ГЛАВА 6

Свет мой, «зеркальце», скажи

Мой друг однажды пошутил, что, обнаружив себя в фальшивом мире, как персонаж Джима Керри в кинодраме «Шоу Трумана» (The Truman Show, 1998), он бы немедленно воскликнул: «Самолеты! Ну как я мог поверить, что трехсоттонные стальные автобусы могут летать?!» Невероятно, но самолеты действительно взлетают и приземляются без происшествий по тысяче раз на дню. Это самый надежный и безопасный вид транспорта, сесть в него лишь немногим рискованнее, чем рассматривать землю с высоты птичьего полета в Google Earth.

Однако путешествия по воздуху не всегда были безопасными. Самолет летит со скоростью сотни миль в час, то есть потенциально катастрофой грозит любая системная ошибка — по крайней мере, так было раньше. Сейчас же в каждом самолете есть неоднократно продублированные системы управления и коммуникаций, чтобы в случае сбоя в одной или даже двух из них он имел шанс благополучно добраться до места назначения. В авиации затраченные на это средства оправдывают себя с лихвой.

Наши ошибки при прочтении чужих мыслей — в отличие от ошибок пилотов — не фатальны, но от умения угадывать чужие намерения зависит, будем ли мы с каждым днем становиться счастливее и обрастать связями или погрязнем в одиночестве и разочарованиях. Нам не помешала бы запасная система понимания окружающих, реши эволюция сделать такой подарок. В этой главе мы рассмотрим вторую нейронную систему, которая радикально отличается от ментализации, но тоже помогает разобраться в причинах поступков других людей.

В отличие от ментализации, эта система у нас общая с приматами. Какая из систем лучше, единого мнения не существует. Как часто случается в научной сфере, сторонники каждой системы проводят исследования в условиях, делающих проявления «нелюбимой» системы не столь явными. На самом же деле обе системы дополняют друг друга, в равной мере отвечают за нашу социальность, при этом каждая по-своему выполняет свою задачу, помогает понимать будничные события. Без каждой из этих систем мы бы не испытывали эмпатии и не сочувствовали бы окружающим в их трагедиях. Ни одна из этих систем не функционирует при аутизме — расстройстве, возникающем при нарушении развития головного мозга, лишающем человека способности читать чужие мысли и, следовательно, налаживать и поддерживать социальные связи.

Обезьянничанье

Джакомо Риццолатти из Пармского университета специализируется на нейропсихологии приматов. В 1980-е его лаборатория занималась изучением реакции отдельных нейронов у макак при выполнении различных действий. Одни нейроны премоторной коры реагировали на хватательные движения, совершаемые обезьяной, другие активировались, когда она клала предмет себе в рот, третьи — когда видела предмет, который можно схватить, даже если прямо сейчас она этого не делала, четвертые же никак себя не проявляли, пока она не касалась предмета. Проще говоря, за разные функции у приматов отвечают отдельные группы нейронов, причем даже при выполнении простейших действий. В одном исследовании ученые заметили нечто неожиданное, и эта счастливая случайность резко изменила точку зрения на происхождение социальности.

Некоторые нейроны одинаково возбуждались — и когда обезьяна сама брала орех, и когда видела, как орех берет ученый. На орех в отсутствие каких-либо направленных на него действий нейроны не реагировали, как и на экспериментатора, имитирующего поднятие несуществу­ющего ореха. Открытие поразило нейробиологов: прежде они пребывали в убеждении, что за восприятие, мышление и действие отвечают отдельные участки мозга. А зеркальные нейроны реагировали как в ходе действия, так и во время наблюдения за ним. То есть для этих нейронов что поднять орех самому, что смотреть, как это делает кто-то, — одно и то же. Некоторые психологи предполагали такого рода перцептивно-двигательное пересечение, но для большинства это оказалось сенсацией. Нейроны действия не должны участвовать в восприятии! Но работа Риццолатти эту кажущуюся аксиому опровергла.

