Глава 3. Младший

Этой ночью младший отличился. Он первый обнаружил странную двулапую добычу среди пустых камней, а значит, вполне мог рассчитывать насытиться её мясом сразу же после первой самки вожака. Хорошо, что он не кинулся на двулапое существо сам, старший бы этого не одобрил.

В прошлый раз одна из сестер обнаружила детёныша белой смерти под одним из пустых камней и решила насытиться его мясом сама, не призывая стаю. Молодая и глупая она не знала, как старший поступает, когда кто-то забирает себе его долю добычи или первый вонзает зубы в жертву. Не успел слепящий глаз закатиться, а она уже погибла растерзанная вожаком и кости ее позвоночника до сих пор лежали возле лёжки старшего в большой норе.

С её смертью младший остался единственным из детенышей, не имеющих пока из-за возраста прав на пару, остальные погибли либо от холода, либо от белой смерти, которая последнее время стала приходить за ними даже в то время, когда сверху пропадал слепящий глаз. Раньше такого не случалось, и его стая всегда уверенно чувствовала себя среди пустых камней, когда сверху исчезал слепящий глаз, а ему на смену приходило тёмное веко. Но в последнее время все изменилось, белая смерть стала прожорливей и из-за ее прожорливости стая значительно уменьшилась.

Младший бежал по следам двуногого до одного из пустых камней, где тот что-то почувствовал и затаился. Младшему было любопытно, он первый раз встречал такую странную дичь, но внутрь камня он не полез, даже кончик носа не сунул.

Выпустив зов, он дождался стаю, зарывшись в холод возле дыры ведущей внутрь пустого камня. От двулапого странно пахло, да и следы он оставлял тоже странные не на что не похожие. Расстояние между ними говорило, что у добычи только две лапы, а сама форма позволяла понять, что на них нет когтей. У всех есть когти кроме белой смерти и быстрой добычи, что иногда появлялась среди пустых камней, когда наступало тёплое время. А самое странное было в том, что от двулапого не пахло страхом, несмотря на то, что он явно почуял угрозу и спрятался.

Пока он ждал, когда старший решит вонзить зубы в дичь его мысли сами собой унеслись в те времена, когда ему не разрешали покидать большую нору. Тёплое и сытое время, — время, когда много маленьких и теплых братьев и сестер согревало его по ночам своими мохнатыми боками, а старшие приносили много добычи, не давая его голоду набрать силу. Жаль что старший забрал мясо у последней молодой самки, от нее приятно пахло, и её лапы были очень крепкие. Младший был бы не прочь, если бы в пару ему досталась именно она, когда шерсть вдоль его спины достигнет той жесткости, которая отличает взрослого от молодого самца в стае.

В воздухе повисла мрачная сосредоточенность, её почувствовали все в стае — так всегда бывало, когда вожак готовился к броску. Между ними существовала связь, никто не знал, почему так происходит, но чем сильнее был отдельный представитель стаи, тем сильнее было его влияние на остальных. Старший, например, мог разозлившись заставить слабеть лапы и усадить на хвост другого самца, даже не прикасаясь к нему и не смотря в его сторону. Младший пока не понимал как это возможно и мог лишь чувствовать, но не мог сам оказывать влияния на других существ.

Где-то наверху пустого камня старший вступил в схватку и вся стая тут же ринулась во внутрь, чтобы вонзить клыки в добычу следом за вожаком. В воздухе вдруг повисли удивление и боль, а затем жизнь старшего оборвалась. Это было неожиданно, на его памяти вожак никогда не проигрывал и был достаточно сильным, чтобы ускользать даже от белой смерти. Прежде чем младший успел подняться наверх, ведомая первой самкой стая бросилась в погоню, оставив труп вожака в пустом камне.

Место самого молодого самца было позади стаи, он подойдет ближе лишь в тот момент, когда ему позволят. А двулапый оказался опасной добычей, несмотря на отсутствие когтей на лапах. Должно быть, у него крепкие клыки и сильная челюсть, раз он смог подмять вожака. В другое время стая бы отступила и не стала связываться с кем-то подобным, но сейчас голод был сильнее страха, а значит двулапому не дожить до восхода слепящего глаза.

