Книга: Homo Sapiens. Краткая история эволюции человечества
Назад: Глава девятая. Первая древнейшая профессия
Дальше: Глава одиннадцатая. Про любовь

Глава десятая

Ячейка общества

Продолжим разговор о наших близких родственниках.

Шимпанзе, как вы уже знаете, живут группами-общинами, организованными по строгому иерархическому принципу. Все самцы могут свободно спариваться со всеми самками. Да, разумеется, в спаривании играют роль статус и личные предпочтения. Самка может проигнорировать ухаживания не понравившегося ей самца или альфа-самец может воспрепятствовать спариванию рядового самца с той самкой, которая нравится ему самому. Но в целом и общем шимпанзе придерживаются свободных взглядов на сексуальные связи и не склонны к образованию устойчивых пар. Собственно, устойчивую пару шимпанзе можно наблюдать только в зоопарке, в искусственных условиях. Если в вольере содержатся только самец и самка, то они вынужденно станут парой. Но как только подрастут их дети, то есть – увеличится численность членов общины, все вернется «на круги своя», то есть к свободной общинной любви.

Главная цель жизни самца шимпанзе – оплодотворить как можно больше самок. Статус самца в общине в первую очередь является показателем «широты» его спаривания. Если альфа-самцу ни одна самка не вправе отказать в спаривании, то самец, находящийся в самом низу иерархической пирамиды, может вообще остаться без секса или иметь его изредка.

А знаете ли вы о том, что конкуренция между самцами может выражаться не только в поединках и прочих видах открытой конкуренции, но и скрытно, подспудно? Да – скрытно. Конкурировать, оказывается, могут не только самцы, но и их сперматозоиды!

В середине 90-х годов прошлого века была создана теория спермовых войн, объясняющая феномен конкуренции спермы у видов, спаривающихся по промискуитетному типу, в частности – у приматов и человека.

Давно было замечено, что у разных видов обезьян прослеживается четкая связь между степенью выраженности полигинии и размером семенников у самцов. Размер семенников определяет объем выделяемой спермы, то есть чем больше семенники, тем больше сперматозоидов в них образуется. А сперматозоиды, оказывается, подразделяются на несколько типов по своим функциям. «Истинных» оплодотворителей, которые доставляют генетический материал самца к яйцеклетке самки, среди сперматозоидов очень мало – около 1 %. На этот самый процент работают остальные 99 % – сперматозоиды-блокировщики и сперматозоиды-камикадзе.

Блокировщики, как следует из их названия, блокируют (заполняют собой, можно сказать – закупоривают) половые пути самки, преграждая сперматозоидам других самцов путь к яйцеклетке. А камикадзе атакуют чужие сперматозоиды, и те, которые уже находились в половых путях самки, и те, которые появятся позднее.

У самцов «промискуитетных» шимпанзе размеры семенников огромны. Они примерно в 10 раз превосходят семенники человека. Соответственно и спермы у шимпанзе во время полового акта выбрасывается в 10 раз больше. Ее количество у самцов-«чемпионов» может доходить до 100 мл. У человека при половом акте в среднем выделяется от 3 до 5 мл спермы, но ее количество зависит от индивидуальных особенностей и может колебаться от 1 до 10 мл. Но дело не столько в количестве спермы, сколько в количестве сперматозоидов в 1 мл спермы. У человека оно варьируется в пределах 60–120 000 000, а у шимпанзе составляет около 600 000 000! У самцов горилл, склонных к «гаремному» образу жизни и не допускающих к своим самкам других самцов, в 1 мл спермы содержится «всего-навсего» 50 000 000 сперматозоидов. И семенники у самцов горилл меньше, чем у человека.

