Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Однажды ко мне обратился Джим Барнс, который был не только одним из моих главных брокеров, но и близким другом. Он сказал, что хочет попросить меня о большом одолжении. Раньше он никогда с такими разговорами ко мне не обращался, и я попросил его рассказать, в чем дело, надеясь, что смогу что-то для него сделать, поскольку мне действительно хотелось оказать ему любезность. Он объяснил, что его фирма интересовалась акциями Консолидированной печной компании. Более того, они были промоутерами этой компании и уже разместили бóльшую часть акций. Обстоятельства сложились так, что им нужно было разместить на рынке еще достаточно большой пакет, и Джим хотел, чтобы я взялся за это дело.
По некоторым причинам я предпочел бы за него не браться. Но Барнс, перед которым у меня были определенные личные обязательства, настаивал на том, что таким образом я окажу ему дружескую услугу, и этого было достаточно, чтобы преодолеть все мои возражения. Он был действительно хорошим человеком и другом, а его фирма, как я выяснил, успела сильно завязнуть в этой истории, так что мне оставалось лишь пообещать сделать все, что смогу.
Мне всегда представлялось, что наиболее ярким отличием бума военных лет от всех остальных бумов была та роль, которую сыграли в нем едва оперившиеся юные банкиры – совершенно новая категория игроков на фондовом рынке.
Бум военного времени принял грандиозные масштабы, и причины этого были предельно ясны всем и каждому. Но вместе с тем крупнейшие банковские и трастовые компании страны определенно делали все, что могли, чтобы в одночасье озолотить производителей продукции военного назначения и промоутеров, занимавшихся продвижением этих компаний на рынок. Иногда достаточно было сказать, что у вас есть друг, имеющий знакомых в закупочных комиссиях союзников, чтобы вам тут же предложили необходимый капитал для налаживания деловых связей. Я слышал совершенно невероятные истории о клерках, ставших президентами компаний с многомиллионным оборотом за счет денег, взятых взаймы у доверчивых трастовых компаний, и о контрактах, которые, переходя из рук в руки, золотили каждую из этих рук. Банки искали любые возможности направить в желательное им русло те потоки золота, которые хлынули в Америку из Европы.
На то, как развивались события на рынке, ветераны-биржевики взирали не без опаски, но таких сомневающихся было немного. Седовласые президенты банков могут быть хороши в спокойные времена, но во времена всеобщего напряжения молодость – главное достоинство. Этот тезис подтверждался огромными прибылями банков.
Джим Барнс и его коллеги, заручившись дружбой и доверием молодого президента Marshall National Bank, решили консолидировать три известные компании, занимавшиеся изготовлением печей, и продать акции новой компании публике, которая вот уже несколько месяцев покупала все подряд.
Одна из проблем заключалась в том, что как раз в то время все три компании преуспевали настолько, что впервые в своей истории начали выплачивать дивиденды держателям обыкновенных акций. Основные акционеры не хотели терять контроль над этими компаниями. Их акции пользовались спросом на «уличной бирже», поэтому те, кто хотел, могли спокойно продать свою долю, и всех устраивало существующее положение вещей. Капитализация каждой из этих компаний была слишком незначительна, чтобы они стали действительно привлекательными для большого рынка, и вот здесь-то появилась на сцене фирма Джима Барнса. Идея заключалась в том, что консолидированная компания будет достаточно крупной, чтобы пробиться на Нью-Йоркскую фондовую биржу, и новые акции будут иметь большую внутреннюю ценность по сравнению со старыми. Для Уолл-стрит это старый трюк – поменять цвет сертификатов акций, чтобы повысить их ценность. Скажем, акции стало сложно продавать по номиналу. Но если раздробить их в соотношении 1:4, то иногда новые, на три четверти «похудевшие» акции удается продавать по 30–35 долларов. Это эквивалентно курсу 120–140 долларов для старых акций, на который никто и надеяться не мог.
Кажется, Барнс и его компаньоны сумели уговорить каких-то своих друзей, которые держали в спекулятивных целях большие пакеты акций крупной компании Gray Stove, обменять свои ценные бумаги на акции консолидированной компании из расчета четыре акции новой компании в обмен на одну Gray Stove. Потом к ним присоединились компании Midland и Western, но здесь обмен происходил из расчета акция за акцию. На «уличной бирже» их ценные бумаги котировались по 25–30, тогда как акции Gray Stove, которая была лучше известна и выплачивала дивиденды, шли примерно по 125.
Чтобы выкупить акции у тех держателей, которые не хотели обменивать акции, а требовали наличные, и найти дополнительный оборотный капитал на раскрутку новой компании, нужно было раздобыть несколько миллионов долларов. Барнс встретился с президентом своего банка, и тот любезно ссудил синдикату 3,5 миллиона долларов. В качестве залога он взял 100 тысяч акций новоявленной корпорации. Синдикат заверил президента, во всяком случае так мне рассказывали, что цена акций не опустится ниже 50. Дело обещало быть весьма прибыльным, поскольку акции действительно имели высокую фундаментальную ценность.
Первой ошибкой синдиката стал неудачный выбор времени. Рынок уже достиг точки насыщения новыми выпусками акций, и они должны были это увидеть. Но даже тогда они могли бы получить неплохую прибыль, если бы вели себя скромнее, а не пытались вторить тем промоутерам, которым удалось достичь невероятных успехов в самый пик рыночного бума.
