Глава одиннадцатая

Тесная комнатушка, которую выделил гостям Креветка на нижнем ярусе базы, не шла ни в какое сравнение с предыдущим убежищем превенторов – пентхаузом банкира Макдугала. Однако странное дело: здесь, в тесном подземелье, Бунтарю и Невидимке дышалось гораздо свободнее, чем в просторных апартаментах на вершине Фридмэн-тауэр, где даже до туалета нельзя было дойти, чтобы при этом не заблудиться.

Причин такому несвоевременному спокойствию имелось несколько. Но, пожалуй, главная из них заключалась в следующем: на базе «Атолла» беглецов окружали такие же изгои, как сами превенторы, – солдаты, ведущие бой с многократно превосходящими силами противника, люди, чьи души Бунтарь мог считать родственными.

Нынешний порядок вещей во многом напоминал превенторам тот, что царил на Периферии, – закрытое пространство и обитающее на нем тесное сообщество единомышленников. Поэтому, вновь угодив в привычную атмосферу, беглецы вскоре оклемались от пережитого стресса и почувствовали себя гораздо увереннее. И пусть будущее виделось им все таким же туманным, поставленная ими перед собой конкретная цель (в отличие от неопределенной «выжить любой ценой») поневоле заставляла снова обрести веру.

Вера эта, разумеется, сильно отличалась от прежней. Надежда на то, что Претор рано или поздно вернет тебе память и откроет всю правду, вынуждала дисциплинированных превенторов покорно дожидаться этого торжественного момента. Долгое ожидание завершилось страшной трагедией, а открывшаяся правда – вернее, лишь ее самая неприглядная часть, – в одночасье уничтожила старую веру, такую удобную и необременительную. Теперь в поисках истины надеяться приходилось только на себя и на своих новых друзей. Новая вера превенторов требовала от них активных действий, а иначе она попросту исчезала, будто дым от костра. Бунтарю и Невидимке приходилось неустанно заботиться об этом костре, который и согревал их в холодном подземелье конфедератов.

Вторым средством борьбы с холодом и отчаянием для беглецов стала любовь; именно вторым, поскольку вера и надежда были для них сегодня одним неразрывным понятием. Спокойная обстановка и отсутствие поначалу каких-либо дел (Бунтарь даже начал подозревать, что конфедераты попросту забыли о своих гостях) поневоле заставило превенторов возобновить прежние теплые отношения друг с другом и вновь испытать те чувства, что зародились в них едва ли не со дня выхода за ворота Контрабэллума. Ту самую симпатию, которую Бунтарь принимал за любовь, а Невидимка упорно с ним не соглашалась. Просто она считала настоящей любовью более возвышенное чувство, наподобие того, какое превенторы видели недавно в телепостановке. Но, как бы то ни было, за неимением идеальных чувств Первый и Одиннадцатая обходились теми, что уже существовали между ними. Пусть не столь пылкими и поэтичными, зато стойкими и проверенными временем.

Немного сожалея о том, что так и не опробовали в деле роскошную кровать в спальне Макдугала, теперь беглецы довольствовались жестким топчаном, занимавшим почти все жилище превенторов. Нет, их ложе не было настолько широким – просто комнатушка, где ютились Бунтарь и Невидимка, являлась тесноватой даже для одного обитателя.

Но превенторы не жаловались. Наоборот, теснота еще сильнее сближала их. К тому же после пережитых бок о бок невзгод влечение беглецов друг к другу приобрело особую пикантность. Зная, что каждый следующий день может стать для них последним, любовники предавались страсти так, словно за ней должно было последовать неминуемое расставание. Острота переживаемых чувств порой затмевала Бунтарю рассудок, и было весьма кстати, что занятый своими проблемами Агацци предпочитал пока не беспокоить гостей. Сейчас им пришлось бы потратить немало усилий, чтобы просто сосредоточиться на какой-нибудь работе, не говоря уже о доведении ее до конца.

Бунтарю порой мерещилось, что от жара их с подругой разгоряченных страстью тел накаляются даже бетонные стены, а иногда – будто стен этих нет и в помине. В такие минуты удивительные легкость и свобода переполняли превентора. И когда его сознание вновь возвращалось в унылое подземелье, это оно казалось Первому миражом, а прерванный сладостный полет – реальностью, наградой, завоеванной после пяти лет честной службы и кошмарной трехдневной погони. Поэтому вдвойне горько было осознавать, что на самом деле никакой награды за все злоключения беглецам не причитается, а погоня отнюдь не закончена, а лишь приостановлена.

Бунтарь больше не заикался подруге ни о какой любви. Даже желая сказать ей что-то ласковое, он почему-то сдерживался и предпочитал промолчать. Но в такие моменты Невидимка словно бы разгадывала его мысли и в качестве ответной благодарности – тоже молчаливой – дарила ему нежный поцелуй. За эти сутки превенторы вообще мало о чем разговаривали. В основном, отсыпались да занимались любовью, покидая комнату лишь для того, чтобы перекусить. Любовь была для них лучшей антистрессовой терапией, куда более эффективной, нежели вера и надежда. Они же являлись лишь приятными, но все же необходимыми ингредиентами – такими, как сахар в мороженом или какао в шоколаде…

– Прости, что лгала тебе раньше, – сказала Невидимка после очередной близости, счет которым на исходе этих суток безмятежного отдыха был давно потерян. – Все-таки ты был прав.

