Глава тридцать седьмая
– Выглядите вы ужасно, – сказал муж Изабель с сочувственной улыбкой. – Держите.
Он протянул Гамашу виски, а Бовуару – кофе.
– Merci, – сказал Арман, беря стакан, который он тут же поставил. – Где она?
Было уже далеко за полночь, и чувствовал он себя так, будто его сбил грузовик, но вечер еще не кончился.
– Она в комнате нашей дочери, – сказала Изабель. – Хотите посмотреть?
– Да. Имя ее ты знаешь?
– Нет. Она не сказала ни слова.
– Социальные службы?
– Я решила подождать до утра.
– Хорошо.
Гамаш и Жан Ги последовали за Изабель по коридору.
Ее муж остался в гостиной, проводил их взглядом. Он признавал, что он и дети всегда будут самыми важными частями жизни Изабель; эти трое тоже своего рода семья.
Изабель оставила дверь открытой, а в спальне горел ночник. На одной кровати лежала София, дочь Изабель. Крепко спала.
На другой лежала маленькая девочка. Она лежала на боку, свернувшись калачиком под одеялом. Глаза открыты. Руки вцепились в подушку под головой.
Арман подошел к ней и тихо опустился на колени.
Когда он видел девочку в последний раз, волосы у нее были спутаны и слиплись от грязи. Теперь волосы были чистыми и расчесанными. Девочку вымыли в ванне, и теперь от нее пахло лавандой.
– Это Арман, – тихо сказал он. – Мы уже знакомы. Я полицейский.
Девочка испуганно отпрянула, ее глаза расширились.
– Все хорошо. Я тебя не обижу. Никто тебя не обидит. Ты в безопасности. – Он решил, что ему не стоит приближаться. Прикасаться к ней. – Ты теперь можешь уснуть.
Он улыбнулся ей, надеясь и молясь, чтобы улыбка не выдала, как болит за нее его сердце.
– Ты позволишь? – спросил он Изабель, показывая на книгу на прикроватном столике.
Изабель кивнула.
Арман пододвинул стул и открыл книгу.
– «…в которой нас знакомят с Винни-Пухом и некоторыми пчелами, – прочел он голосом низким, тихим и спокойным. – И истории начинаются».
– Что Амелия? – спросила Изабель у Жана Ги.
Они оставили старшего суперинтенданта читать девочке, а сами вернулись в гостиную.
– Мы только что из больницы, – сказал Бовуар, опускаясь в кресло. – Сердце у нее работает, и дышит она самостоятельно.
– Мозг не поврежден?
– Они проводят тесты, но точно можно будет сказать, когда она придет в себя. Мы от тебя поедем прямо к ней.
Изабель кивнула.
– Если я могу чем помочь…
– Хорошо, буду иметь в виду. Спасибо. Я дам тебе знать.
– Она все это время работала с шефом? И… никто не знал?
– Никто.
– Даже ты?
– Даже я. Я считал, он исключил Амелию в надежде, что она выведет его на карфентанил, но я понятия не имел, что это полицейская операция.
Изабель внимательно посмотрела на Жана Ги:
– И ты не в обиде, что он тебе не сказал?
Он приподнял пальцы над подлокотником кресла, потом опустил их. Что он мог сказать? Что мог сделать? Он знал: такова природа их работы.
Секретность. Секреты.
Были они и у Лакост. У всех старших офицеров были тайны, которые те держали при себе.
Бог свидетель, у него самого были секреты. В особенности один.
Он знал, что вскоре ему придется раскрыть его тестю. И эта тайна была гораздо ближе к дому и гораздо более личной, чем те, что скрывал от него Гамаш.
– Что карфентанил? – спросила Изабель.
– Похоже, мы арестовали всю партию. Кроме тех доз, которые ушли на эксперименты.
– Какие эксперименты? – спросил муж Изабель.
– Этот опиоид такой новый, что никто не знает размер безопасной дозы. А доза еще зависит и от веса тела, телосложения. От здоровья. У многих наркоманов сердце ослаблено, и самая малая передозировка отправляет их на тот свет. Этот тип…
Бах-бах-бах. Перед мысленным взором Бовуара промелькнула эта сцена. Тело упало. Мертвое тело.
