Вернемся к октябрю 1907 года. Я купил яхту и подготовился к путешествию в южных морях. Я безумно люблю рыбалку и сейчас впервые собирался отправиться в море на собственной яхте. Все было готово. Я очень хорошо заработал на акциях, но в последний момент меня задержала кукуруза.
Должен пояснить, что перед паникой на финансовом рынке, которая принесла мне мой первый миллион, я торговал зерном на Чикагской товарной бирже. Я продал в шорт 10 миллионов бушелей пшеницы и 10 миллионов бушелей кукурузы. До того я долгое время изучал рынок зерна и был так же решительно настроен играть с пшеницей и кукурузой на понижение, как это было с акциями.
Началось все хорошо. В первое время пшеница и кукуруза шли вниз, но если цена на пшеницу так и продолжала снижаться, то с кукурузой вышло иначе. Крупнейший из чикагских спекулянтов – назовем его Страттоном – задался целью загнать кукурузу в корнер. К тому времени я уже закрыл позиции по акциям и был готов к отплытию на юг, но тут обнаружил, что пшеница принесла мне приличную прибыль, тогда как на подорожавшей из-за действий Страттона кукурузе я нес немалые убытки.
Я знал, что в стране гораздо больше кукурузы, чем об этом можно было судить, глядя на явно завышенные цены. И я знал, что закон спроса и предложения никто не отменял. Вот только спрос исходил главным образом от самого Страттона, а предложения не было вовсе никакого из-за проблем с поставками зерна. Помню, как я буквально молил о морозах, которые сковали бы размытые дождями дороги, чтобы фермеры смогли довезти свою кукурузу до рынка. Но молитвы не помогали.
Та к вот и получилось, что я мечтал отправиться на рыбалку, которую так основательно планировал, а кукуруза держала меня на месте. Естественно, я не мог никуда уехать, не разобравшись с этой проблемой. Страттон, разумеется, тщательно отслеживал все открытые короткие позиции. Он уже знал, что обыграл меня, и я тоже это знал. Но все еще продолжал надеяться на то, что смогу как-нибудь умолить погоду, чтобы она помогла мне, решив транспортные проблемы фермеров. Впрочем, понимая, что ни погода, ни какой-то добрый чудотворец помогать мне не станут, я параллельно искал способ самостоятельно выпутаться из этих трудностей.
Я закрыл свои пшеничные позиции с хорошей прибылью. Но закрыть вопрос с кукурузой было намного сложнее. Если бы я мог просто выкупить 10 миллионов бушелей по текущей цене и тем самым закрыть короткие позиции, то немедленно и с радостью пошел бы на это, сколько бы мне это ни стоило. Но понятно, что, как только я начал бы покупать кукурузу, Страттон изо всех сил постарался бы сжать рынок, а перспектива спровоцировать резкий рост цен своими собственными покупками меня, естественно, не прельщала. Это было все равно что перерезать самому себе горло.
Как ни сложна была проблема с кукурузой, желание поехать порыбачить меня тоже не покидало, так что мне нужно было разом решить обе задачи. Я должен был найти способ стратегического отступления. Мне нужно было выкупить 10 миллионов бушелей кукурузы и таким образом исполнить свои обязательства перед брокерами, сведя собственные потери к минимуму.
Случилось так, что Страттон в то же время проводил операцию с овсом, стараясь подмять под себя и этот рынок. Тогда я следил за всеми зерновыми рынками, то есть собирал сведения об урожае и различные слухи, и узнал, что интересам Страттона противостоят на рынке овса недружественные – в рыночном смысле – интересы чикагской компании Armour. Я прекрасно понимал, что Страттон если и даст мне купить кукурузу, то только по той цене, какую назначит сам, но, когда до меня дошли слухи о его противостоянии с Armour, мне пришло в голову, что я могу прибегнуть к помощи чикагских трейдеров. Единственная помощь с их стороны могла бы состоять в том, что они продали бы мне кукурузу, которую не хотел продавать Страттон. Остальное было просто.
