Глава 12
Охотники на «Машину»
«Назвать Мелик-Пашаева соучастником ограбления квартиры Макара я не могу, ибо привык отвечать за свои слова»
НЕУДИВИТЕЛЬНО, ЧТО ВЫДВОРЕННЫЙ ИЗ «МВ» "ФАГОТ" НЕ ВЫПАЛ ИЗ ПОЛЯ ЗРЕНИЯ ОВАНЕСА НЕРСЕСОВИЧА.
Предприимчивый деятель столичного рок-н-ролла конца 70-х – начала 80-х сам вскоре остался без «Машины» и первое, чем увлекся, – созданием аналогичного проекта с участием экс-«машинистов». Мелик-Пашаев вообще был одной из самых своеобразных и противоречивых фигур советского шоу-бизнеса. Кстати, когда до СССР докатился «металлический» бум, именно Ванечка оказался директором наиболее успешной на тот момент советской хэви-метал команды «Чёрный Кофе». Потом Мелик-Пашаев со своей супругой Жанной эмигрировали в ее родную Болгарию. Стал сопредседателем Форума Российских соотечественников в Болгарии, руководителем музыкально-продюсерской, издательской компании «Жокер-Медия», а в середине «нулевых» помогал местному коллективу «Kaffe» пробиться на конкурс «Евровидение». Но на заре 80-х он ещё стремился по максимуму использовать «МВ» для своих предпринимательских затей.
«Мелик-Пашаев никогда не был директором «Машины Времени», тем более ее художественным руководителем, – подчеркивает Кутиков – хотя именно так он себя представлял, и так его порой воспринимали. Ованес являлся нашим первым администратором».
«Близкими друзьями с Ванечкой мы не стали, – продолжает Макаревич. – Не получилось контакта. Ему очень хотелось сделать карьеру и, когда мы пришли в Росконцерт, он настаивал на том, чтобы считаться нашим художественным руководителем. Объяснил, почему это нужно. Мол, именно с худруком руководство Росконцерта решает все вопросы относительно группы и все неприятности, все шишки тоже валятся на него. А меня это очень устраивало. Я терпеть не могу никакие должности, и с радостью готов был снять с себя административные обязанности, которые мне непроизвольно достались. Остальным ребятам все было по фигу. Хочет Ованес Нерсесыч быть главным – пусть будет.
С первого нашего дня пребывания в Росконцерте проблем появилась масса. Во-первых, аппаратура у нас, несмотря на все мелик-пашаевские комбинации, оставалась говенной. И мы знали, что раз в год Министерство культуры выделяет Росконцерту деньги на приобретение аппаратуры за рубежом. За эти гранты люди дерут горло, условно говоря, убивают друг друга, подсиживают и все прочее. Мы тоже ходили, писали письма, плакали, требовали. Но первой в очереди, разумеется, стояла Пугачева.
Однажды, году в 1981-м или 82-м, мы получили-таки новый фирменный аппарат, и она позвонила мне ночью, посчитав, что мы его из-под носа у нее выдернули. Закатила такую истерику! Сказала, что, если захочет – завтра вообще никакой «Машины Времени» не будет! Не помню точно, что ей ответил. Объяснил как-то, что у нее уже есть хороший аппарат, а у нас нет. Мы существуем в Росконцерте на таких же условиях, как она. Короче, техника осталась у нас. Ничего страшного Пугачева не сделала. Да и что она могла? Если уж в Росконцерте что-то давали, то назад не забирали.
Позже мы с ней помирились. Она позвонила мне ночью, как ни в чем не бывало. Пугачева обычно по ночам звонила.
Но подробности того разговора сейчас не вспомню. Ничего принципиального. Алла Борисовна мне не враг, не подруга близкая, так что ярких бесед у нас не происходило.