Такое «промежуточное» положение человека между шимпанзе и гориллой свидетельствует о том, что наши далекие предки довольно рано («рано» по меркам эволюции) перешли от свободных отношений к парным. Впрочем, есть мнение, что естественный отбор «развернул» человека в другую сторону – увеличил размер пениса. Лучше меньше выработать, но зато доставить дальше, как можно ближе к яйцеклетке. Пенис человека длиннее и толще пенисов человекообразных обезьян. Если в состоянии эрекции средняя длина пениса человека составляет 12 см, то у шимпанзе – около 7 см, а у горилл и орангутанов – всего 3–4 см. Размер пениса имеет большое значение в спермовых войнах, ведь чем ближе к яйцеклетке оказываются сперматозоиды, тем больше шансов на оплодотворение. Успех – это успеть.

Существует и другое объяснение крупных размеров человеческого пениса, связывающее этот признак не со спермовыми войнами, а с прямохождением. Оплодотворение яйцеклетки происходит спустя несколько часов после эякуляции, в среднем через 3–4 часа, но иногда этот интервал растягивается до 7–8 часов. Это время нужно сперматозоидам, точнее – одному «счастливчику» для того, чтобы достичь яйцеклетки. При вертикальном положении тела часть спермы из половых органов женщины может вылиться наружу под действием силы тяжести. Потому-то так важно ввести сперму как можно ближе к яйцеклетке.

Если сравнить внешний вид женщины и самки шимпанзе (да простят автору все читательницы такое кощунство, но сравнение это делается исключительно в научных целях), то можно заметить одно очень важное отличие. Женщина никак не демонстрирует внешне свою готовность к зачатию. Уточним, что речь идет не о кокетстве и прочих способах обольщения мужчин, а о внешних признаках. По виду женщины невозможно догадаться о том, что происходит в данный момент с ее овуляцией и насколько она готова к зачатию. Также женщина не «афиширует» того, что она находится в процессе кормления грудью. Да, у кормящих женщин грудь увеличивается в размерах, но ненамного.

А вот у кормящей самки шимпанзе грудь хорошо заметна, она просто бросается в глаза и отпугивает самцов, которые избегают спариваться «вхолостую», то есть избегают самок, не способных к зачатию. Если кто не в курсе, то у шимпанзе и вообще у всех обезьян выработка молока в молочных железах сопровождается гормональным сдвигом, тормозящим овуляцию. Вне периода кормления грудь самки шимпанзе уменьшается практически «до нуля».

С половыми органами у самок шимпанзе происходят еще более выраженные метаморфозы. В благоприятную для зачатия фазу менструального цикла (попросту говоря – во время течки) кожа в аногенитальной области самки резко краснеет, одновременно здесь начинает образовываться припухлость, которая постепенно увеличивается и становится наиболее выраженной в период овуляции. Мимо такого призывного сигнала пройти невозможно. Самцы и не проходят.

Продолжительность менструального цикла у шимпанзе составляет от 4 до 6 недель, а течка длится около 10 дней. Во время течки самки спариваются примерно каждые 5 часов со всеми или почти со всеми самцами из общины. Общины у шимпанзе невелики, в среднем в них бывает по дюжине взрослых особей, но «течная» самка не будет страдать от недостатка внимания даже при малом количестве самцов в общине, потому что самцы шимпанзе практически постоянно готовы к спариванию (разумеется, за исключением того времени, которое они тратят на сон).

А теперь вопрос – зачем естественный отбор сделал женщин такими, какие они есть? Почему женщины не демонстрируют напоказ свою готовность к зачатию? Если вдуматься, то можно увидеть здесь «эволюционный парадокс» – закрепление вредного признака. Судите сами – если женщина скрывает свою готовность к зачатию, то она тем самым уменьшает вероятность зачатия. Меньше вероятность зачатия – меньше потомства… Дальше, наверное, эту логическую цепочку продолжать не нужно, и так все ясно. Ясно, что естественный отбор едва не привел нас к вымиранию…

На самом деле слова «эволюционный парадокс» не случайно были взяты в кавычки. Нет никакого парадокса! Подобная «скрытность» женщин стала следствием перехода от полигамных отношений к моногамным. Перейдя к моногамным отношениям, наши предки начали адаптироваться к ним. Женщины стали скромнее, а мужчины – добрее. Все разбились на пары и начали дружить. Ну, если не дружить, то хотя бы договариваться и кооперироваться с другими соплеменниками, а не отгонять их от своих женщин своей женщины.

