Глава XV

Среди опасностей, грозящих спекулянту, очень важное место занимают непредвиденные, я даже сказал бы, непредвидимые события. Существует риск, на который приходится идти даже самому осторожному человеку, если, конечно, он не хочет оставаться мелочным моллюском в мире спекуляций. Обычные деловые риски ничем не хуже тех опасностей, которые ожидают человека, вышедшего из дома на улицу или отправившегося в путешествие по железной дороге. Когда я теряю деньги из-за развития событий, которого никто не мог предвидеть, я злюсь на судьбу и жажду мщения не больше, чем когда попадаю под некстати налетевшую грозу. Наша жизнь от колыбели до могилы сама есть игра, и я спокойно переношу события, которых не могу избежать, потому что не обладаю даром ясновидения. Но в моей карьере спекулянта были и такие ситуации, когда я все правильно спланировал, правильно действовал и тем не менее оставался ни с чем из-за нечестного поведения моих оппонентов.

От действий жуликов, трусов и толпы простаков дальновидный и быстро соображающий бизнесмен может защититься. Но с откровенным жульничеством мне сталкиваться не приходилось – если не считать пары случаев в бакет-шопах, – потому что в этом мире честность является наиболее выгодной политикой. Большие деньги можно заработать только в честной игре по правилам, а на жульничестве далеко не уедешь. Я никогда не стал бы играть в тех местах, где нужно зорко следить за партнерами, потому что они наверняка обманут, если на них не смотрят. Но вот перед жалобно скулящими мошенниками приличный человек оказывается беззащитен. Милость к падшим, знаете ли. Я мог бы вспомнить дюжину примеров, когда становился жертвой своей веры в святость данного слова или нерушимость джентльменского соглашения. Но не стану этого делать, потому что никакой полезной цели такие примеры не послужат.

Писатели, священнослужители и женщины любят сравнивать биржу с полем битвы толстосумов, а повседневный бизнес на Уолл-стрит – с войной. Образ довольно драматичный, но вводящий в заблуждение. Я никогда не воспринимал свою деятельность как борьбу или состязание. Я никогда ни с кем не боролся – ни с отдельными лицами, ни с группировками спекулянтов. Просто у каждого свое мнение, свое понимание фундаментальных условий рынка. То, что писатели и драматурги называют деловыми сражениями, не является борьбой между людьми. Это просто соревнование оценок и взглядов. Я пытаюсь придерживаться только фактов и соответственно направлять свои действия. Это то, что Бернард Барух называет рецептом обогащения. Иногда мне не удается достаточно ясно и своевременно увидеть все факты, а иногда подводит логическое мышление. Когда такое случается, я проигрываю.

Ни один здравомыслящий человек не станет возражать против необходимости платить за свои ошибки. Торг здесь неуместен, и никаких исключений не бывает. Но я не согласен терпеть убытки в том случае, когда я прав. При этом я даже не имею в виду те операции, в результате которых понес убытки из-за неожиданно изменившихся правил и условий на бирже. Я имею в виду те виды спекулятивных рисков, которые время от времени напоминают вам о том, что прибыль можно считать гарантированной только после того, как деньги уже поступили на ваш банковский счет.

Когда в Европе разразилась война, начался вполне предсказуемый рост цен на сырье. Предвидеть это было так же легко, как и инфляцию. Рост цен продолжался, пока шла война. Как вы помните, в 1915 году я усиленно трудился над своим «возвращением». Фондовый рынок переживал бум, и я обязан был воспользоваться этой ситуацией. Безопаснее, легче и быстрее всего в то время можно было разбогатеть именно на рынке акций.

К июлю 1917 года я не только расплатился по всем долгам, но у меня еще и осталось немало. Это означало, что теперь у меня появились время, деньги и настроение поиграть не только на рынке акций, но и на товарных биржах. Долгие годы я прилежно изучал все рынки. Рост цен на многие биржевые товары по сравнению с довоенным уровнем составлял от 100 до 400 процентов. Единственным исключением был рынок кофе, и это имело свое объяснение. С началом войны европейские рынки закрылись, поэтому громадные партии кофе были перенаправлены в Америку – на самый большой рынок в мире. Это привело к избытку запасов кофе в стране, что не позволяло ценам расти. Более того, решив исследовать спекулятивный потенциал кофейного рынка, я обнаружил, что цены на этот товар были даже ниже довоенных. Если причины этой аномалии были достаточно очевидны, то не менее очевидным было и то, что активизация и повышение эффективности немецких и австрийских субмарин привели к сокращению торгового флота. А это, в свою очередь, должно было привести к сокращению импорта кофе. Если подвоз сократится, а потребление останется неизменным, запасы со временем исчерпаются и, когда это произойдет, стоимость кофе начнет расти, как и все остальные цены.

