10. Джекил и Хайд

Уже в первую ночь, которую Том* и Сара* провели вместе, еще до того, как у них сложились полноценные отношения, было очевидно, что со сном у Тома не все в порядке. Сара вспоминает, как он внезапно встал посреди ночи, натянул штаны и сказал, что уходит. «Он был с голым торсом, – вспоминает Сара, а затем рассказывает, как он вернулся в постель. – Утром он ничего не помнил. Так что уже с самого начала я знала, что с ним творится нечто очень странное».

Сара и Том встретились на вечеринке и сразу же почувствовали связь. У Тома возможный легкий синдром Аспергера, и он может быть немного застенчив, однако он явно привязался к внимательной и спокойной Саре. На вид они очень друг другу подходят. Тому сейчас за сорок, он худощавый, загорелый, спортивного вида мужчина. Сара примерно того же возраста, элегантная, с длинными темными волосами. У обоих от прежних отношений остались маленькие дети. Их собственные отношения быстро расцвели. Несколько раз Том приставал к ней посреди ночи, однако Сара решила, что он просто «решил пошалить». Месяца через три после начала их отношений, однако, дело приняло дурной оборот.

«Мы были на вечеринке, и оба выпили, так что я очень крепко спала. Я проснулась от того, что он пытался войти в меня прямо через мое нижнее белье, – Сару передергивает от этих воспоминаний. – Я сильно разозлилась от того, что он меня разбудил, а затем снова сразу уснул. Мне было больно, я была в бешенстве и следующим утром хотела с ним об этом поговорить». Том, однако, заявил, что ничего такого не помнит, и занял оборонительную позицию. Сара рассказывает: «Он просто понятия не имел, о чем я говорю». Сначала она пришла в ужас и подумала было сразу же с ним порвать, однако в конечном счете ему удалось ее переубедить.

Том отчетливо помнит, как это было: «Мне стало физически плохо, – говорит он и, замявшись, продолжает: – Я словно покинул в тот момент свое тело. Мне хотелось наказать себя за случившееся, за то, что описала мне Сара. Я по своей природе очень забочусь о людях, и, думаю, от этого мне стало еще хуже. Я смотрел на себя как на отвратительное создание, которое ничего не стоит, из-за того, через что пришлось пройти из-за меня Саре».

Они помирились, и какое-то время все было спокойно, однако несколько месяцев спустя ситуация повторилась. На этот раз Сара увидела, что Том на себя не похож, и она с большей готовностью поверила, что он ничего о своих действиях не помнит. Несмотря на это, Саре все произошедшее явно было крайне неприятно. На протяжении нескольких следующих месяцев Том то и дело вел себя по ночам подобным образом.

Том смотрит в пол и говорит: «Я изначально узнал об этом только потому, что Сара была настроена ко мне крайне презрительно, была сильно расстроена и очень на меня злилась. Это было очень заметно, и мне потребовалось время, чтобы добиться от нее ответа, что же на самом деле случилось. Тогда мы сели и очень подробно обсудили произошедшее».

Шли месяцы, и Сара все больше убеждалась, что Том действительно продолжал спать во время своих выходок. Она рассказывает:

«Со временем я все поняла, потому что обычно он не делает всего того, что вытворяет во сне. Это сильно отличается от его обычного поведения. Он даже не задумывается, есть ли на мне нижнее белье, и просто тыкает, бесцельно тыкает без каких-либо конкретных намерений. Прямо как животное. Он никогда не проявляет насилия или какой-то жестокости, просто делает это неуклюже и назойливо – крайне назойливо, но уж точно без какого-то злого умысла».

Она подчеркивает разницу в его поведении днем и ночью. «Я не знаю, как это объяснить. Он совершенно не помешан на сексе, так что это совсем на него не похоже». Были и другие признаки того, что он, вероятно, действительно все еще спит. «Я спрашивала у него: „Ты не спишь?” – и он отвечал: „Нет”. Я уточняла: „Ты уверен?” – но он ничего не говорил в ответ, потому что спал и говорил бессознательно. И тогда утром я спросила: „Ты помнишь, как вчера пытался сделать то-то и то-то?” – и он не имел ни малейшего понятия о том, что было».

