Глава XXI

Яотлично осознаю, что все эти обобщения звучат не слишком внушительно. С обобщениями почти всегда так. Наверное, мне лучше удастся донести свои идеи на конкретном примере. Я расскажу вам о том, как однажды мне удалось поднять курс на 30 пунктов, накопив при этом только семь тысяч акций и раскрутив рынок так, что он был способен проглотить почти любое их количество.

Это были акции компании Imperial Steel. За ними стояла группа людей с хорошей репутацией, пользующихся доверием инвесторов. Примерно 30 процентов выпущенных в свободное обращение акций были размещены среди публики с помощью различных брокерских домов, но уже после того, как акции допустили к биржевым торгам, их активность сошла на нет. Время от времени кто-нибудь спрашивал у членов синдиката андеррайтеров, гарантировавшего первоначальное размещение, о прибылях и перспективах компании, и получал ответ, что прибыль компании выше, чем ожидалось, а перспективы более чем обнадеживающие. Это было в достаточной степени правдой, но не слишком воодушевляло. Спекулятивная привлекательность у компании отсутствовала напрочь, а с точки зрения инвесторов, стабильность цен и дивидендов еще только предстояло доказать. В поведении этих акций ничего сенсационного не было. Все было чинно, благородно, но скучно, и совершенно правдивые отчеты инсайдеров о положении дел в компании всплесков цен не вызывали. Правда, курс и не падал.

Акции Imperial Steel оставались никем не воспетыми, никому не интересными, никем не замечаемыми. Они и не снижались только потому, что никто их не продавал, а не продавали их потому, что никому не хочется продавать без покрытия акции, большая часть которых остается в руках инсайдеров, иначе можно оказаться в корнере. По тем же причинам не было большого смысла и в покупке этих ценных бумаг. Инвесторы сторонились этих акций, считая их вотчиной спекулянтов. А в глазах спекулянтов эти ценные бумаги были мертвым грузом, поскольку, купив их, поневоле станешь инвестором: могут пройти годы, пока они хоть немного подрастут в цене. А если приходится держать на руках этот труп хотя бы год или два, то всегда теряешь больше, чем было истрачено на покупку, поскольку, когда на пути встретится что-либо действительно привлекательное, ты будешь связан этим балластом по рукам и ногам.

Однажды один из видных членов синдиката андеррайтеров Imperial Steel явился ко мне от своего имени и от имени всех своих коллег. Они хотели создать рынок сбыта для этих акций, нераспределенные 70 процентов которых до сих пор оставались у них на руках. Члены синдиката хотели, чтобы я помог им избавиться от этих ценных бумаг, причем по лучшей цене, чем они могли бы получить, если бы сами попытались продать эти акции на открытом рынке. Они хотели знать, на каких условиях я возьмусь за эту работу.

Я сказал, что дам ответ через несколько дней. Затем посетил штаб-квартиру компании и нанял экспертов, которые исследовали все ее подразделения: производственное, коммерческое и финансовое – и представили мне объективные отчеты о положении дел. Я не искал в компании что-то хорошее или плохое; меня интересовали исключительно факты – то, что было на самом деле.

Отчеты показали, что компания представляла собой ценное приобретение. Ее перспективы оправдывали покупку акций по превалировавшим на тот момент рыночным ценам, если инвесторы были готовы немного подождать. В существовавших обстоятельствах рост курса акций был бы совершенно уместным и законным, так как эти ценные бумаги были явно недооценены с точки зрения их потенциала. Поэтому я не видел ни малейших причин на то, чтобы с чистой совестью и уверенностью не взяться поднять курс акций Imperial Steel путем манипулирования рынком.

Я сообщил представителю синдиката о своем принципиальном согласии, и он зашел ко мне договориться о деталях. Я назвал ему свои условия. За свои услуги я прошу не деньги, а коллопционы на 100 тысяч акций Imperial Steel. Цена колл-опционов возрастающая – от 70 до 100 долларов. Кто-то может счесть это чересчур большим гонораром. Но следует иметь в виду, что сами инсайдеры не считали себя способными продать не то что 100, но даже 50 тысяч акций по цене 70 долларов. Для этих акций попросту не было рынка. Все разговоры о высокой прибыли и великолепных перспективах так и не привлекли сколько-нибудь значительного числа покупателей. Кроме того, я мог рассчитывать на гонорар только после того, как мои клиенты заработают несколько миллионов. То, что я собирался получить за свои услуги, не было заоблачными комиссионными. Это был справедливый условный гонорар, величина которого целиком зависела от результата.

