Книга: Воспоминания биржевого спекулянта
Назад: Глава XVIII
Дальше: Глава ХХ

Глава XIX

Не знаю, кто и когда первым начал применять термин «манипулирование» по отношению к самым обычным процессам и приемам торговли большими объемами ценных бумаг на фондовой бирже. Когда кто-то жульничает, чтобы по дешевке скупить нужные акции, такой процесс тоже называют манипулированием. Но это же разные вещи! Трейдеру, работающему с большой линией, совсем необязательно опускаться до противозаконных деяний, но избежать действий, которые при большом желании кто-то может счесть некорректными, затруднительно. Как, например, купить на рынке «быков» большой пакет акций, чтобы не спровоцировать рост цены, которую тебе же и придется платить? Проблема! И как ее решить? Все зависит от такого большого количества факторов, что общее решение предложить невозможно. Но в любом случае для решения данной проблемы необходимо весьма искусное манипулирование. Более определенного ответа дать нельзя.

Меня очень интересуют все аспекты моего бизнеса, и, конечно же, я учусь не только на своем опыте, но и на чужом. Но было бы очень трудно научиться манипулировать акциями на сегодняшнем рынке, слушая истории и анекдоты прежних дней, рассказываемые в брокерских конторах после закрытия биржи. Методы и уловки, использовавшиеся в былые времена, в большинстве своем устарели и сегодня совершенно бесполезны. Правила работы на фондовой бирже, а также ситуация на рынках очень изменились, поэтому истории о том, что вытворяли Дэниел Дрю, Джейкоб Литтл или Джей Гулд 50 или 75 лет назад, вряд ли стоит слушать сегодня. Нынешнему манипулятору так же бесполезно брать пример с того, что они делали, как нынешнему кадету Вест-Пойнта изучать баллистику на примере стрельбы из лука.

Тем не менее всегда полезно изучать человеческий фактор – то, с какой легкостью мы, люди, принимаем желаемое за действительное и позволяем себе (и даже заставляем себя) подпадать под влияние собственной алчности или легкомыслия, что нам очень дорого обходится. Страхи и надежды всегда остаются прежними, а потому всегда есть смысл изучать психологию спекулянтов: она ведь тоже не меняется. Меняются формы оружия, но стратегия остается стратегией – как на поле брани, так и на Нью-Йоркской фондовой бирже. Думаю, лучше всех подытожил эту тему Томас Вудлок, когда сказал: «Принципы успешной спекуляции акциями основываются на предпосылке, что в будущем люди будут продолжать совершать те же ошибки, что и в прошлом».

В период бума, то есть когда число участников на рынке достигает максимума, нет нужды в особых тонкостях, поэтому нет смысла тратить время на обсуждение деталей манипуляций или спекуляций. Это все равно что пытаться искать различия в каплях дождя, синхронно падающих на крышу дома. Простаки вечно ищут легких путей, поэтому любой бум неизменно и откровенно взывает к их азартным инстинктам, подстегиваемым алчностью и положительным примером окружающих. Тем, кто ищет легких денег, неизменно приходится платить за привилегию служить живым доказательством того, что на этой бренной земле легких денег не бывает. Когда я впервые услышал рассказы о том, какие дела проворачивались в прошлом и какие методы для этого использовались, то искренне подумал, что в 60–70-е годы XIX века люди были намного более доверчивыми, чем в наше время. Но уже на следующее утро я читал в газетах об очередной финансовой пирамиде или об аресте очередного лжеброкера, благодаря усилиям которого миллионы долларов, принадлежавших простакам, канули в неизвестность.