Когда Сара осознала, что попытки Тома заняться с ней сексом происходят во сне, они направились в Центр лечения расстройств сна в больнице Гая. Когда я впервые с ними увиделся, Том уже провел у нас ночь. К нему прикрепили электроды для отслеживания мозговой активности, дыхания, пульса и движения ног. Он проспал ночь в палате под пристальным наблюдением наших специалистов, которые следили за ним через установленную на стене напротив его кровати инфракрасную камеру. При изучении результатов мы обнаружили, что за ночь он несколько раз резко просыпался из глубокого сна. Это характерный признак парасомний медленного сна – спектра поведений, охватывающего сомнамбулизм и ночные ужасы, – от них страдали Джеки и Алекс, о которых мы говорили во второй главе.

Пожалуй, самым необычным было то, что у моего пациента явно наблюдалась невероятная склонность одновременно демонстрировать активность, типичную как для сна, так и для бодрствования.

Ночью, как правило, перед этими пробуждениями на его медленные дельта-волны, характерные для глубокого сна, накладываются более быстрые альфа-волны, обычно наблюдаемые при бодрствовании. Мозг Тома явно и спит, и бодрствует одновременно, порой в течение целой минуты. Подобное мы крайне редко наблюдаем в нашей лаборатории сна у взрослых, и это однозначно подтверждает предрасположенность Тома к парасомниям медленного сна. Подробно изучив этот вопрос в Интернете, Сара не особо удивилась, услышав диагноз, который я поставил Тому, – сексомния.

* * *

Как мы уже говорили, парасомнии медленного сна предстают во многих обличьях. Эти расстройства становятся следствием предрасположенности к неокончательному пробуждению от глубокого сна. Судя по всему, при нарушении глубокого сна разные части мозга просыпаются по-разному. У людей, подверженных парасомнии, зоны мозга, отвечающие за движения и эмоции, чаще просыпаются полностью, в то время как области мозга, влияющие на рациональное мышление и память, продолжают спать. В таком состоянии пациенты могут вытворять всевозможные вещи.

Сомнамбулизм является самой знаменитой разновидностью этого явления, однако другие известные типы включают в себя разговоры во сне и ночные ужасы. Мне доводилось видеть, как люди едят, готовят, меняют проводку, писают и, как уже рассказывалось ранее в книге, ездят на машинах или мотоциклах во сне. Иногда это проявляется в «пробуждении со спутанным сознанием», когда люди, проснувшись, какое-то время сохраняют дезориентацию или измененное сознание. У некоторых пациентов проявления этих расстройств оказываются многочисленными или крайне странными.

Я помню одну несчастную девушку, которую бросил не один парень, потому что она посреди ночи в приступе сомнамбулизма вставала и мочилась в кровать, как правило, прямо на своего партнера.

В очень редких случаях люди и вовсе занимаются во сне сексом. Их парасомния медленного сна выражается в виде сексуальной активности, известной как сексомния.

Сексомния в самом широком смысле описывает любое поведение сексуального характера во сне. Сюда относятся ласки, разговоры на сексуальные темы или стоны, мастурбация, характерные движения тазом или попытки вступить в полноценный половой акт. Сексуальная активность почти не наблюдается при повторении наяву снов, характеризующих расстройства поведения во время БДГ-сна (глава 3), равно как и при эпилептических приступах. Известно, что эпилепсия, ставшая следствием электрических разрядов нейронов сенсорной коры, способна вызывать стимуляцию гениталий, приводящую к оргазму, а из-за приступов, рождающихся в лобных долях, человек может начать двигать тазом и хватать себя за пах, и все это он проделывает, не просыпаясь. Чаще всего, однако, такое поведение рассматривается как парасомния медленного сна.

В отличие от других парасомний медленного сна, отсутствие воспоминаний с утра в данном случае является обычным явлением. Хотя у многих пациентов и наблюдаются признаки других разновидностей расстройства, это свойственно далеко не всем. Заболеваемость между полами крайне неравномерная: 60–80 % всех пациентов – мужчины, а расстройство, как правило, развивается в возрасте двадцати-сорока лет. Возможно, оно действительно такое редкое явление, однако вполне вероятно, что люди, страдающие им, нечасто обращаются за помощью. В нашем центре мы ежегодно принимаем примерно 3500 новых пациентов с проблемами сна, однако за все время мы сталкивались примерно лишь с сорока случаями сексомнии. Это соотношение подтверждается опубликованными данными и из других центров лечения расстройств сна. Тем не менее после того, как в национальных новостях показали сюжет, посвященный этому расстройству, меня завалили электронными письмами и сообщениями люди – мужчины и женщины, утверждавшие, что тоже им страдают.