– В чем же? – Удивленный Бунтарь оторвал голову от подушки и приподнялся на локте. Он и не помнил, когда подруга в последний раз признавала в чем-либо его правоту. Не иначе, за пять лет знакомства это был первый случай подобного.

– В том, что мне знакома любовь, – пояснила Одиннадцатая. – Патер Ричард твердо уверен, что я была замужем. И пусть мне теперь об этом ничего неизвестно, однако сомневаюсь, чтобы я выходила замуж без любви. Может быть, кто-то на это и способен, но только не я. А значит, я до сих пор продолжаю любить своего мужа, пусть и хорошо забытого. И непременно его отыщу, конечно, если он еще жив.

– Наверняка жив, – заверил ее Бунтарь, хотя искренним это заверение все же не являлось. В глубине души Первый надеялся на совсем противоположное. Мысль о том, что в один прекрасный момент Невидимка может его покинуть ради человека, которого она абсолютно не помнила, повергла Бунтаря в уныние. Впрочем, внешне он этого не выказал.

– Я знаю, что как только увижу его, так сразу все вспомню. Хотя… – Невидимка осеклась и тоже приуныла. – Хотя почему же тогда я покинула этого человека и подписала контракт с Контрабэллумом? Неужели мой муж умер? Скажи, вот имейся у тебя раньше любимая жена, ты бросил бы ее, зная, что, скорее всего, вам больше никогда не придется быть вместе?

– Сложный вопрос, – пожал плечами Бунтарь. – Без очень веской причины, наверное, не бросил бы. Дело в том, что, в отличие от тебя, у меня на сей счет в памяти нет ни единого просвета. Молино утверждает, что в Контрабэллум меня доставили разозленным, но чем это было вызвано, ума не приложу.

– Хуан также упоминал об одной очень грустной женщине-добровольце, – добавила Одиннадцатая. – Мне почему-то кажется, что это была я.

– Это могла быть любая из вас, – заметил Первый, – кроме, пожалуй, Смуглянки. Не исключено, что та печальная женщина в данный момент служит под командованием Данна и сегодня вполне довольна своей жизнью. Кстати, ты ловко подстригла тогда нашего полковника. Долго теперь его превенторы будут над ним потешаться.

– Вообще-то, если честно, я не собиралась это делать, – усмехнулась Невидимка. Курьезный эпизод позавчерашнего бегства немного развеял ее грусть. – Но когда вдруг ни с того ни с сего отрезала Данну волосы, испытала такое удовольствие, словно осуществила свою многолетнюю мечту.

– Возможно, у тебя и впрямь была такая мечта, – предположил Бунтарь. – Если тот косматый медик, о котором рассказывал Молино, и Данн – одно и то же лицо, значит, твое неосознанное желание устроить Айзеку подлянку могло иметь под собой вескую основу. Предположим, что, проводя над нами опыты, он был с тобой и прочими добровольцами не слишком любезен, и все мы затаили на него злобу. Поэтому позавчера, на крыше Фридмэн-тауэр, ты осуществила не только свою сокровенную мечту, но и мечты остальных превенторов. В том числе, разумеется, и мою. Так что теперь я непременно должен сказать тебе спасибо.

– Только на словах? – игриво улыбнулась Невидимка и ущипнула друга за живот, отчего Бунтарь аж подпрыгнул, вмиг выйдя из расслабленного блаженного состояния. – А что, на другие виды благодарности ты сегодня уже неспособен?

– Дай-ка поразмыслить… – Бунтарь изобразил задумчивое лицо, но уже в следующий миг хищником набросился на Невидимку и заключил ее в крепкие объятия. Она стала вяло отбиваться, что входило в их традиционную любовную игру. Но сопротивление подруги, согласно той же традиции, продлилось недолго…

Конечно, по истечении суток такого многопланового отдыха, который в целом укладывался в известную превенторам теорию о восстановлении сил посредством смены нагрузок, нельзя было отблагодарить партнершу так, как того она заслуживала. Но поскольку Невидимка сама была порядком утомлена долгим курсом «восстановительной терапии», никто из любовников не жаловался на слегка упавший темп их жаркой игры. Впрочем, глубокий спокойный сон, сморивший затем Бунтаря и Невидимку, обещал избавить их от усталости и придать сил на исполнение задуманной авантюры, успех которой ставился пока под большое сомнение…

Когда Бунтарю довелось познакомиться с другими членами группы «Атолл», он открыл для себя одну любопытную закономерность. Все находившиеся под командованием Креветки конфедераты носили аналогичные «морские» прозвища: Осьминог, Кальмар, Медуза, Краб, Удильщик, Моллюск и прочие. Эта приверженность глубоководной тематике объяснялись просто: раз уж борцы за сетевую свободу залегли на дно, то и атмосфера в коллективе должна поддерживаться соответствующая. Из чего следовал вывод, что как только возрожденная армия конфедератов вновь заявит о себе в полный голос, все эти «придонные» обитатели тут же поменяют свои нынешние конспиративные клички на что-нибудь более звучное и авторитетное. А разросшаяся группа, возможно, сменит свое название на «Архипелаг» или, при хорошем притоке бойцов, даже на «Материк».

