11
В перекрестии смотрового экрана снова находилось зеленовато-белое светило, зарегистрированное в галактическом каталоге как звезда GRA 4442 сектора Гидры. История, рассказанная Мэдок Розвин, распространилась по всему кораблю и, как и следовало ожидать, вызывала недоверие. Всеобщее мнение сводилось к тому, что, независимо от существования древней цивилизации на Йане, последствия приземления на этой планете должны были стать драматическими – на борту установилась напряженная атмосфера ожидания.
Зеленая звезда становилась все больше и пылала все ярче – теперь она уже сместилась в сторону, а в центре смотрового экрана величественно вращалась голубая сфера Йана. Не возникало сомнений в том, что это была красивая планета, во многом сходная с Землей. Можно было видеть океаны и континенты, горы и пустыни, леса, тундры и ледовые поля; спектральный анализ показывал, что атмосфера планеты пригодна для дыхания.
Капитан Гондар произнес тщательно сдержанным тоном: «Никто не отвечает на вызов по радио – по сути дела, во всем спектре радиочастот не принимаются какие-либо сигналы».
«Странно! – заметила леди Изабель. – Давайте изучим поверхность внимательнее. Не могли бы вы увеличить изображение?»
Гондар отрегулировал экран – поверхность планеты приблизилась, словно совершив мгновенный прыжок.
Мэдок Розвин стала показывать пальцем: «Я узнаю́ эти континенты. Вот Эстерлоп и Керлоп, а здесь, на севере – Ноаулус. Этот большой остров – Трист-Амьяму, а россыпь островов поменьше – архипелаг Суторе-Стилль. Длинный полуостров называется Дротанте – там, на крайнем южном мысу, возвели шесть гигантских храмов». Она внимательно разглядывала увеличенное изображение, но в конце длинного полуострова не было заметно никаких признаков упомянутых храмов. «Не понимаю… – тихо бормотала она. – Все выглядит по-другому… Где Дилисет? Где Такс? Где Кошиун?»
«Не замечаю явных признаков обитания», – сухо заметила леди Изабель.
«Я вижу какие-то руины! – заявил Роджер. – Или неровные каменистые участки, похожие на развалины».
«На берегу залива, где горные склоны поросли лесом, должен быть Сансью, город моих предков. Но где он? Превратился в развалины?»
«Если это действительно руины, там кто-то здорово поработал, – заметил Роджер. – Камня на камне не осталось».
«С такой высоты из-за дымки водяных паров, даже если нет облаков, детали могут выглядеть обманчивыми, – проворчал капитан Гондар. – Не думаю, что с орбиты можно отличить город от развалин».
«Почему бы нам не приземлиться? – предложила леди Изабель. – Разумеется, принимая все меры предосторожности».
«Феб» стал спускаться по пологой спирали, и через некоторое время подробности стали явными. Городов не было – от них остались груды каменных обломков, участки обожженной земли, обугленные пни и щебень.
Повернувшись к Мэдок Розвин, леди Изабель спросила: «Вы уверены, что мы на той планете, которую вы искали?»
«Да, конечно! Но здесь случилось что-то ужасное».
«Что ж, мы скоро выясним, что тут произошло. Вот этот район на берегу залива – родина ваших предков?»
Мэдок Розвин не слишком уверенно кивнула; леди Изабель подала знак капитану. «Феб» опустился на каменистую площадку примерно в ста метрах от нижнего края густого горного леса, в полутора километрах к востоку от бывшего города Сансью.
Прекратилась едва уловимая вибрация различных двигателей и систем – воцарилась тишина. Анализаторы атмосферы подтвердили отсутствие в воздухе каких-либо вредных веществ или бактерий. Открылся выходной люк, и трап прикоснулся к поверхности Йана.
Капитан Гондар, леди Изабель и Мэдок Розвин медленно спустились по трапу; за ними последовали Бернард Бикель, Роджер и остальные участники экспедиции. Примерно полчаса они стояли, вдыхая странные ароматы Йана по мере того, как зеленовато-белое солнце заходило за горизонт.
