Интерлюдия
Питер Сколари, закадычный друг
«Том Хэнкс – мой герой, – говорит Питер Сколари, не успев даже заказать чашку кофе. – Он пример для меня – большую часть жизни я стремлюсь быть похожим на него».
Сколари познакомился с Хэнксом в 1980 году на площадке Paramount в Лос-Анджелесе. Произошло это на шестой день восьмидневного проекта, во время которого они репетировали и снимали пилот для нового телесериала «Закадычные друзья». Шоу представляло собой ситком о двух лучших друзьях, которые работают в нью-йоркском рекламном агентстве. Их выгоняют из квартиры, и они переодеваются в платья и парики, чтобы поселиться в гостинице-общежитии формата «только для женщин» (в 1980-е такие еще встречались, пусть и редко).
Сколари взяли на роль в последнюю минуту, так как изначально выбранный актер не справился. «Они думали, что совершили подвиг с этим сериалом, но кое-чего не хватало, – рассказывал Сколари. – Я сразу же почувствовал, что точно вписываюсь и мне надо показать себя. Том ощущал себя хозяином шоу, чуть ли не хвастался этим. Его уверенность потрясала». Когда они пришли на читку сценария, Хэнкс с ходу стал импровизировать, произнося то, чего в тексте не было. Я подхватил эстафету и принялся делать то же самое. Мы сразу сработались, и это было замечательно».
Столь же важен был обед, на который Сколари и Хэнкс отправились в тот первый день. «Мы почти сразу принялись рассказывать друг другу о своих семьях: через что мы прошли, когда умер отец, как у тебя было в старших классах? Он сразу стал говорить мне очень личные вещи, и мы в каком-то смысле влюбились друг в друга».
Эта дружба в реальной жизни легла в основу сериала: зрители видели, с каким удовольствием молодые актеры подкалывают друг друга, болтают и подстраиваются друг под друга. Сколари вспоминает, что на «Закадычных друзьях» атмосфера была «словно на вечеринке с ночевкой: сидим допоздна, смотрим телик и пьем много диетической колы». Он усмехается. Мы разговариваем во время ужина в Верхнем Вест-Сайде Манхэттена; Сколари с годами немного поседел, но в глазах у него все те же юные искорки: «Ну ладно, в наше время – не диетическая кола. Настоящий сахар».
Шоу строилось на том, что большинство женщин в отеле Susan B. Anthony не замечают, что их соседки Баффи и Хильдегард – на самом деле переодетые парни. «Мы возражали: пройдет неделя, потом еще, неужели мы не посвятим кого-нибудь из девушек в свой секрет? – вспоминает Сколари. – Мы говорили: почему мы выставляем этих девушек такими глупыми, что ни одна из них про нас не догадалась?»
Откровение происходило в начале второго сезона в приемной какого-то латиноамериканского посольства, где герой Хэнкса, Кип, открывает свою тайну Сонни, героине Донны Диксон, – и тогда поднимается занавес в самый неудобный момент для большинства персонажей. Хэнкс договорился разыграть всех с помощью художника по гриму Майкла Вестмора, знаменитого также своей работой в «Бешеном быке» (Raging Bull) и «Звездном пути: Следующее поколение» (Star Trek: The Next Generation). Под платьем Том носил не просто имитацию женской груди, а реалистичный латексный протез, и в ключевой момент не стал снимать парик со словами: «Что, шокирует?» Он разорвал платье и заявил Диксон: «Я наполовину женщина». Она смотрела ему в глаза и поначалу грудь не заметила. Хэнкс сымпровизировал монолог о том, что он гермафродит, а его грудь вздымалась самым мятежным образом.
«Это есть в подборке неудачных кадров, – со смехом говорит Сколари. – Там много моментов, где мы друг друга смешим. Я всегда выигрывал. Я могу владеть участками своего лица так, что камера не видит». Сколари показывает: он умеет сохранять нормальное выражение на одной половине лица, в то время как другая дергается, словно при эпилепсии. Иногда Хэнксу приходилось играть целую сцену с партнером, у которого половина лица, не видимая камерой, трясется как в припадке. Сколари хвастался: «Единственное, чем он мог меня рассмешить, – это сломаться. И тогда его крах вызывал у меня смех».
Дружеское соперничество продолжалось и за пределами площадки, когда они вместе появлялись на публике. Например, выступая на «Шоу Мерва Гриффина» (The Merv Griffin Show) в 1980 году, они сыграли сценку, где Сколари показывал фокусы, а Хэнкс вел рассказ. Затем Хэнксу показалось, что надо поднять ставки, и он вдруг объявил: «Теперь я – Супермен». Он обежал камеру, а потом, совершив резкий прыжок, снова предстал перед зрителями, вытянув руки перед собой, словно он летит параллельно полу. Получилось очень смешно, но он жестко приземлился на грудь и бедра.