Когда я впервые приехал в Нью-Йорк, много говорили о таких способах биржевого мошенничества, как фиктивные сделки и совпадающие приказы. Нью-Йоркская фондовая биржа запрещала подобную практику. Порой фиктивные сделки осуществлялись настолько грубо, что вряд ли могли кого-либо обмануть. Когда кто-нибудь пытался таким образом взвинтить (или обрушить) курс каких-либо акций, брокеры не стесняясь говорили, что «прачечная открылась». Бакет-шопами нередко использовался такой прием (я о нем уже рассказывал): курс акций с помощью фиктивных сделок искусственно понижался на 2–3 пункта – буквально на мгновение, но так, чтобы тикерная лента зафиксировала снижение, – и этого было достаточно, чтобы мириады клиентов, игравших на повышение с микроскопической маржей, теряли весь свой залог вследствие принудительного закрытия позиций. Что касается совпадающих приказов, то есть одновременной купли и продажи одних и тех же бумаг у разных брокеров, то этот запрещенный правилами биржи метод использовался всегда с опаской, потому что координировать и синхронизировать операции разных брокеров не так-то просто и всегда высок риск разоблачения. Несколько лет назад был такой случай: один известный биржевик в последний момент передумал и отменил продажу, но не покупку, а в результате ни о чем не подозревающий брокер за считанные минуты взвинтил курс примерно на 25 пунктов, после чего цена так же быстро вернулась на прежний уровень. А ведь первоначальный замысел состоял всего лишь в том, чтобы создать иллюзию активности. Игры с таким ненадежным оружием – плохой бизнес. Дело в том, что вы не можете привлечь к таким операциям своих лучших брокеров, по крайней мере если хотите, чтобы они и впредь оставались членами Нью-Йоркской фондовой биржи. Кроме того, налоги сделали проведение любых фиктивных сделок делом гораздо более накладным, чем в прежние времена.

К рыночным манипуляциям относят также и корнер. Но он может являться не только результатом искусственного манипулирования, но и естественным следствием соперничества конкурирующих покупателей. Например, корнер, возникший 9 мая 1901 года с акциями железнодорожной компании Northern Pacific, определенно не был следствием манипуляций. Корнер с акциями автомобилестроительной компании Stutz очень дорого обошелся всем участникам как с точки зрения финансовых потерь, так и с точки зрения утраты авторитета. Он возник стихийно, а не в результате чьих-либо умышленных действий, и из-за него все участники пострадали морально и материально.

Кстати, очень немногие из ставших знаменитыми искусственных корнеров принесли удачу тем, кто их затеял. Строго говоря, среди знаменитых корнеров было очень мало таких, которые принесли бы выгоду своим создателям. Оба корнера с акциями железной дороги New York – Harlem, организованные «Командором» Вандербильтом, принесли ему большой куш, но старик заслужил эти миллионы, обыграв нечистоплотных законодателей и чиновников, пытавшихся с ним покончить. А вот Джей Гулд, пытавшийся подмять под себя железную дорогу Northwestern, в итоге остался в проигрыше. «Дьякон» Уайт заработал миллион на корнере с акциями Lackawanna, а Джим Кин в корнере с акциями дороги Hannibal & St. Joe потерял миллион. Финансовый успех любого корнера зависит от возможности продать накопленные активы по более высокой цене, а для этого нужен достаточно большой короткий интерес, то есть достаточно большой объем открытых коротких позиций, которые игрокам необходимо закрыть, выкупая акции.

Одно время меня занимал вопрос, почему полвека назад корнеры были так популярны среди крупных биржевиков – очень талантливых и опытных людей, бдительно отстаивавших свои интересы и не склонных по-детски верить в человеколюбие коллег-трейдеров, но при этом с поразительной регулярностью позволявших себя одурачить. Один мудрый старый брокер объяснил мне, что в 60–70-е годы XIX века организация корнера являлась предметом честолюбивых мечтаний всех крупных биржевиков. Иногда это желание подогревалось тщеславием, а иногда – желанием отомстить. В любом случае для спекулянта прослыть организатором успешного корнера было равносильно признанию его великого ума и отваги. Это давало ему законное право смотреть на других свысока. Он принимал аплодисменты окружающих как нечто заслуженное. Создателей корнеров влекло нечто большее, нежели потенциальная возможность заработать хорошие деньги. Это был своего рода комплекс тщеславия и самоутверждения.

В те дни биржевики пожирали друг друга легко и беззастенчиво. Кажется, я уже говорил о том, что мне не раз удавалось избегать попадания в разного рода ловушки и корнеры, но благодаря не таинственному чувству тикера, а тому, что обычно мне удается уловить момент, когда характер купли акций меняется настолько, что продолжать играть на понижение становится опасно. В этом мне помогает простое, основанное на здравом смысле тестирование рынка, которое применялось трейдерами и в прошлые времена. Старый Дэниел Дрю путем «короткого сжатия» достаточно регулярно загонял в угол «медведей», игравших против него, вынуждая их сильно переплачивать за акции Erie, которые они ему же сбывали без покрытия. То же самое, причем с теми же акциями Erie, с ним самим проделал «Командор» Вандербильт. И, когда Дрю, имевший прозвище Большой Медведь, запросил пощады, он зловеще напомнил ему его собственное бессмертное двустишие:

Если ты чужое продаешь, Выкупай, не то в тюрьму пойдешь.