Глубокая тишина нарушалась только тихими разговорами прибывших на «Фебе». Мэдок Розвин отошла от корабля и поднялась на небольшой холмик, глядя на гаснущий закат. Там и сям возвышались похожие холмики, поросшие травой и кустарником – это могли быть развалины каких-то строений, но детали уже растворялись в сумерках. Над равниной веял легкий ветерок с характерным, отдающим плесенью запашком; возможно, запах исходил от гниловатых водорослей у далекой полосы прибоя – а может быть, от окружавших корабль холмиков.
Мэдок Розвин стала было спускаться с холма на равнину, удаляясь от корабля, но Роджер постепенно догнал ее и взял за руку: «Только не в темноте. Это опасно».
«Ничего не понимаю! – жалобно бормотала девушка. – Что случилось с Йаном?»
«Вероятно, традиции твоего народа завели его в тупик».
«Не может быть! Всю жизнь я ждала возможности вернуться в этот город – я его знаю не хуже, чем любой город на Земле. Я знаю, где должны быть проспекты, площади и дворцы; я могла бы найти квартал, где мои предки жили перед отлетом – может быть, даже их усадьбу… А теперь здесь ничего нет, кроме камней».
Роджер осторожно потянул ее в сторону корабля: «Становится темно».
Девушка стала неохотно возвращаться: «На корабле меня все ненавидят… Они думают про меня ужасные вещи – а теперь еще и считают меня последней дурой».
«Ничего подобного, – уверял ее Роджер. – В худшем случае ты ошиблась не по своей вине».
Мэдок Розвин подняла руку: «Слушай!» Из леса донеслось басистое улюлюканье – похоже было, что эти звуки издавались людьми; в них угадывались странные интонации, вызывавшие у Роджера ощущение, не поддающееся определению. Он потянул Мэдок за руку еще настойчивее: «Вернемся на корабль, сейчас же!»
Девушка послушалась его. Они обошли корабль по полукругу, чтобы приблизиться к трапу; там еще стояла группа музыкантов, вглядывавшихся в темный лес с почти приятным напряжением ужаса, вызванного неизвестностью. И снова – пожалуй, ближе, чем раньше – послышалось басистое подвывание.
Погасли последние лучи заката; над западным горизонтом оставалось лишь бледное оливково-зеленое свечение, переходившее в серую мглу. Включились бортовые прожекторы, ярко озарившие участок перед кораблем и на мгновение ослепившие группу, стоявшую у трапа. Из леса послышался новый звук – шорох потревоженного воздуха – и у самых ног Роджера на землю свалился камень.
Все остававшиеся снаружи потеснились ближе к кораблю, а затем поспешно поднялись по трапу.
Утром леди Изабель обсудила ситуацию с Мэдок Розвин, Бернардом Бикелем и Роджером. Устроительница экспедиции плохо выспалась и выражалась весьма язвительным тоном: «Обстоятельства не оправдывают мои ожидания. Должна признаться, я не имею представления, что нам следует делать дальше». Леди Изабель обвела взглядом лица присутствующих.
«Мы могли бы выслать шлюпку, чтобы разведать, не осталось ли на планете каких-нибудь селений», – предположил Бикель.
«Зачем бесполезно тратить время? – возразила леди Изабель. – С орбиты мы не заметили никаких населенных пунктов, никаких признаков даже примитивной цивилизации».
«Верно».
Леди Изабель повернулась к Мэдок Розвин: «Так вы уверены, что мы прибыли на Йан?»
«Да».
«Странно!»
«Вокруг много развалин, – заметил Роджер. – Возможно…» Он замолчал, не желая высказывать то, что пришло ему в голову.
«Возможно что, Роджер?» – полюбопытствовала леди Изабель самым ядовитым тоном.
«Не знаю».
«В таком случае тебе следовало бы помолчать. Будь так любезен, не переминайся с ноги на ногу – нам и так трудно сосредоточиться! Хотя у меня нет никаких оснований сомневаться в искренности мисс Розвин, остается вероятность того, что она заблуждается. Так или иначе, результат один и тот же. Мы сделали большой крюк в погоне за несбыточной мечтой».
Мэдок Розвин поднялась на ноги и вышла из салона. Роджер нахмурился: «Несомненно, здесь когда-то была цивилизация».
