об актере». Образ Тальма тоже был широко растиражирован художниками, которые рисовали портреты актера на протяжении всей его карьеры. Появление лиц знаменитых актеров на многочисленных портретах кажется тривиальным фактом. Между тем речь идет о принципиально новом феномене, отразившем роль театра в городской жизни XVIII века. Кроме того, распространение портретов знаменитостей протекало в рамках общего процесса трансформации визуальной культуры.

Часто можно слышать, что современная культура знаменитости связана с массовым воспроизводством образов, характерным для XX века. Новые технологии производства и воспроизводства изображения человека, от фотографии до кинематографа и телевидения, изменили-де историю знаменитости, сделав «зрительность» доминантой известности. То, что упомянутые технологии значительно трансформировали медийный мир и наше отношение к зрительным образам, не вызывает сомнений. В наши дни статичные (фотографии крупным планом) и динамичные (кадры на экране телевизора) изображения звезд встречаются на каждом шагу. Тем не менее стоит заметить, что трансформация визуальной культуры началась еще в XVIII веке; она осуществлялась благодаря появлению таких технических новшеств, как резцовая гравюра в соединении с офортом, позволявших штамповать изображения в промышленных масштабах и добиваться большего портретного сходства. Впрочем, эволюция затронула прежде всего социальную и культурную сферы. Портретные изображения становились все заметнее в крупных городских центрах, где их можно было обнаружить в самых разных видах: от картин, выставляемых в салонах Академии, до фарфоровых бюстиков, сделавшихся одним из самых модных подарков, и бесчисленных гравюр, которые продавали с лотков уличные торговцы.

Знаменитость не сводится к «визуальному» присутствию и наличию портретов: она опирается на слухи, разговоры, статьи, о чем свидетельствует бесконечное обсасывание жизни звезд в современных глянцевых изданиях. Между тем в XVIII веке происходят кардинальные изменения и в области прессы. Значительно увеличивается число грамотных людей, серьезную трансформацию претерпевает отношение к книге и чтению. Это занятие, ранее считавшееся интеллектуальным, обретает иной статус, на что указывает успех романов и дешевой прессы, особенно газет, которые с конца XVII века множатся по всей Европе. Внимание историков привлекают прежде всего литературные и политические издания. Первые обеспечивали интеллектуальную коммуникацию между учеными кругами, осуществляющуюся также через личную переписку (которая определила структуру «Республики словесности»). Вторые были провозвестниками нового века политической информации, чье распространение реализовывалось теперь не только посредством написанных от руки посланий и передаваемых из уст в уста слухов, но также с помощью органов печати. По мнению приверженцев теории о публичном пространстве, люди в эпоху Просвещения обретают навык независимо мыслить именно благодаря коллективному чтению и обсуждению газетных статей на предназначенных для этой цели социальных площадках. Когда Кант в своей работе «Что такое просвещение» описывает Auflkärung как процесс индивидуального и коллективного освобождения, осуществляемого каждым независимо мыслящим человеком «перед читающей публикой», он, без сомнения, имеет в виду читателей газет. Собственно, и сама работа, написанная в 1784 году в рамках дискуссии о смысле христианского брака, появилась как раз в одном из таких изданий, «Berlinische Monatsschrift». Через несколько лет Гегель скажет, что чтение утренней газеты заменило современному человеку молитву.

Однако, наряду с научными и политическими изданиями, которые сообщают о последних политических и дипломатических событиях, фиксируют на своих страницах новости науки и литературы и служат платформой для дискуссий на интеллектуальные темы, в XVIII веке появляются и множатся газеты иного типа, специализирующиеся на светской и культурной хронике в широком смысле этого слова. Они информируют читателей не только о новых спектаклях, новых романах, главных литературных и политических событиях, но также о разных сенсационных фактах, а главное, о публичной и частной жизни знаменитых персон. Хотя внимание историков такая пресса привлекает редко, у читателей XVIII века она вызывала живой интерес, серьезно повлияв на формирование сознания средних городских слоев, составлявших публику. Скандалы и сплетни занимали в хронике не меньше места, чем сражения и договоры о мире.

Все эти изменения в их совокупности предвещали вступление в новую информационную эпоху, которую один историк в шутку предложил называть «Print 2.0», поскольку она ознаменовалась настоящим переворотом в истории печатной продукции, в ее использовании и воздействии на массы. Медиатизированная коммуникация, поставляющая тексты и образы недифференцированной публике, становится привычным условием социального контакта и бросает вызов его традиционным формам, таким как устное общение, соприсутствие и взаимодействие. Благодаря ей существенно меняется само положение знаменитостей: увеличивается число посредников при формировании репутации, и человеку все чаще попадаются имена и изображения тех, с кем он никогда не встречался лично. Известность нескольких очень популярных персон преодолевает границы традиционных кругов признания (двор, салоны, театры, академии, содружества ученых) и переносится на публичное пространство в виде суммы проекций – идей и образов, – предназначенных для недифференцированной анонимной публики – чтецов и потребителей, зевак и поклонников. Потенциально неограниченное и неконтролируемое распространение этих проекций превращает знаменитостей в публичные фигуры.