Сегодня на Уолл-стрит уже мало кто помнит этого великого биржевика, который не для одного поколения спекулянтов был одним из титанов. Его главной заявкой на бессмертие стало выражение «разводнение акций».

Эддисон Джером весной 1863 года был признан королем общественного совета Уолл-стрит. Говорили, что его рекомендации и наводки считались такими же надежными, как счет в банке. Он во всех отношениях был выдающимся трейдером, а его доходы исчислялись миллионами. Щедрость Джерома граничила с расточительностью, и на Уолл-стрит в нем души не чаяли – пока Генри Кип по прозвищу Молчаливый Вильгельм не выжал из него все миллионы, загнав в корнер с акциями железнодорожной компании Southern. Кстати, этот Кип состоял в родстве с Розуэллом Флауэром, который одно время занимал пост губернатора штата Нью-Йорк.

В большинстве прежних корнеров манипулирование сводилось преимущественно к тому, чтобы скрыть от других, что вы стремитесь скупить все акции, и одновременно всячески поощрять короткие продажи. Таким образом, главной мишенью создателя корнера являлись профессиональные биржевики, поскольку простая публика, как правило, сторонится игры на понижение. Причины, побуждавшие этих искушенных профессионалов играть на понижение, были теми же, что и в наши дни. Если не считать коррумпированных политиканов, попавшихся в корнер, организованный Вандербильтом, во всех остальных известных мне случаях главным мотивом, побуждавшим профессиональных биржевиков играть на понижение, являлись завышенные цены. Завышенными цены считались только потому, что никогда прежде акции не стоили так дорого, а если цена слишком высока, чтобы покупать, значит, она в самый раз, чтобы их продавать. Звучит вполне современно, не правда ли? В то время как все думали о цене, «Командор» думал о ценности! Много лет спустя биржевики-ветераны рассказывали мне, что в те времена в обиход вошла фраза «Он продавал Гарлем!», которая характеризовала полностью разорившегося человека.

Много лет назад мне довелось побеседовать с бывшим брокером Джея Гулда. Он уверял меня, что мистер Гулд не только отличался редким своеобразием – это про него старый Дэниел Дрю сказал с дрожью в голосе: «Его прикосновение несет смерть!», – но и был на две головы выше всех других манипуляторов прошлого и настоящего. Если вспомнить все достижения Джея Гулда, то иначе как финансовым волшебником его действительно не назовешь – в этом нет никаких сомнений. Даже с такого расстояния я вижу, что он, как никто другой, умел приспосабливаться к обстоятельствам, а это очень ценное качество для биржевика. Гулд постоянно варьировал свои методы нападения и защиты и был скорее инвестором, чем спекулянтом. Соответствующими были и его манипуляции. Он одним из первых понял, что если хочешь иметь действительно большие деньги, то лучше владеть железными дорогами, чем играть железнодорожными акциями на бирже.

Разумеется, Джей и на бирже играл. Но, подозреваю, он делал это только потому, что игра на бирже была самым легким и быстрым способом заработать миллионы, а ему нужно было много миллионов – совсем как старому Коллису Хантингтону, который вечно находился в стесненных обстоятельствах, потому что ему всегда было нужно на 20–30 миллионов больше, чем соглашались ссудить банкиры. Высокая цель без денег означает одно мучение, а с деньгами это успех, власть, а значит, еще больше денег, еще больше успеха.

Разумеется, манипулированием рынка занимались в те времена фигуры и не столь величественные. В связи с этим мне вспоминается история, которую рассказал один старый брокер о нравах начала 1860-х годов.