Ажиотаж вокруг открытия зеркальных нейронов не утихал, и вскоре в них начали искать причины сложных психологических проблем. Сторонник этой позиции нейробиолог Вилейанур Рамачандран писал, что зеркальные нейроны — это «важнейшее открытие десятилетия» и «в психологии они выполняют ту же роль, что ДНК в биологии: задают объединяющую структуру и объясняют многие умственные способности, происхождение которых до сих пор оставалось тайной, недоступной для экспериментов». Как он и предсказывал, с момента открытия зеркальных нейронов им стали приписывать психические явления, оформившиеся уже в длиннейший список, в том числе речевые способности, культуру, имитацию, чтение мыслей и эмпатию. Удивительно — оказалось, за всеми чудесами человеческой природы стоит всего один тип нейронов!

Знаменательные научные открытия чаще всего про­ходят гегельянскую триаду: все начинается с надежды, что теперь-то будет объяснено 100% непонятных явлений (фаза 1 — тезис), далее вера в то, что оно вообще что-либо объясняет, теряется (фаза 2 — антитезис) и наконец происходит реалистическая оценка (фаза 3 — синтез). По-видимому, зеркальные нейроны на сегодняшний день находятся где-то между первой и второй фазами. Кто-то видит в них объяснение всего непонятного, связанного с мозгом, но многоголосье оппонентов уже сливается в стройный хор.

Лично я отношу себя скорее к последним, хотя окончательно определюсь, видимо, на пике третьей фазы. Однако сейчас я не сомневаюсь: зеркальные нейроны выполняют две важные функции. Во-первых, отвечают за способность к имитации. Во-вторых, играют значимую роль в чтении мыслей — правда, более скромную, чем им принято приписывать.

Имитация

Человеческий мозг достиг своего нынешнего размера около 200 тысяч лет назад, однако самым ранним свидетельствам развитой культуры (в числе прочего это сложные инструменты — язык, религия и искусство) не более 50 тысяч лет. Считается, что именно в тот момент некое незначительное генетическое изменение подстегнуло развитие культуры. Есть версии, что оно улучшило кратковременную память и мы получили возможность держать в уме сразу несколько абстрактных идей. Рамачандран возражает: уже имевшуюся мутацию, повлиявшую на зеркальные нейроны, могло ускорить развитие, которое он назвал «ката­лизатором “большого скачка” в эволюции человека».

Формирование культурных навыков и привычек связано со способностью к имитации. Зеркальные нейроны реагируют и на само действие, и на его зрительное восприятие, позволяют корректировать собственное действие в соответствии с увиденным. Значит, они являются идеальным механизмом имитации и основанного на ней обучения. А способность учиться, имитируя чужие действия, в до­языковом обществе, скорее всего, была основным способом передачи знаний по горизонтали — от одного человека к другому и по вертикали — из поколения в поколение.

Небольшие усовершенствования в выполнении любых задач, от охоты до постройки хижин, пращуры передавали друг другу, дополняя по возможности собственными улучшениями. Были ли зеркальные нейроны прообразом социальных сетей в эпоху, когда люди еще не умели связно говорить и не могли обновлять статус в интернете? В пользу положительного ответа все больше аргументов: похоже, зеркальные нейроны играют ключевую роль в имитации.

В 1999 году мой коллега Марко Якобони опубликовал первые доказательства наличия системы зеркальных нейронов у человека. Вместо действий и наблюдений, как в предыдущем исследовании с обезьянами, он сосредоточился на наблюдениях и имитации. Участникам исследования, находящимся в сканере, показывали запись движений пальцев и просили просто смотреть или повторять их.

Оказалось, что у людей в процессе наблюдений и имитации активируются приблизительно те же области мозга, что и у обезьян. Это дает основания предполагать: участки латеральных зон париетальной и лобной коры (рис. 6.1) имеют свойства, сходные с зеркальными нейронами у обезь­ян. Поскольку фМРТ не показывает активности отдельных нейронов, нельзя утверждать, что у человека наличествуют зеркальные нейроны. Но приборы фиксируют активность конкретных областей мозга, поэтому премоторную кору лобной доли, переднюю внутритеменную борозду и нижнюю теменную дольку у людей обычно называют «зеркальной системой», а не «системой зеркальных нейронов». Зеркальная система и система кратковременной памяти находятся в латеральных зонах париетальной и лобной коры, но не рядом друг с другом.

