Мал Димонов, да вонюч
Сказ о том, как царь себе преемника готовил-готовил, да не приготовил
У каждого солидного монарха должен быть шут. Но не у каждого этот шут становится № 2 в иерархии царства-государства и даже на время присаживается на трон.
Димонов хоть и вздергивает подбородок, чтобы казаться выше, и несет перед народом такую пургу, что сразу попадает в анекдоты, но тем не менее обладает изворотливым умом, каким-никаким весом аппаратным и солидными активами, заныканными, как водится, в тридевятых царствах и поэтому трудно выявляемыми. Впрочем, и в родном царстве-государстве у него много чего имеется.
* * *
Родился Димонов в городе на Неве. Мама с папой – университетская интеллигенция, научившая сына читать книжки, ежедневно протирать тряпкой кроссовки и обильно говорить ни о чем. Питерская окраина, где он вырос, – это пиво у ларька, кассетный магнитофон на парапете набережной, аборты в 16 лет и драки по выходным на школьном стадионе. Но Димонов-подросток, по воспоминаниям сверстников, как-то умудрился всего этого избежать: ни одного привода в милицию, ни одного фингала под глазом, ни одного скандала с соседями из-за портвейна и мата в парадном. Он даже ни разу не написал копотью от зажигалки Deep Purple на лестничной побелке (хотя группу любит). Ботаник в тылу врага, короче.
Димонов поступил в университет без проблем, но, опять же, повел себя не типично для студента: в общагу через окна к девкам не лазил, на картошке не бухал и пары не прогуливал. «Он такой был правильный, что аж тошно. Всегда хотелось его напоить в хлам, чтобы подраться с ним и в рыло заехать», – вспоминает о Димонове его университетский однокурсник, ныне профессор права царской Академии наук Ф. Преображенский.
В универе на Димонова положил глаз преподаватель Собакевич, ставший потом градоначальником Питера. А чего, исполнительный малый, из штанов выпрыгивает, чтобы карьеру сделать, подхалим и трезвенник. Когда Собакевич в главы избирался, Димонов носился по городу и самолично клеил на столбы листовки с его одухотворенной физиономией и слоганом «Собакевич придет – порядок наведет».
В те дни случилось происшествие, отложившее отпечаток на все дальнейшее мировоззрение Димонова. Однажды ненастным вечером, приставив табурет к столбу, чтобы приклеить очередную листовку, Димонов опрокинул на себя банку с клеем. Безнадежно испорченными оказались крафтовые джинсы Levi’s и рубашка той же фирмы, а кроссовки – только что купленные чешские «ботасы» – пришлось потом долго оттирать ацетоном. Мало того, обляпанного клеем Димонова у входа в метро остановил милицейский патруль. Детина-сержант, которому Димонов был по грудь, взял его за шиворот и сказал:
– Ты че, бомжара, попутал – в метро весь обоссанный лезешь?..
Именно с того самого дня в шкафу у Димонова запасено сразу несколько десятков единиц модного тряпья и столько же пар кроссовок ведущих брендов. Как в безразмерном гардеробе бабы директора райторга, набитом Дольче-Габанами, но которой вечно нечего надеть. Ну а милицию мстительный Димонов впоследствии, когда ему дали порулить, назло сержанту переименовал в полицию.
* * *
Взял Димонова после выборов Собакевич в городскую управу: для начала бумажки перекладывать, ну а там видно будет. Тут надо сделать важное замечание: в ту пору в управе трудился ответственным клерком и будущий царь. Он сразу приметил нового сотрудника, потому что тот был еще более низкорослым, чем он. На этой почве Димонова взяли под опеку – приятно же, когда рядом все время находится кто-то, на кого можно смотреть сверху вниз.
