Ехать пришлось недолго – ресторатор жил в престижном районе города, недалеко от берега Волги. Здесь, на бывшей окраине, вовсю разворачивалось жилищное строительство. Уже возвышались несколько разноэтажных многоквартирных домов современной архитектуры, между ними стояли два десятка коттеджей. Один из них принадлежал семье Галустяна.

Водитель остановил автомобиль рядом с другой полицейской машиной – очевидно, на ней приехал Глухов. Гуров вошел в дом, и первый, кого он встретил, был как раз майор.

– Вот и вы! – воскликнул он. – Идемте, я покажу записку и покажу место, где мы ее нашли. Место, надо сказать, необычное…

– А где хозяева дома? – спросил Гуров, проходя вслед за майором через гостиную. – Что-то их не видно. Ушли, что ли?

– Нет, они здесь. Жена Галустяна очень тяжело пережила смерть мужа. Тут врач была, даже целая бригада врачей. У Нины Аршаковны нечто вроде сердечного приступа, ей делали укол… В общем, ее уложили спать, с ней сиделка. А дети у себя в комнатах.

– А много детей?

– Трое. Старшей дочери уже семнадцать лет, школу оканчивает, так что сможет помогать матери. Собственно, она, Ани Галустян, меня и встречала. Вот, сюда пройдемте. – И майор показал Гурову, куда надо пройти.

– Это что – кладовка? – удивился Лев.

– Точно, кладовка и есть, – кивнул Глухов. – Я же говорил – необычное место для хранения деловых бумаг. Мы в первую очередь кабинет осмотрели, в спальне тоже глянули… Нигде ничего такого, что привлекало бы внимание. И вдруг в кладовке… Вот она, записка; лежит там, где мы ее и нашли.

Они вошли в просторное помещение без окон. На всех стенах виднелись полки, закрытые стеклянными дверцами. Майор открыл одну дверцу, достал банку и подал ее Гурову. Лев поставил банку на стол, открыл. Банка наполовину была полна рисом. А поверх риса лежал сложенный листок бумаги. Он взял его, развернул. Это был лист обычной бумаги для принтера формата А4, почти целиком покрытый записями, сделанными мелким четким почерком. Вверху стояло нечто вроде заголовка: «Операции Киршера за прошлый год». Дальше шли названия каких-то акционерных обществ, фирм, банков. И против каждого стояла дата и сумма. Суммы были разные, но Гуров обратил внимание на одну из последних записей. Она касалась вывода средств из банка «Основа» в общество с ограниченной ответственностью «Стрела». Сумма выводимых средств составляла 130 миллионов рублей.

– Вы понимаете, какая это бомба? – произнес майор. – Это же полностью меняет картину, которую…

– Ты копию снял? – перебил его Лев.

– Да, мне Ани показала принтер, и я с ее помощью сделал даже три копии.

– Это хорошо. Хотя, конечно, лучше бы иметь в руках сам документ. Потому что первым делом…

Гуров не успел закончить свою мысль. Послышались приближающиеся шаги, голоса, и в дверях кладовки показались сразу несколько человек. Впереди шел мужчина лет сорока, с волевым выражением лица, в обычном костюме. За ним следовали двое других, помоложе. Быстро взглянув на Гурова и увидев у него в руках бумагу, вошедший обратился к майору:

– Это тот самый документ? А это кто, твой сотрудник?

– Это полковник Лев Гуров из Москвы, – объяснил Глухов.

Человек с волевым лицом замер на секунду, потом повернулся к Гурову и произнес:

– Виноват, не представился. Старший следователь Игорь Денисович Железнов. Рад знакомству. Будем работать бок о бок.

Он изобразил на лице подобие улыбки и протянул руку. Едва Гуров ее пожал, старший следователь снова заговорил:

– Однако сейчас я вынужден требовать передать мне этот документ. Дело об убийстве веду я, и все улики должны сосредоточиться в моем ведении. Позвольте…

Но Лев не спешил отдавать записку. Он сложил ее и, все так же держа в руках, сказал:

– Разумеется, улики должны сосредотачиваться у того, кто ведет дело. Но раз речь идет о документе, написанном от руки, правильным будет сразу же провести почерковедческую экспертизу. А это можно сделать только в нашей лаборатории. Давайте я сейчас передам эту записку экспертам, а вам мы отдадим копию. Потом, после экспертизы, вы получите и оригинал.

– Так вы сделали копии? – На лице старшего следователя отпечаталось недовольство. – Их можно было делать только с моего разрешения!

– Бросьте, Железнов! Нигде в служебных инструкциях нет пункта, который запрещал бы нам делать копии с изъятых документов. Нам это тоже нужно для работы. Вы, кажется, говорили о желании работать бок о бок…

– Я от своих слов не отказываюсь! – гордо заявил старший следователь. – Но документ должен быть у меня! Я сам передам его почерковедам. Дайте его мне!

Гурову не хотелось с первой минуты знакомства вступать в конфликты, он отдал записку следователю. Тот развернул ее, быстро проглядел, потом стал читать снова, уже внимательнее. На его лице проступило возбуждение.