Прежде всего я дал поручение покупать для меня кукурузу партиями по 500 тысяч бушелей по мере снижения цены на ⅛ цента. После этого я послал в четыре брокерские фирмы распоряжение об одновременной продаже каждой из них 50 тысяч бушелей овса по рыночной цене. По моим расчетам, это должно было вызвать мгновенное падение цен на овес. Зная, как устроены мозги у трейдеров, можно было не сомневаться: они сразу же решат, что это выступление Armour против Страттона. А раз по овсу атака уже началась, они придут к логичному выводу, что следующий удар будет нанесен на рынке кукурузы, и начнут ее продавать. И если «кукурузный корнер» даст трещину, добыча будет просто сказочной.
Мой расчет на психологию чикагских трейдеров оказался абсолютно правильным. Увидев, что из-за разрозненных продаж цены на овес упали, они тут же взялись за кукурузу и стали продавать ее с большим энтузиазмом. В следующие десять минут я смог купить шесть миллионов бушелей кукурузы. Когда предложение кукурузы иссякло, оставшиеся четыре миллиона я уже просто купил по рыночной цене. Разумеется, цена на нее в результате опять пошла вверх, но благодаря этому маневру средняя цена, по которой я закрыл всю позицию в 10 миллионов бушелей, лишь на полцента за бушель превысила ту, по которой я начал скупать кукурузу, чтобы исполнить свои обязательства. Короткие позиции по 200 тысячам бушелей овса, которые я продал, чтобы подтолкнуть торговцев к продаже кукурузы, я закрыл с убытком всего в три тысячи долларов. Эта «медвежья» приманка обошлась мне удивительно дешево. Прибыль от пшеницы почти полностью перекрывала убытки от кукурузы и овса, так что мои общие потери на зерне ограничились 25 тысячами долларов. Цена на кукурузу после этого выросла на 25 центов за бушель. Я был полностью в руках у Страттона. Если бы мне пришлось скупать кукурузу по рыночной цене, мне попросту не хватило бы для этого всего моего состояния.
Невозможно годами заниматься каким-то делом и не выработать определенные привычки поведения, очень непохожие на привычки среднестатистического новичка. Собственно, этим профессионал и отличается от любителя. От отношения спекулянта к своей работе зависит, будет он в конечном счете в выигрыше или в проигрыше. Публика имеет дилетантские представления о том, чем на самом деле занимается биржевой спекулянт. Люди больше думают о своих корыстных интересах, и это мешает пониманию происходящих процессов. Профессионал больше думает о том, чтобы оказаться правым, чем о деньгах, поскольку знает, что прибыль позаботится сама о себе, если он позаботится обо всем остальном. Он знает, что, если все устроит как надо, прибыль сама о себе позаботится. Торговец относится к игре, как профессиональный бильярдист, то есть заглядывает далеко вперед, а не думает только о следующем ударе. Игра за наилучшую позицию становится инстинктивной.
Вспоминается одна история про Эддисона Каммака, которая отлично иллюстрирует мою мысль. Говорят, что он был одним из самых одаренных трейдеров, каких когда-либо видел Уоллстрит. Он не был, вопреки распространенному мнению, хроническим «медведем», хотя ему действительно больше нравилось торговать на понижение, используя в своих интересах два величайших фактора человеческого поведения: страх и надежду. Ему приписывают авторство афоризма «Не продавай акции, когда соки идут вверх по дереву!», а старожилы биржи говорили мне, что самые большие суммы он заработал, играя на повышение, поэтому ясно, что он играл по обстоятельствам, а не на основе предрассудков. В любом случае он был великим трейдером. Однажды – это был уже самый конец рынка «быков» и начинался откат – Каммак играл на понижение, и Артур Джозеф, журналист, писавший на финансовые темы, и превосходный рассказчик, знал об этом. Рынок, однако, был еще не только силен, но и продолжал расти, подстегиваемый наиболее активными «быками» и оптимистическими газетными статьями. Зная, какую пользу для себя такой трейдер, как Каммак, может извлечь из «медвежьей» информации, Джозеф однажды ворвался в его контору с радостной новостью:
– Мистер Каммак, мой очень хороший приятель служит в компании St. Paul, занимается там передачей акций, и он только что рассказал мне нечто такое, о чем вы непременно должны знать.
– Что же это? – равнодушно спросил Каммак.
– Вы ведь уже сделали разворот? Вы теперь играете на понижение? – на всякий случай уточнил Джозеф. Если Каммаку это не интересно, он не станет сотрясать воздух.
– Да. Так что же это за чудесная информация?
