Глава двадцать восьмая
Человек умелый
Скажите, а как еще можно было бы назвать Человека умелого, чтобы подчеркнуть уникальную особенность, отделяющую его от обезьян-австралопитеков?
Ответ в буквальном смысле слова лежит на поверхности.
Ваш вариант?
Ну конечно же – Человек разумный! Ведь именно с разума началось широкое изготовление каменных орудий… Так что мы с вами по сути дела являемся узурпаторами, присвоившими себе это почетное звание, намекающее на то, что у наших предков никакого разума не было.
А правильнее всего было бы объединить Человека умелого с Человеком рудольфийским в единый вид – Человек разумный. А нас при таком раскладе можно было бы назвать Homo intellectualis – Человек интеллектуальный. А что? Звучит очень даже неплохо.
Можно было дать объединенному виду и другое название – Homo omnivorous, или Человек всеядный. Считается, что именно с этого момента – перехода от австралопитека к человеку, наши предки стали целиком и полностью всеядными, поскольку начали активную добычу падали, а затем освоили такой ценный навык, как групповая охота.
Пора, пора! рога трубят;
Псари в охотничьих уборах
Чем свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
Выходит барин на крыльцо,
Все, подбочась, обозревает;
Его довольное лицо
Приятной важностью сияет.
Чекмень затянутый на нем,
Турецкой нож за кушаком,
За пазухой во фляжке ром,
И рог на бронзовой цепочке…
До идиллистической картины, нарисованной Александром Сергеевичем Пушкиным, было очень далеко. Не было ни рогов трубящих, ни псарей, ни борзых, ни тем более рома во фляжке за пазухой…Но уже было самое ценное – способность к организованному коллективному взаимодействию. С этого, собственно говоря, и начались все достижения человечества. Все, что мы с вами сейчас имеем, обеспечили два фактора – интеллект и способность к кооперации.
Если пробежаться «галопом по Европам», то есть обобщить вкратце все то, что мы знаем о нашем далеком умелом предке, носившем гордое имя Человек, то можно сказать следующее:
– то был первый из наших предков, который регулярно изготавливал каменные орудия труда;
– то был наш первый по-настоящему всеядный предок;
– именно с этого предка начался интенсивный рост головного мозга и произошло перераспределение долей мозга;
– то был человек, а не поздний грацильный австралопитек, что бы ни говорили по этому поводу некоторые ученые;
– начиная с Человека умелого, у наших предков исчезли саггитальные и затылочные гребни, характерные для австралопитеков и прочих человекообразных обезьян;
– челюсти Человека умелого меньше, чем у австралопитеков, и далеко не так сильно выступают вперед, зубы тоже имеют меньшие размеры;
– а вот пропорциями конечностей Человек умелый практически не отличался от австралопитеков, руки его были длиннее наших;
– стопа Человека умелого «гармонично» сочетала человеческие и австралопитековые черты – она была по-обезьяньи плоской, не имела свода, однако пальцы были по-человечьи короткими, что самое важное, большой палец был полностью приведен к остальным; такое строение знаменовало бесповоротный конец прекрасной эпохи лазания по деревьям;
– объем головного мозга человека умелого составлял от 600 до 700 см3, рост доходил до 1,2 м, а масса тела варьировалась от 40 до 50 кг;
– у Человека умелого, как у всех гоминид, должен был наблюдаться половой диморфизм, проявляющийся в первую очередь в разной величине тела самцов и самок, но в деталях различия между полами у столь древних людей оценить сложно, потому что материала (ископаемых находок) очень мало и, кроме того, нередко возникают сложности с определением пола находки и ее видовой принадлежности (существует же мнение, что более крупный Человек рудольфийский и более мелкий Человек умелый на деле являются самцами и самками одного и того же вида);
– строение кисти Человека умелого близко к строению кисти современного человека, она была способна к труду и обладала силовым захватом большой мощности.