Чтобы разобраться в данной ситуации, Шерлок Холмс не нужен. Почему другие трейдеры не задумались над этим и не начали скупать кофе, сказать не могу. Решив заняться покупкой кофе, я смотрел на это не как на спекуляцию, а как на инвестицию. Я понимал, что придется подождать, прежде чем мои вложения окупятся, но не сомневался в том, что отдача будет большой. В этом смысле вся операция была осторожной инвестицией, словно за ней стоял не азартный биржевой игрок, а консервативный банкир.

К закупкам кофе я приступил зимой 1917 года и купил его довольно много. Но рынок на это никак не отреагировал. Он оставался совершенно пассивным, и цена, вопреки моим ожиданиям, не начала подниматься. Получилось, что я долгих девять месяцев держал на своем балансе совершенно ненужную линию кофе, поэтому, когда срок контрактов истек, я избавился от всех опционов.

Эта операция принесла мне огромные убытки, но все-таки я был уверен в том, что в принципе мои оценки были правильными. Я явно ошибся в выборе времени, но остался непреклонен в своем убеждении, что стоимость кофе обязательно должна будет вырасти вместе с ценами на все остальные сырьевые товары, поэтому сразу после погашения истекших опционов снова купил кофе – на этот раз втрое больше. Разумеется, теперь я покупал отсроченные опционы, то есть опционы, допускающие отсрочку исполнения.

И я не промахнулся. Как только начал собирать свою утроенную линию, рынок двинулся вверх, как будто все внезапно поняли, что неизбежно должно произойти на рынке кофе. Все выглядело так, что мои инвестиции должны были показать невероятно высокую рентабельность.

Продавцами моих контрактов были производители жареного кофе, преимущественно с немецкими именами и немецкого происхождения, которые закупали в Бразилии кофе в расчете на то, что им удастся привезти его в Америку. Но судов для перевозки кофе не было, и они попали в весьма затруднительное положение: там у них были куплены огромные запасы кофе, но здесь они ничего не могли мне предложить. При этом имейте в виду, что в первый раз я начал покупать кофе, когда его цена находилась еще практически на довоенном уровне, а затем я почти год держал опционы как балласт и понес значительные убытки. Убытки – это наказание за ошибки. Выигрыш – награда за правоту. Будучи правым и имея на руках большую линию, я имел все основания сорвать огромный куш. Достаточно цене хоть немного вырасти, и я окажусь с приличной прибылью – ведь кофе у меня на балансе было несколько сотен тысяч мешков.

Я не очень люблю называть цифры, когда рассказываю о своих операциях, поскольку иногда речь идет воистину о грандиозных цифрах и люди могут подумать, что я хвастаю. На самом деле я всегда играю по своим средствам и всегда оставляю для себя довольно большой запас прочности. В том случае, о котором рассказываю, я тоже был достаточно осторожен. Я так легко пошел на покупку кофейных опционов только потому, что вообще не мог себе представить, как здесь можно проиграть. Все обстоятельства складывались в мою пользу. Мне, правда, пришлось целый год выжидать, но сейчас я ожидал получить достойное вознаграждение и за вынужденное ожидание, и за свою правоту. Прибыль была уже просто на подходе, я, можно сказать, видел ее.

Никакого ума тут не требовалось. Достаточно не быть слепым.

Быстрая и верная прибыль в миллионы долларов! Но я ее так и не получил. Нет, я споткнулся не на неожиданно изменившихся рыночных условиях. Резкого разворота рынка тоже не было. И потоки импортного кофе не хлынули в нашу страну. Что же случилось? Непредвидимое! Ни о чем подобном я никогда не слышал, а значит, у меня не было никаких оснований строить оборону с этой стороны. К длинному списку спекулятивных рисков, о которых следует постоянно помнить, пришлось добавить еще один пункт. Просто те коммерсанты, которые продали мне опцион на кофе, зная, что необходимых запасов у них нет, и пытаясь вывернуться из ситуации, в которую сами себя загнали, изобрели новый способ уйти от выполнения обязательств. Они обратились за помощью в Вашингтон – и получили ее!