Может показаться, что на должности «чего изволите» ума много не требуется. Но вот тот же Димонов не так прост, как кажется. Свое мнение имеет, однако от греха подальше его не светит особо. Да, он с готовностью всегда брал под козырек, будь то поручение речь для профсоюзного собрания написать, за пивом сбегать или верительные грамоты от послов-папуасов получить. Но при этом заметим, что Димонов – голова. В том смысле, что образованнее самого царя. Книжек больше прочитал. Знает, чем твиттер отличается от клитора, а транш – от пунша. И если речь об экономике, то уж лучше его послушать, чем царя. Хотя кто ж ему даст слово сказать…
Когда Собакевича выперли из градоначальников, Димонов оказался на улице. К тому времени он уже привык столоваться из бюджетного корыта, и вольные бизнес-хлеба, на которые пришлось уйти, вносили в его жизнь дискомфорт. Он торговал досками и туалетной бумагой, ощутив на себе всю мерзость отечественного бизнеса. В городской управе носил хороший костюм, ездил на навороченной машине, сидел в комфортном кабинете, получал кучу бабок – оклад и множество доплат за перенапряжение организма в виде переработки до 19–00, но при этом ни за что, в сущности, не отвечал. Помощник зама по логистике трансцедентального сотрудничества в рамках сношений.
А в бизнесе пришлось крутиться. Ну, как крутиться – не с клетчатой сумкой по базару мотаться, конечно. Костюмы, импортные телеги, секретарши с ногами длиннее, чем Димонов целиком, – все осталось при нем. Но результативность работы оценивалась уже по прибылям, а не по количеству составленных бумаг и проведенных совещаний. Рубль всегда конкретнее, чем график увеличения снижения. Стыдно потом кому было рассказывать, но в бизнесе Димонову даже однажды пришлось вести проверяющих налоговиков в сауну. Налоговики, напившись виски, лапали волосатыми руками голых референток фирмы, а Димонов сально подхихикивал, сидя в клубах пара и колбасных миазмах в строгом костюме, лишь чуть ослабив галстук.
Параллельно он подрабатывал в качестве мелкого лоббиста, то есть решалы, сводя предпринимателей с коррупционерами из управы, где у него еще оставались концы. Хочет, допустим, некто впарить городу несколько километров бордюров по такой цене, будто они позолоченные. Димонов решал вопрос, заносил в управу, и бордюры благополучно становились поребриками, а кто-то за счет горожан покупал себе очередные крутые кроссовки.
Все изменилось в судьбе Димонова, когда будущий монарх, переехавший после краха Собакевича в Первопрестольную, получил кресло в Белом доме (так называлось здание приказа, где сидели бояре, рулившие хозяйством царства-государства). Все у будущего царя было под рукой, но чего-то не хватало – не было малого на побегушках, который так забавно шестерил на него в Северной столице. Он и выписал в Москву измотанного туалетной бумагой Димонова.
Царь уселся на трон и всегда мог рассчитывать на Димонова, который в рот ему глядел и умом особо при дворе не торговал, потому что понимал: шаг вправо, шаг влево – и он поедет не по этапу, конечно, но каким-нибудь секретарем посольства в Танзанию.
* * *
Димонова поставили курировать царские проекты – свод указов, пестривших требованиями увеличить и расширить все, что снижено и сужено, от работы повивальных бабок до фабрик по изготовлению кирзовых сапог. Любое такое масштабное начинание в нашем царстве-государстве всегда приводило к стабильному результату – разбазариванию казны в таких масштабах, что восточные ханы поражались. Вот и реализация царпроектов первым делом вылилась в длинную очередь к трону просителей, убеждающих, что их губерния (каменоломня, хутор, кабак) – столпы государства, и если в них срочно не поправить дела, страну ждут лихие времена. А все деньги на царпроекты были в руках у Димонова.
Вот приезжает к нему в Белый дом купец, хозяин мануфактуры, и падает в ноги:
– Митрий Арнольдыч, выслушай и поступи, как всегда, мудрено…
– Мудро, ты хотел сказать?
– Ну, можно и так… Ты, батюшка, какое исподнее носишь?
– Трусы с петухами от Версаче, а что?
– А сколько стоят?
– Да я почем знаю, ключница берет. Может, по рублю пара. К чему клонишь?
– А к тому, что с Дикого поля хотят завозить их к нам по рублю сотня! Народишко разбалуется и власть уважать перестанет. Надо запретить трусы оттуда, а мне дать денег в рамках царпроекта, и я тут у нас налажу производство. Трусняк будет тоже по рублю пара, как от Версаче твоего, но зато – наш, посконный, скрепный!