– Сегодня я захожу в управление St. Paul, а я захаживаю к ним два-три раза в неделю в поисках полезной информации, и приятель говорит мне: «Старик продает акции». Он имел в виду Уильяма Рокфеллера. «Это точно, Джимми?» – переспрашиваю я, и он подтверждает: «Да, он продает пакетами по полторы тысячи акций по мере роста цены на ⅜ пункта. Я занимаюсь переводом акций уже два или три дня». И тут я, не теряя времени, поспешил прямо к вам.
Удивить Каммака было нелегко, к тому же он настолько привык, что всякие люди постоянно врывались в его контору, чтобы поделиться всевозможными новостями, сплетнями, слухами, советами и просто враньем, что у него выработалось недоверие к ним. Вот и сейчас он только спросил:
– А вы уверены, Джозеф, что все верно услышали?
– Уверен ли я? Конечно уверен! Или вы думаете, что я глухой? – возмутился Джозеф.
– А вы уверены в своем приятеле?
– Абсолютно! – заверил Джозеф. – Я знаю его уже много лет, и он ни разу меня не обманул. Да ему и смысла нет! Я знаю, что ему можно доверять, и головой ручаюсь за каждое его слово. Я знаю его так, как никого другого, и в любом случае намного лучше, чем вы знаете меня после стольких лет нашего знакомства.
– Стало быть, вы в нем уверены? – переспросил Каммак, в упор глядя на Джозефа. – Что ж, вам виднее, – сказал он и вызвал своего брокера Уильяма Уилера.
Джозеф ожидал услышать приказ о продаже по меньшей мере 50 тысяч акций компании St. Paul. Ведь сам Уильям Рокфеллер избавлялся от своей доли в этой компании, пользуясь высоким курсом акций. И в каких целях эта доля была приобретена – инвестиционных или спекулятивных, – значения не имело. Важно было лишь то, что лучший биржевой трейдер группы Standard Oil избавлялся от этих акций. Как поступит рядовой спекулянт, получив такого рода известие? Можно и не спрашивать.
Но Каммак, самый талантливый «медведь» своего времени, распорядился иначе:
– Билли, ступай на биржу и скупай акции St. Paul пакетами по полторы тысячи каждый по мере повышения курса на три восьмых.
А надо сказать, что курс на то время был за девяносто.
– Вы, наверное, хотели сказать: «Продавай»? – поспешил встрять Джозеф.
Он не был новичком на Уолл-стрит, но его взгляды на рынок ничем не отличались от взглядов газетчиков, да и публики в целом. На новостях об инсайдерской продаже цены неминуемо должны покатиться вниз. Тем более если от акций избавляется сам Уильям Рокфеллер! Standard Oil уходит из компании St. Paul, а Каммак в нее влезает! Такого просто не может быть!
– Нет, – возразил Каммак. – Я хотел сказать и сказал: «Покупай».
– Вы мне не верите?
– Верю!
– Вы не доверяете моей информации?
– Доверяю!
– Вы не «медведь»?
– «Медведь».
– Тогда какой в этом смысл?
– Я «медведь», потому и покупаю. Послушайте меня. Держите связь с этим вашим надежным другом и, когда масштабный сброс акций прекратится, немедленно дайте мне знать. Немедленно! Вы меня поняли?
– Да, – ответил Джозеф и удалился, все равно не понимая мотивов, побуждавших Каммака скупать акции, которые сбрасывал Уильям Рокфеллер. Понять этот маневр ему больше всего мешало как раз осознание того, что Каммак по отношению к рынку в целом был «медведем».
Тем не менее Джозеф повидался со своим приятелем и попросил его сообщить, когда старик прекратит продавать акции. Чтобы узнать, как обстоят дела, и не пропустить момент, Джозеф звонил своему приятелю по два раза в день.
Наконец он услышал то, что хотел услышать: «От старика акций больше не поступало». Джозеф поблагодарил приятеля и поспешил с этим известием к Каммаку.
Каммак внимательно его выслушал, затем повернулся к Уилеру и спросил:
– Билли, сколько мы купили акций St. Paul?
Уилер заглянул в записи и сообщил, что они накопили примерно 60 тысяч акций.
Каммак, будучи «медведем», открыл короткие позиции по разным акциям еще до того, как начал скупать акции St. Paul, и размеры его позиций были весьма велики. Он немедленно приказал Уилеру продать только что купленные 60 тысяч акций St. Paul, а затем продать еще без покрытия. Он использовал длинные позиции по этим акциям как рычаг, с помощью которого продавил весь остальной рынок и таким образом укрепил свои короткие позиции.