Одно исследование показало, что почти каждый десятый человек в клинике расстройств сна сообщает о сексуальной активности во сне.

Результаты исследования Тома во время сна чрезвычайно характерны для сексомнии. Эти случаи внезапного частичного пробуждения из глубокого сна, порой сопровождаемые одновременно медленными и быстрыми мозговыми волнами на ЭЭГ, типичны и описаны в медицинской литературе. Редко когда удается стать свидетелем сексуальной активности непосредственно в лаборатории сна, но это, пожалуй, связано с тем фактом, что пациенты проходят исследование во время сна, будучи в кровати одни, в то время как проявления сексомнии, как принято считать, зачастую провоцируются прикосновениями партнера либо пробуждением из очень глубокого сна по какой-то другой, внешней причине. Поэтому сексомнию зачастую рассматривают как пробуждение со спутанным сознанием – временное изменение поведения или дезориентация, связанные с неполным пробуждением из очень глубокого сна.

Для большинства людей сексомния вовсе не обязательно становится серьезной проблемой, особенно если у них давние отношения со своим партнером. Пожалуй, это одна из причин, почему мы так редко с этим расстройством сталкиваемся в клинике. Кроме того, это объясняет, почему пациенты чаще всего оказываются мужского пола, – возможно, женщины, подобно Саре, чаще призывают своих партнеров обращаться за медицинской помощью. Вместе с тем, когда подобное происходит не с постоянным партнером либо, хуже того, с незнакомцем, то последствия могут быть катастрофические, способные сильно отразиться на жизни как самого пациента, так и того, кто делит с ним постель. И действительно, это объясняет, почему Сара столь настойчиво призывала Тома обратиться к врачу. Несколькими годами ранее, задолго до их встречи, Том был осужден за изнасилование своей бывшей партнерши. Присяжные признали его виновным, и он был приговорен к семи годам тюремного заключения.

Сара знала о прошлом Тома задолго до того, как они стали парой. «Когда мы только повстречались, он однажды остался у меня, никаких отношений у нас не было, однако он сразу же мне рассказал про эту историю с его бывшей. Том описал мне ту ночь. У него была общая дочка с его бывшей, и он оставался у нее дома по выходным, чтобы проводить время с ребенком. Она жила слишком далеко от него, чтобы он мог приезжать на один день. Однажды ночью он и его бывшая смотрели фильм и открыли бутылку водки».

Том продолжает: «Моя бывшая сказала, что идет спать, потому что ей нужно рано вставать утром. Так что она пошла в кровать, а я продолжал смотреть фильм где-то еще часа полтора. Тогда я понял, что устал, и тоже отправился спать. Я лег в кровать голым, а на моей бывшей были стринги. Я просто уснул. Думаю, было часов одиннадцать вечера».

Том помнит, что быстро погрузился в сон. «Я очнулся где-то полчаса или сорок пять минут спустя от того, что моя бывшая орала на меня и трясла меня. Она говорила, чтобы я отвалил, что ей больно».

Я спросил, помнит ли он что-нибудь из своих действий.

«Нет-нет-нет, совершенно ничего. А она орала на меня: „Что ты делаешь? Это на тебя не похоже, это не ты!” – снова и снова, одно и то же. Тогда я спустился вниз, а она пошла следом. Обстановка накалялась, и ссора становилась все более агрессивной. Не с моей стороны – со стороны моей бывшей. Она толкала меня, тянула за волосы и кричала на меня. Я понятия не имел, что происходит, и был в полном шоке».

Том рассказал, что пытался защититься, а потом выбежал из дома. «Я пошел пешком к станции в полном шоке и недоумении. Я оказался на станции где-то в час ночи и ждал первого поезда обратно в Лондон до полшестого».