– Ладно, убедил. Макроэкономику я люблю. Сходи к дьяку в соседние покои, перетрете с ним детали…
Дьяк плотно прикрывал двери и жарко шептал на ухо купцу бизнес-план: мильен на мануфактуру тот получит, но триста тыщ должен принести обратно ассигнациями и передать ему, дьяку, на заднем дворе, иначе – никак.
И таких просителей в день было по десятку.
Или вот задумано было облегчить жизнь лекарям: пусть, мол, подкормятся, горемычные, а то за морем они как сыр в масле катаются – уважаемые люди, а нашим жалованья хватало буквально на пустую похлебку и одни штаны на все случаи жизни. Царский проект предусматривал крутое увеличение их денежного довольствия. В губернии и уезды пошли угрожающие грамоты от царского двора: поднять жалованье эскулапам, чтобы не вякали больше! Проконтролируем!
Где взять денег? По сусекам скрести бесполезно, в сусеках мышь повесилась – все рубли из нищих губерний уходили на царский двор. И тогда главные по лекарям на местах придумали изящный ход: жалованье лекарям повысили, но отменили все надбавки за ночную, сверхурочную и другую хреновую работу. Ну и пусть, что в итоге кое-где белые халаты стали даже меньше, чем раньше, на руки получать, зато требования царпроекта выполнены – жалованье на бумаге повышено. Попробуй, поспорь. Начальников наградили, возмущающихся лекарей поувольняли, отчеты написали.
Понятно, что накормить многочисленных подданных – дело безнадежное. Чем больше денег от надежи-государя уходило лекарям, учителям или крестьянам, тем меньше у самих оставалось. Царские проекты довольно быстро высосали все соки из казны, так ничего и не улучшив. Такое безнаказанным не остается. И по совокупности заслуг монарх сделал курировавшего царпроекты Димонова своей правой рукой и вторым человеком в государстве.
От важности он аж раздулся, да так, что пришлось в покоях ставить беговую дорожку – вес сгонять. На фуршетах и в церкви по правую руку от царя стоял, а также добился, чтобы и по его приезде тоже в городах заваривали люки сточных канав. Вот он, почет, вот оно, счастье! Куда уж ближе к государю!
Что касается служебных обязанностей, то они были однообразны и много хлопот не доставляли. Открывают где-то новую мельницу или скотный двор после ремонта – челобитную Димонову: пожалуйте, милостивый государь, освятить своим присутствием (царь-то у нас – геополитик, известное дело). Димонов приезжает, городишко на ушах стоит, бабы в рушниках с караваями мечутся, дети хором гимны поют, десантники посуду об голову бьют, казаки протрезвевшие с шашками выделываются – все честь по чести.
Димоновские холуи однажды добились, чтобы в Усть-Задрищенске даже железнодорожный переезд за ночь заасфальтировали, чтобы кортеж Димонова, приглашенного перерезать ленточку на кузне, скорость не снижал.
* * *
Звездный час для Димонова настал, когда царь пустил его на трон посидеть. Дескать, он не сатрап какой-нибудь – может запросто дать порулить, если человек хороший и для государства полезный.
Обосновался Димонов в царских покоях и думу крепкую думает: что сделать такого, чтобы его в веках запомнили? Город какой переименовать? Пуговицы на мундирах в армии перешить? Или поддаться своей бабе, которая подзуживает – не будь, мол, дураком, оформи на себя золотые прииски.
Но не забудем, что Димонов все же голова. Поэтому и решил он для начала время к ногтю прижать. Он его туда, он его сюда… То на час назад, то на час вперед. Сначала решил: утром долго спят бездельники, а могут пользу приносить. Сделали так, что рабочий день зимой в кромешной тьме начинался. Потом Димонов передумал и время взад вернул. Потом снова вперед… Никто уже и не вспомнит, какое оно настоящее – время-то. Подданные окончательно запутались, забили на часы и начали ориентироваться по солнцу: оно надежнее, из него дурь не прет, как из указов царских.