Акции St. Paul продолжали падать, пока не дошли до 44, и Каммак сорвал на них огромный куш. Он разыграл свои карты с редкостным мастерством и получил заслуженную прибыль. В этой истории я хотел бы отметить то обстоятельство, что Каммак действовал в своем привычном стиле, почти автоматически. Ему не пришлось долго размышлять. Он мгновенно увидел то, что для него было важнее, чем получить прибыль, играя на акциях отдельной компании. Он увидел открывшуюся ему замечательную возможность не только начать большую «медвежью» игру в самое подходящее для этого время, но и заполучить инструмент для мощного начального удара. Получив сведения об инсайдерской продаже акций St. Paul, он решил не продавать, а покупать, потому что таким образом он обеспечивал себя наилучшим оружием для игры на понижение в целом.
Но вернемся к моим делам. Закончив операции с зерном, я отправился на юг, чтобы выйти в море на собственной яхте. Я плавал вдоль побережья Флориды, наслаждаясь покоем и рыбалкой. Все было замечательно. Я ни о чем не заботился и не искал поводов для забот.
Но, сойдя однажды на берег в Палм-Бич, я встретил там множество знакомых с Уолл-стрит. Все судачили о самом колоритном хлопковом спекулянте того времени. Из Нью-Йорка сообщили, что Перси Томас потерял все до последнего цента. Это не было коммерческим банкротством. Речь шла о втором Ватерлоо, постигшем самого знаменитого спекулянта хлопкового рынка.
Я всегда относился к этому человеку с восхищением. Впервые я узнал о нем из газет, когда Перси Томас, один из партнеров брокерского дома Sheldon & T omas, отчаянно попытался подмять под себя рынок хлопка. Шелдон, который не обладал ни дальновидностью, ни отвагой своего партнера, испугался буквально на пороге успеха. По крайней мере, так об этом говорили на Уолл-стрит. Как бы то ни было, их попытка сорвать большой куш окончилась одним из самых сенсационных крахов за много лет. Я уж не помню, сколько миллионов они потеряли. Фирма развалилась, и Томас начал работать в одиночку. Он посвятил себя исключительно хлопку и довольно скоро опять поднялся на ноги. Томас выплатил кредиторам все долги, включая проценты, хотя по закону не обязан был это делать, и после этого у него остался еще миллион долларов. Его возвращение на рынок хлопка было сравнимо со знаменитым биржевым подвигом «Дьякона» С. В. Уайта, который за год погасил миллион долларов долга. Отвага и находчивость Томаса вызывали у меня огромное уважение и восхищение.
В Палм-Бич все только и говорили что о недавнем разорении Томаса. Вы знаете, как рождаются и разрастаются сплетни: путаница, преувеличения, новые красочные подробности. Да что там, обо мне самом в одной ситуации слухи разрослись и исказились настолько, что человек, от которого все пошло, уже через сутки не смог узнать свое детище, обросшее новыми колоритными деталями.
Наслушавшись разговоров о последней неудаче Перси Томаса, я уже не мог думать о рыбалке. Все мое внимание переключилось на рынок хлопка. Я вернулся в Нью-Йорк и целиком посвятил себя изучению этого рынка. Там царил всеобщий «медвежий» настрой, и все продавали хлопок с поставкой в июле. Вы же знаете человеческую природу. Пример заразителен, и каждый начинает подражать тем, кто его окружает. Возможно, это какая-то стадия или разновидность стадного инстинкта. Как бы то ни было, сотни трейдеров находили игру на понижение с хлопковыми фьючерсами делом правильным, разумным, а главное, совершенно безопасным. Когда все сразу продают, это даже нельзя назвать безрассудством. Такое определение было бы слишком мягким. Трейдеры попросту видели только одну сторону рынка, и перспективы большой прибыли вскружили им голову. Все ждали неминуемого крушения цен.
Я все это, конечно, видел, и от меня не ускользнуло то, что у всех, кто играл на понижение, времени на закрытие позиций оставалось не так уж много. Чем глубже я изучал ситуацию, тем яснее видел все это, пока наконец не понял, что пора скупать хлопок. Я принялся за дело и быстренько купил 100 тысяч кип. Это было нетрудно, потому что желающих продать было очень много. Создавалось впечатление, что, если бы я назначил премию в миллион долларов тому, кто приведет мне хотя бы одного трейдера, живого или мертвого, который не продает июльский хлопок, востребовать этот миллион не пришел бы никто.