Что-то такое, чего он никогда не сможет забыть. Еще один призрак в общем доме.
– …экспериментировал на наркоманах. Давал им разные дозы и записывал на предплечье количество. Миллиграмм. Два. Смотрел, кто выжил, кто умер.
Изабель покачала головой, ее лоб собрался в морщины.
– Почему он назвал его «Дэвид»?
– Имя его отца.
Она задумалась, не понимая, какой смысл в том, что сказал ей Бовуар. Что это – благодарность, оскорбление, обвинение? Дань признательности или намерение сделать больно?
Изабель подозревала второе.
– Как ты? – спросила она Жана Ги.
Она догадывалась о том, что у него на уме.
Он только что убил молодого человека. Отпетого. Преступника. Убийцу. Убил при самообороне. Но так или иначе, парень умер. И недалек тот день, когда Жану Ги придется встретиться с его отцом. Дэвидом.
– Устал я, – сказал Жан Ги, и она видела: ему, чтобы прийти в себя, понадобится нечто большее, чем горячий душ и хороший сон.
– Потрескивание кленовых поленьев в камине, – тихо сказала она. – Хот-дог на игре «Канадиенс». Рука Оноре в твоей.
– Это бы мне не помешало, – прошептал Жан Ги. – Merci.
Бовуар посмотрел вдоль коридора туда, где спали дети. Оттуда доносился тихий звук, почти шелест.
Жан Ги и Изабель тихо прошли по коридору и заглянули в спальню.
Арман закрыл книгу и склонился над ребенком, уперев локти в порванную на коленях, грязную ткань брюк.
Он напевал. А глаза маленькой девочки в кровати закрылись.
«Эдельвейс, эдельвейс…»
Много часов спустя Амелия Шоке открыла глаза, прищурилась на ярком свету.
Она почувствовала чью-то руку у себя на плече и вздрогнула.
– Все в порядке, вы в больнице. Меня зовут доктор Бодро. Я ваш лечащий врач.
Он говорил медленно. Внятно.
– Вы можете назвать ваше имя?
Последовала пауза.
– Амелия… Шоке.
– Верно. А это кто, вы знаете?
Доктор Бодро показал на человека, стоящего рядом с ним.
– Жопа. С ручкой, – пробормотала она.
– Что… – начал было доктор, но Гамаш хрипловато рассмеялся.
– И это тоже верно, – сказал он и посмотрел через кровать на Жана Ги, который облегченно улыбнулся.
– Извини за все это, Амелия, – сказал Гамаш.
– Вы…
– Да, всю партию.
Амелия закрыла глаза, и Гамашу показалось, что она задремала.
– Девочка.
– Мы ее нашли. Она в безопасности, – сказал Жан Ги. – Твой друг Марк тоже в больнице. Его выхаживают.
Амелия кивнула и погрузилась в молчание.
Гамаш отвел доктора в сторону:
– Она придет в норму?
– Думаю, да. Она здорова, и реанимация подоспела вовремя. Ей повезло.
– Да, хорошо, – сказал Жан Ги. – Не могу дождаться – хочу выслушать ее версию случившегося, когда она полностью придет в себя.
Прежде чем уйти, Арман вытащил из кармана маленькую затрепанную книжку и сунул в руку Амелии.
– Эразм, – прошептал он, хотя и сомневался, что она слышит его. – Для компании.
Они вышли из больницы, но прежде, чем день или ночь для них закончится, им необходимо было заглянуть еще в одно место.
Агент Клутье спала на своем стуле, но быстро проснулась и встала у стола, когда старший суперинтендант Гамаш и старший инспектор Бовуар появились в кабинете.
Вид у обоих был усталый. Небритые и растрепанные.
Она знала о ночных событиях и уже пошла им навстречу, но остановилась. И улыбнулась. Широко. Когда увидела, кто медленно идет следом за ними.
– Старший инспектор, – сказала Клутье; она подошла к Лакост и обняла ее.
