Дверь открылась, и в комнату для допросов вошел сам Председатель. Дознавательница торопливо поднялась, словно по команде “смирно!”, и требовательно взглянула наколлегу. Тот тоже вскочил.

– Вижу, я застал вас врасплох! – Председатель улыбнулся и махнул рукой: “не надо!”. – Садитесь же! Мы можем побыть одни? Совершенно одни?

Надзиратель кивнул и вышел, чтобы выключить прослушку. Они посидели молча, подождали; наконец надзиратель показал в дверное окошко оттопыренный большой палец. Председатель сел на место допрашиваемого.

– Я не собирался смущать вас, зайдя вот так, без предупреждения. Просто хотел пожелать удачи и убедиться, что мы пришли к единому мнению насчет предстоящего допроса.

Председатель с отсутствующим видом провел рукой по отвороту пиджака, словно чтобы счистить невидимую пылинку или крошки.

– К единому мнению?

Дознавательница слышала, что коллега пытался говорить твердым голосом, но слегка дал петуха, отчего голос прозвучал, как у подростка. Дознаватель откашлялся. Председатель дружелюбно взглянул на него.

– Ничего особенного, я только хотел убедиться, что все мы видим ситуацию одинаково. Мы ведь вступаем в конечную фазу расследования.

– И как вы видите ситуацию, господин Председатель?

У нее лучше, чем у него, получалось льстить Председателю, который питал к ней небольшую слабость. Оба знали об этом, как и о том, что она притворяется, будто этого не знает. Практично, имеет свои преимущества. Председатель снова улыбнулся – он был рад услышать вопрос, который хотел услышать.

– Ну, все ведь довольно просто? Теперь известно: за все произошедшее несет ответственность один-единственный человек. Тот, кто не сделал того, что обязан был сделать. Как по-вашему?

Именно этого она и ждала, и боялась. Кого-то придется принести в жертву. Это очевидно. Председатель провел ладонью по столу, словно демонстрируя что-то, видное только ему.

– Полагаю, – легко сказал он, – на это же указывают и материалы следствия? События развивались не по плану. Ситуация попросту зашла не туда.

– Но… – подал голос дознаватель.

Она толкнула его ногой под столом, и он замолчал.

Председатель не стал развивать начатую тему. Какое-то время молчали все.

– А какой, по-вашему, была ваша роль в произошедшем? – спросил она наконец.

– Ну-ну! – Председатель взглянул на нее. – Вы ведь читали материалы предварительного следствия, протоколы первых допросов? Я ничего не знал!

Дознаватель словно бы задохнулся, но она снова толкнула его ногой, на всякий случай.

– Вы ничего не знали? – произнесла она с мягким нажимом на каждом слове.

– Ничего! – почти радостно подтвердил Председатель. – Печально, но не противозаконно. Так бывает, когда на тебе ответственность за множество людей и множество проектов одновременно. Невозможно предусмотреть все. – Он пристально посмотрел на них, поочередно. – Итак, мы пришли к согласию?

Она заметила, что сослуживец колеблется, но не стала обращать на это внимания и коротко кивнула.

– Безусловно, господин Председатель.

Председатель поднялся и протянул широкую ладонь сначала ему, потом ей. Ей показалось, что она пожимает весло.

– Великолепно. Тогда мне остается только пожелать вам удачи в сегодняшних делах! С нетерпением жду отчетов. А теперь прошу извинить – меня ждут другие дела.

Они снова встали, и Председатель вышел. Она хотела спросить его об Анне Франсис – где та сейчас, как себя чувствует, – но решила ни о чем не спрашивать. Наверное, так будет лучше, ведь сам Председатель ничего не сказал. Хотел бы, чтобы она знала, – рассказал бы. Она работала с проектом RAN довольно долго и понимала, какую роль играла Анна Франсис в этом спектакле, но знала ли об этом сама Анна? Наверное, объяснить это – дело Председателя.

Они постояли бок о бок, глядя на дверь, в которую вышел Председатель. Потом она повернулась и взглянула коллеге в глаза.