От бывшей больше никаких вестей не было, пока не прошло две недели. Том уехал по работе в другой конец страны. От воспоминаний об этом дне у него кривится лицо. «Пока я был на этом мероприятии – думаю, это был третий день из запланированной недели – за мной явилась полиция. Это был очень приятный местный полицейский, который понятия не имел, за что меня забирает. Ему было поручено найти меня и арестовать [за изнасилование], а затем доставить в местный полицейский участок».

После двух судебных разбирательств Тома в конечном счете признали виновным в изнасиловании, и он провел в тюрьме три с половиной года с последующим условным сроком еще в три с половиной года.

Именно Сара первой связала его ночное поведение с тем случаем. За годы, проведенные с ним, она стала следователем-любителем. Прочитав протокол суда, она увидела очень знакомую историю. Сара объяснила:

«Мне сразу стало понятно, когда я прочитала, что, по словам [бывшей Тома], случилось, что он как бы навалился на нее, она пыталась его разбудить, а он не реагировал. Я тут же поняла, что это было одно из проявлений его расстройства, и если бы они просто поговорили об этом… Как она и говорила, это не он, и она пыталась дать ему понять, что он сделал, однако не использовала эти слова. Если бы они все обсудили должным образом, то быстро стало бы ясно, что произошло, однако в те дни об этом [сексомнии] явно мало кто знал».

Еще она сказала мне, что бывшая Тома заявила, будто он пытался проникнуть в нее через трусики. «На ней были трусики. Они ей сильно натерли. Он просто сделал то же самое, что делал со мной».

* * *

Нас не просто так очаровывают истории, вроде «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» и «Невероятного Халка». Эти истории затрагивают проблему двойственности добра и зла, ибо они живут в каждом из нас.

Возможность того, что в каждом из нас есть скрытая темная сторона, свой собственный «мистер Хайд», одинаково шокирует и интригует.

Для Тома, однако, подобное откровение имело огромное значение. Более десяти лет он был уверен, что его бывшая все придумала, что это была ее извращенная попытка отомстить ему за какие-то былые обиды. Как мне кажется, его злость по отношению к бывшей в каком-то смысле помогла ему справиться с произошедшим. Когда же ему диагностировали сексомнию, когда он осознал, что с большой вероятностью он действительно сделал той ночью что-то плохое, это потрясло его до глубины души. Ему пришлось признать, что внутри него действительно есть какая-то темная сторона, которая всплывает по ночам, которую он не в состоянии контролировать. Сара метко рассудила:

«Годами он был уверен, что все это ложь, что его осудили за то, чего он не делал. Он был в замешательстве, случившееся стало для него большим ударом, ему было тяжело из-за того, что думали о нем окружающие. А затем ему пришлось принять тот факт, что он действительно сделал нечто, о чем совершенно не помнил, и на смену ненависти пришло чувство вины. Узнав эту свою сторону, он был вынужден по-новому на себя взглянуть».

Важно подчеркнуть, что Том был признан виновным в суде присяжных и с точки зрения закона будет оставаться виновным, пока не решит обжаловать свой приговор. Я не судья и не адвокат и, не ознакомившись со всеми показаниями и доказательствами, ни в коем случае не могу утверждать, что в случившемся была виновата сексомния этого пациента. Что касается моего врачебного мнения, то описанное Сарой и результаты исследования во время сна убедительно указывают на диагноз парасомнии медленного сна, одним из проявлений которой в случае Тома стала сексомния. На самом деле у Тома явно имеются и другие виды парасомнии. Типичным примером является то, как Том в первую ночь с Сарой встал из кровати и вышел из дома полуголый, равно как и другой, совсем недавний описанный Сарой случай:

«Последний раз это случилось, когда к нему в гости приехала дочка, и он сильно переживал. Он встал посреди ночи, думая, что его вызвали в больницу, и собирался туда отправиться. Он приподнялся, уселся на краю кровати и сказал мне, что едет в больницу. Я сказала: „Нет, не едешь. Ложись спать”. На следующий день он ничего не помнил. Думаю, это все из-за стресса и волнения, связанного с приездом дочери».

(К слову, Том не врач, да и в больнице никогда не работал.)