– Мы разве так приветствовали другу друга, шеф, когда вы возглавляли отдел? – сказал Жан Ги.
– Только приватно.
Бовуар рассмеялся и подтащил два стула к двум уже стоявшим перед ноутбуком на столе Клутье.
Изабель села, но на секунду замерла, повернувшись к Рут, которая отвечала ей недовольным взглядом с портрета.
– Удивительно, – сказала она. – Я так и жду, вот сейчас раздастся «тупицы».
– С какой стати Дева Мария будет говорить такие слова? – спросила Клутье.
– Это не так уж важно, – сказал Бовуар. – Покажите лучше, что вы нашли.
По мере того как агент Клутье показывала им файлы, обнаруженные на компьютере Энтони Баумгартнера, возникала стандартная схема.
Гамаш, Жан Ги и Изабель не отрывали глаз от экрана. Потом они переглянулись. Потом посмотрели на агента Клутье.
Кое-что из увиденного и услышанного Бовуар уже успел узнать, перед тем как Гамаш вызвал его. Но бо́льшую часть Клутье обнаружила в его отсутствие.
– Гениально! – восторженно проговорила Клутье. – Так просто, что даже не верится, оттого и обнаружить трудно. – Она покачала головой. – Невероятно!
Остальные трое чуть не приникли к экрану. Всматривались в подробности.
– Наводит на размышления, – сказал Гамаш.
– Не то что наводит, сэр, – возразила она. – Просто в лоб говорит.
– Нет. Говорить-то оно говорит, но никаких доказательств того, что так оно и было, у нас нет, – сказал Гамаш.
– Нам нужны доказательства, агент Клутье, – сказал Жан Ги. – Но теперь мы по крайней мере знаем, где их искать.
– У меня есть доказательство, – сказала она. – Следите за деньгами.
Она улыбнулась и принялась быстро выстукивать по клавиатуре. На экране возникали страницы и быстро исчезали.
– Вот, – сказала она, продолжая набирать, – тот же маршрут, которым пользовался Энтони Баумгартнер. Путь окольный, но каким еще ему быть?
Наконец на экране появилась главная страница сайта корпорации на британских Виргинских островах.
– И здесь Баумгартнер спрятал остальные деньги? – спросил Бовуар.
– С помощью Шаффера. Но это отправной пункт, а не финишная ленточка, – сказала Клутье. – Люди, которые хотят спрятать деньги, создают корпорацию в налоговом раю типа Виргинских островов, а потом переправляют их на номерной счет. Обычно такой счет открывали в Швейцарии, но потом гайки там закрутили. Стали пользоваться вот чем. – Она вывела на экран другую страницу.
Они увидели домашнюю страницу сингапурского банка.
– И откуда вы знаете, что Баумгартнер спрятал деньги там? – спросил Бовуар.
– Я нашла счет.
– Как?
Агент Клутье посмотрела на Рут:
– Сумасшедшая старая дама немного помогла.
Лакост и Гамаш смотрели на нее с недоумением, но выражение лица Бовуара прояснилось.
– Цифры на заднике картины, – сказал Бовуар.
– Да. Это не пароль, это номер счета. Он записал его туда, чтобы не забыть.
Она ввела цифры, и на экране появился счет. На имя Баумгартнера.
– Триста семьдесят семь миллионов долларов, – прочла Лакост.
– Мотив для убийства, – сказал Бовуар. Он встал и набрал номер. Приказал арестовать Бернара Шаффера.
Солнце встало, и, когда приехал Бовуар, лучи заливали кабинеты «Горовитц инвестментс». У него перед приездом было время принять душ и переодеться, и он позвонил и попросил Гуго и Кэролайн Баумгартнер ждать его в кабинете Гуго.
Кабинет имел впечатляющий вид в такой же мере, каким невпечатляющим был Гуго. Из окон во всю высоту стен открывался вид на город. Все говорило об успехе, но не о чрезмерных тратах. Обстановка была сдержанная, хотя и заявляла, что требовалось.
