24

С началом апокалипсиса воздух пахнет иначе – влажной пылью, словно наконец-то после долгой засухи выпал дождь. Меняется и освещение – сперва кажется слишком ярким, точно на передержанном снимке, потом темнеет по краям. Какая-то неведомая сила тянет тебя, точно рыбу из воды, навстречу судьбе. Люди сбиваются в испуганные стайки, перешептываются: «Неужели это конец?»

– Да, – говорю я, расставив для равновесия руки, и на цыпочках семеню вперед. – Но не для вас. Этот апокалипсис для Джона.

Забравшись на самый конец ветки – того и гляди, подломится подо мной! – я взглянула сквозь листву на ряды светившихся окон. За каждым – по комнате. Я отсчитала два окна вверх и три по диагонали от пожарной лестницы: это мамина спальня, синие бархатные занавески по-прежнему не задернуты. Казалось, в темной комнате очень тихо. Заметил ли Джон, что я улизнула?

Я аккуратно соскочила с дерева на ограду. Мы с Кассом сто раз так делали. Но с тех пор прошло много лет. Я спрыгнула на другую сторону и пошла вперед. На кладбище протоптали тропинки хозяева, выгуливавшие собак, и велосипедисты, но я знала уголок, куда люди почти не заглядывают. Там деревья шелестят громко, потому что все прочие звуки стихают. Как будто умолкли все моторы, выключилось электричество. Ни телефонов, ни радио, ни телевизоров, ни компьютеров. Раздавались только какие-то приглушенные звуки – видимо, на кладбище жили лисы, а может, крысы, или это мертвые шевелили холодными белыми пальцами.

Но мне не было страшно.

Если бы мама увидела, как я иду по тропинке от главной аллеи к самой середине кладбища, она сказала бы: «Лекси, не надо, не делай этого».

Я бы взяла ее за руку. И сказала: «Я знаю, ты не сильная, поэтому я сама со всем разберусь».

– Будет больно? – спросила бы мама.

– Ну, сперва ты, возможно, еще по нему поскучаешь, но потом будешь только рада. В общем, нет, больно не будет.

– Я спрашивала о нем. Ему будет больно?

В ягодах пятнистого аронника содержатся игловидные кристаллы, которые раздражают горло и затрудняют дыхание. Двурядка стенная провоцирует гипертермию, потерю памяти и кому. А если хотя бы коснуться аконита (вот уж царь ядов!), откажут все органы.

Дедушка учил меня, к каким растениями нельзя даже приближаться. Но я попросила его друзей-покойников о помощи, и они позвали меня.

– Ты только представь, – сказала бы я маме, – ведь от мертвого Джона не будет проблем!

– Да, – согласилась бы она, – я понимаю. Наконец-то мы вздохнем с облегчением. Спасибо, Лекси, ты храбрее нас всех.

– Пожалуйста, – отвечу я. – А теперь вернись к ограде и жди меня там.

Надгробия мерцали в темноте. Статуи подмигивали. В кронах деревьев трещали сороки, их крылья переливались, как радуга в луже масла.

«Не бойся», – кричали они.

– А я и не боюсь, – отвечала я. – Ведь я же чудовище.

В детстве я частенько задумывалась о будущем. И представить себе не могла, что оно окажется таким. Я стала ужасом. Я шум. Я холод.

В большом мире сейчас, наверное, Керис готовится к экзаменам. Учителя проверяют контрольные работы, экзаменаторы приводят бумаги в порядок, запечатывают в коричневые конверты. Айрис собирается лечь спать. Мама лезет в мини-бар. Скоро ей позвонят со стойки регистратора. «Спуститесь, пожалуйста, тут принесли букет на ваше имя».

Слова обладают властью. Милая, родная, любимая.

Чокнутая. Стерва. Идиотка.

Однажды я позвонила в полицию. Дескать, женщине угрожает опасность. Они приехали. Мы с Айрис смотрели, как на парковке остановился автомобиль с синей мигалкой. Как мужчина-полицейский медленно поднялся по лестнице. Зажужжал домофон. Никто не ответил, полицейский вернулся на парковку и посмотрел на окна. Мы с Айрис тут же спрятались. Сама не знаю, почему. Из машины вышла женщина-полицейский, подошла к напарнику и тоже уставилась на окна. Потом оба сели в машину и уехали.

На кладбищенской тропинке валялась дохлая крыса с распоротым животом, кишками наружу, засохшая черная кровь загустела в пыли. Чуть поодаль лежал мертвый голубь: перья слиплись, одно крыло торчит, как темный парус на детской лодке.