Прямохождение сделало нас людьми, с этим никто не спорит. Но у этого чудесного эволюционного превращения имелись дополнительные «рычаги». Один из них – переход к парным отношениям, к созданию семьи, которая, как известно, является ячейкой общества.

Если самцы и самки мужчины и женщины разбились на пары, то демонстрация способности к зачатию перестает быть полезным признаком и становится вредным. Самец и без этой демонстрации оплодотворит свою самку, а до чужих ему не должно быть дела. Точно так же, как другим самцам не должно быть дела до его самки. Демонстрация не только не нужна, но и нежелательна, поскольку ни один самец не захочет, чтобы в его отсутствие самка привлекала внимание чужаков. Да и самке, постоянно живущей с одним самцом, невыгодно выставлять напоказ свою овуляцию. У каждого явления есть обратная сторона. Выделяя и всячески выставляя напоказ благоприятный период для спаривания, самка одновременно дает понять, что вне этого периода она к спариванию не готова. В общине, где есть несколько самок, эта проблема решается относительно легко по принципу «сегодня – одна, завтра – другая». Но самке, живущей в моногамных отношениях, невыгодно, чтобы ее самец имел отношения с другими самками. «Левак», то есть отношения на стороне, способствует разрушению брака. Да и интересно ли самцу кормить самку, с которой в данный момент нельзя спариваться? Поэтому при моногамии для самки предпочтительнее всегда быть готовой к спариванию, всегда быть способной удовлетворять потребность самца. Не надо всячески выставлять напоказ свою овуляцию и о ее отсутствии в данный момент кричать не нужно. Сдержаннее надо быть, ровнее, спокойнее… Как говорится – лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз. И длительные периоды воздержания во время кормления грудью при моногамных отношениях не нужны потому что самец не захочет надолго оставаться без секса – найдет себе другую самку. Лучше до такого «радикализма» не доводить.

«Правильная», то есть эволюционно одобряемая моногамная самка всегда (или почти всегда) доступна для спаривания со своим заботливым кормильцем. А «правильный» самец не склонен уточнять насчет наличия или отсутствия овуляции. Самка идет навстречу его желаниям, так нечего в мелочах копаться. Существует мнение, причем – весьма заслуживающее внимания, согласно которому снижение остроты обоняния у человека было вызвано переходом к моногамным отношениям.

Так и хочется воскликнуть: «Где имение и где наводнение?!» Ну какая связь может быть между моногамным браком и остротой обоняния? Да очень простая. Самка может никак не демонстрировать внешне наличие или отсутствие овуляции, но запах может выдать ее с головой. В разные периоды цикла самки пахнут по-разному, мы с вами просто не ощущаем этих изменений.

Каким образом естественный отбор ухудшал обоняние наших далеких предков? Дело в том, что «разборчивые» самцы, то есть – самцы с развитым обонянием, спаривались со своими самками только в благоприятный для зачатия период овуляции. К этому их побуждали инстинкты. А «неразборчивые», которым обоняние не посылало сигналов «можно» и «нельзя», спаривались со своими самками постоянно, без продолжительных перерывов. Чем чаще спаривание, тем выше вероятность наступления очередной беременности, тем больше беременностей и, соответственно, больше потомства. «Неразборчивые» размножались активнее, постепенно они начали доминировать в популяции, а затем полностью вытеснили «разборчивых». Регресс обоняния затормозился на том уровне, который есть у нас сейчас, но совсем мы обоняния не утратили. Совсем без обоняния жить трудно, точнее даже опасно, поскольку именно обоняние помогает нам отличать съедобные продукты от несъедобных, испорченных. Вспомните, как это происходило в вашей жизни – вроде бы на вид продукт выглядит нормально, а запашок от него настораживает.

Демонстрация овуляции и периодов, благоприятных зачатию, стала невыгодной (причем – со всех сторон, с какой ни посмотри), и потому естественный отбор совершил разворот – начал закреплять «скрытность» вместо «показушности». Все, что способствовало укреплению семьи, с эволюционной точки зрения считалось благоприятным.