Зная, что эти акции действительно имели большую ценность и что на рынке в целом царил «бычий» настрой, что благоприятствовало росту хороших акций, я рассчитывал, что все получится как надо. Клиенты были воодушевлены моим прогнозом ситуации и сразу согласились на мои условия, поэтому операция началась в атмосфере оптимизма.

Я постарался как можно основательнее защитить свои интересы. В собственности или под контролем синдиката оставалось примерно 70 процентов выпущенных ценных бумаг. Я потребовал, чтобы они депонировали 70 процентов своих акций по трастовому соглашению, поскольку не хотел допустить того, чтобы крупные держатели акций «кинули» меня. Надежно связав таким образом основную массу активов, я должен был позаботиться еще о 30 процентах ценных бумаг, разбросанных между мелкими держателями, но с этим риском приходилось мириться. Опытные спекулянты понимают, что операций совсем без риска просто не бывает. Впрочем, вероятность того, что все не связанные трастовым договором акции одновременно выбросят на рынок, была крайне мала. Это все равно как если бы все держатели страховых полисов умерли в один день. Как есть актуарные таблицы смертности в страховом деле, так есть и неписаные актуарные таблицы рисков для рынка акций.

Защитив себя от некоторых опасностей, которые можно предвидеть в такого рода операции, я был готов приступить к делу. Я должен был сделать так, чтобы мои колл-опционы принесли мне выгоду. Для этого нужно было взвинтить цену и расширить рынок сбыта так, чтобы продать на нем 100 тысяч акций, на которые у меня были опционы.

Для начала я выяснил, сколько акций может выйти на рынок при росте курса. Это было сделано при помощи брокеров, которые без труда установили, сколько ценных бумаг предлагалось к продаже по текущей рыночной цене или чуть более высокой. Номинально рыночная цена была 70, но по ней нельзя было продать даже тысячу акций. Не было ни малейших признаков спроса на ценные бумаги не только по этой цене, но даже на несколько пунктов меньшей. Мне приходилось довольствоваться той информацией, которую выяснили для меня мои брокеры. Но этого было достаточно, чтобы понять, сколько акций предлагалось к продаже и сколь малым был на них спрос.

Для начала я постепенно скупил все акции, предлагавшиеся по 70 и чуть выше. Говоря «я», я, конечно же, имею в виду своих брокеров. Продавцами выступали миноритарные держатели акций, поскольку мои клиенты отозвали все заявки на продажу, которые были поданы до подписания нашего соглашения, связавшего их акции.

Мне не пришлось покупать очень много акций. Кроме того, я понимал, что по мере роста курса появятся другие желающие купить, а не только продать.

Я никому не намекал на скорый взлет акций Imperial Steel. В этом не было необходимости. Моя задача заключалась в том, чтобы постараться напрямую повлиять на чувства биржевиков с помощью самого эффективного средства рекламы, какое только есть. Нет, я вовсе не отрицаю пользы «бычьей» пропаганды. Рекламировать достоинства новых ценных бумаг – дело такое же законное и важное, как реклама достоинств определенной марки одежды, обуви или автомобиля. Публику необходимо снабжать точной и надежной информацией. Но я имею в виду, что для моих целей было достаточно биржевого телеграфа. Как я уже отмечал, газеты всегда пытаются находить объяснения тому, что происходит на рынке. Новости – это их хлеб. Читатели хотят знать не только, что происходит на фондовом рынке, но и почему. Так что манипулятору не нужно даже пальцем шевелить – газеты сами опубликуют всю доступную информацию и все сплетни, а также проанализируют отчеты о доходах и расходах, условия торговли и перспективы рынка – короче говоря, все, что поможет пролить свет на существующую ситуацию. Когда газетчик или знакомый спрашивает моего мнения о каких-то акциях и у меня есть по этому поводу свое мнение, я без колебаний его излагаю. По своей инициативе советов и подсказок я не даю, но чрезмерная секретность моим интересам не отвечает. В то же время я понимаю, что самым убедительным из всех советчиков является тикерная лента.