Не следует искать причины случившегося в отсутствии у Джима Барнса и его компаньонов ума или опыта. Это были люди, много повидавшие и хорошо знакомые с методами Уолл-стрит. Некоторые из них даже преуспели в качестве трейдеров. Но они не просто переоценили покупательную способность публики. В конце концов, покупательную способность можно определить только на практике – путем тестирования рынка. Более дорогостоящей ошибкой был их расчет на то, что рынок «быков» продлится. Мне кажется, причина заключалась в следующем: Барнс и его компаньоны еще совсем недавно воочию видели колоссальные, а главное – невероятно быстрые успехи других промоутеров в аналогичных ситуациях, поэтому у них даже не было сомнений в том, что они успеют провернуть все эту операцию до завершения рынка «быков». Они являлись известными биржевиками и пользовались большим уважением многих профессиональных трейдеров и брокеров.
Операция была широко разрекламирована. Газеты щедро выделяли место под статьи, посвященные новой компании, которая идентифицировалась с печной промышленностью Америки, поскольку ее продукция была известна во всем мире. Идея консолидации обрела патриотическую окраску, и газеты взахлеб кричали о предстоящем покорении всего мира. Рынки Азии, Африки и Латинской Америки были у новой корпорации едва ли уже не в кармане.
Членами правления новой компании были сплошь люди, хорошо известные читателям финансовых страниц. Реклама была организована настолько хорошо, а обещания анонимных инсайдеров относительно неуклонного роста котировок новых акций звучали настолько твердо и убедительно, что рынок для новых ценных бумаг был уже практически готов. В результате проведенной работы количество заявок на 25 процентов превысило количество акций, предложенных публике по цене 50 долларов.
Только вдумайтесь! По идее, продать новые акции по средней цене 50 долларов промоутеры могли надеяться лишь после многих недель напряженной работы и то лишь в том случае, если бы курс удалось взвинтить до 75 долларов и выше. Такая удача подразумевала, что старые акции компаний, вошедших в состав консолидированной корпорации, подорожали практически вдвое. В результате цена на старые акции компаний, объединенных в новую корпорацию, выросла почти на 100 процентов. Это был переломный момент, и промоутеры не сумели встретить его должным образом, что показывает: общих правил не существует и общие знания не так ценны, как умение правильно распорядиться конкретными обстоятельствами.
Промоутеры, обрадованные неожиданно большим спросом на акции, решили, что публика готова покупать их в любом количестве и по любой цене. Они совершили глупость, решив попридержать значительную часть акций, чтобы дать курсу подрасти. Но если уж они решили жадничать, то делать это надо было с умом.
Промоутерам в любом случае следовало обеспечить акциями всех подписчиков. Поскольку заказанное подписчиками число акций на 25 процентов превышало общее количество акций, выделенных для подписки, это вынудило бы синдикат открыть короткие позиции по недостающим акциям, что помогло бы им в случае необходимости поддержать курс ценных бумаг, не тратя на это дополнительных средств. Без всяких затрат и усилий они заняли бы прочное стратегическое положение – то, к чему я сам всегда стремлюсь, занимаясь манипуляциями. Это позволяло бы им не допустить проседания акций, тем самым внушая публике уверенность в стабильности курса новых бумаг и в том, что синдикат андеррайтеров внимательно следит за ситуацией и провалов не допустит. Они должны были помнить, что, даже когда все акции, предлагавшиеся к продаже, проданы, их работа на этом не заканчивается. Это только часть дела.
Они считали свои действия весьма успешными, но последствия их двух капитальных ошибок не заставили себя ждать. Публика не купила больше ни одной новой акции, потому что на рынке в целом возобладали коррекционные тенденции. У инсайдеров душа ушла в пятки, и они не решились поддержать акции Консолидированной печной компании массовой куплей, а уж если даже инсайдеры не покупают собственные акции, кто же их купит? Отсутствие поддержки со стороны инсайдеров обычно воспринимается как надежный сигнал того, что акции будут падать и пришло время играть на понижение.
Здесь нет смысла входить в статистические подробности. Акции Консолидированной печной компании колебались туда-сюда вместе со всем рынком, но так никогда и не поднялись до первоначальных рыночных котировок, которые немного превышали 50. В конце концов Барнсу и его друзьям пришлось выступить в роли покупателей, чтобы удержать курс на уровне выше 40. То, что они не поддержали акции в самом начале их рыночной карьеры, было прискорбной ошибкой. Но значительно худшей ошибкой было то, что они решили не удовлетворять заявки подписчиков, превысившие первоначальную квоту.
Как бы то ни было, курс акций продолжал проседать, пока не достиг 37. На этом уровне они остановились, потому что Джим Барнс и его коллеги приложили все силы к тому, чтобы удержать их там – ведь банковская ссуда, выданная под залог 100 тысяч акций, рассчитывалась по цене 35 долларов за акцию. И если банк захочет выставить на продажу заложенные акции, чтобы получить свои деньги обратно, то страшно даже подумать, насколько может упасть цена. Публика, которая еще сравнительно недавно отрывала эти акции с руками по 50 долларов, теперь не хотела брать их по 37 и с большой вероятностью не соблазнится и ценой 27 долларов.