Немного юмора в тему. Один из основоположников марксизма Фридрих Энгельс в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» писал: «Мы имеем три главные формы брака, в общем и целом соответствующие трем главным стадиям развития человечества. Дикости соответствует групповой брак, варварству – парный брак, цивилизации – моногамия, дополняемая нарушением супружеской верности и проституцией. Между парным браком и моногамией на высшей ступени варварства вклинивается господство мужчин над рабынями и многоженство».

Насчет группового брака Энгельс был прав – это дикость. Но вас не удивило выражение «парный брак»? И чем, интересно знать, этот брак отличается от моногамии? По Энгельсу парный брак отличался от моногамии тем, что основанная на нем семья не составляла особой экономической ячейки, не обладала в представлении Энгельса собственным имуществом. Потому и брак получил особое название. А как там на самом деле было с имуществом у наших предков, нам неизвестно. Принято считать, что они владели орудиями труда и разным примитивным скарбом сообща, но можно допустить, что в каких-то общинах была и индивидуальная собственность. Впрочем, с точки зрения естественного отбора это не так уж и важно.

С точки зрения естественного отбора важно не совместное имущество, а общие дети, точнее – важна забота о потомстве. И чем более суровыми становятся условия окружающей среды, тем бо́льшее значение приобретает эта забота. Приматы, и человек в том числе (если кого покоробило это самое «в том числе», то нужно вспомнить, что род Люди относится к отряду Приматы), относятся к К-стратегам. Мы производим небольшое потомство, но заботимся о нем как следует.

Нет, лучше сказать так – мы, приматы, производим небольшое потомство, и потому должны заботиться о нем как следует. Иначе наши малочисленные потомки не выживут.

Кстати говоря, еще одной причиной, приводящей к нынешнему сокращению популяций обоих видов шимпанзе, является высокая детская смертность, временами доходящая до 90 %. Это так, к слову. Но вообще-то, если уж говорить начистоту, то шимпанзе не ахти какие родители. Самцы шимпанзе практически не заботятся о потомстве, разве что иногда поиграть с детенышем могут. Самки уделяют потомству определенное внимание, долго кормят своих шимпанзят грудью, но самоотверженными матерями их назвать нельзя. Если бы жизнь сложилась так, что шимпанзе пришлось бы мигрировать из привычного ареала обитания далеко на север, то вряд ли бы они со своей полигамной безалаберностью смогли бы там выжить. При малом количестве пищи всю ее съедали бы альфа-самец и его приближенные, остальным бы пришлось помирать с голоду. Ну а детеныши, процентов на 70 предоставленные самим себе, могли умирать от болезней, вызванных сменой условий окружающей среды, быстрее, чем от голода.

Изменился уклад – изменилось и все остальное.

При полигамном образе жизни самцы так или иначе постоянно (и довольно ожесточенно) конкурируют за обладание самками. Самцы шимпанзе самоутверждаются внутри своей общины, время от времени отражают набеги чужаков, желающих спариться «на стороне», и сами, в свою очередь, совершают такие набеги. Самцы гориллы думают только о том, как отвадить чужаков от своего гарема. Самцы горилл и шимпанзе – суровы до брутальности и могучи до невероятного. «Невероятного» с нашей, человеческой, точки зрения. В поединке с гориллой или обыкновенным шимпанзе у человека практически нет никаких шансов. Хорошо тренированные бойцы смогут одолеть карликового шимпанзе, но для этого им придется хорошо потрудиться. Карликовый шимпанзе не так силен, как его обыкновенный братец, но ловок, обладает замечательной реакцией и владеет ногами так же хорошо, как и руками.

Вот вам еще один эволюционный «парадокс» в кавычках – как сумел слабый человек стать царем природы и властелином мира?

Как ни странно, но именно благодаря своей слабости. Вернее, благодаря «ослаблению», произошедшему после перехода к моногамным отношениям, когда у самцов, понемногу превращавшихся в мужчин, отпала необходимость постоянных стычек с другими самцами-мужчинами.