Единственный, кто вот уже на протяжении почти полувека не менял своего второго имени и не собирался это делать в дальнейшем, был конфедерат по прозвищу Планктон. Ветеран освободительного движения, он являлся самым пожилым обитателем базы, практически стариком: костлявая сутулая фигура; длинные руки, при взгляде на которые создавалось впечатление, будто их долго вытягивали на каком-нибудь пыточном станке (впечатление лишь усилилось, когда Бунтарь заметил, что левая рука Планктона и впрямь чем-то сильно изуродована); осунувшееся морщинистое лицо, дряблые щеки, обрамленная редкими седыми волосенками плешь, шелушащаяся бледная кожа с синими прожилками… Довершали этот неприглядный портрет большие, прямо-таки ископаемые очки с невероятно мощными линзами. В них красные воспаленные глаза Планктона становились размером с яблоко и уже казались глазами не человека, а чудовищно огромной жабы. К тому же у престарелого конфедерата были явные проблемы со слухом, и, чтобы найти с Планктоном взаимопонимание, Бунтарю приходилось почти кричать, так как слуховым аппаратом старик почему-то не пользовался.

Однако, несмотря на столь немощный вид, рассудок у ветерана сохранился на диво ясным, пусть даже он все время бормотал под нос какой-то стариковский бред. Именно трезвый рассудок и не утраченное с годами мастерство были главным достоинством не только самого ветерана, но и всей его группы. Планктон олицетворял для «Атолла» этакое орудие главного калибра и по совместительству – символ удачи. Старый конфедерат обладал неисчерпаемыми знаниями и солидным опытом ведения подрывной деятельности на тех фронтах, где оппозиционеры продолжали свою войну с правительством.

О талантливости Планктона говорил и тот факт, что официально этого человека попросту не существовало, причем уже достаточно давно. Копия свидетельства о смерти некоего гражданина Антона Быкова висела у старика в рамочке на самом почетном месте – таком же, как то, где у Креветки находился портрет генерала Ли. Покойный Быков прожил на белом свете немного – всего двадцать три года, после чего скоропостижно скончался от внезапной инфекционной болезни. В действительности же он, постаревший на сорок с лишним лет, стоял сейчас перед Бунтарем и пялился на него сквозь выпуклые линзы очков своими «жабьими» глазами.

– Это, мистер Первый, и был в свое время мой экзамен на зрелость, – указав на свидетельство, скрипучим голосом сообщил Планктон Бунтарю. – Где-то далеко отсюда, в одном южном городке, даже соответствующая могилка имеется, н-да… Для таких отщепенцев, как я, считалось наивысшей доблестью доказать властям, то что ты – мертвец. Причем так убедительно, чтобы власти никогда не сумели доказать обратное. С тех пор я, можно сказать, стал привидением: ни документов, ни прав, ни страховок. Почти такой же призрак, как твоя подруга, разве только в пустой комнате прятаться не умею. Поэтому и зовут меня Планктоном: я незрим и я повсюду, во всех уголках информационного океана, н-да… Ну и само собой подкармливаю здешних «креветок» и «каракатиц», хе-хе!

Смех старика больше напоминал кашель поперхнувшегося и даже вызвал у Бунтаря естественное желание постучать собеседнику по спине. Однако вместо этого Первый лишь отметил, что судьба свела превенторов с очередной уникальной личностью. Вероятно, даже более уникальной, чем они сами.

– Ты хоть иногда в город-то выходишь? – поинтересовался Первый. Старик был настолько тощ и бледен, что, поставь позади него яркую лампу, и она просветила бы Планктона насквозь.

– А что я в вашем городе забыл? – искренне удивился ветеран. – Молодежь меня тут поит-кормит; к женщинам, поди ты, лет двадцать как равнодушен; а воздух Креветка на моем ярусе прогоняет через дорогущие фильтры. Так что воздуха чище, чем здесь, сегодня, пожалуй, и в заповедниках нет. К тому же у меня с детства агорафобия – как только попадаю на открытое пространство, так сразу начинает колотить мандраж. Именно из-за этой болезни я в молодости и сдружился с информатикой. Дни и ночи напролет от компьютера не отходил. Возле него, наверное, и окочурюсь, н-да… Ладно, давай ближе к теме. Креветка сказал, что вы решили раздобыть в штаб-квартире «Звездного Монолита» кое-какую секретную информацию. Дело похвальное, и мне оно по душе. Давненько я, надо признаться, ни в чем подобном не участвовал и очень уж хочется снова в бой, н-да… Так что, если «Атолл» решит в это ввязаться, без моего содействия вам не обойтись. Насколько я в курсе, вы ведь только ультрапротектор умеете взламывать, а в нашем деле почти ничего не смыслите.

– Все верно, – подтвердил Бунтарь. – Поэтому основную часть работы волей-неволей придется выполнять вашей группе.

– Основную часть работы?! – Опять было непонятно, смеется старик или кашляет. – Хотите сказать, что взлом ультрапротектора для вас – мелочь?

