25

Бен рассмеялся, когда я призналась, что пыталась убить Джона.

– Ну да, конечно.

– Нет, правда, я сделала ему отравленный кофе.

Бен посмотрел на меня с таким ужасом, что у меня зачесалась голова. Я устремила на него долгий взгляд. «Пожалуйста, не бойся меня», – мысленно взмолилась я.

– Но ведь он его не выпил? – наконец уточнил Бен.

– Я подумала, что Айрис будет горевать.

– То есть, нет. – Он подвинулся, чтобы дать мне пройти. – Заходи.

Бен провел меня через кухню. На стене весело тикали часы, в окна лился маслянисто-желтый цвет.

– У вас прямо как в церкви, – заметила я.

– Это еще почему?

– Тихо и мирно, как в рождественской сказке.

– Ты что, под кайфом? – спросил Бен.

Я обернулась и улыбнулась. Не так-то просто было заставить себя улыбнуться, но я не хотела, чтобы он меня выгнал. Куда мне идти?

– Нет, правда, вид у тебя дикий. – Бен впился в меня взглядом.

Я улыбнулась его красивым рыжим волосам, блестящим, точно каштаны, его веснушкам, словно нарисованным карандашом, и рассказала, что провела ночь на кладбище, просила помощи у мертвых, они подсказали, как убить Джона, я набрала ядовитых грибов и добавила ему в кофе, а в целом все в порядке.

– Лекс, блин, ты серьезно?

Было приятно, что он так обо мне беспокоится. От его заботы пробирала сладкая дрожь.

– Я не уверена, что набрала нужных грибов. Многие виды навозников вполне съедобны. Как думаешь, это послужит мне оправданием, когда меня арестуют?

– Да никто тебя не арестует. Ты же сама сказала, что Джон не выпил кофе. Он, поди, вообще ничего не заподозрил.

– Я выбросила чашку в окно. Что само по себе очень подозрительно.

– Но это еще не значит, что ты убийца. – Он взглянул на меня с любопытством. – Ты всю ночь была на кладбище? И никто тебя не хватился?

– Мама же в Брайтоне, забыл?

Он раздраженно вздохнул.

– Но как же Джон тебя отпустил?

– А он и не отпускал. Я ему вообще ничего не сказала. Сбежала, и все. Так что, если его спросить, знает ли он, где я, он ответил бы, что не знает и очень за меня тревожится. Вранье, разумеется.

Я села на диван, откинулась на подушки. На потолке плясали странные тени – одна походила на рожицу, другая – на птицу. Потом у рожицы выросли рога, птица съежилась, и я зажмурила глаза.

Бен уселся рядом со мной.

– Он отдал тебе телефон? Хочешь, я попрошу маму, чтобы позвонила твоей маме?

– Это еще зачем? Чтобы я поскорее ушла?

– Я думал, тебе интересно, где твоя мама.

– А твоя где? Может, тоже сбежала. – Я обвела рукой комнату. – Тот, кого нет рядом, может оказаться где угодно.

– Наверное. Хотя я лично уверен, что мама пошла в магазин за молоком.

Меня охватила такая зависть, что я даже притопнула по ковру, лишь бы не представлять, как Мерьем ходит с корзинкой по магазину и выбирает всякие вкусности Бену на завтрак.

– Да, здорово, – ответила я. – Повезло тебе.

Он неуверенно улыбнулся, словно был со мной согласен, но не хотел в этом признаваться, потому что сравнивать наши семьи было бы неделикатно. Кухонные часы тикали, отсчитывая минуты.

– Почему ты решила отравить Джона? – наконец спросил Бен, повернувшись ко мне. Его тонкие, как у Бемби, ноги почти касались моих.

Я поняла, что именно он хочет знать, но объяснять не было смысла. Всякий раз, как я пыталась кому-нибудь рассказать о проделках Джона, мои слушатели находили ему оправдание. Даже Мерьем.

– Помнишь, как мы были в Португалии? – спросила я.

Бен покачал головой.

– Моя мама позвонила твоей, пожаловалась, что отпуск испорчен, потому что они с Джоном поругались, он психанул и улетел домой, а мы остались одни в гостинице. И тогда твоя мама взяла тебя и прилетела к нам. Там еще был бассейн с горкой, помнишь? И стол для тенниса. А на балконе жила ящерица. Твоя мама пыталась прогнать ее веником, и ящерица ее укусила.