Нужно сказать, происходило это все в последних числах мая. Я продолжал покупать, а они продолжали мне продавать. Так длилось до тех пор, пока я не подобрал все текущие контракты и не стал обладателем 120 тысяч кип хлопка. Через пару дней после покупки мною последней партии хлопок начал расти в цене. И, начав расти, он уже не останавливался, а продолжал стремительно подниматься на 40–50 пунктов в день.
В одну из суббот, дней через десять после начала моей операции, рост цен начал замирать. Я не знал, остались ли на рынке продавцы июльского хлопка. Мне предстояло это выяснить, и я выжидал до последнего, пока до закрытия торгов не осталось десять минут. Я знал, что если к закрытию рынка в этот день цена поднимется, значит, все «медведи» у меня на надежном крючке, поэтому разослал разным брокерам четыре заявки, чтобы они одновременно купили мне по текущей рыночной цене по пять тысяч кип каждый. Цена тут же подскочила на 30 пунктов, и все «медведи» попрятались. К моменту закрытия торгов хлопок поднялся до максимального значения за день. И добился я этого всего лишь покупкой 20 тысяч кип.
Потом наступило воскресенье. В понедельник Ливерпульская биржа должна была при открытии повысить цену на 20 пунктов, чтобы достичь паритета с Нью-Йоркской биржей. Но вместо этого рост при открытии составил 50 пунктов. Иными словами, Ливерпуль обогнал нас в росте цен на хлопок на 100 процентов. С Ливерпульской биржей я никаких дел не имел. Это означало, что мои умозаключения оказались верны и я действительно двигался по линии наименьшего сопротивления. При этом не забывал и о том, что мне предстояло избавиться от огромных запасов хлопка. Как бы ни росла цена, рынок все-таки не резиновый и не способен единовременно проглотить больше определенного объема.
Естественно, получив сообщения из Ливерпуля, наш рынок просто взбесился. Но я заметил, что чем выше поднималась цена, тем меньше оставалось на рынке июльского хлопка. Свои запасы я пока не продавал. Хотя этот понедельник был для «медведей» не самым счастливым днем, никаких признаков надвигающейся паники я не наблюдал; все не было толчка, который побудил бы «медведей» всем стадом броситься выкупать хлопок и исполнять обязательства по контрактам. А у меня на руках собралось 140 тысяч кип хлопка, для которого нужно было найти покупателей.
Во вторник утром у входа в здание, где располагался мой офис, я встретил приятеля.
– Интересная статья в сегодняшней World, – сказал он, улыбаясь.
– Что за статья? – спросил я.
– Как? Ты хочешь сказать, что не читал?
– Я никогда не читаю World, – сказал я. – О чем статья?
– О тебе. Пишут, что ты скупил весь июльский хлопок.
– Не читал, – сказал я и отправился к себе.
Не знаю, поверил он мне или нет. Возможно, он решил, что я поступил с ним очень неучтиво, так и не сказав, правду написали в газете или нет.
Добравшись до офиса, я послал за газетой. Действительно, на первой полосе красовался громадный заголовок:
ЛАРРИ ЛИВИНГСТОН СКУПИЛ ИЮЛЬСКИЙ ХЛОПОК
Я сразу понял, что после этой статьи рынок слетит с катушек. Если бы я целенаправленно изучал способы и средства с выгодой избавиться от 140 тысяч кип хлопка, то ничего лучшего не придумал бы. Лучшего способа просто не существовало. Эту историю сейчас одновременно читали по всей стране – в самой World и в пересказах других газет. Ее передали телеграфом в Европу. Это объясняло резкий рост цен на хлопок в Ливерпуле. Новость просто свела рынок с ума, что было совсем неудивительно, потому что она того заслуживала.
Я, конечно, знал, что будут делать биржевики в Нью-Йорке и что следовало делать мне. Рынок открылся ровно в десять. А в десять минут одиннадцатого я уже полностью избавился от хлопка. Все 140 тысяч кип были раскуплены в мгновение ока. При этом бóльшая его часть ушла по максимальной цене дня. Торговцы сами создали для меня рынок сбыта. Мне оставалось лишь не упустить эту ниспосланную небом удачу, чтобы избавиться от хлопка. И я не упустил – а что еще мне было делать?