Та непомерная щедрость, с какой банки соглашались на продление кредитов, постепенно заставила публику задуматься. Дни молодых либеральных банкиров миновали. Банки снова впали в консерватизм самого ортодоксального толка, и даже те клиенты, которые были близкими друзьями банкиров, получили строгие напоминания о необходимости погасить долги.
Сложилась такая ситуация, что кредиторам не было нужды угрожать, а должникам не имело смысла просить об очередной отсрочке. Положение являлось крайне неудобным для обеих сторон. Банк, с которым имел дело мой друг Джим Барнс, был весьма лоялен к нему. Но ситуация складывалась таким образом, что долг нужно погасить как можно скорее, иначе банк сам мог оказаться в беде.
Характер ситуации и ее возможные взрывоопасные последствия послужили для Джима Барнса достаточно веской причиной, чтобы обратиться ко мне с просьбой продать 100 тысяч акций за достаточную цену, чтобы можно было погасить банковский заем в размере 3,5 миллиона долларов. Получить с этой операции какую-то прибыль Джим уже и не надеялся. Если синдикату удастся отделаться минимальными убытками, все будут более чем признательны.
Задача выглядела безнадежной. Рынок в целом не располагал к росту, хотя временами случались кратковременные ралли, когда все пытались тешить себя надеждой на возрождение «бычьего» тренда.
Я ответил Барнсу, что основательнее разберусь в ситуации и дам ему знать об условиях, на которых возьмусь за это дело. И начал разбираться. Последний годовой отчет компании я читать не стал, сосредоточившись на биржевых аспектах проблемы. Я не собирался расхваливать успехи компании и ее перспективы, чтобы добиться подъема акций; моя задача была предельно конкретной – продать большой пакет акций по текущей рыночной цене. Меня интересовали только те факторы, которые должны были или могли мне помочь либо помешать выполнить эту задачу.
Я обнаружил слишком большое количество акций в руках ограниченного круга лиц, то есть слишком большое, чтобы эти люди могли чувствовать себя в безопасности и комфорте. Семьдесят тысяч акций принадлежало банковско-брокерскому дому Clif on P. Kane & Co – члену Нью-Йоркской фондовой биржи. Кейн был близким другом Барнса и был непосредственно заинтересован в консолидации, поскольку уже много лет специализировался на акциях печных компаний. К этому же он привлек некоторых своих клиентов. Бывший сенатор Сэмюэл Гордон, занимавший ответственный пост в фирме Gordon Bros., принадлежавшей его племяннику, стал владельцем еще одного пакета из 70 тысяч акций Консолидированной печной компании, а небезызвестный Джошуа Вульф приобрел 60 тысяч акций. Таким образом, в общей сложности этим ветеранам Уолл-стрит принадлежало 200 тысяч акций Консолидированной печной компании. Это были настоящие профессионалы, и им не нужен был добрый человек, который подсказал бы, когда эти ценные бумаги нужно продавать. Если бы в отношении этих акций я предпринял что-то такое, что повысило бы спрос со стороны публики, то есть если бы каким-то образом сделал их более активными и дорогими, можно было бы не сомневаться, что Кейн, Гордон и Вульф тут же сбросили бы принадлежавшие им акции, и отнюдь не в гомеопатических количествах. Низвержение на рынок 200 тысяч акций было подобно Ниагарскому водопаду, но оно не завораживало так, как последний. Не забудем, что сливки с «бычьего» тренда давно уже были сняты, и никакие мои действия, сколь бы умелыми они ни были, не смогли бы увеличить спрос на эти ценные бумаги всерьез и надолго. Джим Барнс не питал иллюзий в отношении сложности задачи, решение которой он скромно уступил мне. Мне предлагалось продать тонущие акции на «бычьем» рынке, который уже дышал на ладан. Разумеется, в газетах еще не писали о конце рынка «быков», но я знал это, как и Джим Барнс, и можно было не сомневаться в том, что и банкиры об этом тоже знали.
Однако я дал Джиму слово, поэтому послал за Кейном, Гордоном и Вульфом. Их 200 тысяч акций висели над нами как дамоклов меч. Я предпочел бы заменить этот волосок железной цепью. Лучшим способом сделать это, на мой взгляд, было бы подписание соглашения о сотрудничестве. Если Кейн, Гордон и Вульф помогут мне, продолжая держать свои активы при себе, пока я не продам заложенные в банке 100 тысяч акций, я помогу им, постаравшись раскрутить рынок настолько, чтобы нам всем хватило на нем места. В существовавших на тот момент рыночных условиях они не успели бы продать и десятой части своих активов, как акции Консолидированной печной компании обрушились бы. Они очень хорошо понимали это, поэтому даже попыток не предпринимали. Все, о чем я их просил, сводилось к правильному выбору времени продажи и проявлению разумного альтруизма. Ни на Уолл-стрит, ни где-либо еще нет никакого смысла быть собакой на сене. Мне очень хотелось убедить синдикат в том, что, если начинать избавляться от акций несвоевременно или неосмотрительно, это может помешать достижению нашей цели. А время поджимало.
Я надеялся, что мое предложение найдет отклик в их сердцах, потому что они были опытными дельцами и не питали иллюзий в отношении истинной величины спроса на акции Консолидированной печной компании. Клифтон Кейн был главой преуспевающего комиссионного дома, имевшего сотни клиентов и филиалы в одиннадцати городах. Его фирма в прошлом не раз выступала в качестве менеджера различных пулов.