– Господи, – тихо выговорил он и тяжело опустился на стул.

Председатель пошел по коридору. Едва он покинул допросную комнату, как улыбка исчезла с его лица. За спиной бесшумно, как тени, выросли двое телохранителей. Двери открывались и закрывались, словно на ручки нажимали невидимые руки.

– Подай машину, – коротко сказал он одному из телохранителей, и тот тут же отступил на ведущую вниз лестницу; второй телохранитель остался ждать лифта вместе с Председателем. Брюки слегка жали в поясе, слишком обтягивали ноги, и Председатель подумал: надо бы ходить по лестницам пешком.

Лифт прибыл. Охранник шагнул вперед и чуть вправо, Председатель вошел сразу за ним и прислонился к стене. Кабина с тихим свистом пошла вниз в вакуумном беззвучии; когда они вышли, второй телохранитель подогнал машину прямо к двери лифта. Приехавший с Председателем охранник открыл перед Председателем заднюю дверцу. Председатель сел, мельком подумав: когда я в последний раз сам открывал дверь? Захлопнув за Председателем дверцу, охранник сел рядом с водителем, и они поехали.

Председатель сгорбился на черной коже сиденья. Пока машина выезжала с парковки, мимо контроля, и выруливала в город, взгляд Председателя скользил по всему, что оставалось за окном. Ветер сдул серые утренние тучи, обнажив чудесный весенний день – такой обычно представляешь себе, думая о весне, но каких на самом деле оказывается два или три в году. Немногие деревья, оставшиеся в центре города, зеленели, словно испуская электрическое свечение.

Председатель обычно не увязал в самокритике, но сегодня он проклинал себя. Конечный результат операции, настоящий конечный результат, несомненно, не был провалом, но придется признать, что ситуация вышла из-под контроля. Он должен был это предвидеть. Слишком много сильных характеров и собственных инициатив. Председатель проклинал не только себя, он проклинал людей вообще. Если бы только они прекратили думать самостоятельно, а следовали бы его инструкциям, все было бы гораздо проще. А в сложившейся ситуации ему придется взять на себя часть вины, по крайней мере перед самим собой. Но, конечно, не публично; если ошибка будет признана официально, он уже ничего не сможет поделать. Председатель снова провел рукой по груди, чувствуя ладонью контуры предмета, лежавшего во внутреннем кармане пиджака. На кону стоит многое, но он все уладит. Теперь ему решать.

Машина подъехала к большому серому строению-квадрату. Это место когда-то называлось Каролинской больницей, но уже много лет никому в голову не приходило чтить Карла XII и его славных воинов. Тебя могут лишить регалий даже через сотни лет после смерти, думал Председатель, пока автомобиль медленно катил по больничному комплексу. Король, бывший несколько столетий национальным героем, превратился в какого-то отщепенца и врага Союза. Памятник, стоявший в центре города, в Союзном саду, давным-давно демонтировали. Председатель был уже немолод и помнил волнения 1990-х годов: толпы скинхедов славили тогда короля-воина, который всю свою недолгую жизнь провел, шатаясь по Европе с огромным войском и встревая в склоки. Вообще, думал Председатель, руководителю Союза понять такое поведение не так уж сложно. Но если бы его кто-нибудь спросил – он бы, конечно, не стал говорить об этом вслух.

Водитель остановил машину возле пропускного пункта и подождал, пока откроются ворота. Дальше проехали мимо приемного покоя неотложной помощи, направляясь к одному из низких корпусов, который торчал из большого четырехугольного тела, словно крабья клешня. Машина остановилась перед неприметным входом. Все так же ловко двигаясь, телохранитель выскочил, открыл дверь Председателю и тут же встал у него за спиной; они прошли в беззвучно поехавшую дверь, которая крутнулась так быстро и неожиданно, что секция едва не ударила Председателя в лицо.