«Все это гипотезы и теории. Пора бы уже понять, Роджер, что туманные разглагольствования не позволят тебе заработать на хлеб с маслом».
Тактично вмешался Бернард Бикель: «Как упомянул Роджер, вокруг много развалин – и невозможно отрицать тот факт, что в лесу прячутся какие-то разумные существа. Лично я готов поверить в то, что мисс Розвин привела нас сюда добросовестно, руководствуясь известными ей сведениями».
«Добросовестность мисс Розвин или отсутствие таковой в данный момент не является насущной проблемой, – отрезала леди Изабель. – Больше всего меня беспокоит…»
В дверном проеме появился запыхавшийся стюард из кают-компании. «Мисс Розвин покинула корабль, – выпалил он. – Она отправилась в лес!»
Роджер мигом выскочил из салона, со всех ног пробежал по коридору и спустился по трапу. Здесь собралась группа музыкантов, гревшихся на солнышке – теперь все они тревожно смотрели в сторону леса.
«Что случилось?» – спросил Роджер.
«Девица спятила! – отозвался виолончелист. – Она сюда спустилась и долго смотрела на лес, а потом сорвалась с места и побежала туда». Оркестрант протянул руку, примерно указывая направление. Роджер сделал несколько неуверенных шагов к лесу, вглядываясь в густые заросли. Местные деревья походили на земные, хотя стволы у них были потолще; черно-коричневая кора темнела среди листвы различных оттенков зеленого, сине-зеленого и темно-синего. Ниже, на подстилке опавших листьев, виднелись следы, оставленные беглянкой.
Роджер постепенно приближался к лесу, пытаясь что-нибудь разглядеть в путанице теней. Внезапно раздался резкий крик, приглушенный расстоянием. Поколебавшись долю секунды, Роджер ринулся в чащу.
Неожиданно он оказался в другом мире. Солнечный свет почти не проникал сквозь кроны деревьев, опавшие листья мягко приглушали шаги, испуская резкий смолистый запах каждый раз, когда он на них наступал. В лесу не было никаких звуков – его окружала глухая тишина, словно он находился в запертой камере; не было никаких признаков мелких живых существ – ни птиц, ни насекомых, ни грызунов.
Некоторое время Роджер шел, охваченный смешанным чувством тревоги и ошеломления, пока следы, оставленные девушкой, не стали едва различимыми. Роджер остановился, внезапно почувствовав свою беспомощность и тщетность своих усилий. Сделав еще несколько шагов, он позвал. Ответа не было – голос потерялся среди стволов.
Прокашлявшись, Роджер снова позвал, гораздо громче… Почувствовав спиной, что за ним кто-то следит, Роджер резко обернулся: сзади никого не было. Украдкой он стал двигаться дальше, скрываясь то за одним стволом, то за другим – двадцать шагов, пятьдесят… Он замер и прислушался. Раздался шорох опавших листьев, и камень глухо стукнулся о ствол дерева рядом с его головой. Роджер уставился, как загипнотизированный, на упавший черный окатыш, сантиметров семь или восемь в диаметре. Роджер присел на корточки и пригнулся, но следующий камень больно ударил его в бок. Еще два камня просвистели над головой, третий попал в ногу, оставив кровоподтек. Рыча и проклиная обидчиков на чем свет стоит, Роджер бесславно отступил… Лес, однако, не кончался – Роджера охватила паника: неужели он заблудился? Впереди показался проблеск, и вскоре он выбежал, зажмурившись от яркого света, под открытое небо, примерно в ста метрах от того места, где он зашел в лес. «Феб» никуда не делся. Неуклюжая конструкция из пяти шаров и труб теперь казалась самым надежным и желанным убежищем. Роджер поспешил пересечь отделявшую его от корабля площадку, хромая и прижимая ладонь к ушибленным ребрам.
Пассажиры и почти вся команда стояли у трапа корабля; капитан Гондар, Нейл Хендерсон и Бернард Бикель держали наготове ручное оружие. Леди Изабель резко спросила: «Роджер, какого дьявола ты невесть где пропадаешь?»
«Хотел помочь мисс Розвин, – ответил Роджер, с отчаянием поглядывая в сторону леса. – Я слышал, как она вскрикнула. Я надеялся ее найти».