А с Пашаевым мы в Росконцерте просуществовали недолго и расстались, мягко говоря, нехорошо. Помимо различных неприятных нюансов в наших взаимоотношениях, случилась просто отвратительная история. Я накопил денег и решил купить хороший клавишный инструмент. (Подгородецкий в своей книге подчеркивает, что речь шла о «Hohner clavinet D-6»). Ваня очень испугался. Он понимал, что держится в нашей команде лишь потому, что мы используем какие-то его инструменты и аппаратуру, и как только приобретем все свое, то его пошлем. Ему нужно было как-то препятствовать невыгодному для него процессу. И однажды, когда меня не было дома (Подгородецкий пишет в «Машине с евреями», что Макар в этот момент как раз отправился в аэропорт «Шереметьево» на встречу с незнакомым ему продавцом нужного инструмента) в мою квартиру влезла парочка бандюганов и унесла оттуда все деньги, включая приличную сумму, предназначавшуюся для покупки клавиш. У меня возникли серьезные подозрения, что без Ованеса Нерсесыча тут не обошлось, ибо деньги лежали в специальном месте, о котором знали лишь несколько своих людей, из которых только Мелик-Пашаева могло тревожить наличие у меня данной суммы. Вскоре воров поймали и в разговорах «не для протокола», они, в общем-то, подтвердили мои предположения. Но на суде о Ванечке, разумеется, не сказали ни слова, и он в этом деле никак не фигурировал. Копаться дальше я не стал. Противно было. Мы с Мелик-Пашаевым просто расстались. Он изначально не был мне интересен, но я смирялся, понимая, что Ованес Нерсесыч освободил меня от решения ряда нудных оргвопросов. Однако после данного случая общаться уж вовсе стало не о чем и не зачем.
Тем более к этому времени у нас появились целых три директора. Валерий Ильич Голда, его приятель Коля Акопов и его приятель Йося Литт. Один из них считался директором, другой – заведующим постановочной частью, третий – администратором. Поскольку зарплату им платили не мы, а Росконцерт, я совершенно не возражал против такого триумвирата».
«Назвать Мелик-Пашаева соучастником ограбления квартиры Макара я не могу, ибо привык отвечать за свои слова, – объясняет Кутиков. – При этом Андрей вправе воспринимать ту ситуацию именно так, как ему кажется. Эмоционально и морально я разделяю его позицию. Но делать выводы относительно Ованеса Нерсесовича не буду. Его никто не осудил. Собственно, его даже не привлекали к суду.
Мне вспоминаются другие спорные поступки Мелик-Пашаева. Например, уходя от нас, он забрал аппарат, который считал целиком своим, хотя собрал его на нашем имени и продавал на гастролях под наше имя. То есть Ованес делал бизнес за счет гастрольной деятельности «МВ». Но мы от этого ничего не получали. А потом он и вовсе устроил заговор. Уговорил уйти вслед за ним из «Машины» Петю Подгородецкого. Провел переговоры с Валеркой Ефремовым, чтобы тот тоже уходил. Ванечка хотел оставить нас с Макаром вдвоем, без аппаратуры, без денег и перспективы работы в официальной концертной организации. Но поскольку мы с Валеркой не просто музыканты, играющие вместе очень давно, а старинные друзья, он рассказал мне о том, что проделывает Мелик-Пашаев за нашей спиной. Мы сидели тогда у Макара дома, и я заметил: «Валер, вспомни, начиная с «Високосного лета», все, что я рекомендовал делать, оказывалось правильным. И сейчас советую тебе на посулы Ованеса Нерсесыча не вестись». Ефремов совет принял, и, как видишь, не прогадал».
Смена административного штаба «Машины» практически совпала с началом мора геронтократов советского Политбюро, вызвавшего колебания внутренней политики страны и отразившегося среди прочего на существовании советского рок-н-ролла. Когда после Брежнева и Черненко на пост главы СССР заступил престарелый гэбэшник Юрий Андропов, «совковое» уныние обрело какую-то совсем уж тяжелую форму, одним из проявлений которой стало последнее, но самое мракобесное наступление советских чиновников на рок-музыку. Для Алексея Романова оно вообще закончилось девятимесячным пребыванием в тюрьме. Для других и, прежде всего, «Машины», – усилением цензурного прессинга и серией обличительно-пренебрежительных публикаций в центральных газетах.