Ладно, с временем хреново получилось. И вот сидящего на троне Димонова посетила другая гигантская идея, каких еще не было: согнать в одну деревню всех ученых царства, чтобы они там изобретали всякую шнягу, поднимающую престиж страны и самодержавия. Это он так себе говорил. Хотя мы понимаем, что в глубине души он задумал научную деревню в пику царю – дуболому, без суфлера говорить не умеющему.
И потянулись в деревню Осколково телеги с учеными из городов и весей, со скарбом научным, колбами да мелкоскопами. Перво-наперво отгрузили на проект золота из казны сто мешков. Как водится, двадцать мешков по пути из хранилища пропали, еще сорок дворовые по кубышкам распихали (один Шнырялов пять мешков упер в свой дворец). А на уцелевшее злато отгрохали ученым хоромы из хорошего леса, дали оклады и приказали думать очень быстро, пока Димонова с трона не согнали. И чтоб придумки были лучше, чем у заклятых друзей за океаном.
И поперли инновации, будто в сортир дрожжей кинули. Воровали, конечно, в Осколково, кто что может: уборщица – хлорку, администратор – зарплату уборщицы, руководители – бюджетные транши, выделяемые на исследования и изобретения. Но наука чистыми руками не делается. Зато какова отдача! Один изобрел саморасстегивающуюся молнию, другой – музыкальную приставку для самогонного аппарата, а третий – искусственную репу, которую парить не надо. Ходит Димонов по Осколково и радуется: утрутся теперь упыри заокеанские (да и свои тоже). Ученые, конечно, потом разбежались по заграницам за лучшей долей, ну так баба с возу – науке легче.
Еще одно его деяние на троне – пыль в глаза купцам. Димонов любил строить из себя свободолюбца, опять же, в противовес самодержцу – душителю свобод. Но не такого свободолюбца, чтобы его, не дай бог, связали с нацпредателями, а государственно-ориентированного, патриотически-воспитанного, со щами в бороде. В этом русле Димонов призвал перестать кошмарить купечество – сократить для них количество разрешительных грамот, за проступки голов не рубить, а лишь пороть на площади и взятками обкладывать в размере не более десятины от объема состояния. А также не чинить препятствий в расширении дела, но – придерживаясь принципа «что не разрешено, то запрещено».
Купчины заявленному ослаблению гнета обрадовались: мол, завозили во двор мзду подводами, а теперь заносить будем. Чтобы потрафить Димонову, доложили наверх: мы, отечественные купцы-сельхозпроизводители, в благодарность государю подняли на небывалую высоту производство пшеницы! Все закрома – под завязку! Димонов сразу с трибун докладывать о прорыве: мы – впереди планеты всей! А невдомек дурачине, что пшеница та – сплошь пятой категории и годится лишь на корм скоту, хотя у нас ею и людей кормят.
* * *
Одна незадача: Димонов высоко сидит, а на местах архаровцы по-прежнему беспредел творят. Захочет купчина мануфактуру поставить, а его грабить начинают еще на подступах. «Как челобитную в департамент подаешь, смерд! Почему ничего не приложено?» То тому дай, то этому. Кому яхту, кому телегу новую, кому избу, а кому просто денег на счета в тридевятое царство. И купец еще до открытия дела уже весь в долгах, как в шелках. Поколотится годок, только начнет выпрямляться и прибыль показывать – враз набегут опричники, дело поднявшееся отберут. Хорошо, если купчину на каторгу не отправят, а просто с сумой по миру пустят.
Поэтому и прибедняются, кто как может. Сплошь и рядом по бумагам – последний хрен без соли хозяйствующий субъект доедает. Но не на тех напал: просчитают. Параллельно с димоновским переименованием милиции в полицию в силовом ведомстве прошла переаттестация: тупых оборотней выгнали, а хитрые оборотни остались. Сграбастает правоохранитель бороду купцову в кулак и рычит в морду перегаром:
– Что ж ты, гад, фискальному ведомству докладаешь, что в минусах сидишь, а сам раздербанил свой свечной завод на три артели – две убыточные, но одна-то еще живая! К Дерибасову на алюминиевые рудники пойдешь кайлом махать!..