Скупив все акции, которые предлагались по цене 70 или чуть выше, я освободил рынок от давления с их стороны, и это естественным образом помогло сформировать линию наименьшего сопротивления для Imperial Steel, четко направленную вверх. Заметив этот факт, наблюдательные профессиональные трейдеры сделали логичный вывод о предстоящем росте этих ценных бумаг. Масштаб роста оставался неясен, но известно было уже вполне достаточно для того, чтобы начать их покупать. Спрос на акции Imperial Steel, порожденный исключительно очевидностью тенденции к их росту (и подсказчиком здесь выступила лента биржевого телеграфа!), был мною незамедлительно удовлетворен. Я продал трейдерам акции, выкупленные в самом начале операции у владельцев, которым надоело их держать. Разу меется, я продавал осторожно, ограничившись только удовле творением спроса. Я не спешил выбрасывать свои акции на рынок и не хотел слишком быстрого роста. Было бы ошибкой на этой стадии продать половину моей сотни тысяч акций. Я должен был создать рынок, на котором можно было продать всю мою линию.

Хотя мои продажи ограничились только удовлетворением насущного спроса профессиональных трейдеров, рынок на короткое время лишился спроса с моей стороны, который до того момента оставался достаточно устойчивым. Когда трейдеры купили все, что хотели, рост курса прекратился и усилилось предложение со стороны разочарованных «быков», а также тех игроков, которые утратили всякую мотивацию покупать, как только тенденция к росту курса ослабла. Но я был готов к такому развитию событий и на откате начал скупать акции, которые незадолго до этого продал трейдерам на пару пунктов дороже. Эта скупка акций, которые я намеревался потом снова продать, остановила спад цены, и как только цена перестала снижаться, заявки на продажу иссякли.

Тогда я начал все заново. Когда я выкупил все акции, продававшиеся на развороте цены (а их было немного), цена второй раз пошла вверх, но уже с более высокой стартовой точки, нежели 70. Не будем забывать, что всегда существует множество держателей, которые жалеют, что не продали свои акции, когда они находились в трех-четырех шагах от максимума, и клянутся, что обязательно продадут их во время очередного ралли. Когда происходит разворот, они выставляют свои акции на продажу, но по мере усиления роста передумывают. Хотя, конечно, всегда находятся самые осторожные – те, кто старается поскорее зафиксировать прибыль (какой бы небольшой она ни была), пока рост не закончился.

После этого мне оставалось только повторять описанный процесс, то покупая, то продавая, но в общем и целом обеспечивать постепенный рост.

Иногда, после того как все акции, выставленные на продажу, выкуплены вами, имеет смысл резко взвинтить курс акций, которыми вы манипулируете, поднять «бычью» волну, так сказать. Это будет превосходная реклама, которая привлечет к вашим акциям внимание как профессиональных трейдеров, так и той части спекулянтов-любителей, которой по душе решительные действия, что уже немало. Это отличная реклама акций. Я проделывал то же самое с ценными бумагами Imperial Steel, а потом удовлетворял создаваемый такими взлетами повышенный спрос. Масштаб и скорость повышения курса я регулировал и сдерживал при помощи продажи акций. Покупая на откате и продавая на подъеме, я не только наращивал курс, но и повышал ликвидность акций Imperial Steel.

После того как я приступил к этой операции, на рынке всегда можно было свободно купить и продать достаточно большие пакеты ценных бумаг, не вызывая при этом чрезмерного колебания цены. Исчезли опасения, что можно купить эти акции и застрять с ними навсегда или продать без покрытия и угодить в корнер. Постепенно распространившаяся среди профессионалов и публики вера в то, что рынок для акций Imperial Steel возник всерьез и надолго, являлась результатом стабильной активности и роста этих акций; активность акций позволяла преодолеть и многие другие возражения скептиков. В результате купли и продажи многих тысяч ценных бумаг мне удалось поднять их курс до номинала. При курсе 100 долларов за акцию бумаги Imperial Steel пользовались огромным спросом. Почему бы нет? Теперь все знали, что это хорошие акции и их стоит покупать, пока они еще сравнительно дешевы. Доказательством этого являлся их неуклонный рост. Многие рассуждали так: если акции, стоившие 70 долларов, выросли до 100, почему бы им не подрасти еще на 30 пунктов.