– Ну, если учесть, сколько усилий и времени мы на это тратим, то, видимо, так оно и есть, – не стал отрицать Бунтарь.

– Черт возьми, знал бы ты, парень, как приятно мне, старой развалине, такое слышать! – Будь Планктон помоложе, он бы, наверное, на радостях даже запрыгал. – Думал, уже и не доживу до этого дня, н-да! С тех пор как двадцать лет назад кучка проклятых умников запатентовала свой ультрапротектор, у меня в жизни настала такая черная полоса, что хоть в петлю лезь. До войны еще куда ни шло, зато потом, когда эта «ультра-зараза» стала такой же распространенной, как зубная щетка, для меня в Эй-Нете почти все двери наглухо позакрывались. А те, что доступны, еще поискать надо. Мои удачные послевоенные взломы можно пересчитать по пальцам одной руки. Вот этой! – С горькой усмешкой старый конфедерат продемонстрировал свою покалеченную левую руку, на которой недоставало двух с половиной пальцев. – Ультрапротекторы теперь ставят везде, где только возможно, поэтому для меня в Эй-Нете сегодня такая тоска, н-да… За что, спрашивается, боролись?.. И если ты, парень, дашь мне возможность снова оседлать этого конька, я тебе всю оставшуюся жизнь буду благодарен. Давай начистоту: сколько мне еще небо коптить? Год, два… Вряд ли за это время для меня подвернется что-нибудь более стоящее, чем твой «Звездный Монолит». Пусть даже у нас с вами ничего не выйдет, зато ты сделаешь старику такой подарок, о каком я, возможно, всю жизнь мечтал, н-да!

Глаза Планктона за толстыми линзами очков стали влажными, а ладони и подбородок затряслись мелкой дрожью. Перспектива тряхнуть стариной, не исключено, что и впрямь последний раз на своем веку, изрядно взволновала засидевшегося без настоящего дела ветерана.

– Нет, Планктон, так не пойдет, – помотал головой Бунтарь. – Конечно, для тебя это всего лишь старческая блажь и шанс растрясти косточки, но нас неудача совершенно не устраивает. Поэтому лучше сразу пообещай, что будешь не развлекаться, а работать на совесть.

– Ты, видимо, меня неправильно понял, – обиделся конфедерат. – Кажется, именно о работе я и вел речь. А когда Планктон работает, ему абсолютно нет дела до развлечений. Главное, парень, впусти старую лису в курятник, а уж она там сориентируется, что и как. Я ведь в послевоенные годы тоже без дела не сидел и провел ряд полезных исследований насчет того, каким образом можно обойти этот чертов ультрапротектор. Хотелось, знаешь ли, потешить самолюбие и стать первопроходцем, утерев нос Хоторну с его институтами и миллиардными бюджетами, н-да… И утер бы рано или поздно, даже не сомневайся! Просто я изначально пошел по неверному пути, только и всего. Поэтому не повезло. Но зато я кое-что другое выведал, что завтра нам тоже наверняка пригодится. Одну прелюбопытную закономерность… Тебе интересно или опять скажешь, что это всего лишь блажь старого пердуна-затворника?

– Разумеется, интересно! – поспешил заверить его Бунтарь, чувствуя неловкость от того, что нечаянно обидел Планктона необдуманными словами. – И никакой ты не пердун – мне б в твои годы такой же ясный ум, как у тебя!

– Что ж, спасибо на добром слове, н-да… Так вот, есть у ультрапротектора один недостаток, о котором очень мало кто подозревает. В том числе, полагаю, и разработчики этой чудо-системы. Нет, с технической стороны все безупречно – это умные люди еще до меня успели не однажды доказать. Дело в другом – в психологии пользователя ультрапротектором…

– Ух ты, как оказывается все сложно! – вырвалось у Бунтаря. Однако он тут же спохватился, что чувствительный к критике, как и все великие люди, Планктон может опять обидеться.

– Вовсе нет, – возразил ветеран, на сей раз пропустивший язвительный комментарий собеседника мимо ушей. – Наоборот, все элементарнее некуда. Растолкую популярно. Например, у тебя есть ботинки с крепкими шнурками. Станешь ли ты при этом привязывать ботинки к ногам еще какими-либо подручными средствами: скотчем, веревкой, проволокой?

– Зачем? – недоуменно вскинул брови превентор.

– Что значит «зачем»? – переспросил Планктон. – Для пущей надежности.

– Но ты же сам сказал, что на ботинках крепкие шнурки, – Бунтарь догадался, к чему клонит конфедерат, но не стал раньше времени высказывать свою догадку. Раз нравится Планктону роль мудрого наставника, так пусть потешит себя немного. От Бунтаря не убудет, а старику приятно.

– Ну и пускай они крепкие, – продолжал Планктон свой урок психологии. – Привяжи вдобавок ботинок к щиколотке веревкой, он еще крепче на ноге держаться станет.

– Да ладно, брось свои шутки, – махнул рукой Первый. – Веревка, проволока… К чему перегибать палку там, где можно обойтись без дополнительных мер предосторожности.