Возможно, вы еще помните, что правительство постоянно разрабатывало планы предупреждения спекуляции предметами первой необходимости. Что из этого вышло, тоже хорошо известно. Та к вот, эти коммерсанты, продавшие мне кофе без покрытия, предстали перед Комиссией по контролю за ценами при Совете оборонной промышленности (кажется, так оно официально называлось) и произнесли патриотическую речь в защиту американцев, пьющих кофе за завтраком. Они утверждали, что один профессиональный спекулянт, некто Ларри Ливингстон, подмял под себя, или почти подмял, весь кофейный рынок страны. Если не сорвать его спекулянтские планы, он воспользуется условиями военного времени, и американскому народу придется платить бешеные цены за свой утренний кофе. Этим патриотам, которые продали мне огромное количество кофе, но не смогли доставить его из-за отсутствия транспорта, казалось непостижимым, что ста миллионам американцев придется платить дань бессовестным спекулянтам. Они честные коммерсанты, а не игроки, и они готовы помочь правительству в борьбе с теми, кто пытается нажиться на временных трудностях.

С тех пор я испытываю ужас перед теми, кто не умеет проигрывать. При этом я не хочу бросить тень на Комиссию по контролю над ценами, честно пытавшуюся бороться со спекуляциями (в бытовом, а не биржевом смысле этого слова) и расточительством. Но это не мешает мне заявлять, что комиссия недостаточно глубоко вникла в суть проблемы, возникшей на кофейном рынке. Они установили максимальную цену на кофе-сырец, а также предельный срок исполнения всех уже заключенных контрактов. Это решение означало прекращение деятельности кофейной биржи. Мне оставалось только продать свои контракты, что я и сделал. Многомиллионная прибыль, которую я уже считал своей, так и не материализовалась. Я с таким же негодованием, как и все, отношусь к тем, кто пытается спекулировать товарами первой необходимости, пользуясь их нехваткой, но в то время, когда комиссия принимала свое решение, все прочие биржевые товары продавались на 250–400 процентов дороже по сравнению с довоенными ценами, тогда как стоимость кофе была ниже средней цены предвоенных лет. Не представляю себе, каким образом это решение могло повлиять на продавцов кофе. Рост цены был неизбежен, и не из-за действий бессовестных спекулянтов, а из-за тающих запасов, причиной чего являлось сокращение импорта, вызванное действиями германских подводных лодок, уничтожавших торговые суда. Комиссия нажала на тормоза, даже не дождавшись, когда цена на кофе тронется с места.

Принудительное закрытие кофейной биржи было ошибкой и с политической точки зрения, и с экономической. Если бы Комиссия по контролю за ценами не вмешалась, цены на кофе, по уже названным выше причинам, конечно, выросли бы, но это не имело бы никакого отношения к мнимой монополизации рынка. Но высокие цены – которые совсем необязательно были бы заоблачными – послужили бы стимулом для увеличения импортных поставок. Бернард Барух утверждал, что при установлении предельных цен Совет оборонной промышленности учитывал этот фактор – необходимость стимулировать новые поставки, – и по этой причине некоторые жалобы на слишком высокие предельные цены он считал несправедливыми. Когда позднее кофейная биржа возобновила свою деятельность, цена на кофе взлетела до 23 центов. Американскому народу пришлось платить эту цену из-за недостаточных поставок, а поставки были недостаточными потому, что предельная цена по рекомендации кофейных коммерсантов-филантропов была чрезмерно занижена и не позволяла оплачивать дорогостоящие морские перевозки, а значит, не стимулировала импорт.

Я всегда считал эту операцию с кофе самой лучшей из всех своих операций с биржевыми товарами. Я считал ее скорее инвестицией, чем спекуляцией. Я занимался этой операцией более года. Если здесь кто и занимался азартными играми, то разве что эти «патриоты» с немецкими имена и немецкими корнями. Кофе у них был в Бразилии, а продавали они мне его в Нью-Йорке. Комиссия по контролю над ценами зафиксировала цену для единственного товара, который и так за всю вой ну не подорожал. Они защитили публику от мнимых спекулянтов, но не могли защитить ее от неизбежного роста цен на кофе. Более того, даже пока цена зеленых зерен держалась на уровне девяти центов за фунт, жареный кофе дорожал, как и все остальное. Выиграли от этого только те, кто его жарил. Если бы цена на зеленый кофе выросла всего на 2–3 цента за фунт, я нажил бы миллионы. И публике это обошлось бы дешевле, чем безудержный рост цен, закономерно случившийся некоторое время спустя.