Поднимая курс на 30 пунктов, я накопил только семь тысяч акций. Они достались мне по средней цене 85 долларов. Это означало, что на каждой ценной бумаге я получил прибыль 15 долларов, но, разумеется, моя общая прибыль, все еще остававшаяся на бумаге, была намного выше. Превращение бумажной прибыли в прибыль реальную я считал делом практически гарантированным, поскольку у меня теперь был достаточно большой рынок сбыта, чтобы легко продать все акции, которые я пожелал бы продать. Благодаря разумному манипулированию их цена вырастет еще, и я смогу с выгодой исполнить все свои колл-опционы в ценовом диапазоне от 70 до 100 долларов.

Обстоятельства сложились так, что моим планам по конвертации бумажной прибыли в звонкую монету не суждено было осуществиться. Без ложной скромности скажу: это великолепный образец манипуляции, проведенной абсолютно законными методами и завершившейся заслуженным успехом. Компания представляла собой ценное приобретение, и ее акции не были бы слишком дороги и при куда более высокой цене. У одного из членов синдиката – крупного банка, располагавшего достаточными ресурсами, – возникло желание взять компанию под свой полный контроль. Для банка контроль над таким процветающим и растущим предприятием, как корпорация Imperial Steel, видимо, более ценен, чем для частных инвесторов. Как бы то ни было, банк предложил мне продать им мои опционы на акции. Для меня это означало грандиозную прибыль, и я тут же согласился. Когда появляется возможность продать всю линию одним махом и с хорошей прибылью, я всегда на это иду. Я остался вполне доволен тем, что получил.

Прежде чем избавиться от колл-опционов на 100 тысяч акций, я узнал, что эти банкиры наняли экспертов для более тщательного изучения компании. Их отчеты и побудили банк сделать мне это предложение. Несколько тысяч акций я оставил себе в качестве долговременного капиталовложения. Я верю в эту компанию.

В моих манипуляциях с акциями Imperial Steel не было ничего такого, что можно было бы назвать ненормальным или неразумным. Пока цена росла, в то время как я покупал, я твердо знал, что все идет нормально. Акции ни разу не застревали на полпути, как это иногда бывает. Когда вы обнаруживаете, что ценные бумаги не реагируют должным образом на вашу куплю, их следует продавать без покрытия. Вы знаете, что, если они действительно стоящие и рыночные условия подходящие, курс всегда можно развернуть обратно после спада, даже если это спад на 20 пунктов. Но с Imperial Steel ничего такого делать не приходилось.

Манипулируя акциями, я никогда не теряю из виду фундаментальные принципы торговли. Удивляетесь, почему я так часто это повторяю и почему так настойчиво напираю на тот факт, что никогда не спорю с лентой и никогда не выхожу из себя из-за поведения рынка? Думаете, что видавшим виды бизнесменам, заработавшим миллионы на Уолл-стрит, нет нужды объяснять, что в такие игры надо играть бесстрастно? Что ж, вы удивитесь тому, как часто некоторые из наших самых успешных бизнесменов ведут себя подобно капризным женщинам, когда рыночные тенденции не соответствуют их ожиданиям. Они воспринимают это почти как личное оскорбление и, теряя выдержку, лишаются денег.

Было много разговоров о моей размолвке с Джоном Прентиссом, в том числе и о какой-то полной драматизма истории о сорвавшейся биржевой операции и о том, что кто-то кого-то (то ли я его, то ли он меня) подставил на несколько миллионов долларов – что-то в этом роде. Однако ничего такого не было.

Мы с Прентиссом дружили много лет. Порой он снабжал меня информацией, которую я мог использовать с выгодой для себя, а однажды я дал ему совет, которым он был волен воспользоваться. Если бы воспользовался, то сохранил бы деньги.