Человек умелый
Вот вопрос, который коварные экзаменаторы обожают задавать студентам-биологам: «В чем заключается особенность естественного отбора, возникшая у ранних людей?» Ответить на этот вопрос можно по-разному (в том-то и состоит его коварство), но неоспоримо правильный ответ один – начиная с ранних людей естественный отбор стал благоприятствовать увеличению головного мозга. И пускай поначалу эта тенденция была выражена не очень сильно, но она была. Умные получали преимущество перед сильными. Умные получали преимущество перед теми, кто мог питаться листьями и побегами. Умные получали преимущество при любых условиях, при любых обстоятельствах. И продолжают получать его до сих пор. Причем не только на индивидуальном уровне, но и на коллективном. Группа умников в любом случае будет успешнее группы дураков.
В 2006 году биологи Сергей Гаврилец и Аарон Воуз, работавшие в Университета штата Теннесси в Ноксвилле, создали математическую модель эволюции «макиавеллиевского» интеллекта.
Макиавеллиевский интеллект, названный так в честь небезызвестного Никколо Макиавелли, представляет собой социальный интеллект, то есть интеллект, направленный на взаимодействие с членами социальной группы с целью повышения своего ранга в групповой иерархии. Существует гипотеза о том, что быстрая эволюция у наших предков была вызвана не трудом, а усложнением их социальной жизни. Это усложнение привело к тому, что преимущество получали особи, которые умели нравиться другим, внушали им доверие, искусно ими манипулировали и т. д.
Математическая модель всегда будет упрощенной в сравнении с реальной жизнью, потому что в моделях рассматриваются только наиболее важные факторы. Гаврилец и Воуз (да простят их феминистки и вообще все женщины) допустили, что интеллект дает преимущество только самцам, которые время от времени изобретают новые способы поведения, которые делают их более конкурентоспособными, помогают повысить социальный статус, превзойти других самцов. Эти хитрости-уловки, а если брать шире – то вообще все плоды интеллектуальной деятельности, авторы назвали «мемами».
Вторым упрощением стал абсолютно случайный характер открытий, частота которых не зависела от интеллекта.
Выше статус – больше потомства, это правило не нуждается в комментариях и пояснениях.
Мемы не только изобретаются, но и выучиваются, перенимаются у других самцов. Разум самцов характеризуется двумя параметрами, то есть – признаками: способностью к обучению, от которой зависит вероятность успешного выучивания нового мема, и емкостью памяти, определяющей количество мемов, которые самец может запомнить. Оба этих признака являются «дорогими», поскольку их прогрессирование требует увеличения головного мозга, а это, как уже не раз было сказано, весьма энергоемкий орган. Вдобавок увеличение мозга (увеличение головы) затрудняет роды и увеличивает смертность в родах. В модели Гаврильца-Воуза рост любого из рассматриваемых параметров интеллекта снижает жизнеспособность самца. Иначе говоря, естественный отбор направлен на уменьшение головного мозга, что ограничивает развитие интеллекта, устанавливая некий предел.
Каждый мем обладает двумя параметрами – сложностью и «макиавеллиевской приспособленностью». Сложность определяет уровень интеллекта, необходимый для выучивания мема, а макиавеллиевская приспособленность показывает, насколько выученный мем повышает конкурентоспособность самца. Эти параметры положительно коррелируют друг с другом, то есть более сложные мемы приносят больше пользы.
Если слово «мем» вам не нравится, то замените его словами «полезное знание» или даже «шутка» (это будет предельное упрощение, но оно не повлияет на работу модели).
В модельной популяции параллельно происходят два вида эволюции – эволюция биологическая, определяемая мутациями и естественным отбором генов, и эволюция культурная – появление новых мемов и их отбор. Важно понимать, что биологическая эволюция идет гораздо медленнее, нежели культурная. Частота мемов в популяции может неоднократно измениться на протяжении жизни одного поколения, а частота генов изменяется в результате нескольких смен поколений.
Мемы рождаются случайно. Для того, чтобы выучить их, нужен определенный уровень развития интеллекта. Чем лучше развит интеллект, тем больше можно выучить мемов. Интеллект, то есть – головной мозг, обладает условной емкостью.
Знакомство с условиями на этом заканчивается, давайте посмотрим, как работает наша модель.