Первая самка сумела выследить двулапого, не смотря на то, что в одном из пустых камней стая поначалу потеряла его след. Новое убежище чужака было вытянутым и сильно отличалось от других подобных. Этот пустой камень был слишком высок, и даже вожак бы не допрыгнул до его вершины. От убежища тянуло незнакомым запахом, а из одной из дыр выплывало что-то странное похожее на туман, но почему-то темного цвета. Младший никогда не видел нечего подобного, и это заставляло его опасаться, как и то, что в этой дыре было светло, словно там взошел свой маленький слепящий глаз.

Стая окружила пустой камень и ждала, когда первая самка решит вонзить свои клыки в жертву. Со смертью вожака на время охоты она стала ведущей стаю. Но когда охота закончится и они вернутся в большую нору, самцы сразятся и выживший станет новым вожаком, если конечно из оставшихся кто-то достаточно силен чтобы подмять под себя первую самку.

Внезапно что-то изменилось, младшего накрыла дурнота, а тяжелый обруч боли так сильно сдавил голову, что ему пришлось припасть на лапы. К своему стыду от неожиданной и сильной боли он даже бросил жёлтую метку на холод под собой и заскулил, словно новорожденный комок.

Самка взвыла, подавая знак уходить, но стая уже упустила момент для бегства. Холод под ними взорвался, выпуская наружу толи когти, толи странные клыки белой смерти. Несколько самцов тут же погибли, заливая холод вокруг красным из распоротых брюшин. Сама белая смерть не спешила показываться, и лишь холод ходил волнами, да голову сдавливала тупая боль, прижимающая к земле.

Первая самка и сам младший вот и все кто выжил после первой атаки белой смерти. У самки хватило ловкости, увернутся от острых голубых клыков, которые пробили холод под ней, а он остался жив лишь по той причине, что держался чуть в стороне на правах младшего.

Белая смерть больше не медлила и по всей видимости не считала оставшихся в живых угрозой. Холод заходил волнами пуще прежнего, и вдруг разлетевшись комьями в одном месте, из-под него показалось вытянутое длинное тело. Противно заскрежетав шкура разошлась в стороны, и выпустив страшные сросшиеся треугольником челюсти, смерть ударила в самку, моментально вырвав из её тела солидный кусок мяса.

Завизжав, первая бросилась в сторону и завалилась на бок. Младший впал в ярость, чувствуя её боль и покидающею её тело жизнь. Переборов непонятную силу, от которой слабели лапы он, вытянувшись в прыжке, атаковал белую смерть уже нависшую над самкой. Врезавшись всем весом, он не сдвинул противника в сторону, зато смог уцепиться когтями за крепкую шкуру.

Клыки соскальзывали с округлого вытянутого тела, шкура была твердой словно камень, даже клык на хвосте раз за разом бивший во врага, лишь бесполезно отскакивал в сторону. Из-под шкуры вдруг ударили те самые голубые клыки, которые несколько мгновений назад лишили жизни братьев младшего.

Жестоко израненный младший скатился вниз, а белая смерть, свернувшись кольцом, сжала его тело, грозя расплющить и переломать в пыль все кости. Задрав морду, он оскалил клыки и зарычал на придвинувшуюся так близко шипящую треугольную пасть врага.

Нечто мелькнуло на периферии зрения, и треугольная челюсть вдруг потеряла свою форму, вместе с тем разбрызгивая вокруг зеленоватую жижу. Голову существа оседлал двулапый, появившийся невесть откуда. Младший узнал его по запаху и понял, что тот, кого он уже привык считать двулапым вовсе не таков. У добычи было четыре конечности, и одна из них покрытая странной серой кожей пробила голову белой смерти насквозь.

Странная не покрытая мехом лапа, пробив твердую кожу смерти, схватилась за челюсть и рванула на себя, круша её кости и разрывая плоть. Сжавшие младшего кольца разжались, и рядом забилась в конвульсиях белая смерть, без конца сокращая мышцы своего вытянутого тела.