Сенатор Гордон, которому принадлежало 70 тысяч акций, был чрезвычайно богатым человеком. Читателям газет было хорошо известно его имя, как если бы он был старым ловеласом, обвиненным в нарушении данного им слова шестнадцатилетней маникюрше, которая предъявила в качестве вещественных доказательств норковое манто за пять тысяч долларов и стопку из тридцати двух писем, написанных обвиняемым. Сенатор помог своим племянникам открыть брокерскую фирму и занял там почетный пост. Он был участником десятка пулов. Гордону по наследству досталась большая доля собственности в компании Midland, которую он обменял на 100 тысяч акций Консолидированной печной компании. Это было слишком много, поэтому он начал продавать их, несмотря на увещевания Барнса, и, прежде чем спрос закончился, успел продать 30 тысяч акций. Позднее он говорил своему приятелю, что продал бы и больше, если бы другие крупные акционеры, его старые друзья, не отговорили его и он из уважения к ним не поддался на уговоры. Но, как я уже сказал, была и другая, более весомая причина: его акции никто не хотел брать.
Третьим был Джошуа Вульф. Это, пожалуй, самый известный из профессиональных трейдеров. На протяжении двадцати лет он славился как крупнейший биржевой игрок. Переиграть его мало кому удавалось, потому что для него купить или продать 10–20 тысяч акций было все равно как две или три сотни. Я много слышал о нем как о хвате еще до своего первого приезда в Нью-Йорк. Тогда он входил в компанию бесшабашных игроков, которым было все равно где играть – на скачках или на бирже.
Вульфа обвиняли в том, что он был не более чем азартным игроком, делающим ставку на удачу, но он действительно обладал выдающимися способностями в отношении спекулятивной игры. Одновременно он славился своей необразованностью и своим презрением к учености и всяким высоким материям. На этот счет даже ходило бесчисленное множество анекдотов. Рассказывали, например, что на одном званом обеде, куда Джошуа был приглашен в качестве гостя, несколько других гостей, по недосмотру хозяйки, завели разговор о литературе. Девушка, сидевшая рядом с Джошуа и еще не знавшая, что рот у него предназначен только для пережевывания пищи, поинтересовалась мнением этого известного финансиста:
– Мистер Вульф, скажите, что вы думаете о Бальзаке?
Джошуа вежливо перестал жевать, проглотил то, что было во рту, и ответил:
– Я на «уличной бирже» не играю.
Таковы были три крупнейших акционера Консолидированной печной компании. Когда они пришли ко мне, я им сказал, что, если они образуют синдикат, внесут в него немного денег и предоставят мне колл-опцион на их акции по цене чуть выше текущей рыночной, я сделаю все, что смогу, чтобы создать рынок сбыта для их акций. Они тут же спросили, сколько денег понадобится.
Я ответил:
– У вас эти акции лежат уже давно, и вы ничего с ними сделать не можете. У вас троих в общей сложности 200 тысяч акций, и вы отлично понимаете, что не имеете ни малейшего шанса от них избавиться, пока на них не возникнет спрос. Рынок должен быть достаточно велик, чтобы проглотить то, что вы ему предложите, и денег нужно иметь в запасе столько, чтобы в первое время можно было скупать ценные бумаги в случае снижения курса. Нет смысла начинать, но не довести до конца и все бросить только из-за того, что не хватило денег. Поэтому я предлагаю вам создать синдикат и внести в него шесть миллионов долларов. Потом следует передать синдикату опцион на покупку ваших акций по курсу 40 долларов и перевести эти ценные бумаги на счет условного депонирования. Если все пойдет хорошо, то вы избавитесь от этого мертвого груза, а синдикат даже немножко заработает.
Я уже упоминал о том, что о моих успехах на рынке акций ходило много слухов. Может быть, это помогло, потому что нет ничего успешнее успеха. Как бы то ни было, мне не пришлось долго уговаривать этих людей. Они очень хорошо понимали, что в одиночку им ничего не добиться, поэтому решили, что мой план неплох. Расставаясь со мной, они сказали, что сразу же приступят к созданию синдиката.
Акционерам без особого труда удалось вовлечь в синдикат множество своих друзей. Подозреваю, они говорили своим друзьям о будущих прибылях синдиката с большей уверенностью, чем я. Насколько я слышал, они действительно верили в прибыльность этого предприятия, так что бессовестным обманом их посулы назвать было нельзя. Как бы то ни было, синдикат сформировался за несколько дней. Кейн, Гордон и Вульф предоставили мне колл-опционы на 200 тысяч акций по цене 40 долларов за штуку, а я проследил, чтобы ценные бумаги были переданы на счет условного депонирования, чтобы никто не мог выскочить на рынок и испортить мне игру, если я смогу взвинтить цену. Я должен был защитить свои интересы. Из-за недоверия между членами пула большое количество многообещающих операций заканчивались ничем. На Уолл-стрит нет нелепых предрассудков в отношении пожирания себе подобных. Например, когда происходило первоначальное размещение акций Американской сталелитейно-проволочной компании, инсайдеры обвиняли друг друга в обмане и попытках сбыть свои ценные бумаги за счет других членов пула. Существовало джентльменское соглашение между Джоном Гейтсом и его приспешниками, с одной стороны, и Селигманами и их партнерами-банкирами – с другой. Однажды в брокерской конторе мне довелось услышать четверостишие, сочиненное, как утверждали, Джоном Гейтсом:
Тарантул прыгнул на сороконожку,
Крича: «Я отравлю эту заразу,
Пока ее укус смертельный,
Меня не уничтожил сразу!»