«Жизнь – сложная штука, – сказала мама, – каждый должен нести свой крест». Она больше не покупала газеты. Выключала телевизор, если показывали что-то плохое. Установила на телефон рассылку хороших новостей и читала нам вслух истории о спасенных щенках и о том, как некто разглядел на куске хлеба лик Иисуса.

Но сколько не притворяйся, будто плохого не существует, оно от этого никуда не денется. Конец света нужно встречать смело.

Слова обладают властью. Змеиный корень. Белладонна. Болиголов.

Но поступки куда важнее.

В детстве мы с Кассом частенько играли на кладбище. Мы знали, что, несмотря на затишье, там всегда холоднее, чем в городе, холод шел от земли и от небес. Там нет зданий, от которых исходит тепло. Лишь тридцать акров захоронений.

– Как думаешь, сколько тут закопано мертвецов? – спросила я Касса как-то раз.

– Тысячи, – ответил он.

Мы попытались представить себе все эти гремящие кости, ухмыляющиеся черепа.

Однажды мы выстроили из деревянных поддонов шалаш, чтобы укрыться от ветра. Мы рвали цветы на могилах: покойникам есть чем поделиться с теми, у кого ничего нет. Часто сидели на лавке и просто дышали, чувствуя себя особенными, ведь мы живые среди мертвых. Как-то раз опоздали к ужину, и Джон оставил нас без еды, чтобы мы, черт побери, поняли наконец, что существуют рамки приличия, а Касс ему сказал: «Лекс наложила на меня заклятье».

Из-за тебя вечно одни неприятности.

Неправда. Это из-за Джона вечно одни неприятности.

В книгах пишут, если хочешь, чтобы мертвые тебе помогли, нужно принести им какую-то жертву. Я поклялась пожертвовать любовью. Теперь можно попросить что-то взамен.

– Мне нужен яд, – сказала я. – Самый сильный, какой у вас есть.

Покойники под землей принялись вздыхать и копошиться.

– Ты уверена? – спросили они. – Любовь – серьезная жертва.

Я объяснила им, зачем все это нужно.

– Я хотела ему понравиться. Но это неправильное желание. И мама, когда вернется, станет цепляться за обрывки его тепла, – продолжала я. – Несмотря на то, что он сделал гадость, из-за которой она и уехала.

Мертвые копошились, перешептывались.

– Он скажет, что она любовь всей его жизни, – не унималась я. – Что они созданы друг для друга, и как она вообще подумать могла о том, чтобы его бросить? А она улыбнется, смягчится и снова ему поверит. И как только она позволит себя обмануть, он снова будет обращаться с ней плохо. Он словно колдун, который наводит на людей порчу, и у них мутится разум.

– Тогда набери навозников, – прошептали мертвецы. – С алкоголем они смертельны. И легко сойдет за случайную ошибку.

Я упала на колени и принялась рыться в траве. На мне было пальто Касса. Я сделала вдох. Оно пахло кожей: таким я запомнила запах Касса. Проходя мимо ларьков на рынке, где торгуют сумками и чемоданами, я всегда останавливалась и принюхивалась.

Касс.

Если бы не было Джона, я бы никогда не встретила Касса.

Ладно, проехали.

Я нашла ветки, камешки, листья. И в конце концов наткнулась на гриб с бурой, точно ржавой, шляпкой. Гриб выглядел очень старым. От середины к краям расходились бороздки; шляпку словно припорошила ядовитая белая пыль. Стоило найти один, и отыскать остальные было уже проще. Они росли россыпью, звали меня.

«Возьми их, – прошептали мертвецы, – и обретешь силу».

Третья история о любви и смерти (но в основном о смерти)

Жила-была девочка, задумавшая убить мужчину, которого любила ее мать. Потому что девочка знала, что он могущественный колдун, который хитро маскируется под прекрасного принца. Никто не мог устоять перед его чарами, никто, кроме девочки, не замечал зла, которое он творит.

Однажды ночью, когда мама была в отъезде, девочка прокралась на кладбище по соседству и попросила мертвых о помощи. А взамен пообещала отказаться от любви. И мертвые посоветовали ей набрать ядовитых грибов. Девочка последовала их наставлениям и тайком пробралась домой, чтобы сварить смертельное зелье.

Девочка вернулась домой. От нее пахло, точно от дикого зверя, который возвращается в нору после ночной охоты – холодом, землей, призрачным кладбищенским духом. Грибы перешептывались в кармане ее пальто, и она чувствовала себя сильной.

«Скоро я буду жить долго и счастливо», – думала она.