«Нужно было думать, прежде чем бросаться сломя голову в чащу незнакомого леса!» – строго сказала леди Изабель, но прибавила более доброжелательным тоном: «Хотя, конечно, у тебя были похвальные намерения».
«Если бы мы пролетели над лесом на спасательной шлюпке…» – пытался найти какой-то выход Роджер.
«Это бесполезно, – возразил Бернард Бикель. – Чтобы кого-нибудь разглядеть, пришлось бы лететь над самыми деревьями, а кто знает, какое оружие у лесных тварей? Шлюпка – не патрульный катер, ее может повредить даже удачно выпущенная стрела».
«Скорее всего, ее уже нет в живых», – пробормотал Гондар.
Все замолчали, глядя в сторону леса.
«Честно говоря, не знаю, что делать, – сказала в конце концов леди Изабель. – По всей видимости, нет никакой возможности установить контакт с обитателями этого мира. И, каково бы ни было печальное стечение обстоятельств, мы не можем оставаться здесь надолго».
«Нельзя же ее здесь бросить!» – возмутился Роджер.
«Я готова приложить, в разумных пределах, все возможные усилия для того, чтобы ей помочь, – заявила леди Изабель, – но невозможно не учитывать тот факт, что она отправилась в лес по своей воле, не позаботившись посоветоваться со мной, с господином Бикелем или с капитаном. С самого начала поведение этой молодой особы было непредсказуемым и неуравновешенным. Я не считаю, что нам следует подвергать себя опасности или забывать об основной цели экспедиции только для того, чтобы способствовать достижению целей незаконно пробравшейся на корабль молодой женщины, руководствующейся извращенными эгоистическими соображениями».
Роджер не мог выдвинуть убедительных возражений. В поисках поддержки он взглянул на Бернарда Бикеля, затем на капитана Гондара – но выражение их лиц его не обнадежило.
«Нельзя же просто улететь и бросить ее здесь!» – в отчаянии повторил он.
«А что мы можем сделать?» – мрачно спросил музыковед.
Роджер снова повернулся к лесу: «Всю оставшуюся жизнь мне придется задавать себе мучительный вопрос: что с ней случилось? Жива ли она, ожидает ли нашей помощи? Представьте себе – может быть, она лежит, избитая камнями, может быть ее привязали к дереву – и она увидит, как „Феб“ поднимается в небо без нее!»
Наступило молчание. Бикель прервал его напряженным глухим голосом: «Если бы только мы могли установить контакт! Если бы существовал какой-то способ продемонстрировать добрую волю!»
«По словам Мэдок Розвин, ее предки любили музыку и придавали ей большое значение, – сказал Роджер. – Почему бы не исполнить оперу так, чтобы местные жители могли ее слышать и видеть? Это должно убедить их в том, что у нас нет враждебных намерений».
Бернард Бикель повернулся к леди Изабель: «Почему нет?»
«Хорошо, – кивнула та. – По-видимому, оркестрантам придется играть здесь, перед кораблем. Акустика здесь никудышная. Тем не менее, стоит попробовать. Капитан, попросите команду вынести рояль. Андрей, подыщите какие-нибудь декорации; задников и занавесов не нужно, достаточно символических реквизитов».
«Будет сделано. Декорации – для какой оперы?»
«Думаю… в данном случае, наверное, подойдет „Пеллеас и Мелисанда“ – ведь здесь практически все равно, что исполнять».
* * *
Зеленоватое солнце опускалось к горизонту; выставили декорации, соорудили платформу для оркестра, направили к лесу громкоговорители системы усиления звука.
Оркестранты и певцы пообедали в напряженной обстановке, обмениваясь редкими тихими фразами; им предстояло исполнение перед невидимой и неизвестной аудиторией – пожалуй, самое трудное из всех, за какие они брались до сих пор.
В зеленовато-серых сумерках оркестранты спустились по трапу с инструментами в руках. Так же, как предыдущим вечером, установилась безветренная погода – из леса не доносилось ни малейшего шороха. Оркестранты настроились; над пюпитрами зажглись небольшие лампы. Розовый луч прожектора осветил сэра Генри Риксона – высокую, представительную, безупречно одетую фигуру; дирижер серьезно поклонился в сторону леса и поднял палочку. От корабля в лес понеслись расплывчатые звуки музыки Дебюсси.