Если у каждого или почти у каждого мужчины есть своя женщина, то чего мужчинам в таком случае делить? (Редкие стычки, носящие индивидуальный характер, мы брать в расчет не будем.) Можно от вражды переходить к дружбе – собраться вместе да поохотиться на слона или какого-то другого крупного зверя чтобы надолго обеспечить себя и свои семьи пищей. Также сообща можно «навалять» живущим по соседству хищникам, чтобы они свалили восвояси и не мешали бы осваивать территорию… Да и вообще – вместе мы сила. Даже в том случае, если по отдельности каждый из нас слабоват. (Сейчас самое время вспомнить басню Льва Толстого «Отец и сыновья», в которой отец предлагает своим недружным сыновьям сначала сломать целый веник, а затем – отдельные прутики от него.)

Исчезла повышенная агрессивность, уменьшились клыки, поведение стало не таким устрашающим, но зато люди обрели способность к сотрудничеству, к кооперации. Вот эта самая способность к кооперации и сделала нас царями и властелинами. Без нее мы что ноль без палочки – пустое место (поймите правильно, индивидуализм – дело хорошее, во многом полезное и во многом приятное, но великих дел в одиночку не совершить, что есть, то есть).

Если бы не семья… то есть если бы не переход к парной моногамии, то наши предки ни за что бы не смогли договориться между собой. Каждый подозревал бы другого в корыстных намерениях – в стремлении завладеть или просто разок овладеть не принадлежащими ему самками… Ну и так далее, со всеми вытекающими последствиями. Известно же, что когда людям есть что делить, отношения между ними складываются не лучшим образом, и наоборот, когда делить нечего, так и подмывает дружить.

Семья – это прогресс!

Семья – это шаг к кооперации!

Семья – это шанс на выживание в сложных условиях!

Семья – это стабильность!

Надо ли говорить о том, как важна стабильность? Спокойный работяга, на которого можно положиться, в качестве мужа на два порядка предпочтительнее крутого супермена, от которого не стоит ждать помощи и которого очень скоро укокошат в очередной драке. Верная и надежная подруга, прирожденная хозяйка и хорошая мать, предпочтительнее сногсшибательной обольстительницы, которая кочует из койки в койку пещеры в пещеру.

Африканский (он же саванный) слон в среднем весит около 6 000 кг, а вообще вес взрослого самца может доходить до 7 500 кг. Взрослый африканский заяц весит от 2 до 3 кг. Зачем понадобилось приводить это сравнение? Для того, чтобы продемонстрировать выгоду охоты на слона группой в 20 человек. Лучше уж сообща шеститонного слона добыть, чем поодиночке – по паре-тройке зайцев. Кооперация между первобытными людьми в первую очередь осуществлялась не ради защиты от естественных врагов, а ради совместной охоты или какого-то иного сотрудничества по добыванию пропитания.

Ясное дело – чем хуже были условия среды обитания, тем сплоченнее и крупнее становились людские общины.

Но началось все с семьи – ячейки общества.

Интересный факт – у некоторых видов обезьян, в зависимости от условий среды обитания, могут наблюдаться различные виды отношений. Так, например, павианы анубисы (они же догеровские павианы), обитающие в африканских субэкваториальных саваннах, в сухой сезон переходят от крупных смешанных групп к небольшим гаремным. В относительно голодный период небольшой группе легче обеспечить себя достаточным количеством пищи. Слово «относительно» напоминает о том, что речь идет о субэкваториальной Африке, где можно прокормиться в течение всего года без особых проблем. Если бы количество пищи в сухой сезон снижалось бы до минимума, то вместо гаремов анубисы, скорее всего, разбивались бы на пары. Анубисы относятся к всеядным животным, но в их рационе преобладает пища растительного происхождения. Животная пища представлена птичьими яйцами, насекомыми и небольшими обитателями саванн, на которых самцы анубиса охотятся поодиночке. Если бы основную часть рациона анубисов составляла бы животная пища и самцы охотились бы коллективно, то тогда бы в сухой сезон анубисы не разбивались на более мелкие группы. В природе у всего есть причина, только мы ее не всегда можем заметить.