Выявления у человека сексомнии, впрочем, самого по себе недостаточно. Доказать, что у человека был приступ сексомнии во время совершения преступления, в котором его обвиняют, весьма проблематично – это крайне противоречивая и непростая область судебной медицины – болезни сна. Том был не первым человеком с сексомнией, у которого появились проблемы с законом. Одним из самых ранних примеров является дело 1897 года, когда мужчине выдвинули обвинения за обнажение в общественном месте во время приступа сомнамбулизма. За прошедшие годы, впрочем, было несколько дел, в которых сексомния использовалась защитой в суде в качестве основного аргумента невиновности. Критики указывают на то, что это крайне удобная защита для насильников, и самая большая проблема заключается в том, чтобы установить связь между сексомнией и происшествием, в котором человека обвиняют. Так как в момент совершения предполагаемого преступления к голове обвиняемого не были подключены электроды для снятия ЭЭГ, то невозможно ничего утверждать однозначно. Тем не менее было как минимум несколько случаев, когда обвиняемый получал оправдательный приговор на основании диагностированной у него сексомнии. Более того, для защиты в суде использовалась не только сексомния. У сомнамбулизма тоже долгая судебно-медицинская история, и вполне вероятно, что он не раз способствовал совершению противоправных действий. Еще сотни лет назад сообщалось о случаях проявления насилия во сне.

В средневековье в Силезии – тогда в Германии, сейчас на территории Польши – один дровосек, как утверждалось, проснулся посреди ночи, схватил топор и направил его на воображаемого грабителя. Проснувшись, он узнал, что убил собственную жену.

Шарко, одного из отцов-основателей современной неврологии, в 1893 году попросили выступить экспертом в суде по делу служащего, который ранил владелицу дома и еще одного жильца из пистолета вскоре после того, как отправился спать.

Пожалуй, одним из самых известных, ну или печально известных случаев является дело Кеннета Паркса. На момент происшествия он жил в городе Пикеринге, провинция Онтарио. У него был счастливый брак – жена и маленькая дочка. По-видимому, ранним утром 24 мая 1987 года Паркс встал с кровати, оделся (не надев носков и нижнего белья) и проехал 23 километра на запад вдоль побережья озера Онтарио к дому родителей его жены в расположенном неподалеку городе Скарборо. Первым его отчетливым воспоминанием после того, как он лег спать, был приезд в полицейский участок со словами: «Я только что убил кого-то голыми руками. Я только что убил двоих людей». Оказалось, Паркс зашел в дом, взяв из багажника своей машины монтировку и несколько ножей, до смерти избил и изрезал свою тещу, затем душил до потери сознания своего тестя и тоже хорошенько прошелся по нему ножом. История получила неожиданный поворот, когда выяснилось, что за несколько лет до происшествия Паркс пристрастился к азартным играм. Он опустошил сейфы своей семьи и присвоил деньги на работе, чтобы покрыть свои огромные потери. Он должен был предстать перед судом по выдвинутым его работодателем обвинениям. Несмотря на его близкие, как утверждалось, отношения с родителями жены, его заявления о том, что он убил их во сне, по очевидным причинам были скептически восприняты как врачами, так и судебной системой.

Тем не менее, несмотря на многочисленные попытки запутать Паркса, его история оставалась невероятно убедительной, а его записанная впоследствии во время сна электроэнцефалограмма, как утверждалось, показала значительные отклонения, характерные для парасомнии медленного сна. Его жена в суде сообщила, что он очень крепко спит и зачастую его крайне сложно разбудить. Было известно, что он временами разговаривает во сне, а однажды даже ходил. В его семье также были многочисленные случаи различных парасомний медленного сна. Из-за предстоящего суда он страдал от сильной бессонницы и стресса, а в результате обследования у нескольких врачей-сомнологов и психиатров других возможных объяснений установлено не было. Поразительно, но впоследствии он был оправдан судом.

Будучи неврологом, я неоднократно становился свидетелем того, как люди демонстрируют крайне не свойственное им поведение – агрессию или насилие – вследствие нарушений активности мозга.

Некоторые пациенты набрасывались на людей, когда у них падал уровень сахара в крови, в то время как у других после приступа эпилепсии начинался настоящий, пускай и кратковременный, психоз.