Таким образом, серьезная проблема, над решением которой я ломал голову, разрешилась сама собой благодаря счастливому стечению обстоятельств. Если бы не статья в World, мне не удалось бы избавиться от хлопка, не пожертвовав большей частью бумажной прибыли. Распродать 140 тысяч кип без существенного падения цены было совершенно непосильной для меня задачей. Но тут мне удачно подвернулась эта газетная статья.
Почему газета World опубликовала данную статью, сказать не могу. Никогда не мог этого понять. Предполагаю, что у автора статьи были знакомые на хлопковом рынке, которые посвятили его в ситуацию, и он решил сделать из этого сенсационный материал. Я не встречался ни с этим журналистом, ни с кем-то другим из редакции этой газеты. Я узнал о статье только в то утро, когда она была опубликована, и, если бы не мой приятель, обративший на нее мое внимание, я вообще не знал бы о ее существовании.
Без той статьи у меня не было бы достаточно большого рынка сбыта, чтобы распродать весь хлопок. Эта проблема сопровождает любую масштабную торговую операцию. В такой ситуации невозможно закрыть позицию незаметно. Ты не можешь выйти, когда тебе вздумается или когда подошло, на ваш взгляд, наиболее подходящее время. Ты можешь выйти только тогда, когда тебе позволят, когда возникнет достаточный спрос, когда рынок будет способен проглотить весь твой товар. А если возникнет такая возможность и ты ее упустишь, это может стоить тебе миллионы. Нерешительность здесь непозволительна. Будешь колебаться – проиграешь. И такие финты, как одновременная покупка через нескольких брокеров, нацеленные на взвинчивание цен на рынке «медведей», здесь не проходят, поскольку приводят лишь к еще большему «сжатию» рынка сбыта. И нужно отдавать себе отчет в том, что вовремя заметить благоприятный момент совсем не так просто, как может показаться. Нужно все время быть начеку, чтобы успеть ухватить удачу, когда она заглянет в твою дверь.
Конечно, не все знали о том, как мне повезло. На Уолл-стрит, как, впрочем, и везде, к любой случайности, которая приносит человеку большие деньги, относятся с большим подозрением. Когда случайность денег не приносит, никто не считает ее случайностью. Ее называют логичным следствием жадности или чрезмерного самомнения. Но когда вам случайно удается отхватить большой куш, вас называют грабителем и с горечью говорят о том, что в этом мире хорошо только бессовестным хапугам, а людям сдержанным и добродетельным остается только прозябать.
В том, что это была коварная, сознательно спланированная операция, меня обвиняли не только наказанные за свою жадность и опрометчивость «медведи». Другие люди думали так же.
Через день или два после случившегося я встретил одного из самых крупных спекулянтов хлопка, и он сказал мне:
– Это, безусловно, самая ловкая операция в вашей карьере, Ливингстон. Я все прикидывал, сколько вы потеряете, когда выйдете на рынок со всем своим товаром. Вы ведь прекрасно знали, что спрос был недостаточно велик и рынок не мог принять больше 50–60 тысяч кип без обвала цены, поэтому мне было очень интересно, как вы сумеете избавиться от остального, не растеряв всю бумажную прибыль. Но до вашей хитроумной схемы я не додумался. Это было очень ловко проделано.
– Да я ничего и не делал, – стал уверять его я с самым честным видом.
Но он только повторял:
– Это было очень ловко, молодой человек. К чему эта ложная скромность?
Именно после этой операции некоторые газеты стали называть меня хлопковым королем. Но, как я уже сказал, никакого права на эту корону я не имел. Нет нужды говорить, что во всей Америке не хватит денег, чтобы купить полосу в New York World или за счет личных связей устроить такую публикацию. В общем, репутация, которую я тогда завоевал, была совершенно мною не заслужена.
Но эту историю я рассказал не для морализаторства о том, что порой короны возлагают на тех, кто того не заслуживает, и не для того, чтобы напомнить о необходимости хватать удачу за хвост, как только она окажется поблизости. Я просто хотел рассказать о том, как благодаря удачной операции с хлопком стал газетной знаменитостью. Если бы не газеты, я никогда не свел бы знакомство с таким замечательным человеком, как Перси Томас.