Скрипя снегом, оказавшийся таким опасным двулапый приближался. Он использовал лишь задние конечности своего нескладного тела для передвижения и был чрезвычайно уродлив. На его морде совсем не было меха и только где-то наверху из-под кожи торчал клок волос. А его шкура была вообще чем-то невообразимым, она пахла по-разному, будто перед младшим было не одно существо, а сразу несколько. Затаившись и притворившись мертвым, младший ждал, когда враг подойдет ближе. Его лапы были изранены и он не надеялся рывком вскочить, а вот клык на хвосте был готов со свистом распрямится, устремляясь к своей жертве как только та нечего не подозревая, подойдет ближе.

Здание, через которое я пролетел, увлекая за собой груду снега, оказывается, было возведено над одним из сточных каналов, куда я и провалился вместе с грудой снега. Пока я искал ближайший выход из стоков, негативный эффект «переохлаждение» суммировался до четырех раз, еще один такт этого эффекта и быть бы мне сначала обмороженным, а потом и мёртвым.

К счастью я нашел выход наружу и, сбив обледенелую решетку парой ударов, оказался рядом с одной из надвратных башен у городских ворот. В караульном помещении внутри башни уцелела одна из дверей, и её наполовину сгнившие доски я пустил на чахлый костер, которой помог мне согреться.

Было желание, наестся до отвала запасенным мясом нетопырей, забаррикадироваться и забыться на пару часов сном, но оказалось, что напавшие на меня в руинах создания и не думали прекращать погоню. На улице сначала раздался вой, а затем в голову вдруг впился тугой стержень боли.

Мне уже порядком поднадоели эти проклятые ледяные руины и твари обитающие в них. Выглянув в одну из бойниц, стал свидетелем схватки, в которой побеждало червеобразное существо. Похоже, именно оно било по мозгам негативным эффектом вот только его целью был не я, а стая охотившихся на меня «волков».

Пока я безучастно наблюдал, решая, что делать дальше, в живых остался один единственный самый мелкий представитель хвостатых. Да и ему вот-вот должен был настать конец. Пассивный навык «интуиция» неожиданно сработал, подсветив несколько слабых мест на голове гигантской белой то ли змеи, то ли гусеницы и это стало решающим фактором для принятия мной решения.

Рывком перекинув себя через прорезь бойницы, прыгнул вниз и пролетев два этажа приземлился прямо на укрытую жесткой белой чешуёй башку, которая как раз собиралась сожрать оставшегося в живых окровавленного волка.

С разгона ударил артефактной рукой прямо в подсвеченную интуицией точку, череп твари хрустнул, и в стороны ударила жижа, заменяющая этому странному зверю кровь. Ухватившись со всей силы за что-то внутри головы своего противника, с силой рванул руку обратно, одновременно спрыгивая в сторону. Сегментированное тело судорожно дернулось, во многих местах из-под кожи между чешуёй выскочили длинные шипы, а шкала жизни монстра обнулилась.

Несмотря на смерть, тело зверя продолжало дико извиваться, взбивая снежную пыль, а длинные и острые шипы проносились совсем близко норовя изрубить меня в клочья. Кувырок помог разорвать дистанцию и уйти из зоны поражения голубоватых шипов. Небольшая рана на груди снова открылась, из-за чего одежда прилипла к телу.

Крутнувшись на месте, осмотрелся, врагов по близости не было. Похоже, что эта схватка подошла к концу.

Не знаю, почему меня сразу привлек самый мелкий хвостатый. Двинувшись к его мертвому телу, я вдруг заметил, как подрагивает его кончик хвоста, несмотря на пустую шкалу отображающую количество здоровья.

Засранец пытался обмануть меня! Не знаю, почему я в тот момент попросту не прибил щенка, видит Аргентум, мне это нечего не стоило. Зигзагом бросился к мобу резко сближаясь и заходя со стороны, где хвостатому будет неудобно бить своим шипом на кончике хвоста.

