Глава 11
Прочь из Москвы!
В период московской Олимпиады, сразу после похорон Высоцкого, куда мы с Макаром попали по удостоверениям участников олимпийской культурной программы, «Машину» выслали на хер из столицы и отправили по обалденному маршруту: Сочи, Анапа, Геленджик, Запорожье, Волгоград…
В «ОЛИМПИЙСКОМ» 80-М ГОДУ «МВ» ПРИСУДИЛИ ПЕРВУЮ ПРЕМИЮ НА ВОШЕДШЕМ В ОТЕЧЕСТВЕННУЮ РОК-ЛЕТОПИСЬ ТБИЛИССКОМ ФЕСТИВАЛЕ «ВЕСЕННИЕ РИТМЫ».
О группе впервые написала большая всесоюзная газета – Артемий Троицкий в «Советской культуре» опубликовал материал о «Машине», который сегодня сочли бы откровенно рекламным, а тогда он смотрелся неким информационным прорывом.
Однако все это (плюс бешеная популярность в стране) не помогло группе пробиться в тот момент с официальным сольным концертом на большие московские площадки. Показ «Маленького принца» в 1980-м в Театре эстрады казался почти реальным (у меня, к слову, был билет на тот концерт), но и его отменили. Раздраженным и растерянным почитателям «Машины» работники зала объясняли, что все произошло по причине «болезни одного из участников группы» (это было вранье) и предлагали послушать в тот вечер вместо «МВ» ансамбль «Добры молодцы». Понятно, куда посылались такие предложения…
Доводилось слышать версию, что анонсированный в Эстраде сейшен «слетел» у «Машины» по прихоти одного высокопоставленного чиновника, раздраженного не только творчеством, но и национальным составом группы. Вроде бы он-то и произнес тогда сермяжную тираду про «Машину с евреями», которую Подгородецкий позже использовал для названия своих мемуаров.
«Узнав об отмене нашего концерта в Театре эстрады, я так расстроился, что не пошел даже взглянуть, что происходит возле зала, – вспоминает Макар. – Кто-то нам рассказал потом, что зрители, пришедшие к Театру, пытались активно возмущаться по поводу нашей замены на другую группу.
Представляешь, мы все отрепетировали, пошили костюмы у Славы Зайцева, сделали декорации для «Маленького принца». Практически накануне концерта, на той же сцене театра Эстрады, показали эту программу одиноко сидевшему в партере товарищу из ЦК, с редкой фамилией Иванов. Он посмотрел, встал и молча ушел. А через два часа нам сообщили: «Он сказал – повременить». Интересоваться причинами такого решения было бессмысленно. Если директива шла из ЦК, все замирали и воспринимали ее как приговор. Как нас тогда из Росконцерта-то не выперли, вот это потрясающе! Мы сохранили возможность ездить по стране, но в Москве «Машине» выступать было нельзя еще долгие годы. В Питере можно, а в Москве – нет».
Блокировку «Маленького принца» в советской столице «Машине» отчасти, наверное, морально компенсировал вышеупомянутый фест «Весенние ритмы-80» в столице грузинской. Тот форум, конечно, не был местным подобием «Вудстока-69», но разительно отличался от всех прочих музыкальных акций, устраиваемых тогда в СССР. В Тбилиси выступили наименее конъюнктурные на тот момент отечественные группы, а обстановка на сцене и вокруг фестиваля эпизодами напоминала вполне андеграундную: перманентный дринк музыкантов и публики, неразбериха с обещанным организаторами мероприятия аппаратом, отвязные выступления некоторых участников, в частности, «Аквариума» и «Удачного приобретения», неожиданно возникшего на сцене «ритмов» в Международный женский день под названием «Глобус».
Самыми серьезными последствиями, с разным знаком, «Весенние ритмы» обернулись для «МВ» и ее питерского друга БГ. Последнего за неподобающее, на взгляд жюри фестиваля, поведение на сцене вытурили отовсюду, откуда возможно. «Тогда я, по-моему, обратился к Андрюшке за помощью, – вспоминает Гребенщиков. – После Тбилиси все начало рушиться, положение было пиковое. Меня изгнали с работы, из комсомола, из института и, в общем-то, из семьи. Родители жены, у которых мы с ней тогда жили, достаточно сильно на меня нахмурились. Это был полный обвал и достаточно паническая ситуация. Макар, кажется, свел меня с Юрием Саульским. Но и тот ничего поделать не мог. Когда директор грузинской филармонии лично докладывает в горком партии, что Гребенщиков занимался на сцене антисоветской пропагандой, гомосексуализмом и разбрасывал листовки, это в принципе жестко и просто так не забывалось».
«Машину» с «Хрустальным городом» и «Снегом» оценили на «ритмах» совсем по-другому – первой премией. Благодаря этому успеху «машинистам» вскоре довелось впервые увидеть свое творчество официально изданным на двойном виниловом диске-гиганте «Мелодии», посвященном тбилисскому фестивалю. Недоброжелатели, которые и тогда уже появились у «МВ», пытались списать победу «Машины» на присутствие в жюри фестиваля Юрия Саульского, симпатизировавшего группе, в которой когда-то играл его сын Игорь. Но это выглядело не более чем болезненная реакция на бесспорный факт. Год спустя после «Весенних ритмов» самиздатовское «Зеркало» объективно констатирует: «Первое место «Машины Времени» на фестивале в Тбилиси соответствует реальной расстановке творческих сил в советской рок-музыке. Да, с полным правом мы сегодня можем говорить о превосходстве других ансамблей над группой Макаревича по отдельным параметрам: по совокупности же всех этих параметров она является на сегодняшний день, несомненно, лидером».