Никто не станет утверждать, что подобное поведение отражает скрытую безнравственность или недостатки характера – скорее это лишь следствие сбоя в работе мозга. Изменения поведения – типичные последствия повреждения мозга, как это было в знаменитом случае с мужчиной по имени Финеас Гейдж, о котором я рассказывал во вступлении к книге.

Мне в память врезался случай с одним мужчиной, которого я наблюдал после тяжелого повреждения мозга, полученного им в результате нападения. Если раньше он регулярно ходил в церковь, был хорошим мужем и вел небольшое дело, то после нападения превратился в любителя травки и угрозу для общества, умудрившись за несколько лет совершить девяносто семь преступлений. Если ненормальное поведение можно легко понять в подобных случаях, когда с мозгом явно что-то не так – какое-то повреждение, патологическое изменение либо нарушение нормальных функций мозга по каким-то другим явным причинам, – подсознательно гораздо сложнее признать, что оно может быть следствием банального нарушения сна. Но это такое же патологическое изменение, как и пронзенные ломом лобные доли мозга у Гейджа или повреждения, полученные в результате нападения. Такие изменения носят электрический, функциональный, а не структурный характер, однако патология есть патология. Внутреннее строение мозга, его нейроны, нейронные контуры и соединения остаются без изменения, однако в работе мозга как целостной системы происходит временный сбой. Если одни участки мозга продолжают нормально работать, то другие выходят из строя, и, к счастью, в редких случаях это приводит к столь необъяснимым, агрессивным и опасным действиям, когда человек начинает ходить, разговаривать, драться, орудовать ножом, стрелять из пистолета или заниматься сексом, не отдавая себе в этом отчета, с отключенным рациональным мышлением.

Таким образом, с медицинской точки зрения, опираясь на другие неврологические расстройства, большинство врачей согласилось бы с тем, что человек может вести себя во сне агрессивно. Но как же это видит закон? В большинстве стран для уголовной ответственности необходимо продемонстрировать две обязательные составляющие: совершение человеком противоправного действия – actus reus, а также наличие у него преступного умысла – mens rea, то есть наличие у него осознанного желания нарушить закон. Для большинства дел, дошедших до суда, не остается никаких сомнений в том, что именно произошло и кто это сделал. Доказательство наличия или отсутствия mens rea, однако, куда более проблематично и в конечном счете решение ложится на плечи суда, консультирующегося с медицинскими экспертами. Чтобы доказать наличие mens rea, необходимо продемонстрировать наличие у человека желания совершить преступное действие, осознания смысла и значения этого действия, а также его последствий. Таким образом, судебное разбирательство, по сути, сводится к тому, чтобы установить, был ли у человека в момент совершения преступления приступ парасомнии, так как в этом случае нельзя говорить о том, что он был в полном сознании.

Следовательно, с юридической точки зрения парасомния, а значит, и сексомния считается «автоматизмом» и может быть использована для защиты в суде. Автоматизм – это состояние сильно нарушенного сознания, в котором человек может выполнять неосознанные действия, действуя «автоматически». Само по себе действие является непроизвольным, бессознательным. Однако тут все становится еще сложнее и запутанней. Если человек знает, что употребление спиртного способно спровоцировать приступ парасомнии, то суд может установить, что человек добровольно ввел себя в это состояние, и не принять таких аргументов защиты. Далее, в странах, где применяется общее право, таких как Великобритания и Канада, автоматизм может быть признан вменяемым или невменяемым. В данном контексте понятие «невменяемый» не подразумевает наличие психического расстройства. Определяющим фактором является то, стал ли автоматизм следствием внешних или внутренних факторов. Если автоматизм возник вследствие внешних факторов, таких как травма головы либо прописанное врачом лекарство, каких-то непредвиденных факторов, которые вряд ли могут повториться, то данный автоматизм считается вменяемым. Если же он возникает из-за внутренних проблем вроде эпилепсии или сомнамбулизма, то такой автоматизм считается невменяемым. Разумеется, приступ сомнамбулизма может быть спровоцирован внешними факторами, такими как шум, повышенный стресс или какое-то лекарство. Тут-то юридические доводы и становятся туманными. Вместе с тем это очень важное различие.