В самом начале ни у кого из членов модельной популяции не хватает интеллекта для того, чтобы выучить хотя бы один мем. Интеллект практически не развивается, и так может продолжаться очень долго. Отдельные самцы рождают мемы, которые повышают их репродуктивный успех, но эти мемы никем другим не перенимаются и исчезают вместе с их создателями. Иначе говоря, происходит только биологическая эволюция. Культурная эволюция отсутствует, поскольку у нее нет субстрата – определенного запаса мемов, «мемофонда» популяции.
Динамика роста головного мозга у наших предков
Время от времени интеллект отдельно взятого самца немного повышается в результате мутации. Если этот случайно поумневший самец за всю свою жизнь не сможет придумать или выучить мем, то никакого преимущества ему более развитый интеллект не даст. Так было в течение многих поколений, от сахелантропа до ранних людей.
Но если поумневший самец случайно выучит несколько мемов, повысит с их помощью свой статус, оплодотворит больше самок и оставит большое потомство, то в популяции начнется процесс поумнения, который, едва начавшись, станет лавинообразно прогрессировать. Судите сами – чем умнее члены популяции, тем больше появляется и выучивается мемов, тем проще более умным самцам выучить больше мемов, чтобы оплодотворить больше самок и оставить больше потомства.
Больше… Больше… Больше…
Чем сильнее развивается интеллект, тем выше его эволюционная ценность, тем быстрее он, как безусловно полезный признак, распространяется в популяции. Происходит нечто похожее на цепную реакцию. Гаврилец и Воуз назвали этот процесс «когнитивным взрывом». Интеллект в модели будет эволюционировать с ускорением до тех пор, пока увеличение мозга не достигнет предела, то есть – не станет слишком дорогим, эволюционно невыгодным.
Интересная деталь – в представленной модели сложные и более полезные мемы будут перманентно вытесняться из «мемофонда» более простыми и менее полезными. Парадокс? Никакого парадокса, а объективная закономерность. Дело в том, что культурная эволюция происходит быстрее эволюции биологической и потому конкуренция мемов доминирует над конкуренцией генов. Простые мемы выучиваются легче сложных, благодаря чему они распространяются быстрее, вытесняя из «мемофонда» сложные мемы. Вытеснение это происходит быстро, в течение одного поколения. Простой мем сразу же приносит пользу тому, кто его выучил, пускай эта польза и невелика. А сложные мемы могут принести значительную пользу (то есть – могут вытеснить менее эффективные простые мемы) далеко не сразу, для этого требуется смена нескольких поколений, ведь частота генов в популяции в пределах одного поколения измениться не может. В результате с течением времени в «мемофонде» модельной популяции начинают преобладать простые мемы.
А к чему может привести насыщение «мемофонда» простыми мемами в ущерб сложным?
Разумеется – к эволюционной редукции (деградации) интеллекта. Грубо говоря, для выучивания и использования простых мемов, много ума не надо. Этот процесс начался примерно 25 000 назад. Согласно антропологическим данным, наибольшим объемом головного мозга Человек разумный обладал 40 000–25 000 лет назад. Затем объем мозга начал уменьшаться.
Как уже говорилось выше, это уменьшение могло быть связано с распространением такого явления, как культурное наследование. Знания начали передаваться из поколения в поколение, и отпала необходимость доходить до всего своим собственным умом. А раз так, то можно сэкономить немного на дорогущем головном мозге.
Но возможно и другое – со временем человек начал использовать свой мозг эффективнее, количество перешло в качество, и это качество стало важнее количества. Научно-технический прогресс служит тому порукой.
Ну а тот «скачок в квадрате», который наблюдается между Человеком прямоходящим и Человеком разумным, обусловлен наличием такого дополнительного и очень сильного стимула, как необходимость выживания в неблагоприятных климатических условиях. Об этом говорилось в девятой главе. До появления модели Гаврильца-Воуза когнитивный взрыв преимущественно объясняли с «климатических» позиций. А часть ученых придерживаются таких взглядов и сегодня. Надо помнить, что модель Гаврильца-Воуза – это всего лишь предположение, хотя и весьма убедительное. Но убедительность какой-то гипотезы не отбирает права на существование у других гипотез.