– Именно так и считают сегодня практически все инженеры по безопасности, с кем мне довелось за последние годы пообщаться в Эй-Нете, – назидательно подняв палец, подытожил Планктон. – Испокон веков человечество исповедует простой, как яйцо, принцип: если обувь тебе впору и у нее не сгнила подошва, хороший прочный шнурок или ремешок – вот и все, что должно удерживать ботинок на ноге. Какие еще нововведения здесь можно предложить? И целесообразно ли вообще их предлагать?.. То же самое и с ультрапротектором. Индивидуальное «мерцание» биополя не подделать – это продолжает оставаться аксиомой для тех, кто не осведомлен об успехах Контрабэллума. Благодаря уникальным свойствам ауры, ультрапротектор нельзя ни обойти, ни взломать – на сегодня это тоже является общепризнанной истиной. За стопроцентную надежность приходится выкладывать хорошие деньги – опять-таки аксиома, которую станут оспаривать лишь кретины. Оспаривать и тем не менее платить требуемую цену вместе с остальными. Ничего не попишешь: «Ультрапротектор Секьюрити Систем» – монополист, не имеющий в обозримом будущем конкурентов; бесспорно, производители шнурков в этом плане чувствуют себя на своем рынке не так вольготно, как наш герой – на рынке охранных систем, н-да… Вот и прикинь: ты отстегиваешь кругленькую сумму, а получаешь взамен сверхнадежный ультрапротектор. И теперь, когда твои «ботинки» зашнурованы на совесть, есть ли смысл тратиться на дополнительные «подвязывающие веревки» – охранные системы, производители коих, вдобавок, уже не дают на свой товар полноценную гарантию? Какой уважающий себя экономист станет вписывать в бюджет своей компании лишнюю статью расходов? И немалых, следует заметить.

– Все ясно с твоей психологией. Гарантия абсолютной неуязвимости со временем притупляет инстинкт самосохранения. Поэтому, когда вдруг происходит форс-мажор, ты попросту оказываешься к нему не готов. Как правило, и последствия катастрофы получаются гораздо разрушительнее, чем могло бы быть, не уповай ты всецело на свою суперзащиту, а находись постоянно начеку. То есть, твои слова про лису в курятнике – как раз об этом?

– В точку! Пусть даже в «Звездном Монолите» знают о том, что в городе сейчас скрываются два человека, способные обходить ультрапротектор, вряд ли Холт ждет вашего появления на Медвежьем Тотеме, а тем более в компании конфедератов. Мы ударим по штаб-квартире «Монолита» так, что Холт надолго это запомнит. Планктон с удовольствием вернет его назад, в каменный век, и войдет в легенды как один из великих конфедератов, н-да! Убери только с моего пути этот чертов ультрапротектор!..

– Занятная вещица, – заметил Чезаре Агацци, указав Бунтарю глазами на лежащий перед ним прибор, отобранный превенторами у полковника Данна. – Моллюск полдня с этим устройством провозился, потом Ламинарии отдал, и та еще в нем покопалась. Вот только никто из моих технарей так и не выяснил, что же за чудо-аппарат ты отнял у полковника. С очками все ясно. Спасибо твоей подруге, она нам в этом помогла. В очки вшит сканнер ультрапротектора с возможностью захвата, так сказать, невидимых целей. Поэтому, если теперь мисс Одиннадцатая вдруг решит от тебя спрятаться, смело надевай полковничью маску и быстро отыщешь всех «невидимок» в округе.

– Насчет очков я сразу догадался: они были нужны Данну для того, чтобы следить за своими «призраками», – сказал Бунтарь. – Иначе как бы он сам различил их в невидимом состоянии? Ну а прибор, как предполагал Хуан Молино, предназначался для связи с превенторами.

– Это не передатчик, – помотал головой Креветка. – Вернее, не совсем передатчик; мои ребята окрестили его «сковородой», поэтому для удобства давай тоже звать его так. То, что «сковорода» служит для приема и передачи информации, понятно. – Конфедерат щелкнул ногтем по валявшимся тут же наушникам и микрофону от загадочного устройства. – Но радиосигнал идет только на аудиогарнитуру и обратно. Причем он довольно слабый, и радиус его очень мал: метров пятьдесят, не больше. Вряд ли переговорные устройства превенторов тоже были подключены к «сковороде» – ведь Данн, с твоих слов, в драку не лез и отсиживался в стороне. Однако взгляни сюда…

Чезаре взял черный диск в руки, провернул его вдоль ребра, словно откручивая крышку. После чего аккуратно переломил устройство на две половинки, которые, впрочем, остались соединенными между собой незаметным снаружи шарниром. В таком виде «сковорода» стала похожа на пудреницу, какой пользовалась секретарша Макдугала – Стелла; Невидимка смотрела, как мисс Смаковски ежечасно припудривает носик, и недоумевала над странной привычкой женщин Одиума. Изнутри на крышке обнаружился маленький дисплей, включившийся сразу, как только Агацци продемонстрировал Бунтарю секрет трофейной «сковороды». Изображение на дисплее было разбито на мелкие сектора. Часть из них была пронумерованной, а часть – помеченной ничего не говорящими Бунтарю аббревиатурами.