В деле учреждения и продвижения на рынок Компании нефтепродуктов он являлся одним из ключевых исполнителей. После более или менее успешного рыночного дебюта общие условия на рынке изменились к худшему, и новые акции не показывали тех результатов, на которые рассчитывали Прентисс и его соратники. Когда общие условия улучшились, Прентисс сформировал пул и приступил к манипуляции с акциями Компании нефтепродуктов.

О его технике сказать ничего не могу. Прентисс не рассказывал мне о своей работе, а я не спрашивал. Но было понятно, что, несмотря на весь опыт работы на Уолл-стрит и несомненный ум, его действия не приносили большого успеха, и участники пула довольно скоро поняли, что, если дела и дальше пойдут таким образом, разместить акции в обозримом будущем им едва ли удастся. Должно быть, Прентисс перепробовал все известные ему приемы, поскольку, если менеджер пула просит, чтобы его заменили кем-то другим, это означает, что он понял: задача ему не по плечу, а это последнее, в чем готов признаться обычный человек. Как бы то ни было, он пришел ко мне и, после обмена любезностями перейдя к делу, попросил меня взять на себя создание рынка для акций Компании нефтепродуктов и сбыт принадлежащих пулу 100 с небольшим тысяч акций. Тогда они шли по курсу 102–103 доллара.

Дело выглядело сомнительным, поэтому я, поблагодарив, отказался. Но Прентисс принялся настаивать, давить на наши дружеские отношения, и мне пришлось уступить. Я очень не люблю связываться с предприятиями, в успех которых не верю, но при этом считаю, что у человека есть определенные обязанности перед друзьями и знакомыми. Я пообещал, что сделаю все возможное, но признал, что оптимизма у меня это дело не вызывает, и перечислил неблагоприятные факторы, с которыми придется иметь дело. Но Прентисс сказал, что он не требует от меня гарантий миллионных прибылей для пула. Он выразил убежденность в том, что если я возьмусь за это дело, то добьюсь результатов, которые удовлетворят любого разумного человека.

Та к я оказался втянутым в дело, к которому у меня не лежала душа. Разбираясь в ситуации, я, как и опасался, обнаружил весьма сложное положение дел, причиной чего в значительной мере являлись ошибки, допущенные Прентиссом, когда он пытался манипулировать акциями в интересах пула. Но главным неблагоприятным фактором было время. Я был убежден в том, что мы стремительно приближаемся к завершению «бычьего» тренда и что то оживление на рынке, которое так воодушевило Прентисса, являлось лишь кратковременным ралли. Я боялся, что на рынке скоро – до того, как я успею что-либо предпринять с акциями Компании нефтепродуктов, – случится разворот и начнется спад. Однако я пообещал, а значит, должен был постараться изо всех сил.

Я приступил к взвинчиванию цены. Успех был умеренный. Кажется, мне удалось довести курс до 107, и это было довольно неплохо, так что мне даже удалось сбыть немного акций. Я был рад уже тому, что запасы пула хотя бы не увеличились. Помимо пула, было множество держателей, которые ждали хотя бы минимального роста, чтобы сбросить свои акции, и я оказался для них просто благодетелем. Если бы общие условия рынка были получше, я тоже смог бы добиться большего. Жаль, что члены пула не обратились ко мне раньше. А теперь ситуация складывалась так, что в лучшем случае мы могли рассчитывать только на то, чтобы выйти из дела с наименьшими для пула потерями.

Я послал за Прентиссом и изложил ему свое видение ситуации. Он начал возражать, и мне пришлось объяснять, почему я занял именно такую позицию. Я сказал:

– Прентисс, я очень отчетливо чувствую рыночный пульс. У этих акций сейчас нет потенциала для роста. Увидеть, как публика реагирует на манипуляции, очень легко. Вот послушай: когда ты делаешь акции максимально привлекательными для трейдеров и обеспечиваешь этим ценным бумагам всю необходимую поддержку, но, несмотря на все это, обнаруживаешь, что публика ими по-прежнему не интересуется, тогда можно быть уверенным в том, что проблема не в акциях, а в рынке. В таких обстоятельствах абсолютно бесполезно пытаться форсировать события. Сделай это – и ты неизбежно проиграешь. Менеджер пула должен быть готов покупать собственные акции, когда у него есть компания. Если же он единственный покупатель на рынке, тогда покупать просто глупо. Если я покупаю пять тысяч акций, публика должна быть готова или способна купить столько же. Но я не собираюсь покупать все это в одиночку. Если бы я пошел на это, то оказался бы с полными карманами акций, от которых мне вообще-то поручено избавиться. Единственное, что можно сделать в этой ситуации, – продавать. А единственный способ продавать – это продавать.