Раз уж мы дошли до «превращения» обезьяны в человека, то надо разобраться с хромосомами, которых у наших ближайших родственников шимпанзе насчитывается 48, а у нас – 46.
Сколько было хромосом у наших общих предков? И что случилось с хромосомами в процессе эволюции? Мы «потеряли» пару хромосом или же шимпанзе «вырастили» лишнюю пару?
С генами все более-менее ясно. Изменился один ген – появился, изменился или исчез какой-то признак. Но хромосома – это отдельная молекула ДНК, содержащая множество генов. Если вдруг исчезнет пара хромосом, то особь разом лишится целого ряда признаков. Сможет ли она выжить?
Появление лишних хромосом, по идее, тоже не может принести ничего хорошего. Что станет делать организм с кучей новых признаков? Да и вообще мы знаем, что всего одна дополнительная хромосома в 21-й паре приводит к развитию такого тяжелой патологии, как синдром Дауна. А лишняя пара хромосом вызовет более выраженные нарушения, чем одна лишняя хромосома…
И еще вопрос – как при разнице в 2 хромосомы можно говорить о большом сходстве геномов человека и шимпанзе? Вспомните, что расхождение между геномами составляет всего 6,4 %. И при этом наблюдается разница в 2 хромосомы? Нонсенс!
На самом деле ничего невероятного в разном числе хромосом нет. 2-я хромосома человека представляет собой объединенные 12-ю и 13-ю хромосомы шимпанзе. Когда-то давно, уже после «развода» с шимпанзе у кого-то из наших предков хромосомы из 12-й и 13-й пар слились и образовали одну пару, в результате чего из 48 хромосом получилось 46. Набор генов при этом остался прежним. По каким-то причинам, которые на сегодняшний день достоверно установить не удалось, иметь 46 хромосом оказалось выгоднее и потому естественный отбор подхватил этот признак и закрепил его. Или же «46 хромосом» оказались чем-то вроде доминирующего признака, а «48 хромосом» – рецессивным. Поскольку изменилось только число хромосом, но не набор генов, особи с 46-ю хромосомами беспрепятственно скрещивались с особями, имеющими 48 хромосом, и в результате получалось плодовитое потомство с 46-ю хромосомами. Когда именно произошел переход от 48 хромосом к 46, неизвестно. Это случилось в те далекие времена от которых до нас не дошло генетического материала.
Недоброжелатели из ученой среды не только отказывают Человеку умелому в праве считаться человеком. Они также пытаются лишить его плодов трудовой деятельности. Практически ни одно сообщение о находке каменных орудий труда не обходится без скептических замечаний о том, что это не изделия, а просто камни, расколотые в ходе природных процессов. Например, таскала вода камень по дну реки туда-сюда, обтесала его, а после – разбила. Чаще всего от скептиков достается примитивным отщепам олдувайской культуры, которые представляют собой преднамеренно сколотые куски камня.
Наиболее распространенным изделием рук человеческих, или, как сейчас принято говорить в науке, артефактом, является отщеп или скол (в этот термин вкладывается понятие – искусственно снятый, т. е. сколотый, обломок камня). Материал у отщепов может быть разным, но технология изготовления схожая. И основные признаки у всех отщепов одни и те же.
Любой отщеп имеет утолщение – ударную площадку, на которой всегда можно найти точку удара, отколовшего этот отщеп. На ударной площадке могут иметься следы мелких снятий, выравнивающих край каменной заготовки перед скалыванием.
Наличие ударной площадки является главным признаком преднамеренного скалывания, то есть главным признаком каменного орудия.
Второй и не менее важный признак – следы выравнивания поверхности ранее сделанными сколами.
Третий признак – наличие ударного бугорка, выпуклости, возникающей в точке удара.
Четвертый признак – наличие метки от удара (например – выщербины) в точке удара отбойником.
Также на поверхности некоторых орудий, в первую очередь – на кремневых, хорошо видны ударные волны, образующиеся вследствие удара отбойником по заготовке.
Не нужно иметь все пять признаков для того, чтобы назвать камень орудием. Достаточно и трех первых, а то и одного из них, но достаточно хорошо выраженного.