– Теперь припоминаю, – улыбнулся Бен.

– Твоя мама прилетела, чтобы нас поддержать. Потому что они с мамой подруги. Причем хорошие. – Я сглотнула. Во рту стояла горечь. – На той неделе я попросила твою маму о помощи, но она отказалась. И знаешь почему? Боится, что Джон нам устроит.

– Да что он может? – негромко ответил Бен. – Не понимаю, о чем ты.

Я задрала ноги на диван, обхватила колени. Как бы мне хотелось, точно в сказке, коснуться Бена и передать ему мои мысли.

– Ты только не обижайся, пожалуйста, – продолжал Бен, – может, он бьет твою мать?

Я покачала головой.

– Швыряется предметами, ломает мебель?

– Он разбил мой телефон. Но такое случилось в первый раз. Обычно это я швыряюсь предметами.

– Или дело в деньгах? – допытывался Бен. – Он пытается тебя контролировать, потому что все деньги в семье только у него?

Слова в моей голове обретали форму. Но были скользкими, как рыбы в ведре. Извивались, перескакивали друг через друга. Поверит ли Бен, что в присутствии Джона все лучшее во мне куда-то исчезает, как солнце за тучей? Что я его боюсь. Что при нем я становлюсь неуклюжей. Под его взглядом у меня все из рук валится. Когда он рядом, я теряю дар речи, а если и нахожу слова, все равно кажусь себе дурой, и забываю то, что должна помнить. Ни с кем другим у меня такого не происходит, и ясно, что я все это проделываю не специально.

– Он никогда не перестает, – сказала я. – Он никогда не перестает.

– Никогда не перестает что? – уточнил Бен. – Блин, Лекс, ты хочешь сказать, что он… – В голосе его послышались нотки, каких я у него прежде не слыхала. Я посмотрела на Бена, не понимая, о чем он. Он выглядел одновременно испуганным и злым, и я поняла, что он говорит о сексе. – Если он тронул тебя хоть пальцем…

– Нет, что ты. Он меня ненавидит. Он бы скорее отрубил себе руку.

– Тогда что?

Как объяснить, когда слова переполняют? Того и гляди, меня вырвет ими на ковер Мерьем. Джон причинял маме боль, я психовала и выглядела чудовищем, все говорили, зачем так горячиться, успокойся ты. Потом-то мне тоже казалось, что в его поступке не было ничего страшного, и я думала – наверное, люди правы, я действительно чудовище.

– Так что он делает? – спросил Бен.

Комната отодвинулась, у меня застыла кровь.

– Неси свою камеру.

– Что?

Я обернулась к нему.

– Будешь меня снимать.

– Зачем?

– Ты же хотел сделать совместный проект.

– Ну не сейчас же.

– А когда? – Я слышала собственное дыхание, словно морской прилив. – Я не хочу когда-нибудь об этом забыть.

– О чем?

– О том, что он творит. О том, кто он такой на самом деле. Я много лет мельком замечала за ним что-то такое, вчера же увидела ясно. Он подкупает людей улыбками, точно взятками или наркотой, подсаживает на них. И играет в горячо-холодно, так что никогда не знаешь, что он еще выкинет. То ты идиотка, то молодчина. Не разрешает маме заводить друзей, выйти на работу, открыть собственный счет в банке, а если она жалуется, обзывает ее и грозится отобрать у нее Айрис. Заставил меня подписать договор о примерном поведении и вывесил на холодильник. Вынуждает нас продать квартиру, у него все пароли от телека, вайфая и телефонов, а если мы действуем ему на нервы, он прячет наши вещи в сейф. Пожалуйста, Бен, принеси камеру. Почему ты меня не снимаешь?

– Потому что мне неловко.

– Вот и твоей маме это тоже не понравилось. Но я должна об этом рассказать, пока не забыла. Это его коронный трюк – сделать так, чтобы ты забыл его художества и снова ему поверил. – Я схватила Бена за руку. – Он отправил меня к психиатру и хочет, чтобы мне выписали успокоительные.

– Это же просто смешно.

– А я тебе о чем! Если он добьется своего, некому будет защитить маму и Айрис.

– Он не может заставить тебя принимать лекарства. Это же дикость какая-то.

– Не жалей меня.

– А я и не жалею, – ответил Бен. – Я злюсь.