Юпитерами осветились декорации первого акта: волшебный лес и фонтан. Мало-помалу внимание слушателей, притаившихся в лесу, становилось почти осязаемым. За первым актом последовал второй – теперь исполнители достигли того редкого и чудесного согласия, когда кажется, что музыка звучит и развивается сама по себе, естественно и неизбежно… На краю леса возникло движение. На освещенной площадке у трапа корабля появилась хромающая, спотыкающаяся фигура Мэдок Розвин. Истощенная и растрепанная, девушка была покрыта синяками и грязью; от ее одежды остались одни лохмотья, широко раскрытые глаза горели, она двигалась странными дергающимися шажками, как ходячая кукла со сломанным механизмом. Роджер побежал навстречу – она почти упала ему на руки. На помощь поспешил Бернард Бикель – девушку поддержали под руки. Тем временем исполнение оперы продолжалось – обреченные любовники ожидали своей судьбы у фонтана.
«Что случилось? – с волнением спрашивал Роджер. – Тебя покалечили, у тебя что-нибудь болит?»
Девушка ответила жестом, который мог означать все, что угодно. «Здесь воцарилось зло, – хрипло, прерывисто проговорила она. – Отсюда нужно бежать, о Йане нужно забыть – навсегда».
«Тебя нужно отвести в лазарет. Все будет хорошо, доктор Шанд о тебе позаботится, – сказала леди Изабель. – Мы вылетим завтра утром».
Мэдок попыталась рассмеяться и раскашлялась, протягивая руку в сторону леса: «Пока музыка играет, они слушают – на Йане не слышали никакой музыки уже несколько веков. Они вас слушают, но они вас за это ненавидят – и, как только музыка умолкнет, они нападут на корабль».
«Почему? – не понимала леди Изабель. – Почему они нападут на корабль?»
«Они слушают, – повторила Мэдок, – но они слушают с завистью, потому что знают, во что они превратились и что они сотворили со своей планетой…»
«Смехотворно! – заявила леди Изабель. – Человеческим существам не свойственна врожденная злонамеренность… А они – человеческие существа, насколько я понимаю?»
«Человеческие или нечеловеческие, какая разница? – усталым полушепотом отозвалась Мэдок Розвин. – Они пришли послушать и готовятся отомстить. Поэтому обо мне забыли, и я смогла убежать, пробираясь по лесу туда, откуда доносились звуки музыки». Она повернулась ко входу в корабль: «Пожалуйста, пустите меня внутрь – я хочу оказаться как можно дальше от этой проклятой планеты!»
Роджер и доктор Шанд отвели ее вверх по трапу. Леди Изабель повернулась к Бикелю: «Что вы об этом думаете, Бернард?»
«Она понимает здешних жителей лучше, чем мы. Думаю, нам следует вылететь сразу, как только закончится опера».
«И оставить здесь декорации? Ни в коем случае!»
«Тогда лучше занести декорации в корабль уже сейчас, пока продолжается опера. Это можно сделать потихоньку, как можно незаметнее, пока оркестранты продолжают играть. Пойду поговорю с Андреем».
Начался пятый акт оперы; команда принялась бесшумно демонтировать использованные декорации и заносить их в корабль. Опера закончилась, но оркестранты продолжали играть, на этот раз исполняя «Ноктюрны» Дебюсси. В корабль занесли последний комплект декораций, а затем осветительные приборы и динамики.
Оркестранты, сознававшие характер ситуации, продолжали играть, нервно поглядывая в сторону леса.
Убрали стулья, на которых сидели музыканты – они продолжали играть стоя – а также подиум дирижера. Команда сообщила, что все готово к отлету. Один за другим, забирая с собой пюпитр и ноты, оркестранты стали пробираться в темноте вверх по трапу; арфистке и ударнику помогли занести в корабль их увесистые инструменты. В конце концов снаружи остались только пианист за большим концертным роялем, скрипачи и дирижер. К этому времени аборигены, скрывавшиеся в лесу и погруженные музыкой в полудремотное состояние, сообразили, в чем дело, и очнулись. Камень прилетел по крутой дуге и свалился на клавиатуру рояля.