Жан Ги взял это себе на заметку, подумав, не переделать ли ему свою комнату на такой же манер.
Брат и сестра сидели рядом, как принцесса и жаба. Кэролайн сдержанная и элегантная. Гуго коренастый и растрепанный. Ни один портной не мог придать ему стильный вид. Но его выпученные глаза смотрели по-дружески и одобрительно, а рука лежала на руке сестры.
– Вы сказали, у вас есть новости?
– Есть, – ответил Бовуар.
Он привез с собой агента Клутье. Приглашал и Гамаша, но у того, тоже принявшего душ и сменившего одежду, была назначена другая встреча. С премьер-министром Квебека.
Апелляционная комиссия подготовила рекомендации.
Перед встречей Бовуара с Баумгартнерами ему позвонил Гамаш:
– Мне пришло письмо от инспектора службы контроля Гунда из Вены. Суд вынес решение по завещанию.
Бовуар выслушал и пожелал Гамашу удачи, а через некоторое время уже сидел в кабинете Гуго.
– Вы знаете, кто убил Энтони? – спросила Кэролайн.
– Да. Сегодня рано утром мы арестовали Бернара Шаффера.
Она закрыла глаза и выдохнула:
– Господи, бедный Тони!
– А зачем Шафферу было его убивать? – спросил Гуго. – Месть за увольнение? Так уже сколько времени прошло.
– Вы удивитесь, но люди иногда долго вынашивают планы мести.
– Они все еще встречались? – спросила Кэролайн.
– Нам это неизвестно, – ответил Бовуар. – А если и встречались, то не как любовники. Но есть свидетельство того, что ваш брат устроил его на работу после увольнения. Он работает в «Caisse Populaire».
– В банке? – удивился Гуго. – Зачем это понадобилось Тони? Глупость какая-то.
– Ну, такие вещи надобятся, если вы хотите открыть ложные счета и спрятать деньги.
Гуго открыл рот, собираясь сказать что-то, но закрыл и уставился на старшего инспектора. Потом спросил:
– У вас есть доказательства?
Бовуар кивнул:
– Шаффер признался, что он в обмен на работу и молчание создал компанию-пустышку и номерной счет в Ливане на имя вашего брата. Мы нашли миллионы долларов.
Кэролайн посмотрела на Гуго:
– И что это значит? Неужели Энтони и в самом деле воровал?
– Похоже, что так. Но вы уверены, старший инспектор, что это он? Может быть, Шаффер открыл счет на имя Тони, а деньгами пользовался сам. Тони узнал, что происходит, и поговорил с Шаффером начистоту, а тот его убил.
– Мы рассматривали такую возможность, – сказал Бовуар. – Допустили, что ваш брат ни о чем не знал. В пользу этой версии говорила и странно малая сумма. Немногим более семи миллионов.
– По мне, так это куча денег, – пробормотала Кэролайн.
Но Гуго понял. Он наблюдал за Бовуаром, его уродливое лицо стало удивительно выразительным.
– Судя по отчетам, которые вы мне показывали, он похитил сотни миллионов. Где же остальные?
– Вот именно.
Бовуар кивнул агенту Клутье, которая поставил на стол ноутбук Энтони Баумгартнера и включила его.
– У нас ушло какое-то время, но мы в конечном счете нашли пароль от компьютера вашего брата. – Бовуар посмотрел на них. – Надеюсь, вас это не очень расстроит.
Они переглянулись, потом Кэролайн коротко кивнула:
– Лучше уж нам знать. Я полагаю, все это вскоре так или иначе станет достоянием общественности.
– Вот любопытная вещь про вашего брата, – сказал Бовуар, когда Клутье вывела на экран нужные файлы, – все почти без исключения говорили о нем как о человеке блестящем, порядочном. Прекрасный наставник и цельный человек, который, обнаружив противозаконные деяния, сообщил о нарушителе, зная, что часть вины ляжет и на него.
– Таким мы и знали его – Тони.