Но когда она открыла дверь, на пороге стоял колдун. Такое ощущение, что он провел там целую вечность, дожидаясь этой минуты. Он казался могущественным и спокойным, словно все знал. Девочку пронзил страх.

– Где тебя черти носят? – спросил колдун.

Девочка притворилась, будто ей стыдно. В качестве извинения предложила приготовить ему на завтрак что-нибудь вкусненькое. Как насчет омлета с грибами?

Но он не верил ей ни на йоту. Велел снять грязные ботинки, пойти к себе и переодеться: вся одежда на ней была мокрая. Дал ей веник, совок, ведро, швабру, рулон пакетов для мусора и приказал убрать беспорядок, который она устроила на кухне.

– Погоди у меня, уж я расскажу твоей матери, что ты всю ночь где-то шлялась, – пригрозил он.

– Она тебе звонила?

Он бросил взгляд на свой телефон.

– Приедет через девяносто семь минут, так что убирай поживее.

– Ты отслеживаешь ее местонахождение с помощью специальной программы?

Он прислонился к стене, скрестил руки на груди. Ответил, что ее мать уже едет домой, так что время уходит. Он сейчас спустится в булочную, купит круассанов, и они позавтракают как семья, девочка будет вести себя хорошо и сидеть тихо, иначе он тут же позвонит психиатру.

– И попрошу его выписать тебе успокоительное, – добавил он. – После того, как ты вела себя вчера вечером, он, несомненно, согласится, что тебя нужно утихомирить.

– Я ничего такого не сделала.

Он вскинул руку, чтобы девочка замолчала.

– Я в булочную. А ты давай за уборку.

Она и ухом не повела. Когда колдун умрет, всем будет плевать, что на кухне беспорядок. Девочка встретит маму на парковке, объяснит, что в квартире труп, они сядут в машину и уедут в какое-нибудь хорошее место. А в квартиру отправят дезинфекторов, чтобы те убрали перед их возвращением.

Перешагивая через осколки посуды и разбитые яйца, девочка подошла к раковине, чтобы вымыть грибы. Потом налила в кастрюлю воды, положила туда грибы, поставила на огонь и помешивала деревянной лопаткой, пока вода не закипела. Приготовила двойной эспрессо, вылила в чашку, смешала с грибным отваром и взбила молочную пену. Выловила куски грибов, положила две ложки коричневого сахара, добавила виски, ведь навозники ядовиты только в сочетании с алкоголем.

Вышла в гостиную, посмотрела на парковку. Голова раскалывалась, свет казался слишком ярким для апрельского утра. Девочка подумала, что мать и сестра все ближе и ближе, вспомнила, как сильно ее сестра любит колдуна (своего родного отца). Каждый раз, как ему хотелось курить, он отсылал младшую дочь из комнаты, а она гладила его по голове, точно собаку, и говорила, что курить вредно. «Бросай курить, – просила она. – Вот умница».

Девочка отогнала эти мысли, вернулась на кухню и посмотрела на кофе. Кухня была ее любимой комнатой в квартире, потому что до появления колдуна они с мамой большую часть времени проводили там. На кухне девочка придумывала истории и разыгрывала в лицах. Она была прекрасная актриса и, сложись жизнь иначе, наверняка прославилась бы и попала в Голливуд. Но ей выпала роль убийцы колдуна, и за это ее, скорее всего, посадят в тюрьму.

Она снова выглянула в окно гостиной. Ничего. Посмотрела на часы.

– Давай быстрее, – прошептала она. – Не могу же я убивать тебя при них.

Девочка достала из холодильника взбитые сливки. Ложка для них должна быть холодной, и она положила в чашку два кусочка льда, наблюдая, как они тают.

Она вернулась в гостиную. Ни машины. Ни колдуна. Она бы ему написала, да он разбил ее телефон. Она встряхнула подушки, развязала занавески. Расставила стулья. Спрятала пепельницу за книгой, положила в карман его зажигалку. Все эти мелочи помогали убить время.

Наконец машина въехала в ворота, и девочка бросилась наливать кофе. Сбрызнула взбитые сливки вдоль ледяной ложки, чтобы белым бархатом легли в чашку. С дрожащими руками вышла из кухни и прикрыла за собой дверь.

Когда колдун вошел в гостиную, она сидела на диване. На столе на серебряном подносе стояла чашка кофе. Девочка выглядела невинно, как в сказке. В конце концов, она была прекрасной актрисой.

– Привет, – пробормотала она, – я сделала тебе вкусный горячий кофе.

Щеки колдуна раскраснелись, от него веяло уличным холодом. В руках у него был букет белых роз и огромный бумажный пакет с ручками-лентами.