Результаты первого исследования прозрачно намекнули на роль зеркальной системы в имитации, но для твердого подтверждения не хватало двух доказательств. Якобони решил проверить, как повлияет на имитацию временное отключение зеркальной системы.

Исследователи использовали трансчерепную магнитную стимуляцию (ТМС). Метод заключается в том, что электромагнитное поле направляется в конкретную точку коры и «перевозбуждает» нейроны в этой области, тем самым на некоторое время отключая ее. Звучит страшновато, но для здорового человека умело проведенная ТМС совершенно безопасна. В этом исследовании участникам предстояло в определенной последовательности нажимать кнопки. Во время ТМС зеркальной системы они ошибались чаще, так как имитировали чужие действия. Когда же ТМС не затрагивала зеркальной системы, количество ошибок не возрастало. Следовательно, зеркальная система играет в имитации ключевую роль.

Исследования подтвердили: зеркальная система участвует в примитивных формах имитации, когда повторяемое поведение знакомо испытуемому. Все участники до исследования усвоили, как надо нажимать на кнопки. Предстояло подтвердить роль зеркальной системы в обучении (то есть распространении новых способов действия). Доказать это можно было, подтвердив ее причастность к освоению нового поведения посредством имитации.

Группа Риццолатти изучала, какие нейронные системы у обычных людей участвуют в имитации движений пальцев при постановке гитарных аккордов. Как и предполагалось, зеркальная система во время повторения ранее неизвестных сложных положений пальцев была активна. Другие когнитивные способности тоже играют роль в различных видах имитации, но представляется верным предположить, что зеркальной системе нет равных в повторении поведения.

Телепатические зеркала?

Исследователи зеркальных нейронов продемонстрировали, что зеркальная система отвечает за понимание чужих мыслей. Это интересует нас больше всего, поскольку мы пытаемся разобраться в социальном разуме. Результат попытки импичмента президента США Клинтона зависел от словесных плясок вокруг точного значения слова «секс». Поэтому независимо от нашей веры в то, что зеркальные нейроны помогают в чтении мыслей и интерпретации намерений других людей, результат будет зависеть от того, что мы подразумеваем под словами «чтение мыслей», «цели», «намерения». Чтобы понять связь зеркальной системы с чтением мыслей, давайте вернемся к философскому спору о телепатии.

В начале 1980-х специалисты по психологии развития были взбудоражены моделью психического — концепцией того, что мы предполагаем наличие разума у других людей и можем судить об их мыслях, убеждениях и желаниях в различных ситуациях. Философы Дэниел Деннет и Стивен Стич (один из моих преподавателей) поддерживали точку зрения прогнозирования поведения окружающих. Несколько лет модель психического была у всех на слуху. Но в 1986 году философ Роберт Гордон предложил альтернативу нашей телепатической способности.

Его основной вывод состоял в том, что имеется множество способов прогнозировать намерения человека в каж­дой отдельной ситуации. И только один из них связан с моделью психического. Зная, как работает разум в целом, с помощью связки «если — то» можно логически предположить чьи-либо намерения. Например, если известно, что человек не ел восемь часов, то он, скорее всего, проголодался, а следовательно, намеревается перекусить.

Еще один способ заключается в том, чтобы поставить себя на место другого человека и в прогнозировании его мыслей, чувств и действий отталкиваться от собственных, которые возникли бы в аналогичной ситуации. Если я хочу понять, что чувствует человек, которого девушка отшила эсэмэской, то попробую представить, как это происходит со мной. То, что почувствую при этом я, поможет мне понять чужую реакцию.