В вестибюле Председатель некоторое время изучал пейзаж, пока телохранитель ходил к окошку, сообщить об их прибытии. Второй телохранитель, видимо, отогнал машину на парковку неожиданно быстро, потому что присоединился к ним всего через несколько минут. Вскоре появился дежурный, который провел всех троих через несколько дверей. Они шли по светлому коридору с прочерченной на стенах светло-зеленой, как липовый цвет, широкой полосой. Тут и там стояли кресла светлого дерева, с узкими салфетками на столешницах. Здесь не было ничего острого или угловатого, и у Председателя возникло ощущение, что он проплывает по миру, сделанному из масла. Дежурный в очередной раз остановился и постучал в какую-то дверь. Выглянувший на стук человек с седоватой бородой дернулся, увидев перед собой Председателя.

– Приветствую, – сердечно сказал Председатель, – а я тут решил заглянуть, узнать, как наш пациент номер один. Можно войти?

Не дожидаясь приглашения, он решительно шагнул мимо седоватого, телохранители закрыли за ними дверь, и хозяин кабинета остался с Председателем один на один, пытаясь сообразить, как быть и что делать.

– Несколько неожиданно… Но все в порядке. Садитесь, вот стул…

Председатель проигнорировал жест, которым седоватый указал на деревянный стул, и уселся в кресло хозяина; тот остался стоять, не зная, куда себя деть.

– Надеюсь, я не помешал, – начал Председатель, – но я подумал, что пора мне самому нанести визит. Если можно, я бы хотел перемолвиться с нашим номером первым парой слов.

Седоватый замотал головой еще до того, как Председатель договорил.

– Сейчас вряд ли подходящее время. Номер первый под воздействием сильных лекарств и все еще в крайне тяжелом состоянии.

– Физически или психически? – Председатель смотрел на него, сощурившись.

– И то, и другое. Процесс физического выздоровления движется в нужном направлении, но душевного… – Он снова покачал головой. Председатель хлопнул себя по коленям.

– А вот я и поговорю с пациентом – у меня отличные новости! После таких новостей номер первый, я думаю, быстро пойдет на поправку.

– Не знаю, стоит ли…

Врача слова Председателя, похоже, не убедили.

– Конечно, стоит. Пациент у вас уже несколько недель, а ему нельзя даже сообщать хорошие вести. Мне придется подумать, не передать ли случаи, подобные этому, в другое отделение. Вместе с финансированием, разумеется. Но давайте оставим эту печальную тему. Я хочу повидаться с номером первым!

Председатель решительно поднялся со стула и застегнул верхнюю пуговицу пиджака. Седоватый какое-то время как будто боролся с собой, потом коротко кивнул. Он взял связку ключей и постучал в дверь собственного кабинета изнутри. Телохранитель выпустил их. Председатель следом за врачом прошел по коридору. Они остановились у дверей палаты, и седоватый снова постучал, на этот раз осторожнее. Не дождавшись ответа, он повернул ключ в замке и вошел. Палата была почти пустой, если не считать кровати, на которой угадывались под одеялом контуры тела – человек лежал, отвернувшись к стене. На столике в ногах кровати стояло несколько увядших букетов.

Подернутый сединой мягко потряс человека за плечо, потом с облегчением на лице повернулся к Председателю.

– Номер первый спит. Может быть, зайдете в другой день?

– Я подожду. Рано или поздно все просыпаются.

Седоватый глубоко вздохнул.

– Одну минуту, – сказал он, исчез из палаты и через несколько минут вернулся, неся стул.

Каркас был металлический, а на сиденье, кажется, пошел тот же темно-зеленый линолеум, что и на пол. Врач поставил стул у кровати, приоткрыл окно и застыл. Его лицо выражало неуверенность. Председатель с чуть заметным нетерпением махнул ему рукой.

– Все в порядке. Я скажу, когда соберусь уходить.

Седоватому явно не хотелось оставлять его в палате, но он послушался и вышел. Председатель сел на стул, снова погладил контуры чего-то во внутреннем кармане и, наморщив лоб, стал смотреть на спящего перед ним человека.