Впервые я оказался на Уолл-стрит еще ребенком. У отца там были дела, и по какой-то причине он взял меня с собой. Мы шли по Бродвею и свернули на Уолл-стрит. По Уолл-стрит прошли до угла с Брод-стрит или, точнее, с Нассо-стрит – до того угла, где теперь стоит здание Bankers’ Trust. Там я увидел толпу, следующую за двумя мужчинами. Первый из них двигался на восток, пытаясь выглядеть невозмутимым. За ним шел другой, краснолицый, который яростно размахивал шляпой в одной руке, а кулаком другой руки тряс над головой. Он кричал так, что его голос мог бы заглушить любой оркестр: «Шейлок! Шейлок! Сколько стоят твои деньги? Шейлок! Шейлок!» Я видел высунувшиеся из окон головы любопытных. В те дни еще не было небоскребов, но со второго и третьего этажей зеваки высовывались так, что едва не падали на землю. Отец спросил у кого-то, в чем дело, и ему что-то ответили, но я не расслышал. Боясь потеряться в толпе, я мертвой хваткой вцепился в руку отца, а толпа тем временем все увеличивалась, как это всегда бывает во время скандалов. Мне было очень неуютно. Люди с горящими от любопытства глазами сбегались со всех сторон: с Нассо-стрит, с Брод-стрит, с Уолл-стрит. Когда мы наконец выбрались из давки, отец сказал мне, кто кричал «Шейлок!». Я забыл имя, но помню, что это был крупнейший спекулянт того времени, который выиграл и проиграл больше денег, чем любой другой человек на Уолл-стрит, за исключением Джейкоба Литтла. Литтла я запомнил, потому что его фамилия мне показалась забавной. Тот, кого называли Шейлоком, был печально известным махинатором. Его имени я тоже не помню. Но помню, что он был длинный, худой и очень бледный. В те дни практиковалась такая форма махинации, как «запирание» денег: группа дельцов брала большой кредит, чтобы затруднить всем остальным биржевикам доступ к кредитным деньгам. Они просто брали деньги в долг, но никак их не использовали. Конечно, это было жульничество, одна из форм манипулирования, полагаю.

Соглашусь со стариком. Это была разновидность манипулирования рынком, которая в наше время уже не практикуется.

Мне самому не довелось лично общаться ни с одним из великих манипуляторов, о которых до сих пор судачат на Уолл-стрит. Я говорю не о лидерах, а именно о манипуляторах. Все они были еще до меня, хотя, когда я впервые прибыл в Нью-Йорк, Джеймс Кин, величайший из них, находился на вершине славы. Но тогда я был еще юнцом, который думал только о том, как повторить в солидной брокерской конторе успех, которого я добился в бакет-шопах своего родного города. К тому же в то время Кин был занят акциями U.S.Steel – шедевр в ряду его манипуляций, – а я в то время еще ничего не знал о манипуляциях, не понимал их смысла, да и, если уж на то пошло, не имел большой потребности в такого рода знаниях. Если я и думал о таких вещах, то воспринимал манипулирование как более благообразную форму жульничества, более изощренную разновидность тех трюков, которые пытались разыгрывать со мной владельцы и менеджеры бакет-шопов. Все разговоры на эту тему, которые мне приходилось слышать, сводились в основном к предположениям и догадкам, а вот разумного анализа недоставало.

Многие из тех, кто хорошо знал Кина, называли его самым дерзким и блестящим биржевиком, когда-либо работавшим на Уолл-стрит. Такая оценка дорогого стоит, потому что Уолл-стрит перевидал множество великих игроков. Сейчас их имена забыты, но в свое время эти люди были королями! Из тьмы прозябания на свет финансовой славы их вытаскивала лента биржевого телеграфа, но эта узкая полоска бумаги оказывалась недостаточно прочной опорой для того, чтобы они достаточно долго могли продержаться наверху и забронировать себе место в анналах истории. Как бы то ни было, Кин был лучшим манипулятором своего времени, и это было долгое и замечательное время.

Свое знание игры, опыт спекулянта и таланты он обращал в звонкую монету, продавая свои услуги братьям Хэвемайер, по заказу которых создал рынок сбыта для акций Американской сахарной компании. Перед этим Кин разорился, иначе он непременно продолжал бы играть на свои деньги, поскольку был очень азартным игроком! С сахарными акциями Кин преуспел; они стали фаворитами биржи, и продавать их было легко. После этого успеха его стали снова и снова приглашать в качестве менеджера пулов. Мне рассказывали, что в таких операциях Кин никогда не просил и не принимал гонорар, а платил за акции наравне с другими членами пула. При этом он полностью отвечал за поведение акций на рынке. Джеймса Кина часто обвиняли в вероломстве, которое как раз и являлось причиной его вражды с группой Уитни – Райана. Манипулятору нетрудно попасть в ситуацию, когда партнеры перестают ему верить, потому что не понимают его мотивов. Они не видят того, что видит он. Я знаю об этом по собственному опыту.

