Естественное право: взаимообмен, а не рынок

Современное общество построено на вере в то, что рынки способны эффективно распределять ресурсы, и на предположении, что люди постоянно соревнуются друг с другом. Но, как мы увидели, это описание просто не соответствует тому, как наше общество живет и функционирует.

Да и когда такое описание человеческого общества отвечало действительности? То есть был ли когда-нибудь момент в нашей человеческой истории, когда все мы были ярыми соперниками в открытой битве за ресурсы? Хотя немалая часть нашей мифологии и романтической литературы подсказывает, что именно такой была реальность ранних человеческих обществ, наука говорит нам другое.

Антропологи отмечают, что в самых отдаленных и незатронутых цивилизацией сообществах, изученных ими, они нашли социальные традиции, очень эгалитарные по своей сути, с удивительно равномерным распределением пищи и властью, часто разделенной между разными людьми на основе их опыта и знаний. Однако физическая мобильность в таких обществах ограниченна, так что контакта с посторонними относительно мало. И даже в тех случаях, когда общение с чужими происходит, его возможность передавать идеи и информацию или даже служить посредником в обмене пищевыми продуктами и другими товарами (то есть арбитраж между спросом и предложением) крайне ограниченна из-за отсутствия письменности, сложного языка или незнания арифметики.

Важное значение для наших целей имеет следующее: все эти открытия означают, что наш разум и культура развивались в ту эпоху, когда и товары, и идеи распространялись путем индивидуальных взаимодействий и для распространения новой идеи или ценных товаров среди населения требовалось много времени. Другими словами, многие ранние сообщества работали скорее как обменная сеть, чем рынок: тогда не существовало «рыночного механизма» или органов ценообразования для установления стоимости товаров или идей. Общество с ограниченной мобильностью означало, что вся система спроса и предложения сводилась к взаимообмену между ограниченным количеством людей за раз, и репутация в основном складывалась на индивидуальном уровне, а не формировалась на коллективном уровне через органы центральной власти.

Работая вместе с Анкуром Мани над его диссертационным исследованием, мы использовали теорию игр, чтобы математически изучить свойства взаимообмена в сетях, характерных для ранних человеческих обществ. В частности, мы хотели выяснить, имели ли эти ранние общества те же свойства, что и рынки, или же отличались от них. При решении уравнений Анкур обнаружил, что в обществе, основанном на сетях взаимообмена, «невидимая рука» Адама Смита функционировала локально в пределах сети, и в качестве бонуса для этого не требовалось никаких внешних механизмов формирования репутации или поручителей. Кроме того, в некоторых важных аспектах общество трейдеров лучше общества конкурентов. Как и рынки, сети взаимообмена способны распространять товары равноправно, но вдобавок они предлагают бо́льшую поддержку для индивидуальных участников и могут оказаться более надежными при внешних потрясениях.

Главной причиной, по которой сети обмена лучше, чем рынки, является доверие. Отношения в сети обмена быстро обретают стабильность (мы раз за разом обращаемся к человеку, который предлагает нам лучшие сделки), а вместе со стабильностью приходит доверие, то есть ожидание продолжения выгодных взаимоотношений. Это не то, что происходит в контексте типичного рынка, где покупателю приходится ежедневно иметь дело с разными продавцами, в то время как цены постоянно колеблются. В сетях обмена покупателям и продавцам легче построить взаимное доверие, которое делает наше общество более выносливым в стрессовые периоды. На рынках, как правило, приходится полагаться на возможность доступа к четко отлаженному механизму формирования репутации, дающему оценку всем участникам, или к поручителям извне для укрепления правил.

Уравнения показали, что, как следствие большей стабильности и доверия, динамика сетей обмена естественным образом заставляет их развиваться в сторону честности и равенства и избытки, образовавшиеся в процессе углубления этих отношений, разделяются поровну между участниками. И как следствие большего равенства, большей стабильности и более высоких уровней доверия, в сетях обмена также больше сотрудничества, они более надежные и устойчивые к внешним потрясениям. Это хорошая формула для создания общества, способного к выживанию.

Адам Смит считал, что источником «невидимой руки» являлся рыночный механизм, который ограничивался социальным давлением в сообществе. В последующие века мы уделяли много внимания рыночному механизму, но забывали о важности той части его заключения, которая касалась социального давления. Результаты наших исследований дают веские основания полагать, что невидимая рука больше связана с доверием, сотрудничеством и надежностью сети межличностного взаимообмена, чем с какой-либо магией в устройстве рынка. Если мы хотим получить справедливое, стабильное общество, то нам следует ориентироваться на сети обмена между людьми, а не на рыночную конкуренцию.

Этот математический анализ рисует очень позитивное изображение раннего человеческого общества, и, возможно, именно поэтому некоторые из ранних обществ, изучаемых антропологами, были такими стабильными и эгалитарными. «Эгалитарные» и «стабильные», однако, необязательно означает «мирные». Некоторые из них были очень жестокими, и их внутренние войны сыграли ключевую роль как в ограничении ожидаемой продолжительности жизни, так и в смешивании генофонда. Я считаю, что такое насилие в корне своем является следствием очень низкого уровня потока идей: высокий уровень привлечения в рамках сообщества в сочетании с низким уровнем исследования вне его пределов обычно приводит к образованию сообществ косных и замкнутых. Как я говорил в разделе «Подчинение и конфликт» в четвертой главе, замкнутые сообщества (в том числе общество Адама Смита) часто наносят огромный ущерб более слабым сообществам, с которыми они делят ресурсы.

Но как концепция общества, построенного на взаимообмене, применима к современной жизни? Сегодня у нас есть средства массовой информации для распространения сведений, и наша гораздо более развитая мобильность позволяет нам взаимодействовать с намного бо́льшим количеством людей. Означает ли тот факт, что информация стала повсеместно доступной, а наши социальные сети разрослись, что мы перешли от общества обмена к обществу рынка?

Думаю, что нет. Пускай размах и скорость наших взаимодействий сильно увеличились, наши привычки по-прежнему зависят преимущественно от взаимодействий с несколькими надежными источниками – людьми, с которыми мы часто общаемся, – и для каждого человека количество таких доверенных людей остается весьма ограниченным. Более того, факты указывают на то, что среднее количество доверенных друзей практически не изменилось за десятки тысяч лет.

Эта небольшая, относительно стабильная сеть доверенных людей по-прежнему определяет наши привычки в еде, расходы, развлечения, политическое поведение и даже степень восприимчивости к новым технологиям, как я рассказал в третьей главе. Аналогичным образом социальные связи в реальной жизни влияют на производительность компаний, а также задают производительность и творческую продуктивность крупнейших городов (см. исследования моей группы в пятой и девятой главах). Это означает, что, несмотря на наличие современных цифровых средств массовой информации и современной транспортной системы, распространение новых моделей поведения в обществе все еще зависит от локальных, индивидуальных взаимодействий. Мы по-прежнему живем в обществе, построенном на взаимообмене, хотя и с гораздо более высокими уровнями исследования.