Нередко оба способа разными путями приводят к одному и тому же выводу. В первом случае я смотрю на происходящее со стороны и логически вывожу чужую реакцию, во втором — помещаю себя в эту ситуацию и анализирую собственные чувства. В первом случае точность выводов зависит от логики и того, насколько стандартно мыслит конкретный человек. Во втором случае точность зависит от умения мысленно воспроизвести ситуацию и от сходства моего мышления и мышления другого человека. Этот вариант Гордон назвал «теорией симуляции», поводов усомниться в ее верности нет, поскольку мы хотя бы изредка проецируем личный опыт на других людей.

Главный вопрос состоит в том, какое отношение к обоим способам имеют зеркальные нейроны. Один из их перво­открывателей Витторио Галлезе видел в них нейронное воплощение теории симуляции. Он утверждал, что в обычных обстоятельствах мы именно так читаем мысли окружа­ющих: «Основной механизм, позволяющий пропустить чужие пере­живания непосредственно через себя — это не теоретические рассуждения, а прямая симуляция наблюдаемых событий посредством зеркальной системы».

Лично мне описанные Гордоном и другими учеными симуляции представляются слишком сложными, чем-то вроде аэродинамической трубы для испытания самолета или компьютерной тестирующей программы, учитывающей огромное количество переменных. Обсуждая социальную симуляцию, ученые часто говорят о необходимом мысленном воссоздании всех имеющих отношение к делу аспектов ситуации. На мой взгляд, это чересчур хлопотно. Но если, как предполагает Галлезе, один вид человека позволяет интуитивно прочувствовать его переживания, тогда зеркальная система оказывается гораздо более приемлемым воплощением теории симуляции.

Суть доводов Галлезе: факт, что «хватательные» нейроны активируются при виде буквально хватающего что-либо чело­века, свидетельствует о том, что состояние нейронов двух мозгов синхронизировано. Если человек взял в руку чашку, то и у него, и у тех, кто это видит, активируются одни и те же нейроны. Происходящее Галлезе называет «аффективным резонансом». Если вы находитесь с кем-либо в одинаковом эмоциональном состоянии, ваш мозг, по сути, симулирует основные характеристики чужого мозга, и вы непроизвольно воспринимаете его психическое состояние, связанное с действиями. Мой мозг отражает ваш мозг — таким образом, зная свое состояние, я знаю ваше. Иначе говоря, зеркальные нейроны подобны волшебному устройству для чтения мыслей, которое включается автоматически, независимо от нашего сиюминутного желания понимать окружающих.

«Зеркало» треснуло

Критики считают, что доказательств участия зеркальной системы в чтении мыслей недостаточно. Часть оппонентов также уверена, что данных хватает, исследований проведено достаточно и вывод очевиден: зеркальная система не имеет отношения к чтению мыслей. И все они заботятся о правильном понимании нами зеркальной системы и ее роли. Это — научная демократия в действии.

Исследователи считают, что основное свойство зеркальных нейронов в отношении чтения мыслей — чувствительность к абстрактному значению действий окружающих. Скажем, кто-то рядом с вами расколол орех. При этом получена визуальная и звуковая информация. Действие произведено, скорлупа лопнула, и ядрышко будет съедено — причем независимо от того, видели вы, как это произошло, только слышали или видели и слышали разом. Если нейроны реагируют только на вид действия или только на звук, то они, скорее всего, отражают происходящее лишь на уровне чувств. Если же ваши нейроны реагируют на смысл действия, то неважно, слышим мы его или видим. В 2002 году команда Риццолатти обнаружила разновидность зеркальных нейронов, реагирующих одновременно на звук и вид действия. Это наводит на мысль, что их повышенная активность является реакцией не только на внешние признаки, но и на смысл действия.

Один из самых громогласных критиков зеркальных нейронов Грег Хикок настаивает на существенном недостатке исследования, авторы которого выбрали нейроны, обладающие стандартными свойствами зеркальных нейронов, и протестировали их на наличие реакции на звук, сопровождающий действие. Ожидаемым образом отреагировали только 15% от общего числа предполагаемых зеркальных нейронов. То есть 85% зеркальных нейронов возбуждались лишь при наблюдении за действием, а посему они не отвечают своему определению. Некоторые зеркальные нейроны у макак реагировали на смысл действия, а не только на его внешние проявления, но большая часть зеркальных нейронов этого не делала.