– Теперь это похоже на командную информ-консоль, – прокомментировал Креветка трансформацию «сковороды». – Однако, во-первых, нам совершенно неизвестна операционная система, под которой она работает, хотя многие из нас имели дело с подобными военными разработками. А во-вторых, когда нажимаешь сенсоры на этой интерактивной панели, ничего не происходит. Ни переключения задач, ни исходящего радиосигнала, ни даже простого требования ввести пароль… Ничего!

И, в подтверждение своих слов, Чезаре ткнул пальцем в один из секторов на дисплее. Сектор на мгновение окрасился в зеленый цвет, однако на этом все и закончилось.

– Четырнадцать, – произнес Бунтарь, посчитав количество пронумерованных секторов. – Четырнадцать кнопок – четырнадцать превенторов в подразделении Айзека Данна.

– Да, разумеется, я не забыл об этом, – кивнул Агацци. – А кнопки с аббревиатурами – наверняка панель мгновенных приказов. Но каким образом полковник доводит эти приказы до солдат? Нет, судя по всему, «сковорода» – всего лишь какой-нибудь электронный справочник, с которым можно работать при помощи сенсоров и зашифрованных голосовых команд. Мы попытались через микрофон установить интуитивным методом связь с командной панелью, но это ничего нам не дало.

– А может, этот передатчик работает вовсе не на радиоволнах? – предположил Бунтарь.

– О чем ты говоришь? – наморщил лоб Чезаре. – Каким же тогда образом Данн общается с превенторами?.. Хотя погоди-ка!

И нажал на селекторе одну из кнопок прямого вызова.

– Да, босс? – тут же отозвался из динамика задорный женский голос.

– Я снова по поводу «сковороды», Ламинария, – уточнил Креветка. – Ну-ка повтори, что ты там твердила мне про какой-то резонатор!

– Я, конечно, до конца не уверена, босс, – ответила конфедератка, – но в «сковороде» действительно есть нечто похожее на ультразвуковой резонатор. Я однажды в детстве разбирала устройство для отпугивания комаров и видела в нем подобную штуковину. Правда, тот резонатор примитивный был, как нагревательная спираль, а к этому зверюге целый блок микросхем припаян. Да и сам резонатор в «сковороде» без каких-либо опознавательных знаков, так что визуально и не определишь, что он за кусок дерьма такой.

– Ты проверяла его на исправность?

– Обижаешь, босс! Я что, по-твоему, Моллюск безмозглый какой-нибудь?.. Со «сковородой» все в полном порядке… ну, в смысле, что нет горелых деталей и тому подобного… А ты, похоже, все-таки узнал, для чего она нужна!

– Работаю над этим, – лаконично ответил Креветка и, в свою очередь, полюбопытствовал: – Слушай, Ламинария, а у тебя, случайно, нет никакого датчика-шумоизмерителя, которым можно замерить ультразвуковой сигнал?

– Нет, босс. Поспрашивай у остальных, может, кто случайно и запасся…

Странное дело, но на конспиративной базе, где, казалось бы, за уровнем шума должны были следить предельно строго, завалялся всего один такой прибор, но он – вот ведь досада! – не работал в ультразвуковом диапазоне.

Однако выход из положения все-таки нашелся. Его подсказал Креветке последний опрошенный им конфедерат – тот самый «безмозглый», по мнению Ламинарии, Моллюск. К счастью, данная ему сестрой по оружию обидная характеристика не соответствовала действительности, в чем Чезаре и Бунтарь быстро убедились.

– Летучие мыши, босс! – воскликнул Моллюск, когда Креветка вкратце обрисовал ему суть проблемы. – Эти гребаные маленькие уродцы, которые у нас на складе пару месяцев назад завелись! Залетают туда из городской подземки через дыру в стенке вентиляционной шахты и спят под потолком всей стаей. И вывести их нельзя, и дыру не заделать – пришлось бы в шахту лезть, а альпинистов среди нас, сам знаешь, нет…

– Я тебя не про шахту спрашиваю! – разозлился босс. – По делу давай!

– Так я про это тебе и толкую! Мне кто-то рассказывал, что у летучих мышей зрение вроде бы дерьмовое, вот они и наловчились при помощи ультразвука в темноте ориентироваться. Так что если наша «сковорода» тоже умеет пищать, эти твари ее наверняка услышат…

Моллюск не соврал: летучих мышей в кладовой действительно было видимо-невидимо. Обитали они здесь уже довольно давно: расставленное по комнате негодное оборудование было изрядно загажено пометом (Бунтарь походя отметил, что в этом плане летучие мыши гораздо «продуктивнее» голубей). Сами крылатые твари, каждая из которых была размером с ладонь, сложив крылья, висели на потолочных балках серыми мохнатыми коконами и не шевелились. Бунтарь похвалил себя за то, что не стал приглашать Невидимку поучаствовать в эксперименте. Ей бы точно не понравилось иметь дело с такими пренеприятными подопытными.

Боясь спугнуть мышей раньше времени, превентор и конфедерат на цыпочках прокрались в кладовую и присели неподалеку от выхода. Свет экспериментаторы не стали зажигать по той же причине и вместо этого просто распахнули настежь дверь.

– Значит, говоришь, ультразвук? – спросил Чезаре, приводя «сковороду» в рабочее положение. – Что ж, давай проверим, какие у Данна в подразделении «бэтмэны» служат!