– Он ни разу и пальцем не тронул ни меня, ни маму. Он действует потихоньку, как фокусник с дымом и зеркалами. Крадет все хорошее, что есть в тебе, и подменяет страхом. Ты же хотел снять кино про страх? Так вот сделай фильм о тайных проделках Джона. Потому что никто их не видит, не верит, что Джон способен на такое, и не хочет об этом слышать.

– Я верю, – сказал Бен.

– Тогда неси камеру.

Я не заметила, как вошла Мерьем и уронила сумки на ковер.

– Что происходит?

– Блин, мам, ты не вовремя, – ответил Бен.

– Почему? – удивилась Мерьем. – В чем дело? Лекс, ты чего так рано?

– Я отравила Джона.

Бен посмотрел на маму.

– Нет.

– Она что, пьяная? – спросила у него Мерьем.

– Мам, ну хватит, не начинай, – ответил Бен.

– Или под кайфом?

Бен бросил на Мерьем сердитый взгляд.

– На нервах она, вот и все. Всю ночь проторчала на кладбище.

Мерьем смягчилась, подошла и обняла меня.

– Почему же ты не пришла к нам?

Она погладила меня по голове, я растаяла и прильнула к ней, точно котенок. Как бы я хотела быть ее котом, чтобы она всегда меня гладила.

– Приходи в любое время, – сказала Мерьем. – Джон хоть знает, что тебя всю ночь не было?

– Я ему не сказала. Разгромила кухню и сбежала.

Мерьем вздрогнула.

– То есть как разгромила?

– В порядке самозащиты.

– Я должна позвонить твоей маме. Ты знаешь, что она едет домой?

– Да, Джон ее подкупил.

– По-моему, она просто волнуется из-за того, что ты так сильно расстроилась.

Я покачала головой.

– Как же. Ей просто польстило, что он потратил кучу денег на цветы.

– И все-таки я ей позвоню.

– Ладно. Ей все равно понадобится дружеская поддержка, когда я скажу, что Джон злой колдун.

– Что?

– Ничего, – перебил Бен, – она на нервах, мам, я же тебе сказал. Не вмешивайся ты в это, а?

– Нет, Бен. За последние двадцать четыре часа мы с мамой Лекс несколько раз созванивались, так что я немного в курсе происходящего. Лекс, наверное, совсем продрогла, сделай ей чаю.

Бен, как хороший и послушный мальчик, отправился выполнять мамину просьбу, но то и дело задумчиво поглядывал на меня, и я понимала, что мы с ним еще поговорим. Снимем видео, отправим на телеканалы и в газеты. Я такое видела в кино.

Мерьем вышла, чтобы позвонить. Я подошла к окну, подышала на стекло, нарисовала на запотевшем пятне змею. А рядом цветок.

– Я поверю всему, что ты мне расскажешь, Лекс, – пообещал Бен.

В жизни не слышала ничего приятнее. Это даже лучше, чем признание Касса, что я буду его отвлекать: мало ли скольким девицам он это говорил. Я повернулась к Бену, чтобы сказать, как много значат для меня его слова, но вернулась Мерьем и сурово посмотрела на меня.

– Твоя мама застряла в пробке, – сказала она. – Я сообщила Джону, что ты у нас, и предложила привезти тебя домой. Он попросил помочь ему убрать на кухне.

Стоило ей поговорить с Джоном, и она тут же переменилась. Взгляд стал как каменный. Мерьем положила руку мне на щеку и заставила посмотреть на нее.

– Что ты добавила ему в кофе?

«Вот и все», – подумала я. Сейчас меня арестуют.

– Ну, это сложно объяснить… – начала я.

– Слабительное, – перебил меня Бен, подошел сзади и взял меня за плечо. – Джон вел себя как козел.

– Разве можно так делать! – ужаснулась Мерьем. – Это же ужасно.

Не ужаснее яда.

– Она все равно не дала ему выпить тот кофе, мам. – Бен заговорщически сжал мое плечо. – Хотя явно стоило.

Мерьем неуверенно посмотрела на нас и кивнула.

– Ладно, я с ним поговорю, объясню, что ты переволновалась. Поехали, поможем ему убрать кухню, а потом я отвезу вас в школу.

– Не бросайте нас, пожалуйста, – попросила я Мерьем. – Вы единственная мамина подруга.

Она медленно покачала головой.

– Я ни за что вас не брошу.