Соотношение 1:5 важно, так как в сканере фМРТ отдельные нейроны не видны — мы наблюдаем только общую реакцию их большой группы. И если, по данным фМРТ-исследований, зеркальная система реагирует на смысл действия, то все равно нет никакой уверенности, что это именно зеркальные нейроны. Здесь имеется в виду не то, что зеркальные нейроны не имеют отношения к чтению мыслей у людей, а то, что эту способность очень сложно зафиксировать посредством фМРТ.

Второй аргумент в пользу того, что зеркальные нейроны отражают абстрактный смысл действия, а не только его сенсорный аспект, — это реакция нейронов на манипуляции с предметами, скрытыми от наблюдателя. Группа Риццолатти показывала обезьяне предмет, а потом у нее на глазах прятала его за ширму. Когда экспериментатор только тянулся за невидимым теперь предметом, у обезьяны возбуждались те же нейроны, которые реагировали в аналогичной ситуации, пока предмет был виден. Риццолатти утверждает: если бы зеркальные нейроны реагировали только на визуальный аспект действия, то не проявляли бы себя, когда экспериментатор тянулся за спрятанным предметом.

Но Хикок и здесь нашел слабые места: дескать, для удержания в уме спрятанного предмета обезьяна могла использовать кратковременную память. Люди, несомненно, могут визуализировать предмет, исчезнувший из поля зрения. Не исключено, что обезьяны тоже на это способны. Зеркальные нейроны могут реагировать не на смысл действия, а на мысленное воспроизведение предмета.

Психолог из Оксфорда Сесилия Хейс выдвинула другой аргумент против телепатических зеркальных нейронов. Она предположила, что зеркальные нейроны не могут иметь отношения к восприятию чужой моторики, потому что не предназначены для зрительного отслеживания действий или их смысла. По мнению Хейс, причина активации «хватательных» нейронов при совершении и наблюдении одного и того же действия заключается в переживании опыта, а не в присущей им отражательной функции. Хейс считает, что зеркальные нейроны на самом деле всего лишь двигательные, просто со временем обучившиеся реагировать на зрительное восприятие собственных действий, а заодно и на выполнение подобных действий окружающими. Голожаберные моллюски могут научиться связывать одно действие с другим, но это не значит, что они понимают их смысл.

С младенчества я тысячи раз видел собственную руку, тянущуюся к ложке. И Хейс, и ее оппоненты не возражают: когда я вижу человека с ложкой, мои «ложкохватательные» нейроны возбуждаются, причем независимо от того, развивались они исключительно для аффективного резонанса или всего лишь научены увязывать совершаемое и наблюдаемое действия. Хейс и сторонники зеркальных нейронов при интерпретации конкретных ситуаций крайне редко расходятся во мнениях.

Для проверки своего предположения Хейс придумала интересную «антизеркальную» технику, в которой выполняемое действие увязывалось с иным наблюдаемым действием. При движениях ногой вслед за движениями руки работает только двигательный механизм. Но Хейс обнаружила, что если человек научился производить отличные от наблюдаемых действия, то зеркальная система реагирует так же, как при полной имитации. Из этого следует: хотя зеркальная система часто реагирует на наблюдение и воспроизведение одного и того же действия, ее функция заключается не в этом. Она может научиться реагировать и на наблюдение одного, и на совершение другого действия. Если зеркальные нейроны увязывают движения ногой с движениями руки, то непонятно, как такая реакция запускает аффективный резонанс или способствует чтению мыслей.

В еще одном исследовании изучали реакцию зеркальной системы на совершение похожих действий вместо имитации наблюдаемых. Представьте на столе два предмета: маленький (например, кусочек сахара) вы берете большим и указательным пальцами, а большой цилиндрический (скажем, консервную банку) — всей кистью руки. В одних испытаниях участники повторяли движения и захват, показанные на видеозаписи, в других двое одновременно брали каждый свой предмет разными способами. То есть когда один разводил большой и указательный пальцы над кубиком сахара, второй делал кистью руки обертывающее движение, поднося ее к консервной банке.