Бернард Бикель прокричал: «Все в корабль! Быстро!»
Пианист, скрипачи и сэр Генри взбежали по трапу, едва уворачиваясь от камней, падавших туда, где они только что стояли. Лесные тени зашевелились и стали постепенно приближаться. Трап подняли, входной люк задраили. «Феб» взмыл в ночное небо, оставив на одичавшей планете одинокий полированный концертный рояль.
Испытывая огромное облегчение – в чем она предпочитала не признаваться публично – леди Изабель прошествовала в лазарет, где тихо сидела на больничной койке Мэдок Розвин, облаченная в белую ночную рубашку. Взгляд ее широко раскрытых глаз был устремлен в точку, находившуюся где-то над потолком. Леди Изабель вопросительно взглянула на доктора Шанда; тот кивнул: «Все будет в порядке. Она шокирована, истощена, покрыта кровоподтеками. Отказалась от успокоительных средств и снотворного».
Леди Изабель подошла к койке: «Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такие испытания – но вам не следовало убегать в лес».
«Я должна была узнать, во что превратился Йан».
«Что ж, вы узнали», – сухо отозвалась леди Изабель.
«Да».
«Кто, в сущности, живет в лесу? Что случилось с этими людьми?»
Мэдок Розвин словно не слышала. Целую минуту она опять смотрела в точку над потолком. Леди Изабель раздраженно повторила вопрос.
Мэдок покачала головой: «Не хочу об этом говорить. Это уже не имеет никакого значения. Если я начну рассказывать, меня будут расспрашивать без конца. Нет. Лучше молчать. Отныне я ничего не знаю о Йане – ни о том, каким он был, ни о том, каким он стал. Я – всего лишь Мэдок Розвин из Мерионета, и никогда не буду ничем другим».
Леди Изабель вышла из лазарета и прошествовала в салон, где певцы и оркестранты не скупясь наливали в бокалы вино и обменивались впечатлениями о последнем спектакле.
Леди Изабель отвела в сторону Бернарда Бикеля: «Девица наотрез отказывается рассказывать о том, что с ней произошло в лесу, или обсуждать то, что случилось с этой несчастной планетой! Она думает только о себе, интересы окружающих ее нисколько не беспокоят. Неужели она не понимает, что нас снедает любопытство?»
Бикель кивнул: «Может быть, она права. Может быть, лучше, чтобы Йан оставался нераскрытой тайной».
«Бернард, вы – неисправимый романтик!»
«Такой же, как вы! Если бы это было не так, оказались бы вы на борту корабля, перевозящего оперную труппу с одной населенной чудовищами планеты на другую?»
Леди Изабель печально рассмеялась: «Да уж, конечно… Что поделаешь? Так закончились наши гастроли на Йане. Мы уже нанесли достаточно предварительных визитов и далеко отклонились от намеченного маршрута. Теперь мы возьмем курс прямо на Рлару, без дальнейших задержек и отступлений». Она поднялась на ноги: «Было бы полезно, если бы вы сопроводили меня в рубку управления – я собираюсь отдать распоряжения капитану Гондару».
Гондар одиноко стоял перед огромным смотровым экраном, отображавшим необъятность космоса. Гиперпространственные двигатели еще не были включены, и бриллиантовые россыпи звезд выглядели так, как если бы на них смотрели в обычный иллюминатор.
«Отсюда, капитан, – сказала леди Изабель, – мы направимся непосредственно к планете Рлару».
Капитан Гондар глубоко вздохнул: «Она очень далеко. Чтобы попасть в сектор Гидры, нам пришлось существенно отклониться от намеченного маршрута. Проще сразу вернуться на Землю».
«Нет, капитан! – неумолимо возразила леди Изабель. – Первоначальный план будет осуществлен неукоснительно. Следующий пункт назначения – Рлару».
Челюсть капитана слегка отвисла, а круги под его глазами, казалось, стали еще темнее. Он отвернулся, глядя в глубины космоса, и глухо произнес: «Хорошо, пусть будет по-вашему. Я отвезу вас на Рлару».