ДЛИННЫЙ ПОСТСКРИПТУМ, НЕ ИМЕЮЩИЙ ПРЯМОГО ОТНОШЕНИЯ К ЭВОЛЮЦИИ ЧЕЛОВЕКА, НО ЯВЛЯЮЩИЙСЯ ИНТЕРЕСНЫМ ДОПОЛНЕНИЕМ К ТЕМЕ СПЕРМОВЫХ ВОЙН

Исходя из принципов Вселенской Справедливости и Мирового Баланса можно предположить, что если существуют спермовые войны, то, наверное, должно быть и спермовое сотрудничество. Не так ли?

Существует концепция или, если хотите, – гипотеза, согласно которой спаривание с предшествующими сексуальными партнерами, а особенно – с самым первым из них, существенно сказывается на наследственных признаках потомства женской особи, полученного в результате спаривания с последующими партнерами. Эта гипотеза называется телегонией, что можно перевести с греческого как «отдаленное произведение потомства».

Сложновато для понимания?

Можно сказать проще. Каждый сексуальный партнер, и прежде всего – самый первый, оставляет в женщине вместе со спермой часть своих генов, которые она передаст своим детям, рожденным совсем от другого партнера. Например, у женщины было десять партнеров, от которых она не собиралась иметь детей, а просто занималась с ними сексом. Потом в ее жизни появился одиннадцатый партнер, от которого она забеременела. Только вот какая закавыка получилась – ребенок не столько оказался похож на своего папашу номер одиннадцать, сколько на всех предыдущих кавалеров мамаши. От одного цвет волос унаследовал, от другого – оттопыренные уши, от третьего – цвет глаз… Счастливый отец в ярости, несчастная мать в шоке – ну как такое могло получиться?!! Семейное счастье на грани развала…

А ведь еще старина Аристотель предупреждал, что жениться следует только на девственницах и потомство заводить с ними же. Чтобы будущая мать прежде ни с кем никаких половых контактов не имела, ничьей спермы в себя не принимала! Только в этом случае можно надеяться на то, что сын или дочь уродятся в отца, а не в какого-то бывшего кавалера матери.

Если уж говорить начистоту, то знаменитый древнегреческий философ Аристотель, ученик не менее знаменитого Платона и воспитатель суперзнаменитого Александра Македонского, насчет женитьбы никаких советов не давал. Во всяком случае, свидетельств этого не сохранилось. Возможно, что для мыслителя подобного уровня тема женитьбы была мелковатой и чересчур приземленной. Просто среди множества предположений, выдвинутых Аристотелем, было и предположение о том, что признаки наследуются не только от пары родителей, но и от других самцов, с которыми мать имела половую связь или, как вариант – от которых мать имела предыдущие беременности.

Показалось однажды Аристотелю, будто один жеребенок не столько похож на своего биологического родителя, сколько на других жеребцов из конюшни. Он задумался – и породил гипотезу. Но, ясное дело, ничем ее не доказал. В IV веке до н. э. не было средств для подобных доказательств. Да и сам Аристотель на этой гипотезе особо не зацикливался – высказал и забыл. Даже названия ей не придумал.

Название в XIX веке придумал немецкий зоолог и эволюционист Фридрих Вейсман. XIX век можно назвать «веком расцвета телегонии», когда аристотелевскую гипотезу пытались научно обосновать… И едва ведь не обосновали! Чего стоит одна только кобыла лорда Мортона, удостоившаяся внимания самого Чарльза Дарвина.

Дело было так. В 1820 году член Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе лорд Мортон сообщил президенту общества о следующем наблюдении. Желая культивировать кваггу (вымершее ныне животное, подвид зебры), Мортон скрестил кобылу с жеребцом квагги, а впоследствии скрестил ту же кобылу с белым жеребцом и получил от этого скрещивания потомство, имевшее ряд признаков квагги – жесткий шерстный покров, гнедую масть, темные пятна и полосы вдоль хребта, по плечам и задним участкам ног. Скрещивание двух лошадей дало кваггоподобное потомство – разве не удивительно?