Невменяемый автоматизм, подразумевающий болезнь разума, теоретически может привести к пожизненному заключению, так как изначальная причина преступления не подлежит устранению, в то время как вменяемый автоматизм, связанный с воздействием внешних факторов, можно предотвратить.

В Великобритании защита, построенная на вменяемом автоматизме, может привести к приказу об осуществлении надзора с обязательным амбулаторным наблюдением у врачей либо, в редких случаях, к полному освобождению, в зависимости от судьи. Вместе с тем в законе многие из этих вопросов остаются до конца не проясненными, что приводит к значительному разбросу судебных приговоров, когда используется такая защита.

Для врача-сомнолога, выступающего в суде в качестве эксперта, огромным облегчением является то, что решение о признании автоматизма вменяемым или невменяемым принимают судья и присяжные. С клинической же точки зрения есть несколько важных вопросов, которые следует задать, чтобы понять, может ли парасомния объяснить насильственное или сексуальное нападение. Каких-либо общепринятых процедур для этого не существует, однако некоторые особенности могут стать убедительным аргументом в пользу той или иной версии. Так, среди факторов, убедительно указывающих на то, что парасомния не имеет к преступлению отношения, являются доказательства планирования преступления, выискивание жертвы или сексуального партнера, четкие воспоминания о случившемся, а также попытки скрыть совершенное преступление. Точно так же передвижение в незнакомой обстановке, наличие четкого мотива, соответствие совершенного действия характеру обвиняемого говорят в пользу того, что парасомния тут ни при чем. С другой стороны, наличие диагностированных ранее расстройств сна, соответствие описываемого происшествия предыдущим случаям, дезориентация, проблемы с преодолением препятствий на пути (таких как мебель) либо ужас и шок после того, как человек узнает о случившемся, указывают на то, что вероятным объяснением является проявление парасомнии.

В случае Тома нет никаких сомнений в том, что результаты его исследования во время сна подтверждают парасомнию. Более того, он провел в нашей лаборатории сна еще две ночи, и оба раза его ЭЭГ совпадала с той, что была зарегистрирована в первую ночь. Описанное Сарой поведение полностью соответствует проявлениям сексомнии, а ее слова указывают на наличие и других расстройств медленного сна. Показания бывшей Тома о том, что его действия совершенно не соответствовали его характеру («Это на тебя не похоже!» – кричала она), тоже говорят в пользу этого.

Вместе с тем у Тома есть некоторые проблемы, самая главная из которых – отсутствие свидетельств сексомнии или парасомнии в прошлом. Том говорит, что у него было мало отношений, и, пожалуй, единственным человеком, который может подробно рассказать о его сне в прошлом, является та самая бывшая. Диагностированная нами сексомния как минимум дала Тому и его бывшей возможное объяснение того, что случилось той злополучной ночью. Том надеется, что она может помочь ему отменить судебное решение, и в недавней их переписке она упомянула об одном подобном случае в прошлом, который тогда списала на последствия определенных неприятных событий прошлого.

Другая проблема в том, что он сбежал из дома своей бывшей, когда та принялась его обвинять. Я считаю, что его реакция с учетом всех обстоятельств была вполне обоснованной. Когда я встретился с Томом, у меня были подозрения на наличие у него посттравматического стрессового расстройства, вызванного одним происшествием в прошлом. В молодости он служил в армии и однажды стал участником несчастного случая во время учений, который привел к смерти его друга. Из соображений конфиденциальности я не могу рассказать об этом происшествии подробнее, однако Том потом наблюдался у специалистов, которые подтвердили диагноз. Если верить словам Тома и он действительно пришел в сознание, когда на него кричали и таскали его за волосы, то его ПТСР вкупе с возможным синдромом Аспергера определенно могли привести к непреодолимому желанию убежать от конфликта.

Еще одной потенциальной проблемой является то, что Том в ту ночь выпил вместе со своей бывшей спиртного. Я и большинство моих коллег считаем алкоголь мощным триггером для некоторых людей с парасомниями, однако такая точка зрения не является общепринятой. Роль алкоголя в области судебной медицины по проблемам сна является предметом горячих споров и желчных дебатов в медицинской литературе.

Некоторые эксперты утверждают, что невозможно провести различие между человеком, который проснулся пьяным и совершил преступление, и пациентом, у которого случился приступ парасомнии.