– Ты имеешь в виду «продавать за любую цену»? – спросил Прентисс.

– Именно так! – ответил я и, видя, что он хочет что-то возразить, добавил: – Если мы намерены их продать, имей в виду, что цена вот-вот опустится ниже номинала, и…

– Нет! Никогда! – возопил он.

Можно было подумать, что я предложил ему вступить в клуб самоубийц.

– Прентисс, – сказал я ему, – это кардинальный принцип манипулирования акциями: взвинтить цену, чтобы выгоднее продать. Но большие объемы ценных бумаг не продают на подъеме. Это невозможно. Их продают на откате от максимума. Я не могу поднять курс этих акций до 125–130. Мне хотелось бы, но не получается. Поэтому надо начинать продавать от нынешнего уровня. На мой взгляд, весь рынок нацелен вниз, и акции Компании нефтепродуктов не исключение. И лучше, если они пойдут вниз сейчас на нашей продаже, чем через месяц, когда их начнет продавать кто-то другой. Вниз они пойдут в любом случае.

Не знаю, что уж такого страшного я сказал, но крик его был слышен, наверное, в Китае. Прентисс просто не желал слушать ничего подобного. Этого никогда не будет. Репутации компании придет конец, не говоря уже о неприятностях с банками, где эти акции заложены в обеспечение кредитов, и т. д.

Я снова попытался ему втолковать, что, на мой взгляд, никакая сила в мире не способна удержать акции Компании нефтепродуктов от падения на 15–20 пунктов, поскольку весь рынок направлен вниз и глупо было бы рассчитывать, что эти ценные бумаги станут исключением из общего правила. Но все мои уговоры ни к чему не вели. Прентисс твердил, чтобы я акции не продавал, а продолжал всеми силами их поддерживать.

Прентисс был видавшим виды дельцом, одним из самых успешных промоутеров нашего времени, который заработал на Уолл-стрит миллионы долларов и на спекуляциях собаку съел, но при всем том настаивал на поддержке акций на надвигавшемся рынке «медведей». Да, это были его акции, но затея была плохая. Она настолько шла вразрез со здравым смыслом, что я опять принялся уговаривать Прентисса. Но все было бесполезно. Он настаивал на дальнейшей поддержке акций.

Разумеется, когда на рынке начался настоящий спад, акции Компании нефтепродуктов покатились вниз вместе со всеми остальными. А я, вместо того чтобы продавать, покупал акции для пула инсайдеров, – исполняя требование Прентисса.

Единственным объяснением произошедшего могло быть то, что Прентисс до последнего не верил в скорое наступление рынка «медведей». Лично я был совершенно уверен в окончании рынка «быков» и проверил свои предположения на акциях нескольких компаний, в том числе Компании нефтепродуктов. Я не стал ждать, когда рынок «медведей» официально объявит о своем прибытии, чтобы начать продавать акции без покрытия – другие акции, потому что акции Компании нефтепродуктов я продавать не имел права.

Пул Компании нефтепродуктов, как я и ожидал, оказался в трудном положении, поскольку к тем акциям, которые они держали изначально, добавились еще и те, которые им пришлось купить в тщетных попытках удержать цену. В конце они все распродали, но получили значительно меньше, чем заработали бы, если бы Прентисс позволил мне продать акции тогда, когда я ему это предлагал. Иных вариантов просто не было. Но Прентисс до сих пор думает, что был прав, или, во всяком случае, так говорит. По его словам, тот совет я дал ему только потому, что играл на понижение по другим акциям, в то время как рынок в целом шел вверх. Таким образом он намекает на то, что падение акций Компании нефтепродуктов, которое неизбежно последовало бы при их распродаже пулом по любой цене, поспособствовало бы обрушению других ценных бумаг, в котором я был заинтересован.