Когда съемка закончилась, Сколари тихо спросил: «Как ты?» «Очень больно», – признался Хэнкс.
«Что ж ты делаешь? – подумал Сколари. – Но он же актер и готов на всякое. Я не догадывался, что это качество себя проявит таким образом и он станет крупным драматическим актером. Я не видел, что к этому идет». В то время Хэнкс фыркал на серьезный материал. «Когда ему доставались трогательные сцены, где персонаж переживает из-за непонимания с девушкой на свидании или ведет себя нечутко в отношениях, он был недоволен. Он говорил: “Это же ситком! Зачем нам такое нужно? Давайте прикалываться!”» Хэнкс и Сколари любили шутить, что у одного из героев обнаружат серьезное заболевание в «особом специальном выпуске “Закадычных друзей”».
Вне съемочной площадки Хэнкс и Сколари строили близкие отношения, выходящие за рамки общей любви к гротескной комедии. «Он не очень-то сходился с людьми, – говорит Сколари. – Казалось, у нас с ним сложились особенные отношения. Однажды он мне сказал: “Ты удивишься, но когда я учился в старшей школе, то изучал Библию”. А это было не то, о чем охотно рассказывали в 1981 году. Мы модные парни – большинство звездных актеров в Paramount и на ABC нюхают кокаин, курят траву, тусуются и переходят от одних проблемных отношений к другим. Только не Том. Я настолько окопался в атеизме, унаследованном от отца, что и не представлял, что можно иначе. Но я задумался: что это такое, от какого рода критического мышления надо отказаться, чтобы у тебя в жизни появился Бог. И вот я до сих пор молюсь и медитирую почти каждый день».
Сколари откусывает тост: «Когда нам было за двадцать, мы оба считали важным понять самих себя молодых».
ABC закрыло сериал через два сезона, а Хэнксу и Сколари оставалось только искать новую актерскую работу и надеяться, что на этот раз для роли им не придется переодеваться в женскую одежду. Вскоре Сколари вошел в постоянный состав сериала «Ньюхарт» (Newhart), а Хэнкс начал свою кинокарьеру с фильма «Всплеск». «У него всегда все получалось без усилий, – рассказывает Сколари, – но это все равно не подготовило меня к тому моменту, когда он начал становиться звездой. Он еще не оседлал волну, а плыл возле дна. Мне это было сложно, поскольку сформировалась ложная равнозначность. В самом крайнем проявлении – это как Джонни Депп и Ричард Греко в “Джамп-стрит, 21” (21 Jump Street). Майкл Китон и Джим Белуши одно время делали телесериал вместе», – продолжает он, намекая на «Работяг» (Working Stiffs), недолго проживший сериал CBS 1979 года, где они сыграли братьев-уборщиков. «Кто остается? Кто исчезает? Я всегда оценивал себя очень низко, всегда тревожился, что исчезну. Но мое эго нашептывало, что мне удастся вспыхнуть и меня ждет карьера, как у Тома. Этого не случилось. Ни у кого нет такой карьеры, как у Тома. У лауреатов “Оскара” нет карьеры как у Тома».
Многие отношения в шоу-бизнесе – очень бурные, но скоротечные; они куются за долгие часы съемки, но заканчиваются, когда закрывается производство. Впрочем, Хэнкс и Сколари остались друзьями. Иногда они встречаются, чтобы вместе пообедать или сыграть в гольф. Хэнкс был в гольфе новичком и не обладал «уверенной техникой», по словам Сколари. Но, как всегда, он быстро научился: когда Сколари показал ему несколько приемов, Хэнкс, новичок, сумел провести шесть мячей на глазах зрителей в прямом эфире спустя две недели. Однажды в 1988 году Сколари пригласил на партию гольфа вчетвером Хэнкса, Боба Ньюхарта и Тома Постона (игравшего Джорджа Атли в «Ньюхарте»). «Боб и Том были очень рады с ним встретиться. Том в ту неделю попал на обложку Newsweek, и его это потрясло. Это было так мило».
Компания добралась до десятого грина в Bel Air Country Club. «Ты бьешь длинный выстрел на пар 3 через канаву. А Клинт Иствуд и Билл Биксби выходят из-за ограждения и идут на позиции, суля остальным поражение». Ньюхарт нанес первый удар: он лучший игрок и чисто перекинул через канаву. Сколари справился с канавой, но угодил мячом в песочницу. Постон ударил хорошо, но слабовато. Затем Хэнкс шагнул к ти.