* * *

Выявленная у Тома сексомния, а впоследствии и ПТСР хотя бы позволили нам начать лечение. «Я больше не могу спать в одной кровати с Сарой, потому что ни в коем случае не хочу, чтобы она снова через это прошла», – говорил Том до получения диагноза. После нашей первой встречи он сказал, что хочет избежать приема лекарств, так что мы обсудили план действий, чтобы не допустить повторения приступов. К примеру, он должен был отказаться от спиртного, бороться со стрессом и недосыпом и хотя бы не ложиться в кровать голым. Том говорит:

«Когда спишь со своей девушкой в одной кровати и вы оба голые, это может сильно способствовать проявлению сексомнии. Равно как и спиртное, а также стресс, в том числе на работе, а еще когда спишь в незнакомом месте. Когда мы останавливаемся в отеле или еще где-то, то вероятность происшествия сильно возрастает».

Некоторое время он принимал антидепрессанты для лечения ПТСР – препараты, которые используются и для лечения парасомний медленного сна. К несчастью, они стали вызывать неприятные побочные эффекты, и ему пришлось от них отказаться. Он прошел когнитивно-поведенческую терапию, а еще узнал, как контролировать различные факторы в своей жизни, которые могут способствовать проявлению его расстройства.

Том рассказывает: «Теперь я чувствую себя очень уверенно. Лишь благодаря вашей и Сары помощи я теперь могу быть полностью уверен, что… – Он запинается. – В смысле, я не могу утверждать, что этого больше никогда не случится, потому что…»

Сара улыбается и подтверждает, что за последние пару лет у Тома не было ни одного приступа сексомнии.

* * *

Будучи его врачом, я в конечном счете не могу утверждать, виновен Том или нет. На этот вопрос должен ответить суд, учитывая всю имеющуюся информацию, если Том с Сарой решат обжаловать приговор. Но его история определенно звучит правдоподобно. По крайней мере, она дает понять, к каким разрушительным последствиям может привести сексомния – в данном случае для Тома, его бывшей девушки и для всех, кто их окружает. Бывшей девушке Тома полученный им диагноз, возможно, дал понять, что Том не тот монстр, которым она его считала, способный попытаться изнасиловать ее во сне.

Самого Тома диагноз потряс до глубины души. Ему пришлось принять тот факт, что вся история с изнасилованием не была злонамеренной выдумкой его бывшей, как он считал прежде, что внутри него есть темная сторона, которую он не в состоянии контролировать или полностью от нее избавиться, и что с большой вероятностью он действительно сделал то, в чем обвинила его бывшая девушка.

Что же насчет Сары? Она явно была в курсе того, что произошло с Томом в прошлом задолго до начала их отношений, однако за ее тихим голосом и мягким внешним видом я разглядел врожденную твердость характера, целеустремленную решительность во всем разобраться. Случившееся вместе с тем определенно отразилось на ней и ее отношениях с Томом. В одном из писем она сообщила мне: «Стремление избежать повторения приступов приводит к потере интимной близости и в итоге разрушает отношения. Предпринятые нами «меры предосторожности» и его страх повторения случившегося привели к тому, что последнюю пару лет он и близко ко мне не подходил. Когда теряешь эту близость, то все в итоге разваливается».

Правда состоит в том, что мозг каждого из нас, если его хорошенько спровоцировать, вероятно, можно привести к приступу парасомнии.

Неудачное стечение неблагоприятных обстоятельств – недосып, тревога, немного спиртного, какие-то выписанные врачом лекарства – может привести к нарушениям сна. К счастью, случается подобное невероятно редко, однако примитивные виды поведения, такие как страх, насилие или секс, заложены в каждом из нас и могут проявиться во время сна. Как говорил Сократ, по словам Платона в девятой книге «Государства», «…в каждом из нас, даже в хороших людях, заложена необузданная, дикая, животная натура, которая выглядывает во сне».

P.S. В своем недавнем письме Сара сообщила, что выявленная у Тома сексомния способствовала возобновлению в некоторой степени дружеских отношений между Томом и его бывшей. Имея в виду происшествие, случившееся с Томом в армии, которое привело к ПТСР, Сара пишет: «Она считает себя скорее жертвой войны, чем жертвой изнасилования».