Остается только сожалеть, что Кин не оставил подробного описания своего величайшего подвига – чрезвычайно успешной манипуляции с акциями U.S.Steel весной 1901 года. Насколько я понимаю, он никогда не разговаривал об этом непосредственно с Дж. П. Морганом. Морган действовал через посредников – брокерскую фирму Talbot J. Taylor, в конторе которой Кин устроил себе штаб-квартиру. Толбот Тейлор был зятем Кина. Я убежден в том, что для Кина главным гонораром было удовлетворение от хорошо проделанной работы. То, что он заработал миллионы долларов на рынке, который сам же создал в ту весну, хорошо известно. Джеймс Кин говорил одному моему знакомому, что от имени синдиката андеррайтеров за несколько недель продал более 750 тысяч акций. Очень неплохо, если принять во внимание два обстоятельства: во-первых, это были новые, не опробованные акции, выпущенные корпорацией, капитализация которой превышала весь государственный долг Соединенных Штатов, а во-вторых, такие дельцы, как Д. Г. Рейд, У. Б. Лидс, братья Мур, Генри Фиппс, Г. К. Фрик, и другие стальные магнаты в то же самое время продавали публике сотни тысяч других акций на том же самом рынке, который помогал создавать Кин.

Разумеется, общие рыночные условия благоприятствовали Кину. Его успех стал возможен в том числе благодаря психологическим факторам и неограниченной финансовой поддержке. Это был не просто рынок «быков». Это был настоящий бум, и на рынке царило такое воодушевление, какое мы едва ли еще когда-нибудь увидим. Этот бум через некоторое время закончился паникой, когда акции U.S.Steel, которые Кин в 1901 году поднял до 55, в 1903 году продавались по 10, а 1904-м – по 8⅞.

У нас нет возможности анализировать манипуляционные кампании Кина. Книг он не писал, и сколько-нибудь подробной летописи его подвигов никто не создал. А было бы очень интересно посмотреть, как он работал, к примеру, с акциями Объединенной медной компании. Г. Х. Роджерс и Уильям Рокфеллер пытались сбыть рынку избыток принадлежавших им акций этой компании и потерпели неудачу. Тогда они решили обратиться за помощью к Кину. Имейте в виду, что Г. Х. Роджерс был одним из талантливейших бизнесменов своего времени, а Уильям Рокфеллер – самым дерзким спекулянтом из всей клики Standard Oil. Они обладали почти неограниченными ресурсами, высочайшим авторитетом, а также многолетним опытом игры на фондовом рынке. И все-таки им пришлось обратиться к Кину. Я упоминаю об этом, чтобы показать, что бывают задачи, для решения которых требуется настоящий специалист. А задача заключалась вот в чем. Имеются широко разрекламированные акции, спонсируемые крупнейшими капиталистами Америки, которые никто не может продать, не потеряв на этом деньги и репутацию. Роджерс и Рокфеллер оказались достаточно разумными, чтобы понять, что такая задача по плечу только Кину.

Он сразу принялся за работу. Воспользовавшись общим подъемом на рынке, Кин продал 220 тысяч медных акций примерно по номиналу. После того как он избавился от инсайдерского пакета, спрос публики на эти акции не ослаб и цена поднялась еще на 10 пунктов. Когда инсайдеры увидели, с какой охотой публика приняла эти ценные бумаги, им захотелось побольше заработать на тех акциях, от которых они только что избавились. Говорили, что Роджерс советовал Кину сыграть на повышение. Трудно поверить, что Роджерс намеревался учить Джеймса уму-разуму. Он был достаточно проницателен, чтобы понимать, что Кин не ягненок. Джеймс действовал в своем обычном стиле, максимально продавая на откате после большого подъема. При этом его тактические шаги диктовались прежде всего собственными потребностями и нюансами рыночной ситуации. На рынке акций, как и на войне, важно помнить о разнице между стратегией и тактикой.