«На него смотрят суперкинозвезда и Боб Ньюхарт, а он просто дурачится, – изумляется Сколари. – А он понаблюдал, как настоящие гольфисты играют на девять лунок – и он делал, как они. Он показал красивый гольф-свинг саванта, правильный во многих аспектах». Мяч пролетел над канавой и приземлился на грине на расстоянии 200 метров. «Ну ты даешь, сукин сын», – сказал Сколари.
Есть ли иная мораль в этой истории кроме «Если надеешься попасть к Клинту Иствуду в “Чудо на Гудзоне” через двадцать восемь лет, то тебе надо показать лучший гольф»? Сколари считает, что дело в следующем: «Он поступает как считает нужным. Он позволяет себе быть свободным. И это главный актерский урок, который получаешь от Тома Хэнкса. Твое желание поступить как считаешь нужным и показать себя по максимуму – значит больше, чем что-либо еще. Это божий дар, но, как говорят в наших краях, на Бога надейся, а сам не плошай».
Встречались и ухабы на пути их дружбы: Сколари однажды сказал журналистам, что и сам мог бы сделать карьеру, как у Хэнкса, если бы подфартило. Хэнкс обиделся. «Я понял, что он все замечает, – говорит Сколари, подмигивая. – Это мой крест – закадычный друг, не ставший культовой фигурой. Но еще я его настоящий друг и доверенное лицо, так что я отношусь к этому очень серьезно. Мы много это обсуждали».
Когда Сколари получил номинацию на «Эмми» в 1987 году за роль в «Ньюхарте», никто не радовался сильнее Хэнкса. «Он поднял большой шум по этому поводу, звонил мне и сквернословил: “Это охренительно правильно!” Моя победа была ему все равно что его собственная. До сих пор он желает, чтобы моя карьера пошла в гору. А у меня всё и так хорошо! Ей-богу – я выиграл “Эмми” [за “Девчонок”] в прошлом году».
В течение многих лет Хэнкс заботился о том, чтобы у Сколари были роли: он дал ему роль отельного клерка в нуар-антологии Showtime «Падшие ангелы» (Fallen Angels) и ведущего телеварьете в «То, что ты делаешь». Когда Хэнкс участвовал в бродвейском «Счастливчике», они со Сколари играли репортеров-соперников. «Он бросился в этот проект совершенно с детсадовским энтузиазмом, который в другом актере показался бы неумением вести себя с достоинством, – говорит Сколари. – Я подумал: он убьет эту вещь, поскольку в нем нет ни капли смущения». Их сценическое противостояние развивалось по мере того, как шли репетиции. «Сначала он был большой, воинственный и нелепый, и я такой: “Ого, как смело”. А потом сбавляет обороты, чтобы дать тебе ровно столько энтузиазма колумниста Майка МакЭлари, ровно столько, чтобы украсть твое сердце и разбить его на миллион осколков».
Сейчас Сколари ценит каждую возможность поработать с Хэнксом. «Я не видел, насколько он одарен, когда мы делали “Закадычных друзей”». Но еще больше он ценит их дружбу с Хэнксом. На свадьбе Сколари Хэнкс поднял тост и сказал гостям, что все они должны стараться быть как Сколари – он никогда не сдается. И в сложные времена Хэнкс старался, чтобы его друг соответствовал этому тосту: «Когда меня зажали тиски проблем в личной жизни, он звонил мне – и потом перезванивал, если ему не нравилось, как я разговариваю».
Сейчас, оглядываясь на «Закадычных друзей», Сколари заключает: «Честно говоря, это был просто глупый сериал. Но в нем играл один из самых значимых американских актеров – на мой взгляд, не только своего времени, но и всех времен. И я тянулся за ним. Отбивал подачу. Это заложило основу глубоко сентиментальной, глубоко личной привязанности, которую мы питаем друг к другу, и она смущает меня».
Сколари забыл про обед. «Я до сих пор остаюсь немного неудачником, а он продолжает заставлять меня думать, что он железобетонно-уверенный, выпендрежный, умный, прикольный, мегамощный парень, когда на самом де- ле… – Он понижает голос и наклоняется вперед: – Мне кажется, он очень скромный, очень спокойный в душе, поскольку ему так надо. Иначе жизненная сила, бурлящая в нем, была бы практически неуправляемой – он бы срывал крышки с пожарных гидрантов».
«Я рад, что на его долю выпал весь этот успех. Он действительно заслужил его. И это урок всем нам: хочешь получить все, что хочешь? Заработай, заслужи. Ты должен быть достоин этого, должен быть скромным. И я так и делаю».