– Но его действия говорят о другом. Да, блестящий человек, но склонный к обману. Он похитил даже не десятки миллионов – сотни. Он предал своего молодого соучастника, заложил его, когда запахло жареным. Мы, работающие в отделе по расследованию убийств, не раз сталкивались с такими историями. Люди живут двойной жизнью. Они кажутся одним, а на самом деле являются не просто чем-то другим, а полной противоположностью тому, что о них думают люди.
– А как еще им скрывать свои грехи? – сказал Гуго.
Бовуар кивнул:
– Вот только у большинства это не получается. Дайте я вам покажу, что мы нашли в ноутбуке.
Премьер встал у своего стола, Гамаш тоже поднялся.
Он находился в кабинете менее десяти минут.
Такие дела не требуют много времени.
– Мне очень жаль, Арман, – сказал премьер, глядя на нераспечатанный конверт у него на столе. – Если бы был возможен какой-то другой вариант, я бы пошел на него.
– Я признателен, что вы говорите мне это лично и прямо в глаза. Знал вероятный исход, когда принимал эти решения. Могло быть и хуже. Допускаю, что вы могли меня арестовать.
– Вы создали себе немало врагов, Арман, но друзей у вас гораздо больше. Надеюсь, вы знаете, что я – один из них.
– Знаю.
– И вы изъяли наркотик, вот что важно. Я читал предварительный отчет о ночных событиях. Вы знаете, что если бы вы не были отстранены раньше, то вас отстранили бы за то, что вы сделали только что. – Он внимательно посмотрел на Гамаша. – И больше никто не знал, что вашего кадета выгнали из академии и что она работает на вас?
– Никто.
– Даже Бовуар?
– Даже он. Только кадет Шоке и я.
Премьер неторопливо кивнул, но больше вопросов решил не задавать. Чем меньше знаешь… Он вышел из-за стола, чтобы проводить Гамаша до двери.
– Как она?
– Идет на поправку. Настанет день, и она еще будет возглавлять Sûreté.
– Да, что ж, позиция открыта. С вашей стороны было бы безумием принять должность, так что ей и карты в руки. Надеюсь только, к тому времени, когда появится старший суперинтендант Шоке, я давно уже буду в отставке.
Гамаш улыбнулся, потом на пороге остановился:
– Есть еще кое-что, в чем вы можете мне помочь.
– Говорите.
– Тут есть одна маленькая девочка…
Гамаш позвонил Рейн-Мари, рассказал, что случилось, потом поехал через весь город к невысокому зданию, где нажал кнопку звонка в квартиру смотрителя.
Бенедикт открыл ему дверь, и несколько минут спустя Гамаш сидел на потертом диване в крохотной подвальной квартирке. Кейти и Бенедикт напротив него сидели на коробках.
– Вы нашли, кто убил месье Баумгартнера? – спросил Бенедикт. – Знаете, я вчера на минуту представил себя на вашем месте и понял, что вы подозревали нас.
– Больше чем на минуту, – сказала Кейти.
– Я пришел по другому поводу. Старший инспектор Бовуар приедет позднее поговорить с вами.
Они переглянулись, потом Кейти спросила:
– И по какому поводу вы приехали?
– Суд в Вене сегодня утром вынес решение.
Бенедикт взял руку Кейти. Они ждали.
– Они вынесли решение в пользу Баумгартнеров.
Несколько секунд пара сидела неподвижно, потом Бенедикт обнял Кейти за плечи, и она кивнула.
– Мы этого ждали, – сказала Кейти. – И без этого письма пожелания барона и баронессы не будут исполнены. Они все оставят себе.
– Они вольны распоряжаться своей собственностью, – сказал Бенедикт. – Ты сделала что смогла. Ничего, проживем.
Он крепче обнял ее.
«Я молилась, чтобы быть доброй и сильной, / За искупление грехов моих с детства / Груз первородный, за хлеб мой насущный», – подумал Гамаш. Он вышел от них и направился к мосту Шамплена, к Рейн-Мари, домой.
Может быть, этот грех искупится теперь с их ребенком.
Гуго Баумгартнер сосредоточенно смотрел на экран ноутбука, его нижняя губа вытянулась.