Зеркальная система была активнее в испытаниях с похожими действиями, чем во время имитации. У механизма аффективного резонанса нет причин активироваться при выполнении действий, отличных от наблюдаемых. Результаты этого и предыдущего исследований подсказывают, что понимание внутреннего состояния окружающих не является единственным назначением зеркальной системы.

Каковы ваши намерения?

На основе теории симуляции и модели психического проведены десятки исследований зеркальной системы и ментализации. Изучалось восприятие одним человеком психического состояния другого. Логично ожидать, что вне зависимости от теоретических основ все изучают один и тот же мозг и, следовательно, все результаты можно свести воедино, выстроив цельную картину. На практике все должно сходиться — ведь теории на работу мозга никак не влияют.

Однако результаты многочисленных фМРТ-исследований зеркальных нейронов и ментализации практически никогда не совпадают. Глядя на снимки, полученные экспериментаторами, ни за что не догадаться, что и те и другие изучают чтение мыслей. Два противоборствующих лагеря получают результаты, не пересекающиеся анатомически и противоречащие друг другу.

Когда мозг находится в покое, то чем больше задействована система ментализации, тем ниже активность зеркальной системы. Это противостояние не ограничивается теоретическими вопросами. Ученые изучают полярные нейронные системы. При этом предполагается, что одна из них полностью обеспечивает чтение мыслей, а другая никакой роли в нем не играет.

Есть две причины, по которым активность отмечается в целенаправленно изучаемых участках. Во-первых, противоборствующие стороны изучают чтение мыслей совершенно разными способами. Сторонники ментализации используют словесные материалы и рисунки. Иначе говоря, абстрактные вещи. Зеркальная система реагирует на совершаемые в реальности действия, поэтому понятно, что в исследованиях ментализации, где они отсутствуют, зеркальные нейроны не активируются, а их вклад в чтение мыслей оказывается незамеченным.

С другой стороны, основное преимущество исследований ментализации в том, что она управляет интересом к мышлению другого человека. После прочтения текста, описывающего психическое состояние героя, участники отвечают на вопросы о его убеждениях, мотивах и личности, что невозможно без соответствующих менталистических выводов. Исследовать зеркальную систему в вопросах убеждений и личности нет смысла — участники при этом видят только руку отдельно от тела. Таким образом, участие системы ментализации в этих исследованиях минимальное.

Вторая причина — клинтоновская казуистическая проб­лема — касается значения таких слов, как «цель» и «намерение». Скажем, в восемь утра ваш друг при вас плеснул себе в стакан виски. Вы спрашиваете, с чего это он вдруг? Ответив: «Чтобы выпить», он объяснит свою и так очевидную цель («выпить»), но такой ответ не назовешь удовлетворительным.

Если человек пьет, очевидно, что он этого хочет. Но вы-то на самом деле спрашивали его о мотивах, приведших к экстравагантной цели накатить с утра пораньше. Формально фразы «чтобы выпить» и «с горя, потому что я остался без работы» — это ответы на ваш вопрос, но по содержанию они различны. В 1980-х Робин Валлахер и Дэниел Вегнер целенаправленно изучали эти различия. Они провели ряд исследований того, как мы воспринимаем одни и те же действия — по-разному, но с одинаковой точностью.

Скажем, глядя сейчас на меня за компьютером, можно сказать, что я «двигаю пальцами вверх и вниз», «печатаю», «пишу книгу» или даже «делюсь своими знаниями». Описа­ния перечислены в иерархическом порядке — от элементарного двигательного поведения к долгосрочным возвышенным целям. На смертном одре никто не будет сожалеть о том, что мало «двигал пальцами вверх и вниз», скорее — что недостаточно «делился своими знаниями». Любые осмыс­ленные действия можно описать на элементарном или возвышенном уровне в зависимости от того, что именно нас интересует в данный момент. Обучаясь печатать, человек думает о том, каким пальцем нажимать нужную клавишу, а научившись, больше сосредоточен на мыслях, которые хочет изложить.