Александр «Фагот» Бутузов в середине «нулевых», за пять лет до своей смерти, произнес мне что-то вроде ностальгического монолога, целиком посвященного тому «олимпийскому» году, проведенному им с «МВ». Это был его последний период в группе и, как он понял через четверть века: «Пожалуй, самое счастливое время в жизни». Непрерывно куря, с грустноватой улыбкой сидя напротив меня на диване в своей комнате, Фагот вспоминал романтическое раздолбайство далекой поры.
«Тбилисский фестиваль был смешной. Там мне тоже пришлось выходить на сцену. Я открывал концерт «Машины» не как обычно, довольно длинным стихотворением Михаила Анчарова «Однажды я пел на большой эстраде, стараясь выглядеть молодцом…», а каким-то коротким стишком самого Макаревича, по-моему, «Как легко решить, что ты слаб…».
В Тбилиси мы все перманентно бухали. От обилия настоящих грузинских вин дух захватывало. Нас постоянно зазывали к кому-то из местных людей в гости. На одном из застолий я влюбился в художницу Нану, дочку грузинского актера Отара Коберидзе. Помнишь, в фильме про Аладдина он играл султана?.. Из Грузии мы вернулись очень воодушевленными и начали кататься по разным гастролям. Самые запомнившиеся из них те, что проходили летом и осенью 80-го.
В период московской Олимпиады, сразу после похорон Высоцкого, куда мы с Макаром попали по удостоверениям участников олимпийской культурной программы, «Машину» выслали на хер из столицы и отправили по обалденному маршруту: Сочи, Анапа, Геленджик, Запорожье, Волгоград… В то время мы с Валерой Ефремовым стали очень близкими друзьями. У нас сложилась троица по съему телок на гастролях: Ованес Мелик-Пашаев, Ефремов и я. В качестве базовой точки всегда использовался номер-люкс Ованеса Нерсесыча. С нами еще ездил росконцертовский директор Владимир Анашкин. Ломовой человек. Он ничего не делал, только отдыхал и радовался. Даже в гостиницы нас, по-моему, без его участия заселяли…
Мы с Валериком перед каждым выступлением «Машины» брали у него билеты на концерт, штуки четыре или сколько он мог дать. Тут же отдавали их нашим рабочим, которые уже числились в «Машине» по штатному расписанию Росконцерта, и они шли их продавать. Таким образом, у нас появлялись деньги на вечер. Зарплату мы на гастролях практически не тратили.
Как обычно, после первого отделения концерта я свободен, и моя задача найти за время второго отделения трех милых девушек: для себя, Ефремова и Мелик-Пашаева. А в эту «олимпийскую» поездку мы с Ваником уже просто брали один номер и жили вдвоем в трехкомнатном люксе. У него спаленка, у меня спаленка и общая гостиная.
Я с Кутиковым, кстати, тоже очень быстро сошелся. Он иногда в поездках приходил ко мне в гостиничный номер, делился какими-то волнующими его мыслями…
Все, в общем, шло хорошо. Однако я чувствовал себя в группе не совсем уютно. Понимаешь, рок-команда и с ней один не музыкант. Кто я? Обслуживающий персонал? Администратор? Зачем мне это? Я – артист и тоже хочу быть на афише. А меня там нет. «Машина Времени» есть, а меня нет. Вот это обижало наглухо. Появлялись какие-то афиши и с упоминанием моего имени, но все как-то эпизодически, не то. И выходил на сцену я раз от раза с меньшим удовольствием, а точнее, вовсе без удовольствия. Поэтому бухал, путал слова и т. п. И однажды в поезде, возвращаясь с очередных гастролей, Макар мне сказал: «Фагот, хватит, терпение мое кончилось. Я тебя просил, предупреждал…». А у меня накопились какие-то проколы. Например, каждый приезд в Питер для меня заканчивался вытрезвителем. В Москве за 50 лет был в вытрезвителе один раз в жизни, а в Питере – раз восемь. Причем в одном и том же, привокзальном. Меня там уже за своего принимали: «О, наш волосатик приехал!» А кончалось все это сообщениями по месту работы, то есть в Росконцерт. А я ведь был комсоргом «Машины Времени». У меня в подчинении находились четыре комсомольца: Макаревич, Ефремов, Подгородецкий и Наиль Короткин. Я писал отчеты о комсомольских собраниях, собирал взносы. Занимался всем этим, страхуясь от последствий своих пьяных приключений. И вот Макар сказал, что меня уволят, и добавил: «Теперь ты, наверное, везде будешь нас обсирать…».
Но я с тех пор старался нигде не обсирать «Машину». Это, во-первых. А во-вторых, я очень признателен Макару, как бы не относился к его песням новейшего периода, за тот отрезок жизни, который я провел с группой.
После ухода из «Машины» у меня сохранились тесные отношения с Гулей.
Одно время он даже жил у меня. Мы с ним и с его братом Марком плотно общались, дружили. В конце концов свою жену Аню Женька у меня отбил. Анька была моей девушкой. Но когда они с Маргулисом впервые встретились, я понял: это – судьба. Они – не разлей вода. Как увиделись, так до сих пор друг на друга и смотрят. Анька – офигенная, утонченная, добрейшая…
Уволившись из Росконцерта, я некоторое время был безработным, а потом мне позвонил Мелик-Пашаев, попросил к нему подъехать и рассказал, что устраивается в какую-то филармонию, где создается группа под его управлением. «Давай, – говорит, – неси туда свою трудовую книжку». Таким образом, я, в сущности, попал в обойму «Воскресения».