– Вы следите? – спросила агент Клутье.
– Да, спасибо, – сказал он с терпеливой улыбкой и снова устремил взгляд на экран. Несколько минут спустя вздохнул. – Значит, Тони и Шаффер все же работали на пару. Я ошибался. Жаль. Я и правда не мог себе представить, что в Тони было такое.
– Боюсь, дело обстоит именно так, – сказал Бовуар, прокручивая текст до конца.
Гуго, продолжая изучать экран, кивал.
– Для сокрытия денег они использовали обычные маршруты.
– Вы хорошо в этом разбираетесь? – спросил Бовуар.
– Больше некоторых, – признал он. – Но меньше большинства. Мистер Горовитц попросил меня возглавить комитет, исследующий офшорные счета.
– Чтобы прибрать их к рукам? – спросил Бовуар.
Тот посмотрел на него с изумлением:
– Чтобы убедиться, что мы по недосмотру не помогаем скрывать деньги клиентов. Отчасти это нравственный шаг, отчасти практический. Мистер Горовитц достаточно богат, ему эти деньги не нужны, и, уж конечно, не нужны ему неприятности с регулятором, а еще не дай бог – медиа узнают.
– И нашли что-нибудь? – спросил Бовуар.
– Больше, чем ожидали, старший инспектор. Богатые умеют оправдывать свои некрасивые дела. Они живут в искаженной реальности. Если все так делают, то ничего дурного в этом нет.
– Они? – переспросил Бовуар. – Вы не считаете себя одним из них?
– Богатым? Нет, – рассмеялся Гуго. – Я человек зажиточный, по большинству стандартов богатый, но у этих-то людей сотни миллионов. Я не состою в этом клубе и не хочу состоять. Меня устраивает мое место. – Он вернулся к экрану. – Я знаю только одно: нам нужно найти номер счета в Сингапуре. Шаффер назвал его вам?
– Он говорит, что не знает номера. Он даже, казалось, удивился наличию второго счета.
– Он, видимо, лжет, – сказал Гуго. – К сожалению, сингапурский банк вам ничего не скажет, их не заставишь выдать эти сведения. Но Тони, вероятно, где-то его записал.
– Вы правы, – сказал Бовуар. – Номер счета был записан.
– Вы его нашли? – спросил Гуго.
– На заднике картины, – сказала агент Клутье.
– Какой картины? – спросила Кэролайн.
– Той, что в его кабинете, – сказал Бовуар. – Над камином.
– Портрет этой сумасшедшей старухи? – спросила Кэролайн. – Так Энтони там его спрятал? – Она задумалась на секунду, потом сказала: – Вообще-то, неглупо. Там он был в безопасности. Я могу сказать вам, что к ней никто близко не подходит. Один Господь знает, что в ней нашла баронесса. Ужасающий предмет так называемого искусства. Ты ведь тоже так подумал, да?
Гуго кивнул.
– Так он с этим портретом и остался, бедный Энтони, – проговорила она. – Сказал ей, что ему нравится. Что-то о белой точке вдалеке. Он говорил это из вежливости, а посмотрите, куда это его привело. Она подарила картину, и ему пришлось эту картину повесить. Что бы вы про него плохого ни говорили, но он был добрым человеком.
– Я ничего такого не говорил, – сказал Бовуар. – По крайней мере, ничего незаконного.
– Вы что имеете в виду? – Она показала на ноутбук. – Разве это не доказательство?
Бовуар кивнул Клутье, которая стала вводить цифры.
– После всех наших поисков в стиле хай-тек искомое мы в конечном счете нашли на заднике картины.
Клутье нажала ввод, и на экране появился счет.
Глаза Кэролайн расширились.
– Триста семьдесят семь миллионов, – прошептала она.
Потом на ее лице выразилось смятение.
– Не понимаю. Тут сказано – Гуго Баумгартнер. – Она посмотрела на брата. – Энтони хотел тебя выставить виноватым?
И тут она поняла.
Жан Ги встал, и агент Клутье пережила еще одно новое ощущение.
Ощущение от ареста за убийство.