Разница в подходе исследователей зеркальных нейронов и ментализации заключается в основном в преследуемых ими целях. Сторонников зеркальных нейронов интересует восприятие элементарных двигательных намерений («он нажимает клавишу выключателя, потому что хочет включить свет»), а внимание приверженцев ментализации направлено на намерения более высокого уровня («он включает свет, чтобы готовиться к экзаменам»). В обоих случаях описаны намерения человека, но, думаю, справедливо будет заметить, что в повседневной жизни нас чаще интересует второй вариант.

Аффективный резонанс объясняет наше понимание на элементарном уровне: я вижу, как кто-то щелкает выключателем, и у меня активируются «включательные» нейроны. Но эти нейроны не дают никакого представления о намерениях высокого уровня. Причин для включения света не перечесть, и большая часть их основана на представлени­ях («ночью я услышал шум внизу и включил свет, чтобы по­смотреть, кто там» или «я проснулся с отличной идеей для рассказа и включил свет, чтобы ее записать»). Свет во всех случаях включается одинаково, поэтому аффективный резонанс ничего не говорит о намерениях высокого уровня, зато этим занимается система ментализации. Вопрос в том, играет ли зеркальная система роль в понимании высоких мотивов окружающих и какую именно.

Как, что и зачем?

Глядя на поведение другого человека, мы ищем ответы на три вопроса. Они соответствуют трем уровням анализа в исследованиях Валлахера и Вегнера. Первый, очевидный вопрос: что делает некто? Отвечают на него общими фразами: «она переходит улицу», «он печатает», «кошка ест из моей тарелки». Таким образом мы автоматически интерпретируем действия, если только не увидим что-нибудь из ряда вон выходящее («он что, лезет по стене дома?!»). В зависимости от своих целей мы задаемся парой дополнительных вопросов.

Если некто нас заинтересовал, мы наверняка захотим узнать, зачем он это делает: «она переходит улицу, чтобы ехать на работу» или «он печатает курсовую работу, чтобы ее сдать». Но иногда нам интересен не столько человек, сколько его действия. И мы хотим поступить так же: например, на уроке игры на гитаре ученик наблюдает, как играет преподаватель.

Мы с Бобом Спантом провели исследования участия системы ментализации и зеркальной системы в определении аспектов поведения «как, что и почему». Отвечают ли на эти вопросы разные системы? Интуитивно кажется, что за зрение и слух отвечают отдельные участки мозга, потому что эти процессы существенно различаются. Но я не вижу большой разницы между «как», «что» и «почему» и сомневаюсь, что для ответа требуются разные области мозга. Собственно, поэтому мы и занялись исследованиями.

Изначально мы предположили: при наблюдении поведения (женщина опускает бутылки в специальный контейнер для отходов) в ответе на вопрос «почему?», вероятнее всего, будут учитываться мотивы высокого уровня, требующие участия системы ментализации («она сознательная гражданка» или «она заботится об окружающей среде»). Если возникнет желание повторить ее поступок, ответ на вопрос «как она это делает?» коснется элементарных мотивов, а значит, подключится зеркальная система, разъясняющая моторику («она складывает стеклянные и пластиковые бутылки в синий контейнер»). Именно это и происходило в многочисленных исследованиях «почему/как». При наблюдении повседневных действий и сильных эмоций с вопросом «почему?» активировалась система ментализации, а в ответе на вопрос «как?» участвовала зеркальная система.

Нас интересовала реакция мозга на вопрос «что?», но мы спрашивали «почему?» и «как?». В повседневной жизни люди прежде всего бессознательно отвечают себе на вопрос «что?», и мы решили, что, спросив в лоб, нарушим естественный процесс. Мы создали условия, в которых участникам непроизвольно приходилось отвечать на вопрос «что?» до того, как они могли ответить на заданные вопросы «почему?» и «как?».