Другим знатным силовиком при Димонове-монархе был Смердюков, начальник армии. В генералиссимусы он выбился, удачно женившись на дочке одного придворного деятеля, про которого и сказать-то нечего: так, завхоз и тать. Но это – для нас с вами, холопов, а в кругах он вес имел, поэтому дочка была невестой завидной. Смердюков, менеджер по табуреткам и шкафам, ради такого дела оперативно бросил первую жену, купчиху мелкую, и добился руки дочки деятеля, в качестве приданого получив право командовать царскими полками.
Себя он гением административно-экономического профиля считал. В армии после института, правда, послужил немного. То есть что патрон и шеф – это одно и то же, знал. Боевое применение дивизии, полка, да что там – батальона? Нет, не в курсе. Развертывание соединений, снабжение фронта? Видел в кино про войнушку. Но при проклятом царском режиме отсутствие профессионального опыта недостатком не считалось, даже наоборот: мол, свежий человек борозды не испортит, не зашоренный, пусть скажет новое слово.
Со всем карьерным рвением Смердюков взялся за реформирование полков и дивизий.
Вызвал генералов:
– Товарищи, предлагаю наши пушки выбросить к едрене матери и закупить артиллерию в стане врага.
– ???
– Ну, итальянский гарнитур же лучше, чем корявая стенка из Сыктывкара. И еще: с личным составом перебор у нас. Треть – уволить, а оставшимся – увеличить довольствие…
В результате Ванька-взводный стал получать на рубль, то есть на три бутылки водки, больше, а генерал из штаба, занимавшийся сопровождением пушечных контрактов, построил имение в Одинцовском районе.
Кстати, об имениях. Сколько Смердюков распродал по стране укрепрайонов под дачи – одному богу известно (ну, и еще кое-кому, но они ничего против не имеют). Стратегическое танкоопасное направление под Можайском теперь прикрывает коттеджный поселок с сауной, блэкджеком и шлюхами, а зону ПВО под Геленджиком обменяли на фабрику устриц. Враг когда еще прилетит, а шампанское на корпоративах Генштаба уже сейчас чем-то закусывать надо.
Армия Смердюкова возненавидела, а ему все божья роса.
Тут еще надо заметить, что реформатор Смердюков бабник был первостатейный. Не ходок огородами, а открытый кобель. Свою пассию Василису поставил руководить всем армейским имуществом. Раньше этим занимался классический генерал Елдырин с пузом и непомерными аппетитами по части приватизировать дзот и распродать строительный батальон. А Василиса имела не только аппетитные сиськи, но и изощренную экономическую смекалку, выстраивая такие многоходовки по части прихватизации объектов, что концов не сыскать.
Меняла, например, гарнизонный дом культуры на акции лесопилки, акции – на эшелон спирта, спирт – на военторг, военторг – на санаторий под Сочи и т. д. Короче, пользовалась служебным положением и продавала имущественные армейские активы, средства выводила через фирмы, над которыми имела контроль. Ущерб – около 3 мильярдов рублей. И ничего ей за это не было, от слова «вообще».
На всех этапах движения несчастного имущества в шоколаде оказывались и сама Василиса, и причастные хозяйственники. Солдатушки, бравы ребятушки, лишались возможности посещать дом культуры, а у Василисы возникала очередная квартирка в пределах Садового кольца и новые брюлики, на которые она очень падкая. Заказала, говорят, за границей у лучших ювелиров инкрустированный золотом и камнями бюст Смердюкова в натуральную величину.
На действующего тогда монарха, Димонова, Смердюков клал большой скипетр, ориентируясь только на царя, который на время с трона съехал. А того мало что трогало, кроме мысли о том, как вернуться на трон и сидеть на нем вечно, до белых тапок.
И Димонов ему сильно потрафил, проведя через боярскую Думу закон об увеличении срока полномочий самодержца. Вот подгон так подгон! Димонов-то временный, а тот вернется в царские покои надолго.
Хотя Димонов парень и простой с виду, улыбчивый и повсюду спящий, но не был лишь послушным местоблюстителем и козлом отпущения. Договор у него имелся с настоящим царем: пока Димонов – временно смотрящий на царстве, он может хапать и ртом, и другими местами, и ничего ему за это не будет. И он тронного времени зря не терял…
* * *
Как всякий отечественный аристократ, Димонов знает, что батоны не на дереве растут, а в земле. Поэтому рядом с его родовым имением в губернии широко раскинул гектары агрокомплекс, которым рулит за долю малую его подруга юности. Окрестным крестьянам работать больше негде, и они охотно гнут спину в хозяйстве, давая надои и привесы. И Димонов, кушая, как всамделишный самодержец, утром творожок, любит похвастать перед гостями: «Сам вырастил, вот этими руками».