Поймите меня правильно: я вовсе не имею в виду, что кто-то из моих друзей на Уолл-стрит когда-либо мечтал покончить со мной. Но общие принципы работы на рынке требуют по возможности принимать меры против всяческих случайностей. Этого требует здравый смысл.
После того как Кейн, Вульф и Гордон сообщили мне, что синдикат сформирован и есть договоренность внести в него шесть миллионов долларов, мне оставалось только ждать поступления денег. Я настаивал на том, что надо поторопиться. Но деньги поступали по капле. Кажется, они пришли четырьмя или пятью траншами. Помню, мне еще пришлось сигнализировать Вульфу, Кейну и Гордону о задержках платежей.
В тот же день я получил несколько чеков на общую сумму около четырех миллионов долларов и обещание дослать остальное в ближайшие день или два. Наконец-то забрезжила надежда, что синдикат еще может что-то успеть до окончательного ухода рынка «быков» в небытие. Как бы то ни было, чем раньше я приступлю к делу, тем лучше. Публика не была особенно благосклонно расположена к робким телодвижениям акций, еще вчера считавшихся мертвыми, но, если у тебя есть четыре миллиона долларов, пробудить интерес можно к любым бумагам. Этих денег было достаточно, чтобы скупить все акции, которые в сложившихся обстоятельствах могли быть предложены к продаже. Поскольку время поджимало, я решил не дожидаться недостающих двух миллионов, а приступать с тем, что уже было. Чем раньше удастся поднять курс акций до 50, тем лучше для синдиката. Это было очевидно.
На следующее утро при открытии биржи я удивился необычно большому количеству сделок с акциями Консолидированной печной компании. Как уже было сказано, до этого ценные бумаги несколько месяцев оставались в подтопленном состоянии. Цена застыла на 37, и Джим Барнс следил за тем, чтобы она не упала ниже 35, поскольку банку в этом случае пришлось бы выставлять заложенные акции на продажу. Но что касается их роста, то он был убежден, что акции Консолидированной печной компании пойдут в гору не раньше, чем рак на горе свистнет.
Однако в то утро возник необычно большой спрос на эти бумаги, и цена поднялась до 39 долларов. За первый час работы биржи с ними было осуществлено больше операций, чем за предыдущие полгода. Это была сенсация, которая взбудоражила всех «быков» рынка. Потом мне рассказывали, что в брокерских конторах в тот день говорили только о взлете этих акций.
Я не понимал причин происходящего, но то обстоятельство, что акции Консолидированной печной компании сдвинулись с места, меня отнюдь не расстроило. Как правило, мне не приходится долго задаваться вопросом о причинах необычных движений каких-либо акций, потому что мои друзья, брокеры и трейдеры, работающие в зале биржи, держат меня в курсе дела. Предполагая, что меня это заинтересует, они сразу же звонят и пересказывают все новости и сплетни, которые удается собрать. В тот день я узнал лишь то, что кто-то из инсайдеров скупал акции. Никаких фиктивных сделок, все было по-настоящему. Покупатели брали все акции, предлагавшиеся по цене от 37 до 39, а когда их спрашивали о причинах или умоляли дать наводку, уходили от ответа. Хитрые и наблюдательные трейдеры сделали из этого вывод, что происходит что-то серьезное. Когда акции растут вследствие скупки инсайдерами, которые не зовут публику последовать их примеру, внимательно следящие за тикерной лентой биржевики начинают гадать вслух, не последуют ли в скором времени какие-то официальные сообщения.
Сам я в события не вмешивался. Я наблюдал, недоумевал и следил за сделками. На другой день скупка акций не только увеличилась в объемах, но и стала более агрессивной по своему характеру. Приказы о продаже по цене выше 37, которые месяцами оставались в подвешенном состоянии, были исполнены все до единого, а новых предложений о продаже было недостаточно, чтобы сдержать рост курса. Естественно, цена пошла вверх. Она пробила уровень 40 и коснулась 42.
В тот самый момент я почувствовал, что пришло время продавать акции, которые заложены в банке в обеспечение ссуды. При этом я, естественно, ожидал, что в результате моих продаж цена пойдет вниз, но, если средняя цена не упадет ниже 37, меня это устроит. Я знал истинную ценность этих бумаг, и представлял себе, каков истинный спрос на них, если они несколько месяцев лежали без движения. Я начал осторожно скармливать акции рынку, пока не скормил 30 тысяч штук. Но рост курса это не остановило!
В тот вечер мне объяснили причину этого счастливого для меня загадочного роста. Судя по всему, профессиональным трейдерам шепнули накануне вечером, а потом еще и утром перед открытием торгов, что я был решительно настроен сыграть на повышение на акциях Консолидированной печной компании и собирался взвинтить цену на 15–20 пунктов, что было мне раз плюнуть – во всяком случае, так полагали люди, которые знали о моих прежних «подвигах» только понаслышке. Главным источником слухов был не кто иной, как Джошуа Вульф. И это его покупки днем ранее заставили курс расти. Ему, естественно, начали подражать – ведь не может же такой знаток рынка повести своих последователей по ложному следу!