Годом позже наблюдение лорда Мортона было опубликовано в научном сборнике Общества вместе с другим наблюдением, согласно которому скрещивание черно-белой свиньи с диким кабаном повлияло на окраску поросят, полученных от последующих скрещиваний этой свиньи с домашним хряком. Поросята имели коричневую окраску шерсти, наблюдавшуюся у дикого кабана, который не являлся их отцом.

Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе представляет собой одно из старейших научных обществ в мире (оно было создано в 1660 году) и самое авторитетное научное общество Великобритании. Девиз общества: «Nullius in verba», что переводится с латыни как «Ничего со слов», иначе говоря – все утверждения должны быть доказаны не на словах, а на деле.

Два опубликованных наблюдения, сделанных разными членами общества, могли считаться веским доказательством, подтверждающим древнюю концепцию телегонии. Собственно, таковыми они и считались на протяжении всего XIX века. Двумя доказательствами дело не ограничилось – подтверждения сыпались как из рога изобилия. Согласитесь, что нетрудно отыскать у индивида хотя бы по одному сходству с предыдущими партнерами его матери. Один какой-нибудь признак всегда да найдется… Вот вам и еще одно доказательство, еще один камень в фундамент телегонии.

Кобыла лорда Мортона и коричневые поросята попали в качестве примеров в труд Чарльза Дарвина «Изменения животных и растений в домашнем состоянии», опубликованный в 1868 году. Закончив приводить примеры, Дарвин написал: «Подобные случаи происходят настолько часто, что внимательные скотоводы избегают спаривать высоко породистых самок какого бы то ни было животного с самцами худшего качества, так как в последующем потомстве, на которое они рассчитывают, могут оказаться недостатки».

И в наше время некоторые заводчики боятся того же самого, несмотря на то, что телегония была убедительно опровергнута более ста лет назад.

В 1899 году британский зоолог и селекционер Джеймс Юарт опубликовал результаты своих опытов, которые по месту проведения были названы «Пеникуикскими экспериментами».

Юарт спаривал восемь чистопородных кобыл с жеребцом зебры и в результате получил тринадцать гибридов-зеброидов. Затем он спаривал тех же самых кобыл с жеребцами той же породы и получил восемнадцать чистокровных жеребят, не имевших никаких признаков зебры. А ведь такие признаки непременно должны были бы проявиться…

Схожие результаты, опровергающие концепцию телегонии, были получены в опытах русского биолога Ильи Ивановича Иванова, который также скрещивал кобыл с зебрами в заповеднике Аскания-Нова (ныне это Херсонская область Украины).

Ученым пришлось скрещивать лошадей с зебрами, поскольку те были близки к кваггам, можно сказать – были их ближайшими родственниками. Самих квагг к концу XIX века уже не осталось. Последняя дикая квагга была убита в 1878 году, а пятью годами позже в зоопарке Амстердама умерла последняя квагга из содержащихся в неволе. Но вообще-то, вместо дорогого и долгого спаривания лошадей (беременность у лошади длится 11–12 месяцев) можно было бы поставить идентичный эксперимент на мышах или, скажем, на кроликах.

Откуда же появились полосы и прочие признаки квагги у лошади лорда Мортона? Неужели достопочтенный Джордж Дуглас, шестнадцатый лорд Мортон сфальсифицировал доказательство, перекрасив обычную кобылу под квагга-гибрид? А его коллега по Лондонскому королевскому обществу Дэниел Джайлс проделал подобный «фокус» с поросятами?