Все это вздор. Я был уверен в наступлении «медвежьего» рынка не потому, что играл на понижение. Сначала я убедился в его скором наступлении, и только после этого начал играть на понижение. Двигаясь в противоположном направлении, больших денег не заработаешь, по крайней мере, не на рынке акций. Мой план продажи акций пула основывался на том, о чем твердил мне мой двадцатилетний опыт как о единственно осуществимом и разумном. Оставалось только удивляться тому, что Прентисс, опытнейший биржевик, не видел этого так же отчетливо, как видел я. Пытаться делать что-либо другое было слишком поздно.

Полагаю, что Прентисс разделяет заблуждение тысяч аутсайдеров, которые уверены, что манипулятор может все. Нет, не может. Величайшим достижением Кина была манипуляция с обыкновенными и привилегированными акциями U.S.Steel весной 1901 года. И преуспел он не потому, что был самым умным, и не потому, что за ним стоял синдикат самых богатых людей страны. Разумеется, данные обстоятельства ему отчасти помогали, но преуспел Кин главным образом потому, что этому способствовали состояние рынков и настроение публики.

Если действовать вопреки опыту и здравому смыслу, ничего хорошего не выйдет. И неудачи на Уолл-стрит терпят не только аутсайдеры. Фиаско Прентисса было вызвано тем, о чем я только что рассказал. Он пострадал из-за того, что я проводил манипулирование не так, как хотел сам, а так, как он требовал от меня.

В манипулировании, направленном на оптовую продажу большого числа акций, нет ничего таинственного или нечестного, если соответствующие операции не сопровождаются сознательным обманом публики. Разумное манипулирование должно опираться на разумные принципы торговли. Говоря о манипулировании, люди часто ссылаются на различные старомодные приемы типа фиктивных продаж. Но я могу уверить вас, что на обмане в этом деле далеко не уедешь. Разница между манипулированием на рынке акций и внебиржевой продажей ценных бумаг заключается преимущественно в характере клиентуры, а не в характере предложения. Морган продает облигации публике, то есть инвесторам. И манипулятор сбывает пакеты акций публике, то есть спекулянтам. Инвесторов интересуют надежность, постоянство и высокая рентабельность вложений. Спекулянты же ищут быстрой прибыли.

Главным рынком сбыта для манипулятора оказываются спекулянты, готовые идти на повышенный риск при наличии достаточных шансов на большую отдачу от вложенного капитала. Сам я никогда не верил в слепую азартную игру. Я способен играть по-крупному, а могу ограничиться покупкой сотни акций, но любые мои действия должны иметь причину.

Я хорошо помню, как впервые стал манипулятором, то есть занялся оптовой продажей акций в интересах заказчиков. Эти воспоминания доставляют мне удовольствие, поскольку великолепно демонстрируют сущность профессионального отношения биржевика к операциям на фондовом рынке. Это случилось после моего «возвращения», то есть после операции с акциями Bethlehem Steel в 1915 году, которая вывела меня на путь финансового благополучия.

Я продолжал активно играть, и мне очень везло. Я никогда не стремился к популярности у газетчиков, но и прятаться от них у меня оснований не было. В то же время вы сами знаете, как на Уолл-стрит любят преувеличивать как успехи, так и неудачи спекулянтов, которым случается попасть в фокус внимания. И, разумеется, газетчики тоже прикладывают к этому руку, распространяя слухи. Согласно этим слухам, я разорялся столько раз и заработал столько миллионов, что мне оставалось только недоумевать, кто и зачем сочиняет подобные небылицы. А мои «подвиги» только продолжали расти. До меня доходили все новые и новые варианты, каждый раз обраставшие новыми подробностями и нюансами.

Это предисловие призвано объяснить, почему я стал заниматься манипулированием в чужих интересах. На меня сильно повлияло то, как газеты расписали мое «возвращение» – как я широким жестом погасил свой миллионный долг кредиторам. Мои действия и выигрыши были настолько преувеличены журналистами, что я стал на Уолл-стрит притчей во языцех. Прошли те времена, когда спекулянт, оперировавший двумя сотнями тысяч акций, мог доминировать на рынке. Но, как вы понимаете, публика очень нуждалась в том, чтобы кто-то пришел на смену старым лидерам рынка. Именно репутация Кина как ловкого спекулянта, заработавшего миллионы на свой собственный счет, побуждала промоутеров и банкиров обращаться к нему как к специалисту, способному разместить на рынке сколь угодно большую массу акций. Короче говоря, он стал востребован как манипулятор, потому что славился как очень успешный трейдер.

