Охоту можно рассматривать как один из видов мужского соревновательного спорта – как состязание, победители которого привлекают партнерш, демонстрируя свою атлетическую доблесть. В главе 7 мы уже обсуждали, что мужчины тратят огромное количество времени и энергии на потогонные и бессмысленные совместные активности: баскетбол, сумо, крикет, лыжи, тхэквондо, альпинизм, бокс. Для эволюциониста любой мужской вид спорта – лишь очередная форма ритуального поединка самцов, где они соревнуются за возможность продемонстрировать самкам свою приспособленность, утвердив свое физическое превосходство. Для женщины спорт просто удобен: он облегчает выбор партнера. По результатам таких ритуальных поединков она понимает, кто из мужчин здоровее, сильнее, у кого лучше координация и выше мастерство. Ей не нужно весить 300 кг, чтобы узнать, насколько хорошо борется сумоист, – за нее это сделают другие борцы. Сейчас, когда пали почти все культурные барьеры, преграждавшие женщинам путь в спорт, мужчины точно так же могут оценивать физическую приспособленность женщины по ее атлетическим показателям.

Представьте, что две группы гоминид в ходе эволюции выработали предпочтения к разным видам спорта. Допустим, одна группа пристрастилась к боям на дубинках, подобно народности яномамо из Амазонии: мужчины стоят лицом к лицу и по очереди бьют друг друга по голове очень длинными палками, пока один из них не сдастся, не потеряет сознание или не упадет замертво. Женщины предпочитают вступать в половой контакт с победителем, поскольку он более меткий, у него сильнее руки и крепче череп (или удар). Несмотря на расточительность таких боев – кровавые раны, высокую опасность для жизни, неприглядные шрамы на голове, – это отличная система соревновательных брачных демонстраций, ничем не уступающая оленьим битвам на рогах.

Во второй группе обрел популярность другой соревновательный вид спорта: мужчины как можно незаметнее подкрадываются к зверю, бросают в него копья и потом гоняются за раненым животным, пока оно не упадет замертво. Женщины предпочитают секс с успешными убийцами животных, поскольку они лучше выслеживают, крадутся, кидаются копьями и бегают на длинные дистанции. Цена таких демонстраций тоже высока: мужчины могут преследовать животных целыми днями, получая травмы, уставая, цепляясь за колючие кусты; они могут потерять копье, их может забодать буйвол, и так далее. Но все же охота не так бесполезна, как палочные бои, ведь после успешной охоты в распоряжении группы остается большая туша, которую можно съесть. Все члены обеих групп гоминид могут поступать эгоистично, демонстрируя в соревнованиях свою приспособленность и выбирая как можно более приспособленных партнеров. Но благодаря мясу у каждого индивидуума в группе охотников и у каждого их гена появляется небольшое преимущество перед таковыми из группы колотильщиков палками. Через многие поколения это преимущество приведет к тому, что в большинстве человеческих групп главной формой атлетических демонстраций будет не палочный бой, а охота.

Подобный процесс напоминает групповой отбор, существование которого опровергло большинство биологов в 1960-х, но это совсем не одно и то же. Согласно традиционным теориям группового отбора, в условиях межгрупповой конкуренции животные могут жертвовать частью своих перспектив на выживание и размножение ради общего блага группы. Такие теории подразумевали прямой конфликт между интересами индивидуума и группы. Но в приведенном примере “охота vs палочный бой” такого конфликта нет. Члены обеих групп преследуют личные интересы, пытаясь добиться самого высокого сексуального статуса, какой только может дать ритуализованный спорт; просто один вид спорта – так уж получается – полезнее для группы в целом, чем другой.

Взглянуть на общее благо под другим углом нам поможет один из видов певчих птиц, живущих большими группами в Израиле, – аравийские болтуны. Эти птички весом около 80 г стали звездами книги “Принцип гандикапа” (The Handicap Principle) Амоца и Авишаг Захави. Супруги Захави изучали их 30 лет и пришли к выводу, что кое-какие элементы поведения этих птиц очень напоминают альтруизм. Некоторые болтуны охраняют группу, издавая предупреждающие сигналы при приближении хищника. Если хищнику все же удается подобраться близко, птицы облепляют его со всех сторон и пытаются прогнать. Они делятся едой с неродственными особями, практикуют коммунальное гнездование и коллективно заботятся о детях – и своих, и чужих, как это принято в кибуцах. Аравийские болтуны предстают образцом птичьей добродетели, а их альтруизм выглядит не менее ярко, чем хвост павлина.

В чем же здесь дело? Родственный отбор тут ни при чем, ведь птицы помогают не только родственникам. В случае взаимного альтруизма они пытались бы мошенничать: безвозмездно пользоваться общественными благами и при этом не стоять на страже, не драться с хищниками, не делиться едой и не заботиться о птенцах. Болтуны же делают противоположное: они прямо-таки соревнуются в демонстрации альтруизма. По наблюдению Захави, если доминантная птица замечает, что какая-то низкоранговая особь примеряет на себя роль стража, она отгоняет ее и занимает ее место. Кроме того, птицы пытаются запихнуть пищу в горло неродственным согруппникам, даже когда те сыты. Захави предположил, что альтруистические элементы поведения аравийских болтунов – это гандикапы, индикаторы приспособленности. Демонстрация таких гандикапов дает птицам возможность повышать социальный статус и улучшать свои сексуальные перспективы. Позволить себе поступать альтруистично могут только самые приспособленные особи, пребывающие в прекрасном состоянии. Найдя альтруиста, птица приобретет хорошие гены для потомства. По-видимому, альтруизм у аравийских болтунов развивался именно так. Большинству же видов птиц не свойственно демонстрировать приспособленность, творя общественно полезные дела. Однако не исключено, что альтруистичные птицы имеют значительные преимущества и как отдельные особи, и как группа.