При этом 1982-й год стал первым годом активного функционирования, под наблюдением ВЛКСМ и КГБ, ленинградского рок-клуба, принявшего в свои ряды практически все, недавно народившиеся любительские группы Северной Пальмиры. Немногим позже аналогичная структура возникла и в столице под названием Московская рок-лаборатория. Проторившая однажды не зарастающую рок-н-ролльную просеку в советском буреломе «Машина Времени», затем променявшая, типа, индепендент на Росконцерт, для «клубных» и «лабораторных» молодых рок-героев оказалась совсем не товарищем. Какие там столичные филармонические дяди со своей «Синей птицей» и ставками эстрадных звезд, когда в Уфе «ДДТ» записывает дебютный альбом «Свинья на радуге», а в Питере «Кино» начинает с альбома «45», где Цой поет: «Когда-то ты был битником, у-у-у…». Приезжая из Москвы в «Сайгон» на Невском, я неоднократно слышал тогда от местных сверстников-«неформалов» саркастическое пояснение: «Это, Витя, вашего Макара и его друзей имеет в виду».
Парадокс положения «МВ» заключался в том, что, кроме нескрываемого раздражения официоза, группа уже получала скептические прищуры со стороны, так сказать, своих. В сентябре 82-го самиздатовское «Ухо» глаголило: «Год назад «Машина» действительно была лучшей группой. Но с тех пор она прочно застыла на одном месте, как древнеперсидская империя, а конкуренты не дремали. «Аквариум» сделал пару новых программ, последняя в стиле панк-джаз, супермодном теперь, имела неукоснительный успех. Появились на небосклоне «Зоопарк», «Футбол», «Активный трест» и др. Макаревич за это время не сделал ничего. Естественно, отношение знающих поклонников рока к нему изменилось. Те голоса, которые звучали из эстетского лагеря, теперь можно услышать и от нормальных людей…». И там же: «Что касается непосредственно Макаревича, то ему можно пожелать вернуться к своему родному занятию, то есть к писанию песен. Впрочем, он уже и так сделал достаточно для истории. И если ему кажется, что на этом можно поставить точку и заняться стрижкой купонов, то это его законное право».
Вот такой привет Андрею Вадимовичу из продвинутой «независимой» тусовки, менее чем через полгода после публикации приснопамятного «Рагу из синей птицы» от пропагандистской «Комсомолки», где «Машину» судили с аналогичным скептицизмом почти в каждом предложении. «Очевидно лирический герой «МВ» слишком много лавировал и изменял самому себе…», «Сегодня мы говорим не только о законах поэтического жанра, которыми пренебрегает «МВ». Мы говорим о позиции ансамбля, каждый вечер делающего тысячам зрителей опасные инъекции весьма сомнительных идей…», «Услышать нормальный мужской голос в подобного рода ансамблях стало проблемой. Мужчины! Пойте по-мужски!».
В том же 1982-м «Машина» подбрасывает очередные «дровишки» для обоих, критикующих ее сторон. В США, к неудовольствию советских властей, некая компания Kismet Records издает нелегальный альбом «МВ» – «Охотники за удачей», ставший первым диском в истории группы. Надпись на обложке пластинки из 14 известных песен «Машины» с измененными названиями (скажем, тему «Кафе «Лира» переименовали в «Швейцара», а «Марионеток» в «Балаган») гласила: «Машина времени» – лучшее, что создала рок-музыка в России»).
А в Советском Союзе выходит в прокат тривиальный музыкальный фильм экс-супруга Аллы Пугачевой Александра Стефановича «Душа», построенный на хитах «МВ», где «машинистам» отвели роль ансамбля Софии Ротару (этот проект оказался последним, в котором фигурировал Петр Подгородецкий перед тем, как впервые покинул «Машину». Следующие 8 лет за клавиши в группе отвечал Александр Зайцев). Такого «опопсения» простить Макару и компании не смогли уже непримиримые контркультурщики. Даже через 20 лет после ажиотажной премьеры этой картины в московском кинотеатре «Звездный» составители «Малой энциклопедии русского рока» беспощадно резюмировали: «Появление на киноэкране весьма слабого фильма «Душа», в котором музыканты «МВ» сопровождали певицу Софию Ротару, способствовало тому, что из нонконформистов Макаревич сотоварищи превратились, в конце концов, в традиционный поп-коллектив, на чьи концерты теперь вместо радикальной молодежи ходили приличные барышни в рюшечках и их мамы и папы. Так закончилась эра «Машины Времени».