Но Кин отправился на небеса, где, как он сам однажды сказал, не собирался задерживаться ни на минуту, если там его не дожидается его любимая скаковая лошадь Сайсонби. Два или три других человека, которые некоторое время ходили в героях биржи, канули во тьму длительного бездействия. Я имею в виду прежде всего нескольких крупных игроков с Запада, которые появились на Уолл-стрит в 1901 году и, заработав миллионы на сталелитейных компаниях, здесь и остались. На самом деле они являлись скорее суперпромоутерами, нежели биржевиками типа Кина. Но они были очень способны, очень богаты и очень удачливы в операциях с акциями компаний, которые контролировались ими самими и их друзьями. Они не были такими выдающимися манипуляторами, как Кин или губернатор Флауэр. Тем не менее на Уолл-стрит любили о них посплетничать, и у них было много последователей среди профессионалов и комиссионных домов. Когда они отошли от активной деятельности, Уолл-стрит остался без манипуляторов, по крайней мере без таких, о которых писали бы в утренних газетах.

Многие помнят, какой мощный рост начался на рынке, когда в 1915 году после долгого перерыва биржа возобновила свою деятельность. По мере расширения рынка и увеличения закупок со стороны союзников, объемы которых исчислялись миллиардами долларов, возник настоящий биржевой бум. Если говорить о манипулировании, то никому не надо было и пальцем шевелить для создания рынка сбыта для «невест войны», как называли новые выпуски акций компаний, поставлявших военную продукцию. Многие люди зарабатывали миллионы на военных контрактах и даже на обещаниях контрактов. Они стали успешными промоутерами, прибегая к помощи друзей-банкиров или «уличной биржи». Публика покупала все, что адекватным образом рекламировалось.

Когда бум закончился, некоторые из этих промоутеров обнаружили, что им не обойтись без помощи экспертов по сбыту акций. Когда у публики на руках огромное количество всевозможных ценных бумаг, часть из которых была куплена по явно завышенным ценам, разместить на рынке новые, еще никому не известные акции – дело отнюдь не простое. Когда бум выдыхается, публика перестает верить, что какие-то акции еще смогут расти. Не то чтобы покупатели стали более разборчивыми, просто покупки вслепую отходят в прошлое. Меняется умонастроение публики. Цены еще даже не начали снижаться, а в умах уже воцаряется пессимизм. Этого оказывается достаточно, чтобы рынок затих и некоторое время оставался пассивным.

Во время каждого бума возникают новые компании. Это делается прежде всего (если не исключительно) ради того, чтобы извлечь выгоду из повышенного аппетита публики к ценным бумагам. Бывает и так, что с выходом новых компаний на рынок промоутеры несколько запаздывают. Причина может заключаться в том, что промоутеры тоже люди, и им не хочется думать о том, что бум когда-нибудь закончится. Кроме того, хочется попытать счастья именно в то время, когда потенциальная прибыль особенно велика. Вершина никогда не бывает видна, если глаза застит надежда. Рядовой игрок видит, как акции, которые никому не были нужны по 12 или 14 долларов, вдруг взлетают до 30, и это кажется пределом, пока цена не поднимается до 50. Ну это уж точно вершина подъема. Однако акции продолжают расти и достигают 60, 70, 75. Тут уж к бабке не ходи, что это абсолютный предел для акций, которые еще несколько недель назад стоили дешевле 15. Однако они доходят до 80, потом до 85. И вот тогда рядовой инвестор, который никогда не думает об истинной ценности акций, а только об их цене и действиями которого руководят не рыночные условия, а собственные страхи, попросту перестает думать о том, что у любого роста бывает предел. Вот почему аутсайдеры, которые обычно достаточно мудры, чтобы не покупать на максимуме, все равно оказываются на бобах, потому что своевременно не фиксируют прибыль. Во время бума публика сначала получает бумажную прибыль. Бумажной она и остается.