Один непосредственно связанный с Кином человек (кстати, отличный рыбак) недавно рассказал, что во время операции по размещению акций Объединенной медной компании сегодня он мог быть почти совсем без акций (без тех, которые он должен был покупать для поддержки курса), завтра покупал тысячи акций, а послезавтра все продавал. После этого Джеймс выдерживал паузу, чтобы посмотреть, насколько новый рынок способен о себе позаботиться, и дать ему постепенно привыкнуть к самостоятельной жизни. Когда же нужно было размещать акции, он действовал так, как я уже сказал, – продавал их на откате. В этих условиях спрос наиболее активный: публика покупает в ожидании очередного ралли, а «медведи» покупают, чтобы закрыть короткие позиции.

Один из приближенных к Кину людей говорил, что после того, как Кин сбыл акции Роджерса и Рокфеллера примерно за 20–25 миллионов долларов, Роджерс прислал ему чек на 200 тысяч. Это напоминает мне анекдот про жену миллионера, которая дает уборщице в оперном театре 50 центов в награду за то, что она нашла потерянное жемчужное ожерелье стоимостью 100 тысяч долларов. Кин отослал чек обратно с вежливой запиской, что он не брокер и при случае будет рад снова оказаться полезным. Роджерс насчет гонорара настаивать не стал и ответил, что был бы счастлив снова поработать вместе с Кином. Вскоре после этого Роджерс дал Кину дружеский совет скупать медные акции, которые тогда шли по курсу 130!

Блистательным спекулянтом был Джеймс Кин! Его личный секретарь рассказывал, что, когда на рынке все складывалось как нельзя лучше, он становился раздражительным, и те, кто его знал, говорят, что эта раздражительность проявлялась в сардонических высказываниях, которые надолго запоминались слушателям. Но вот когда Кин проигрывал, его не покидало хорошее настроение, и он проявлял себя как благовоспитанный, обаятельный, остроумный и интересный во всех отношениях человек.

Джеймс Кин обладал всеми качествами успешного спекулянта. То, что он никогда не спорил с тикерной лентой, понятно без слов. Он ничего не боялся, но при этом никогда не поступал опрометчиво. Обнаружив в своих действиях ошибку, Кин без колебаний менял курс.

По сравнению с его временами правила Нью-Йоркской фондовой биржи сильно изменились, а там, где они остались, контроль за их выполнением значительно усилился, были введены многочисленные налоги на продажи и прибыли и произошло еще много такого, из-за чего сама игра стала другой. Те приемы и уловки, которые Кин применял с таким мастерством и эффективностью, больше не работают. Кроме того, нас уверяют, что с тех пор значительно вырос и моральный уровень биржевиков. Тем не менее у нас есть все основания утверждать, что Кин был бы великим манипулятором в любой период нашей финансовой истории, поскольку он являлся гением спекуляции и знал эту науку как свои пять пальцев. Он достиг всего, что позволили ему существующие на тот момент условия. Уверен, что в 1922 году Кин имел бы не меньший успех, чем в 1901 или 1876 году, когда, впервые приехав в Нью-Йорк из Калифорнии, за два года заработал девять миллионов долларов. Есть люди, которые всегда идут впереди толпы; они обречены быть лидерами, как бы ни менялась толпа.

Кстати, произошедшие с тех пор изменения не так радикальны, как можно было бы вообразить. Награды за выдающиеся успехи сегодня не столь велики, как когда-то, потому что время первооткрывателей прошло, а подражателям платят меньше, чем первооткрывателям. Но в одних аспектах манипулировать рынком сегодня легче, а в других – намного сложнее, чем во времена Кина.

Если нет сомнений в том, что реклама – это искусство, то манипулирование – это искусство рекламирования посредством биржевого телеграфа. Его лента должна рассказывать ту историю, которую хочет поведать манипулятор. Чем правдивее эта история, тем она убедительнее, а чем она убедительнее, тем успешнее реклама. Сегодня для манипулирования рынком мало, к примеру, того, чтобы акции выглядели сильными; манипулятор должен сделать их сильными. Следовательно, манипуляция должна базироваться на здравых принципах биржевой торговли. Потому Кин и был выдающимся манипулятором, что изначально он являлся выдающимся трейдером.

Назад: Глава XVIII
Дальше: Глава ХХ