Первый удар я всё же прощелкал, просто не хватило скорости, чтобы увернутся. Подставив закованное в «латы» плечо под летящий в подбородок шип сумел избежать урона. А следом настала моя очередь удивить клыкастого уродца. Сблизившись, перехватил хвост артефактной рукой и прижал коленом голову израненного, но при этом пытающегося встать зверя к снегу.

Свободной рукой вытащил из инвентаря оставшиеся после ремонта экипировки кожаные полоски и обмотал ими лапы. Более-менее обездвижив создание, примотал его хвост к задним ногам и потуже перетянул сверху, следом такой же жгут наложил на пасть, которая без конца щелкала, пытаясь добраться до моего колена.

Зверь, похоже, понял, что шансов выбраться, у него нет, и тоскливо завыл сквозь сжатые зубы. Почему я его не убил? Я и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Может быть, меня зацепило, как он бросился в самоубийственную атаку на гораздо более сильного противника, или то, что не сдавался до конца, лежа на снегу с израненными лапами и все равно пытался вырвать победу не силой так хитростью.

В любом случае решение, что с ним делать дальше я ненадолго отложил. Мне было жутко любопытно, что за зверье населяет эти места, и потому для начала отнеся связанного хвостатого в караулку, я подошел к трупу одного из его родичей.

Занятные звери, будь они немного выше уровнем и соответственно чуть-чуть сильнее, всё вполне могло обернуться моим поражением. И еще неизвестно смог бы я переродится в изнанке, а если бы и смог, то где бы оказался? Камень перерождения, к которому я был привязан изначально, находился в Тарфорде. После чёрной волны прошедшей по кладбищу от склепа семьи Архонт, которая стирала всё на своем пути, вряд ли он уцелел. Из этого сами собой напрашивались три варианта. Либо я воскресну в случае своей смерти в случайном месте изнанки, либо окажусь где-то в основном слое вирт мира или… а вот это «или» уже пугало.

Изменилось ли что-то в моем взаимодействии с виртуальным миром после привязки ко мне артефакта Марларзима? Обнаружит ли меня система, если мой аватар получит критические повреждения и отправится на перерождение? На все эти вопросы я не знал ответов. Несколько раз я пытался связаться с семьей Гелло и с Лиассин через кольцо связи, но каждая попытка заканчивалась неудачей. Похоже, что оно работало лишь в центральном слое мира или же для отправки сообщения требовалось, чтобы получатель находился в одном со мной слое изнанки.

Пока раздумывал, подошел к телу непонятного белого червя, чья шкура сливалась со снегом. Неизвестно как скоро я смогу найти дорогу обратно в центральный слой, а значит, мне нужен максимум информации о тварях, что обитают в этих местах. Я конечно стал на порядок сильнее с начала ходки, но смерть одинаково разрушает аватары как сильных так и слабых и отказываться от информации которая валяется под ногами, может оказаться фатально для одиночки вроде меня. Еще раз, осмотрев местность вокруг и не заметив нечего подозрительного, протянул руку к трупу, одновременно с этим движением сосредотачиваясь…

Не успела таблица с информацией раскрыться как тут же схлопнулась обратно. Тело червя вдруг осело и обернулось снегом. Единственное что осталось от моба так это голубоватые шипы, повсюду торчащие из белоснежной пыли. Хм, существо магического происхождения, оборачивающееся снегом после смерти? Сколько же еще в этом мире удивительных вещей, что раз за разом он находит, чем меня поразить. Покопавшись в снегу, вытащил из него семь странных голубоватых шипов. Длинные с острыми кристальными гранями они вполне могли сойти за ножи, если бы, с какой нибудь стороны было бы место, за которое можно было взяться, не рискуя порезать себе руки при нанесении удара.

Потроша и снимая шкуры с варгов, провозился еще полчаса. К тому моменту, когда я покончил со своими делами, небосвод значительно посветлел, знаменуя рассвет. Свернув свежие шкуры, устало потопал в караулку, пора было устраиваться на отдых и заодно решить, что делать с израненным хвостатым.