– Вот что значит с утра пораньше сходить в магазин!

Он сел напротив нее и выложил покупки на стол: шоколад, разные пирожные, бутылку шампанского и открытку, на которой был нарисован ключ с надписью «Ключ от моего сердца».

– А ты думала, – ухмыльнулся колдун.

Девочке вспомнилась история про Синюю бороду: там специальный ключ открывал дверь, за которой он прятал трупы своих жен. Синяя борода догадался, что новая жена узнала про эту комнату, потому что на ключе проступила кровь.

Она представила, как мама вернется, увидит подарки и улыбнется стараниям колдуна. Сперва неохотно, но вскоре снова попадет под его чары и улыбнется искренне, стараясь видеть в нем лучшее.

– Кофе очень вкусный, попробуй, – предложила девочка.

Он откинулся в кресле.

– Ты пытаешься меня задобрить, чтобы я не сказал маме, что ты всю ночь где-то шлялась?

– Я пытаюсь показать, как ценю все, что ты для нас делаешь.

Он покачал головой, словно девочка в очередной раз выставила себя дурой. Она прочла его мысли: он решил, что ему удалось ее запугать, и теперь она всегда будет его слушаться. Пусть думает что хочет, лишь бы выпил отраву. Она учтиво, точно заправская официантка, пододвинула к нему кофе на картонном подстаканнике.

– Со мной трудно, прости меня, пожалуйста.

Колдун подозрительно уставился на чашку.

– Что это?

– Ирландский кофе. С виски и взбитыми сливками.

Он наклонился, понюхал.

– Ты уверена, что там больше ничего нет?

– Да что там еще может быть-то?

– Пахнет странно.

Когда Белоснежка заподозрила неладное, ведьма съела половину яблока.

– Дай-ка. – Девочка пододвинула кофе к себе.

– Угощайся.

Она взяла чашку, вдохнула запах сахара и опавших листьев. Пригубила сливки. Они ведь ее не убьют. Колдун пристально смотрел на нее, и глаза у него были того же цвета, что и у сына.

Ах да, сын колдуна…

Вот где таилось ее слабое место. Девочка годами терпела колдуна, потому что он привел с собой своего прекрасного сына. И она была готова мириться с любыми ужасами, лишь бы быть с ним рядом. Но теперь сын уехал, а ей остались лишь ужасы.

– Когда твоя мама вернется, все будет иначе, – сказал колдун.

Девочка отхлебнула еще глоточек.

– Что именно?

– Увидишь.

Она пододвинула чашку к нему.

– Нормальный кофе.

– Думаешь, ей понравятся подарки?

– Обязательно. Ты такой умный. Ей с тобой очень повезло.

Он кивнул и обхватил чашку обеими руками.

Эти руки ерошили волосы мальчика, которого она любила.

Эти руки укачивали ее сестру.

Эти руки ласкали ее мать, доставляя наивысшее наслаждение.

Дедушка предупреждал не трогать лесные грибы. Один его приятель умер, по ошибке наевшись ядовитых грибов. У него начались колики и тошнота. Потом горло опухло, поднялась температура, во рту появился солоноватый привкус, и его начало рвать кровью. А потом отказала печень, он впал в кому и умер. «От них не существует противоядия, – сказал дед. – Даже если попадешь в больницу, врачи ничем тебе не помогут».

Девочка смотрела, как колдун несет чашку ко рту. Из этого рта вылетали слова гордости за сына, этими губами он целовал ее мать, плевался малиной в ее младшую сестру, а та визжала от смеха.

Сколько он будет умирать?

Девочка взглянула на часы. Застанут ли мать и сестра его в живых? Поедут ли они через тоннель Блэкуолл под Темзой? Она представила, как сестра по привычке затаит дыхание и постарается не дышать до самого конца тоннеля. Они с мамой кажутся такими хрупкими под всей этой толщей воды. Девочка представила чернильную холодную реку над их головами.

– Не пей, – бросила она.

– Что? – колдун поднял на нее глаза.

– Я не могу пожертвовать любовью.

– Ты о чем?

– Я слишком многих люблю. И не могу от них отказаться. Я не так жестока, как ты.

– Не хами, – огрызнулся колдун.

Девочка схватила отравленный кофе и вышвырнула чашку в окно.

Ее трясло от страха. Она едва не превратилась в него – человека без сердца, который не умеет любить. В человека, чьи глаза видят лишь собственное отражение, кому и в голову не придет поставить себя на место другого.

Она выбежала из комнаты. Колдун что-то кричал ей вслед, но она вылетела из квартиры и ринулась вниз по лестнице, прочь из дома.