Кстати, давление акций на рынок оказалось не таким сильным, как я опасался. Примите во внимание, что я все-таки связал 300 тысяч акций, – и вы поймете, что мои прежние опасения не были необоснованными. Чтобы поднять курс, потребовалось меньше усилий, чем я ожидал. Губернатор Флауэр все-таки был прав. Когда его обвинили в манипулировании акциями компаний, на которых специализировалась его фирма, таких как Чикагская газовая компания, Федеральная сталелитейная компания и B.R.T., он сказал: «Единственный известный способ поднять курс акций – покупать их». Профессиональные трейдеры подхватили закупочную эстафету, и курс пошел вверх.
На следующий день я прочитал в утренних газетах новость, которую вместе со мной прочитали тысячи людей и которая, без сомнений, была разослана по телеграфу в сотни провинциальных филиалов и брокерских контор: Ларри Ливингстон намерен приступить к активной игре на повышение с акциями Консолидированной печной компании. Дополнительные детали разнились. По одной версии, я сформировал инсайдерский пул и был намерен наказать зарвавшихся «медведей». По другой – в ближайшем будущем следовало ожидать сообщения о небывалых дивидендах. Третья версия напоминала миру, что каждый раз, когда я начинал игру на повышение с какими-либо акциями, результат запоминался надолго. Авторы еще одной версии обвиняли компанию в том, что она скрывала свои активы с целью облегчить инсайдерам накопление акций. Но все были согласны в том, что рост акций начался не сам собой, а являлся результатом какой-то аферы.
К тому моменту, когда я добрался до своего офиса и начал читать почту в ожидании открытия биржи, мне сообщили, что все обитатели Уолл-стрит приготовились к массовой скупке акций Консолидированной печной компании. Телефон звонил непрестанно, и мой секретарь раз за разом отвечал на один и тот же вопрос, который в той или иной форме был задан в то утро сотню раз: «Правда ли, что акции Консолидированной печной компании пошли в рост?» Должен отметить, что Джошуа Вульф, Кейн, Гордон, а может быть, и Джим Барнс отлично потрудились, разогревая публику слухами и намеками.
О таком внимании публики к своей персоне я даже не подозревал. Со всех концов страны приходили заявки на покупку тысяч акций, которые еще три дня назад никто не хотел покупать ни по какой цене. И не стоит забывать, что весь этот ажиотаж держался только на моей репутации успешного игрока, созданной не лишенными воображения газетчиками.
И вот на третий день подъема я начал продавать акции Консолидированной печной компании. Тем же я занимался на четвертый день и на пятый. Не успел оглянуться, как были распроданы все 100 тысяч акций, которые были заложены в Marshall National Bank в обеспечение кредита на 3,5 миллиона долларов, выданного Джиму Барнсу и ожидавшего погашения. Если об успешности манипуляции судить по тому, что поставленные цели достигаются с минимальными издержками, операция с ценными бумагами Консолидированной печной компании была во всех отношениях самой успешной за всю мою карьеру на Уолл-стрит. Ведь мне даже не понадобилось покупать ни одной акции. Обычно приходится сначала покупать, чтобы потом легче продавалось, но здесь это не потребовалось. Мне не пришлось взвинчивать цену до предела, чтобы потом продавать на откате. Я вообще продавал на подъеме. Об этом можно было только мечтать: спрос возник без всяких усилий с моей стороны – и как раз вовремя, что особенно удивительно, когда ты сильно торопишься. Знакомый губернатора Флауэра рассказывал мне, что во время одной из операций, проводившихся в интересах пула B.R.T., было продано с прибылью 50 тысяч акций, но комиссионные фирма Флауэра получила за операции с 250 тысячами акций. У. П. Гамильтон утверждает, что для того, чтобы разместить на рынке 220 тысяч акций Объединенной медной компании, Джеймсу Кину пришлось пропустить через свои руки почти 700 тысяч этих акций. Это же сколько комиссионных! А мне пришлось выплатить комиссионные брокерам только за ту сотню тысяч акций, которые я продал для Джима Барнса. Неплохая экономия!
Продав то, что я подрядился продать для своего друга Джима, – при том, что синдикат так и не перечислил все деньги, о которых мы договаривались, – и не имея ни малейшего желания выкупать обратно акции, которые были проданы, я решил устроить себе короткий отпуск и передохнуть. Я уже забыл подробности, но хорошо помню, что, стоило мне оставить акции в покое, как их курс начал проседать. В один из дней, когда весь рынок был особенно слабый, кто-то из разочарованных «быков» пожелал срочно избавиться от купленных им акций Консолидированной печной компании, и в результате выставленного им предложения о продаже цена опустилась ниже цены коллопциона, то есть ниже 40. Казалось, что предложение этого продавца никого не заинтересовало. Акции снова никому не были нужны. Я и прежде негативно оценивал перспективы рынка, поэтому лишний раз преисполнился чувством благодарности за чудо, позволившее мне сбыть 100 тысяч акций без необходимости взвинчивать курс на 20–30 пунктов за неделю, как ожидали многие.