Как известно, всероссийская житница у нас – Франция с Италией. (Не для всех, конечно, – для народа они под запретом.) И у наших бояр стало модным иметь не только домик (а лучше замок) в Провансе или Тоскане, но и какую-нибудь аграрную мульку там содержать. Вот и у Димонова на юге загнивающей Европы имеется винный бизнес. Все как положено: виноградники на солнечных холмах, погреба с замшелыми стенами, ряды бочкотары и стеллажи с рядами пыльных бутылок.
Когда-то он мечтал о зарплате профессора, а нынче выходит Димонов во двор своего замка в кроссовках Nike Flyknit Max, джинсах и рубашке от Gucci, вытягивает руку с часами Glashütte Original, оттопыривает мизинчик и болтает в бокале красное вино, глядя через него на южное солнце. Жизнь удалась!
Злые языки говорят, что однажды за увесистый гонорар зазвал Димонов к себе в замок Челентано. Ну, чисто постебаться. И говорит ему:
– Адриано, а попляши-ка босиком в бочке с виноградом, как в том кино…
А тот:
– Пусть у тебя медведь на ярмарке пляшет, брателло…
И уехал пить Cinzano в простой портовый кабак. А опущенный Димонов с горя велел купить еще и оливковую рощу по соседству.
Но, несмотря на все имиджевые издержки, сеньор Димонов и примкнувшие к нему товарищи – сырьевые бояре в Гейропах прижились. Ну, как прижились – завалили деньгами Старый Свет, на что тот всегда был падок. Их и терпят, хотя в приличные дома все же стараются не звать. Мечутся они на своих шикарных яхтах по всему Средиземноморью: то туда приткнутся на кинофестиваль, то сюда на чемпионат «Формулы-1». Чужие среди своих…
Кстати, о яхтах. У Димонова их несколько, но все называются одинаково – Fekla. Может, и совпадение, но так зовут его жену. Как и положено монархической бабе, не зарабатывает она ничего, только тратит. И родственников не забывает. Пара ейных братьев удивительно легко раскрутили до уровня крупнейшей в царстве фирму «Мослы и оковалки».
Как грибы после дождя, повсюду в чистом поле стремительно возникают фермы и свинокомплексы фирмы, которым уходит целиком вспомоществование от казны, выделяемое на свино-коровью отрасль. «Мослы и оковалки» все в кредитах, но их им удивительным образом прощают, а то и вообще казна оплачивает долги ушлых мясников. Зря, что ли, сеструха спит с самим Димоновым?
Под ногами братьев, конечно, мешаются отдельные кулаки и артели – норовят свои туши всунуть на базар в той или иной губернии. Но с ними разговор короткий: если и не сожгут, то вдруг окажется, что эпидемия напала на скотину, и выход один: под нож пустить, а останки – уничтожить. Вместе с останками уничтожаются и крестьяне – разоряются и по миру идут, но это их проблемы.
Надо ли говорить, что подати братья платят не в своем царстве, а на заморских островах, где фирму с ее подразделениями зарегистрировали. Да и прибыток там же хранят – мошна целее будет. В своем Отечестве порядка ведь нету.
Поэтому и сынка своего Димoнов отправил к проклятым заокеанским партнерам. Тот весь в отца – настоящий патриот России. И логично, что хоть совсем молодой пацанчик, но уже имеет гражданство заокеанской державы и владеет там сетью супермаркетов и заправок. Поэтому, когда папа топал ножками и грозил партнерам за океаном кузькиной матерью, никто не поверил: он что ж – матерью этой долбанет по сынку своему, его магазинам и заправкам?
Так и жили они, поживали, добра наживали. Этим и запомнятся. Ну а Димонов войдет в историю кроссовками и отлитой в граните мудростью: «Денег нет, но вы держитесь».