Не успел Бунтарь поинтересоваться, кто вообще такие эти самые «бэтмэны», как Креветка уже ткнул пальцем в дисплей: сначала в сектор с номером, а потом – в первую попавшуюся аббревиатуру на панели мгновенных приказов…

Эксперимент увенчался триумфальным успехом, но его непредвиденные последствия будоражили базу все последующие сутки.

Сами экспериментаторы, разумеется, никакого писка не расслышали, зато подопытные восприняли неразличимый человеческим ухом сигнал крайне бурно. Нажав на сенсоры, Чезаре словно активировал спрятанное тут же взрывное устройство. Пара сотен летучих мышей в единый миг сорвалась с потолка и заметалась по кладовой, наполнив ее противным верещанием и хлопаньем кожистых крыльев. Бунтарь не сомневался, что цепкие когти у умеющих спать на потолке тварей отточены, как бритвы, и потому без промедления рухнул на пол и закрыл лицо руками. Агацци последовал примеру превентора и тоже грохнулся ниц рядом с ним, опасаясь угодить в этот бурный смерч из крыльев, зубов и когтей. Мышиное дерьмо капало на спины экспериментаторам омерзительным липким дождем.

Закрой они за собой плотно дверь, и разразившаяся в этих стенах буря вскоре улеглась бы, а впавшие в панику летучие мыши покинули базу тем же путем, каким сюда проникли. Однако стая рукокрылых мерзавцев ринулась из тесной для них комнаты по пути наименьшего сопротивления – прямо в распахнутую дверь. А затем разлетелась по коридору во всех направлениях. На складе остались метаться лишь те особи, у которых, по всей видимости, были явные проблемы с ориентированием в пространстве – попасть в широкий дверной проем можно было даже с закрытыми глазами… Или, если уж вести речь об этих ушастых уродцах, – без ультразвукового локатора.

Стая мечущихся в панике летучих мышей в считанные минуты разлетелась по всем ярусам. Крылатые паникеры бросались в любую открытую дверь или люк, перепугав всех без исключения обитателей базы, особенно женщин. Им когтистые твари так и норовили вцепиться в волосы. Почему мышей привлекали именно женщины? Наверное, потому, что те реагировали на вторжение непрошеных гостей пронзительным визгом, который чувствительные к ультразвуку создания находили более привлекательным, нежели забористая мужская брань.

Отлов и изгнание нахальных интервентов продолжались долго. За это время опростоволосившиеся экспериментаторы выслушали о себе столько нелестных отзывов, сколько, наверное, не слышали за несколько последних лет; по крайней мере, Бунтарь – точно. Даже статус лидера не спас Креветку от нападок соратников. Чего тогда следовало ожидать пришлому гостю, пусть и обладающему бесценным для хозяев даром?

Стараясь искупить вину, штрафники принимали в охоте на летучих мышей самое активное участие. Впрочем, это было слабой компенсацией пострадавшим за моральный ущерб. Дабы хоть немного оправдаться перед конфедератами, Бунтарь вызвался добровольцем починить вентиляционную шахту, что и сделал, спустившись в тесный колодец по веревке и наклепав на злополучную дыру железную заплатку.

Как бы то ни было, но принцип работы передатчика полковника Данна был раскрыт. Каким образом бойцы группы «Превентор» улавливали ультразвуковой сигнал – и им ли он вообще предназначался, – выяснить в здешних условиях было невозможно. Бунтарь и Невидимка никак не реагировали на «писк сковороды», но это еще ни о чем не говорило. Пусть Первый и Одиннадцатая сумели противостоять ублюдку Данну, все же они продолжали оставаться «дефективными» превенторами. Этим скорее всего и объяснялось их полное равнодушие к ультразвуковым сигналам.

Незадолго до намеченной даты вторжения в штаб-квартиру «Звездного Монолита» Агацци вернул гостям и «сковороду», и сканер-полумаску.

– Возьмете их с собой на Медвежий Тотем, – наказал Креветка. – Есть подозрение, что Данн и его группа расквартированы именно на острове. Поэтому вам надо быть готовыми к тому, что вы с ними столкнетесь.

– С чего ты это взял? – спросил Бунтарь.

– За те две недели, что вы у нас гостите, все мои ребята, кроме Планктона, под видом туристов побывали в Пиа Фантазиа. Позавчера на демонстрационном полигоне у Холта проходила презентация очередной партии новинок, разработанных его исследовательскими центрами. А поскольку наша Ламинария не только спец по электронике, а еще и самая настоящая журналистка, она совершенно легально попала на эту тусовку. Разумеется, вместе со своей любимой фотокамерой… Один момент…

И Креветка начал усердно копаться в ящиках стола, при этом приговаривая: «Проклятие, куда же я их задевал?»

– Ей что, посчастливилось заснять на полигоне Данна или кого-то из превенторов? – поинтересовался заинтригованный Бунтарь.

– Нет, конечно, – ответил Агацци, продолжая перебирать папки. – Однако на кое-что любопытное Ламинария все-таки наткнулась… Ага, вот ее фотоотчет!