Вряд ли. Полосы с пятнами, как и коричневая окраска поросят представляли собой проявление атавизма – признака, свойственного отдаленным предкам. Атавизмы проявляются случайным непредсказуемым образом. С генетической точки зрения атавизм представляет собой результат так называемой генетической реверсии – вторичной мутации (или нескольких мутаций), восстанавливающей генетическую информацию, измененную первичной мутацией. Был у лошадей когда-то такой признак, как неровный полосатый окрас, да исчез у большинства особей в результате мутации, сохранившись только у зебр и квагг. Очередная мутация вернула этот признак кобыле, у которой в роду ни одной зебры или квагги не было. Но совпало так, что когда-то мать этой кобылы спаривалась с жеребцом квагги – вот и появилось «доказательство» телегонии! Также оно могло быть результатом другой случайности – проявления рецессивного признака при совпадении в аллельной паре двух рецессивных генов. Такое совпадение, к слову будь сказано, приводит к рождению голубоглазого ребенка у кареглазых родителей. Если в прошлом у матери был кавалер с голубыми глазами, то голубоглазого ребенка можно было рассматривать как очередное «доказательство» телегонии. И рассматривали ведь! А на самом деле у ребенка совпали два рецессивных «голубоглазых» гена, полученных от кареглазых родителей, у которых рецессивный «голубоглазый» ген подавлялся парным доминантным «кареглазым». Если же у голубоглазых родителей рождается кареглазый ребенок, то это тоже не может служить доказательством телегонии. Все гораздо проще – настоящий отец у ребенка другой.

Из телегонии в наше время пытаются сотворить «научный аргумент» в пользу добрачного целомудрия, а также телегония служит пугалом для несведущих в генетике заводчиков животных. Кстати говоря, из телегонии без особого труда можно сделать «научный аргумент» не в пользу, а против целомудрия. Сторонники добрачного целомудрия советуют воздерживаться от половых контактов до брака на том основании, что в противном случае дети будут похожи не только на отца, но и на прочих мужчин, с которыми их мать имела добрачные связи. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то можно, напротив, рекомендовать женщинам как можно чаще вступать до брака в связь с красивыми и умными мужчинами в интересах своих будущих детей. По принципу «чем больше – тем лучше». А что такого? Красоты и ума много не бывает.

Телегонию можно легко опровергнуть, зная основы генетики.

У млекопитающих (давайте говорить только о них, чтобы не растекаться мыслью по древу) каждый сперматозоид и каждая яйцеклетка содержат одинарный набор хромосом. В процессе оплодотворения появляется клетка с двойным набором хромосом, который наследуется каждой клеткой потомка. Половина генетического материала, по одной хромосоме из каждой пары, наследуется от отца, вторая половина – от матери. Скажите – куда природа может «засунуть» хромосомы, полученные от прежних половых партнеров матери? Каким образом это может произойти? И что получится в результате?

Если у матери на момент зачатия были половые контакты с тремя мужчинами (третий – отец зачатого ребенка), то ребенок должен получить не сорок шесть, а девяносто две хромосомы. Считайте сами – двадцать три от матери, двадцать три от отца, двадцать три от первого молодца и двадцать три от второго. А как иначе? Признаки же передаются с ДНК, а не с какими-то магнетическими волнами и не с мифической «информационной памятью». Наличие одной – всего одной! – лишней хромосомы приводит к тяжелым заболеваниям (вспомните про синдром Дауна). А сорок шесть лишних хромосом приведут к скорой гибели оплодотворенной яйцеклетки. Экспериментальным путем доказано, что яйцеклетка, оплодотворенная двумя или более сперматозоидами, развивается недолго. Зародыш гибнет в результате многочисленных и глубоких нарушений развития.

Как получить все эти лишние хромосомы – тоже вопрос. Сперматозоиды предыдущих партнеров не могут долго сохранять жизнеспособность в организме женщины. В лучшем случае, в самых благоприятных условиях, они могут прожить не более трех суток.

А если в организме самки встречаются жизнеспособные сперматозоиды нескольких самцов, то начинается спермовая война, в которой, как вы уже знаете, может быть только один победитель.

Только один!

Спермового сотрудничества в природе не существует. Точно так же, как не существует принципов Вселенской Справедливости и Мирового Баланса. Эти принципы выдумали идеалисты. Им так легче жить в мире, которым правит упорядоченный хаос.

Назад: Глава девятая. Первая древнейшая профессия
Дальше: Глава одиннадцатая. Про любовь