Признаки каменного орудия
Также имеет значение количество каменных обломков (единичный обломок отщепом счесть сложно, тут нужны все явные признаки вместе) и характер породы каменных обломков. Если такая порода в данном месте отсутствует, значит, камни принесены издалека с определенной осмысленной целью и являются или орудиями, или заготовками для орудий.
Давайте познакомимся с олдувайскими орудиями поближе.
Главными, то есть наиболее распространенными орудиями этой древнейшей культуры являются чопперы и чоппинги. Некоторые ученые относят чоппинги к чопперам, но это не совсем верно, поскольку между этими орудиями есть существенные различия.
Чоппер представляет собой примитивное рубящее орудие из куска камня или толстого отщепа, рубящий рабочий край которого сформирован оббивкой только с одной стороны.
А вот рабочий край чоппинга оббит с обеих сторон, пускай и не таким большим количеством сколов, как более поздние ашельские рубила.
Чоппер (1) и чоппинг (2)
Чопперы и чоппинги не были приспособлены для скрепления с рукояткой. Их брали в руку и рубили ими. Размер этих орудий невелик, преимущественно от 6 до 10 см в поперечнике, более крупные орудия встречаются очень редко.
К поздним олдувайским орудиям относятся прототипы ашельских рубил, представляющие собой более тщательно обработанный чоппинг.
Среди олдувайских орудий есть так называемые сфероиды, которыми невозможно работать, поскольку они представляют собой округлые куски камня, оббитые со всех сторон. Сфероиды явно использовались в качестве метательного оружия, другого применения им найти невозможно.
Олдувайское рубило
Невероятной оказалась находка в Олдувайском ущелье, причем – в нижних, самых древних, слоях орудий, характерных для мустьерской эпохи, пускай и в небольшом количестве. То были скребки, сверла и различные резцы, изготовленные из мелких отщепов камня (от 2 до 5 см в поперечнике). Эти орудия были обработаны гораздо хуже их мустьерских аналогов, и, кроме того, не обладали характерной для мустьера стандартизацией. Все они оказались разными, «несерийными», единичными.
На самом деле ничего невероятного в этой находке нет. На фоне общего «примитивизма» иногда могли возникать более прогрессивные орудия, изготовленные каким-то особо одаренным умельцем. Однако общий уровень развития социума недотягивал до перенятия подобного мема и со смертью умельца передовая технология исчезала до появления следующего умельца. Стать частью культуры такая технология смогла лишь тогда, когда общественный интеллект дорос до нее и смог ее усвоить, то есть – закрепить (давайте вспомним к месту орудия из Ломекви).
Сфероид
Подавляющее большинство олдувайских отщепов не подвергались тщательной обработке. Они довольно толстые и имеют неправильные очертания, но по размерам схожи с чопперами и чоппингами. Ударные площадки олдувайских отщепов в основном расположены под тупым углом к поверхности раскола, что свидетельствует о самой примитивной технике раскалывания камня. Такие отщепы назваются нелеваллуазскими в противовес леваллуазской технологии среднего и позднего ашельских периодов. У леваллуазских отщепов ударная площадка расположена под прямым углом к плоскости раскола. Вдобавок леваллуазские отщепы тоньше нелеваллуазских и имеют более правильные очертания.
В качестве отбойников, с помощью которых изготовлялись орудия, использовались круглые гладкие камни средней величины.
Костяные орудия олдувайского периода так же примитивны, как и каменные. Они представляют собой обломки костей животных с немного оббитыми и заточенными кромками.
Отщепы нелеваллуазский (1) и леваллуазский (2)
ПОСТСКРИПТУМ
Переход от «факультативной» обезьяньей всеядности, при которой растительная еда немного разбавляется насекомыми или еще какой-то животной «мелочью», к добыче питательного мяса привел к резкому обострению межгрупповых конфликтов. Причина заключалась в неравномерном распределении мяса в саванне. Плоды и съедобные листья росли повсюду, а остатки трапезы крупных хищников надо было найти и отбить у конкурентов. Обострение межгрупповых конфликтов способствовало развитию внутригрупповой кооперации – вот вам еще один фактор стимуляции развития интеллекта.