Снимков оказалось много, но Креветка сразу отобрал десяток нужных и протянул их превентору. На фотографиях был запечатлен с разных ракурсов участок полигона, где демонстраторы Холта имитировали пехотные маневры в сложных условиях города. Его макет размером с полквартала состоял, в основном, из тесно лепившихся друг к другу малоэтажных зданий. Демонстрационную арену окружали высокие трибуны, с которых можно было с комфортом наблюдать за представлением. А для пущего удобства зрителей почти на всех бутафорских домах полигона отсутствовали крыши.

Бунтарь рассмотрел предложенные ему снимки и заострил внимание на солдатах, суетившихся среди нагромождения декораций. Превентор так и не понял, что за высокотехнологичное оборудование демонстрировали эти вояки, сосредоточенно двигавшиеся по узким улочкам с автоматами на изготовку. Но Бунтарь догадался, что Агацци хотел показать ему вовсе не оружейные новинки.

– Здесь, в центре полигона, у Холта сооружен макет одной из наших старых баз, – пояснил Креветка, заметив, что собеседник испытывает затруднения. – Маскировка в виде ложных построек, шлюзовая зона, и все такое… Но обрати-ка внимание на двери. Лучше присмотрись! Видишь что-нибудь?

– Ультрапротекторы! – сказал Первый, обнаружив над многими дверными проемами уже хорошо знакомую ему серебристую полоску. – Вот что тебя насторожило! Да сканеры, поди, такие же ненастоящие, как эти дома!

– Не мели ерунды, – недовольно бросил Чезаре. – Бутафорские двери на подобных полигонах – еще куда ни шло. Но на кой черт кому-то рисовать на настоящих дверях бутафорские замки? Я убежден, что эти сканеры подлинные. Вряд ли в полигонных декорациях хранится что-нибудь ценное, а значит, ультрапротекторы стоят на них только с одной целью – для тренировки взлома. А поскольку подобные вам крутые взломщики в мире наперечет, не надо много ума, чтобы вычислить, кто они такие – Данн и его гребаные «летучие мыши»!

– Логично, – рассудил Бунтарь. – Да и если поразмыслить, где еще можно спрятать несуществующее воинское подразделение, как не подальше от армейских баз и гарнизонов, куда часто наведываются всевозможные проверки.

– Я поинтересовался у Ламинарии, не заметила ли она там еще чего подозрительного, – продолжил Креветка. – Ламинария – девчонка глазастая и пронырливая, никогда мимо ценных фактов не пройдет. Даже не знаю, что она в нашем «притоне» забыла – могла бы серьезно заняться журналистикой и давно на этом поприще сделать карьеру. В общем, погуляла моя шпионка полдня вокруг полигона и выяснила нечто такое, что мы едва не упустили из виду. Впрочем, это неудивительно, поскольку на сайте «Звездного Монолита» данной информации нет и не предвидится. А дело в следующем: через неделю на Медвежьем Тотеме будет отмечаться один крупный индейский праздник, посвященный не то солнцу, не то еще какому божеству здешних аборигенов. Сборище это проводится на острове ежегодно чуть ли не с доколумбовых времен и нынче также пройдет строго по расписанию.

– Вот почему на сайте Пиа Фантазиа о нем ни слова, – смекнул Бунтарь. – «Монолиту» не нравится, что на его территории собираются на праздник толпы аборигенов. Однако запретить им собираться Холт, как и его предшественник, не может. Нарушение многовековой традиции вызовет среди индейцев недовольство, начнутся судебные процессы, что неминуемо ударит по репутации концерна. Поэтому проще разрешить аборигенам немного поплясать на Медвежьем Тотеме, чем затевать с ними скандалы.

– Верно толкуешь, приятель, – кивнул Агацци и добавил: – Для потерявшего память ты довольно быстро вникаешь в незнакомую политическую обстановку.

– За те три дня, что мы до вас добирались, нам со столькими «политиками» довелось пообщаться, что хочешь не хочешь, а пришлось научиться разбираться в политических вопросах, – хмыкнул Первый. – Так какую выгоду мы можем извлечь из этого праздника?

– Самую прямую. Хоть «Звездный Монолит» всячески о нем умалчивает и нигде это действо не рекламирует, индейцев и туристов на Медвежий Тотем съезжается достаточно много. Получается этакий трехдневный карнавал для тех, кто, как говорится, в теме. Причем туристов, разодетых под индейцев, туда прибудет куда больше, чем самих краснокожих. Понимаешь, о чем я?

– О да! – Бунтарь притворно закатил глаза. – Но мы же с Невидимкой ничего не смыслим в традициях аборигенов.

– Как и большинство туристов! – хохотнул Креветка. – Но тем не менее индейцы всегда рады гостям, потому что, в основном, благодаря их вниманию мир еще продолжает помнить о коренных жителях этих земель. Не волнуйся, у вас впереди еще целая неделя, чтобы кое-чему научиться. Разумеется, нельзя глубоко познать индейскую культуру за столь короткий срок, ну да оно вам и не надо. Достаточно того минимума, с которым можно без проблем затеряться в толпе и не вызывать подозрений у службы безопасности Пиа Фантазиа. И главное: когда в «Монолите» поймут, что мы отрыли топор войны, вы уже должны находиться далеко от острова. Если поднимется тревога, никакая маскировка вас не спасет, будь вы хоть чистокровными делаварами или могиканами…