Для спекулянта оплакивать свои неудачи – последнее дело. Ни к чему хорошему это не приводит. Но моя неудачная операция с кофе имела определенную образовательную ценность. Поначалу все выглядело очень привлекательно. Рост был настолько верным, настолько логичным, что я был просто обречен заработать несколько миллионов долларов. Но не случилось.

Мне вспоминаются еще два случая, когда я пострадал от действий правления биржи, без предупреждения изменившего правила ведения торгов. Но в тех двух случаях моя линия поведения, хоть и была технически правильной, не обладала такой коммерческой непогрешимостью, как операция с кофе. Когда занимаешься спекуляциями, никогда ни в чем нельзя быть до конца уверенным. Именно этот опыт побудил меня в списке спекулятивных рисков добавить к непредвиденному непредвидимое.

После случая с кофе мне настолько везло с другими видами биржевых товаров и с игрой на понижение с акциями, что обо мне начали распространять нелепые слухи. Профессионалы с Уолл-стрит и газетчики взяли привычку винить меня в неизбежных падениях цен. Временами мою игру на понижение называли непатриотичной. Думаю, масштаб моих операций и их влияние на рынок раздували только затем, чтобы удовлетворить ненасытный спрос публики на логические объяснения каждого движения цен.

Как я уже тысячу раз отмечал, никакими манипуляциями нельзя обрушить котировки акций и удерживать их внизу. В этом нет никакой тайны. Причина станет очевидна каждому, кто удосужится поразмышлять над этим хотя бы полминуты. Вообразите себе спекулянта, который, совершив рейд, сумел опустить курс акций ниже их действительной стоимости. Что за этим последует? Рейдер немедленно поднимет волну инсайдерских покупок. Ведь те, кто лучше других знает, сколько на деле стоят акции, обязательно станут скупать их по дешевке. Если же инсайдеры не способны скупать собственные акции, значит, в силу фундаментальных рыночных условий они не могут свободно распоряжаться собственными ресурсами, а на рынке «быков» такие условия невозможны.

Когда люди говорят о рейдах на рынок, они неявно подразумевают, что такие рейды являются неоправданными, почти преступными. Но ведь играть на понижение, опуская курс акций ниже их действительной стоимости, – очень опасное дело. Стоит иметь в виду, что если упавшие вследствие рейда акции не растут сразу же вслед за спадом, значит, инсайдеры не скупают их, но если под рейдом понимать неоправданное, искусственное понижение курса, то после таких действий обязательно должна происходить инсайдерская скупка акций, а следовательно, они не могут оставаться внизу. Должен сказать, что в девяноста девяти случаях из ста так называемые рейды представляют собой естественное падение цен, вызванное совершенно другими причинами. Иногда такое падение может ускоряться за счет действий профессионального трейдера, но это ни в коем случае не может быть первопричиной, сколь бы большими средствами ни располагал трейдер.

Теорию, что неожиданные или особенно резкие падения цен в большинстве случаев являются результатом деятельности крупных трейдеров, играющих на понижение, изобрели, вероятно, для того, чтобы запудрить мозги тем спекулянтам, которые, будучи не более чем слепыми игроками, готовы поверить в любую чепуху, лишь бы не думать самостоятельно. Ссылки на рейды, которыми оправдывают убытки и утешают этих горе-спекулянтов их брокеры и финансовые консультанты, представляют собой по сути антинаводку. Разница вот в чем. «Медвежья» наводка – это четкий и недвусмысленный совет играть на понижение. А антинаводка, то есть объяснение, которое ничего не объясняет, фактически удерживает вас от разумной игры на понижение. Когда акции резко падают, то логично будет продавать их. Для падения есть причина – пусть она неизвестна вам, но она есть. Поэтому надо сбрасывать то, что находится у вас на руках. Но если падение вызвано действиями рейдера, тогда продавать акции неразумно – ведь цена тут же подскочит обратно. Антинаводка!