Не находя поддержки, цена продолжила плавное снижение, пока не произошел довольно резкий спад, в результате которого акции опустились до 32. Это был рекордно низкий уровень для них за всю историю существования. Как вы помните, до этого Джим Барнс и первоначальный синдикат удерживали курс на 37, чтобы не дать банку повода выбросить на рынок 100 тысяч заложенных акций.
В тот день я мирно сидел у себя в офисе, изучая ленту, когда мне доложили о приходе Джошуа Вульфа. Я сказал, что приму его. Он ворвался в комнату, как буря. Вульф не очень крупный мужчина, но в тот момент он буквально разбух от злости.
Я стоял у телеграфного аппарата, когда он подлетел ко мне и заорал:
– Эй, какого черта происходит?
– Присядьте, мистер Вульф, – вежливо сказал я и сел сам, чтобы разрядить обстановку.
– Я не хочу садиться! Я хочу знать, что все это означает!
Он орал изо всех сил.
– Вы о чем?
– Что вы с ними делаете?
– Что я делаю? С чем?
– С этими акциями!
– С какими акциями?
Мой успокаивающий тон лишь еще больше разозлил Вульфа, и он завопил:
– С акциями Консолидированной печной компании! Что вы с ними делаете?
– Ничего! Абсолютно ничего! А что случилось? – спросил я.
Он смотрел на меня несколько секунд, вытаращив глаза и переводя дух, а затем взорвался:
– Посмотрите на их цену! На цену!
Вульф определенно был в гневе. Я встал, чтобы посмотреть на ленту, которая выползала из телеграфного аппарата.
– Тридцать один с четвертью, – сказал я.
– Да, тридцать один с четвертью, а у меня на руках куча этих акций!
– Я знаю, что у вас на руках 60 тысяч акций. Они у вас очень давно, потому что, когда вы изначально вложились в Gray Stove…
Но он не дал мне закончить:
– Но потом я купил еще больше. Некоторые даже по 40! И они по-прежнему у меня!
Вульф смотрел на меня с такой враждебностью, что мне пришлось защищаться:
– Но я же не заставлял вас их покупать.
– Чего вы мне не делали?
– Я не заставлял вас их покупать.
– Я этого не говорил. Но вы собирались взвинтить цену…
– Для чего? – перебил я.
Вульф смотрел на меня, от злости на мгновение лишившись дара речи. Когда к нему опять вернулся голос, он продолжил:
– Вы собирались поднять их курс. У вас были деньги для покупки.
– Деньги были. Но я не купил ни одной акции, – сказал я.
Это стало последней каплей.
– У вас было больше четырех миллионов для покупки акций, и вы не купили ни одной? Ни одной?
– Ни единой! – повторил я.
Вульф опять умолк, чтобы собраться с мыслями, а затем выдавил из себя:
– Ну и как бы вы назвали эту свою игру?
Он готов был обвинить меня во всех возможных преступлениях. Список этих преступлений я буквально читал в его глазах. Поэтому я сказал:
– Иными словами, Вульф, вы хотите спросить меня, почему я не купил по цене выше 50 у вас те самые акции, которые вы купили по цене ниже 40, не так ли?
– Нет, не так. У вас был колл-опцион по цене 40 долларов, и мы выделили вам четыре миллиона, чтобы взвинтить цену.
– Да, но я не прикоснулся к этим деньгам, и синдикат от моих операций не потерял ни цента.
– Послушайте, Ливингстон… – начал он, но я не дал ему договорить.
– Нет, это вы послушайте меня, Вульф. Вы знали, что 200 тысяч акций, принадлежавших вам, Гордону и Кейну, были связаны и что если бы я взвинтил цену, количество продаваемых и покупаемых на рынке акций не возросло бы слишком сильно. У меня были две причины взвинчивать курс: во-первых, создать рынок для акций, а во-вторых, обеспечить прибыль для исполнения колл-опционов, заключенных по цене 40 долларов. Но вам было мало 40 долларов за каждую из 60 тысяч акций, которые несколько месяцев пролежали у вас мертвым грузом, а также вашей доли в прибылях синдиката, если такая прибыль имелась, поэтому вы решили прикупить акций, пока их цена была ниже 40, и продать их мне, когда я подниму курс при помощи денег синдиката – а в том, что я это сделаю, вы не сомневались. Вы намеревались купить раньше меня, а потом продать раньше меня, и, по всей вероятности, я и стал бы покупателем тех акций, которые вы собирались продать, когда они подорожают. Подозреваю, вы рассчитывали, что я доведу курс до 60, поэтому, вероятно, купили тысяч десять акций чисто для перепродажи и, чтобы заручиться достаточным спросом на них – на тот случай, если я вдруг соскочу, – распустили слухи о предстоящем росте курса по всей Северной Америке, не думая о том, как это затруднит мне задачу. Все ваши друзья были в курсе, каких действий от меня надо ждать. Они будут покупать, я буду покупать, и вы в шоколаде. Разумеется, друзья, которым вы это нашептали, передали информацию своим друзьям, а те – своим, и так образовалось несколько – четыре, пять, а может, шесть – слоев простофиль, поэтому, когда дело дошло бы до моей продажи, меня уже опередило бы несколько тысяч мудрых спекулянтов. Надо полагать, таким образом вы пеклись о моих интересах, не так ли, Вульф? Из дружеских побуждений, верно? Вы даже представить себе не можете, как я изумился, когда обнаружил, что акции Консолидированной печной компании начали расти прежде, чем я решил купить хотя бы одну ценную бумагу, и как благодарен я был, когда синдикат андеррайтеров продал 100 тысяч акций по цене около 40 долларов людям, которые потом намеревались перепродать их мне по 50–60 долларов. И вы обвиняете меня в том, что я посмел не воспользоваться теми четырьмя миллионами, чтобы помочь синдикату нагреть на мне руки? Эти деньги были выделены мне для того, чтобы покупать на них акции, но только в случае необходимости, не так ли? Та к вот, необходимости не было.