– Ага! Это же документ огромной обличающей силы! Все становится на свои места! Теперь ясно, кто организовал убийство Галустяна. Да и остальные два убийства тоже.

– И кто же это, по-вашему?

– Как «кто»? Вы же читали эту записку! Ход событий становится совершенно ясным! Совершенно!

– И вы можете его описать, этот ход?

– Что же тут особо описывать? Я повторяю, все совершенно ясно.

– И все же, если вас не затруднит, изложите вашу версию событий, – попросил Гуров. – Чтобы, как вы выражаетесь, все стало ясно.

– Хорошо, изложу. Хотя не очень понимаю, зачем это нужно. Тут не надо быть полковником, чтобы понять ход событий – тут любой сержант сообразит. Итак, уважаемый банкир Александр Львович уже в течение ряда лет занимался финансовыми махинациями. В частности, он практически разорил банк «Основа», в котором состоит председателем правления. Галустяну это каким-то образом стало известно. Скорее всего, у него есть информатор в окружении Киршера. Он собрал все эти сведения и стал шантажировать банкира. Тому ничего не оставалось, как организовать убийство шантажиста. Вот и все.

– Интересная версия, – кивнул Лев. – И она, конечно, имеет право на существование. Но возникают несколько вопросов. Во-первых, действительно ли это писал Галустян? Может быть, это подделка? Во-вторых, даже если это писал он, насколько эти сведения соответствуют действительности? Может, все эти разоблачения высосаны из пальца? А в-третьих, действительно ли Галустян использовал эти данные для шантажа? У нас нет ни одного факта, который бы подтверждал такую версию. В-четвертых…

– Да бросьте, полковник! – прервал его следователь. – «Во-первых, во-вторых…» Как же наш ресторатор мог не использовать такие данные? Для чего их в таком случае собирать? Для общего развития, что ли? Шантаж здесь имел место, это факт!

Гуров уже хотел возразить следователю, но его опередил мелодичный женский голос, который произнес:

– Простите, вы не могли бы говорить тише? Мама заснула, но сон такой… непрочный, она в любой момент может проснуться…

Лев обернулся. В дверях стояла девушка, почти ребенок. Ее опухшее от недавно пролитых слез лицо ясно говорило о перенесенном горе. Это, конечно же, была старшая дочь Галустяна, Ани. Девушка оглядела стоявших в кладовке мужчин, и между ее бровями появилась сердитая складка.

– И я не понимаю, что вы ищете в кладовке? – спросила она. – Вообще, наш дом обыскивают так, словно это не моего отца убили, а он сам кого-то убил!

«Ого, а она девушка с характером!» – подумал Гуров. А вслух сказал:

– Извините за беспокойство. Мы скоро уйдем.

Однако следователь Железнов счел нужным поправить гостя из Москвы, а заодно показать, кто здесь главный:

– Полковник Гуров не совсем точен. Мы уйдем, когда закончим обыск. И будем искать столько, сколько нужно. Если потребуется, весь дом перевернем, ясно? Вы вообще кто – родственница?

– Это дочь погибшего, Ани Галустян, – поспешил внести ясность майор Глухов.

– А, дочь! Это хорошо. Ты ведь знаешь почерк отца, верно? Ну-ка скажи, это он писал? – И Железнов протянул девушке записку, найденную в банке с рисом.

Поведение следователя вызывало в Гурове возмущение, и он, не выдержав, вмешался.

– Вы вовсе не обязаны отвечать на этот вопрос. Мне кажется, следователь Железнов слишком спешит. Обстановка совсем не для опознания почерка. Да и освещение здесь неподходящее…

Как видно, старший следователь не привык, чтобы его так осаживали. Его лицо покраснело, он повернулся к Гурову, готовый произнести что-то злое, может, даже оскорбительное. Однако искоса взглянул на стоявшего рядом Глухова, на девушку в дверях – и сдержался. Вместо злой отповеди он сдержанно произнес:

– Это полковник Гуров не совсем точен. Речь не идет об опознании почерка, а только о… об общем впечатлении. Взгляни все-таки, похоже, что это писал твой отец?

Девушка пожала плечами, шагнула вперед и вгляделась в строчки на листе бумаги. Несколько секунд она разглядывала их, потом ответила:

– Ну, это немного похоже на то, как папа писал. Да, немного похоже. Хотя в последнее время он мало писал от руки, чаще набирал на компьютере…

– Понятное дело! – отреагировал следователь. – Кто же сейчас от руки пишет! Но это его рука, несомненно. Я нисколько не сомневаюсь, что эксперты скажут то же самое.

Он аккуратно сложил листок и спрятал его в папку, которую держал под мышкой. После чего снисходительно обратился к Ане:

– Ладно, ты и твоя мать можете спать спокойно. Пока. Думаю, сегодня мы обнаружили здесь все, что нужно. Но если потребуется, придем еще. Кто знает, какие еще документы тут в банках хранят? Всего хорошего. – И, ни с кем персонально не прощаясь, направился к выходу.

Гуров взглянул на майора, потом сказал девушке:

– Мы тоже уходим. Надеюсь, больше вас никто беспокоить не будет. Извините нас.

И они с майором тоже направились к двери.