Мы показывали участникам видеозапись занятого делом человека (женщины, выделяющей маркером строки в тексте) или читали описание действия («она выделяет маркером строки в тексте»). Прежде чем объяснить, «почему?» или «как?», при просмотре видео участникам приходилось понять, «что» происходит. В словесное описание «что» уже включено. Сравнивая визуальное и словесное представление событий, мы могли отследить, какой участок мозга участвует в безотчетном распознавании этого «что».

Пытаясь обнаружить отдельные области, более активные в визуальном представлении, чем в словесном, мы заметили две вещи. Во-первых, повышенную активность в задней части мозга, в зрительной коре. Это было ожидаемо, поскольку видеозапись обеспечивает больше зрительной информации, чем слова. Но кроме того, активировалась зеркальная система. Ее активность повышалась при визуальном представлении независимо от наличия вопросов «почему?» и «как?». И даже сохранялась при появлении отвлекающего фактора — участники читали вслух семизначное число во время выполнения задачи «почему/как». Это стандартный способ идентифицировать машинальные процессы, продолжающиеся даже когда участники отвлекаются. Тот факт, что в этом случае зеркальная система реагировала на визуальное представление действия, позволяет предположить, что распознавание «что» происходит бессознательно. Активность системы ментализации при когнитивной загрузке заметно снижается, следовательно, она недостаточно хорошо функционирует, когда человек отвлекается.

Возможности формирования социума

Исследования «почему/как» многое сообщили нам о том, что делает и чего не делает зеркальная система в процессе чтения мыслей. Сама по себе она не разгадывает намерений высокого уровня, не апеллирует к личности и мотивам конкретного поведения, например причинам питья виски в восемь утра. Удовлетворительный ответ на вопрос, почему кто-то делает что-то, дает система ментализации.

В самом будничном контексте зеркальная система готовит почву для ментализации. Способность мозга увидеть в последовательности движений тела единое скоординированное действие, описуемое несколькими словами, воистину феноменальна. Еще Уильям Джеймс был впечатлен тем, что мы воспринимаем окружающий мир упорядоченно, а не как «мутную, суетливую неразбериху». Ничто не подсказывает нам, где заканчивается один предмет и начинается другой («это стол и на нем кружка, или в столе дырка в форме кружки?»), но мы удивительно легко это определяем. Не менее поразительно умение наполнять смыслом действия окружающих, не считая их набором не связанных друг с другом движений.

Любое наблюдаемое движение можно описать перечнем параметров (угол, направление, кручение, ускорение), но их невозможно одновременно постичь сознанием, и они ничего не говорят о смысле. Только объединив все нюансы движения в единое несложное действие, можно начинать психологический анализ целей, намерений, желаний и страхов совершающего его человека.

Движения не имеют отношения к психологии и не несут конкретного значения (например, двигать пальцами вверх и вниз). Действия же, напротив, относятся к психологии (скажем, печатать на клавиатуре), хотя сами по себе не объясняют смысла и мотивов, но предполагают, что они есть и их можно выяснить. Определение того, «что» делает некто, — первый шаг к пониманию, «почему» он это делает. По сути, зеркальная система задает основу, из которой система ментализации логически выводит ответ на вопрос «почему?». Благодаря зеркальной системе мы видим не движения, а действия, следовательно — смысл.

В конечном счете зеркальная система позволяет воспринимать мир как социум, наполненный психологическими мотивами действий окружающих. В записанном тексте система ментализации считывает мысли без помощи зеркальной системы, на слух она научилась делать это не так давно. В обычной жизни и на доязыковом этапе развития детей зеркальная система постоянно готовит мозг к чтению мыслей. Она разбивает движения на фрагменты и, перераспределив их в психологические элементы, передает системе ментализации.

Значение этого процесса недооценивают, как нередко недооценивают скромную роль начальника президентской администрации, благодаря которому все четко функционирует. Зеркальная система сформировалась у приматов уже давно, а развитая система ментализации есть только у человека. Приматов интересует только, «что» делают сородичи, а человек хочет знать, «почему», и ищет смысл и значение в действиях окружающих.

Отправить