Джошуа достаточно долго проработал на Уолл-стрит, чтобы научиться не позволять эмоциям мешать делу. Выслушав мою отповедь, он остыл и уже куда более дружелюбным тоном спросил:
– Послушайте, Ларри, дружище, что же нам делать?
– Делайте что хотите.
– Ну, будьте милосердны. Что бы вы сделали на нашем месте?
– На вашем месте, – степенно начал я, – знаете, что бы я сделал?
– Что?
– Продал бы все!
Вульф посмотрел на меня и, не говоря ни слова, развернулся и вышел из моего кабинета. Больше он у меня не появлялся.
Зато вскоре появился сенатор Гордон. Он тоже был раздражен и во всем винил меня. Потом к хору обиженных присоединился Кейн. Они напрочь забыли о том, что в то время, когда они создавали синдикат, их акции просто невозможно было продать. В памяти у них осталось только то, что я не продал их активы, когда имел в своем распоряжении принадлежащие синдикату миллионы, а акции шли по 44 доллара, тогда как теперь их курс упал до 30 и даже по этой цене желающих купить было немного. Они почему-то считали, что я должен был продать их акции с хорошей прибылью.
Излив на меня свои обиды, они, естественно, тоже поостыли. Деньги синдиката были на месте, и главная проблема оставалась прежней: как избавиться от акций. Через пару дней они вернулись и попросили меня о помощи. Особенно настаивал Гордон, и в конце концов я уговорил их согласиться на цену 25,5 доллара. Если удастся продать дороже, гонорар за мои услуги составит половину всего, что я смогу выручить сверх этой суммы. Цена последней сделки с данными акциями на бирже составляла около 30 долларов.
Теперь задача ликвидации этих ценных бумаг легла на меня. Учитывая фундаментальные рыночные условия, а также поведение акций Консолидированной печной компании, существовал единственный способ их продать – на снижении цены и без попыток предварительно поднять ее, поскольку такие попытки определенно вынудили бы меня купить огромное количество этих акций, которых у меня и так было в избытке. Но зато на пути вниз я смогу удовлетворить запросы тех покупателей, которые считают любые акции дешевыми, если они продаются на 15–20 пунктов ниже максимума, особенно если максимум недавний. Они уверены, что после такого сильного снижения очередной отскок не за горами. А поскольку еще недавно акции Консолидированной печной компании шли по 44 доллара, цена чуть ниже 30 будет выглядеть для них очень даже привлекательной.
И это сработало – как всегда. Охотники за скидками скупили все, что я мог им предложить. Думаете, Гордон, Кейн и Вульф прониклись ко мне чувством благодарности за это? Ничуть. По словам моих знакомых, они до сих пор злятся на меня и рассказывают всем подряд, как я их надул. Они не могут простить мне того, что я, вопреки их ожиданиям, не поднял курс акций и не сыграл против своих интересов.
Кстати, мне никогда не удалось бы продать те 100 тысяч акций, что были заложены в банке, если бы Вульф и остальные не распустили слухи о грядущей большой игре на повышение. Если бы я действовал в своей обычной манере, то есть естественным, логическим образом, мне пришлось бы довольствоваться той ценой, которую мне удалось бы получить. Я уже говорил, что рынок находился в состоянии спада. А в таких условиях продавать приходится если не безрассудно, то в любом случае за ту цену, которая есть. Других вариантов просто не существует, но члены синдиката, похоже, так не считают. Они до сих пор злятся на меня. Я на них не злюсь. На злости далеко не уедешь. Я не раз убеждался в том, что биржевик, не владеющий своими эмоциями, обречен. В данном случае их дурной нрав остался, казалось бы, без последствий, но вот что я вам скажу. Однажды миссис Ливингстон отправилась к портнихе, которую ей порекомендовали. Женщина оказалась очень приятной, умелой и ответственной. Уже во время третьего или четвертого визита, когда они уже немного познакомились, эта портниха вдруг говорит моей жене:
– Надеюсь, мистер Ливингстон скоро поднимет курс акций Консолидированной печной компании. Мы купили немного этих акций, поскольку нам сказали, что он лично берется за это дело, а как мы слышали, все операции, за которые он берется, оказываются очень успешными.
Неприятно, скажу я вам, сознавать, что невинные люди могли пострадать из-за таких вот безответственных рекомендаций. Теперь вы понимаете, почему я сам никогда никаких советов не даю. Случай с портнихой заставил меня призадуматься, и я понял, что если во всей этой истории и есть на кого злиться и обижаться, то только на Вульфа.
Войти с помощью соц. сетей: