ГЛАВА ПЯТАЯ. ВЕРА
1.
Первый этап восстановления Зины затянулся почти на два часа. Мы сидели, невидимые, привалившись к облупленной стене церквушки, и наблюдали, как метрах в ста перед нами суетятся менты и журналисты. Зина мелко дрожала, я обнимал ее, стараясь передать ей максимум колдовской энергии или как она там называется, я хотел, чтобы она побыстрее вернулась в нормальное состояние, чтобы прекратились ее мучения, которые я так хорошо чувствовал.
- Почему? - спросила Зина, когда к ней вернулась речь. - Почему они сразу начали стрелять?
- Та девчонка все-таки написала статью для своей гадской газетенки. И еще она как-то сумела нас сфотографировать.
- Нас чего?
- Ну, сделать портрет. Наши с тобой физиономии, украшенные вампирскими клыками, опубликованы в одной из самых популярных желтых газет. Кто-то из ментов узнал нас и захотел приколоться. Им скучно, холодно, хочется развлечься, вот они и решили проверить документы у людей, похожих на вампиров. А потом они поняли, что мы действительно вампиры, и испугались. Кстати, что сделал Дмитрий с этим сержантом?
- Смущение. Это одна из простейших молитв, искажающих психику. Человек перестает понимать, что происходит, в душе пропадают все желания и очищается кратковременная память. Воздействие одномоментно, некоторое время ощущается инерция, но она быстро проходит.
- Понятно. Что там говорил Дмитрий… бог вещал в темноте…
Зина грустно хихикнула.
- Слова молитвы не имеют никакого значения. Главное - не то, что ты говоришь, а то, что чувствуешь. Словесная формула - просто средство привести собственную душу в нужное состояние. Ты творишь заклинание, фиксируешь состояние и произносишь формулу, а потом, когда хочешь быстро сотворить то же самое заклинание, ты произносишь ту же формулу, и это ускоряет воздействие. Формулу, кстати, не обязательно произносить вслух. В общем, формула - как бы ключ к заклинанию.
- Понял. Дмитрий когда-нибудь раньше вел себя так же глупо?
- Иногда он бывал излишне самоуверен и безответственен. На этот раз он превзошел сам себя.
- Его можно воскресить?
- Можно.
- Как?!
- Для начала найти мессию.
- А если серьезно?
- Если серьезно, то нельзя.
- Идиотство! Почему он не убрал материальность?
- Решил, что опасность не столь велика. Эти пищали… их убойная сила ужасна! В них правда нет волшебства?
- Никакого волшебства, одна голая техника. Автоматная пуля имеет своеобразные пропорции, при ударе о первое препятствие…
- Избавь меня от подробностей. Это ужасное оружие! Кто мог представить… почему ты не сказал?
- Что не сказал? Что под автомат нельзя подставляться? Разве это не очевидно?
- Не очевидно. Пищаль не убивает мгновенно, у волшебника есть время регенерироваться, а автомат этого времени не дает. Это важно! Это меняет всю тактику боя, ты должен был сказать об этом!
- Я говорил об этом Агафону. То есть, не совсем об этом, я пытался рассказать, что такое автомат, и знаешь, что он сказал? Он сказал: "Я все понял, автомат - это очень хорошая пищаль, не будем больше говорить об этом". И все! И вообще, ни за что не поверю, что Дмитрий не имел никакого отношения к облаве на меня в Подольске. А если даже и не имел отношения, он по любому должен был знать о том, что там произошло. В конце концов, он сам выдал мне пистолет! А пистолет у меня отняли вместе с автоматом.
- Значит, это была не твоя ошибка, а его. Боевой монах ошибается только один раз. Ох… как же больно…
- Когда ты придешь в норму?
- Я уже почти в норме. Полное восстановление занимает примерно сутки, но я могу вести бой уже сейчас. Пойдем куда-нибудь, а то холодно.
- Ты в материальном теле?
- Естественно. Иначе регенерация невозможна.
- Ты же замерзла совсем!
- Замерзла.
- Может, тебе укусить кого?
- Не нужно. Я не чувствую голода.
- Разве свежая кровь не ускорит восстановление?
- Не ускорит. Пошли отсюда.
Я с трудом распрямил затекшее тело и поднялся на ноги. Странное дело, когда долго сидишь в неудобной позе, ноги затекают, невзирая на нематериальность. А это еще что такое?
Здоровенная кавказская овчарка уверенно шла по моему следу.
- Зина, - выдохнул я, - уходи в нематериальность! Быстро!
- Что… я не могу! Я еще недостаточно восстановилась.
Собака учуяла близкое присутствие выслеживаемой добычи, коротко гавкнула, подняла голову и помчалась прямо на меня широкими скачками. Я ускорил время и одним прыжком преодолел метров пять, сократив дистанцию вдвое. Черт, я же нематериален!
Я успел отменить заклинание в самый последний момент. Тяжелое меховое тело ударило в грудь, я рухнул на спину, больно ударившись затылком, и увидел перед глазами оскаленную слюнявую пасть. Нет, собачка, ты зря радуешься, сейчас тебя ждет сюрприз.
Резкое движение руки, мышцы заныли от невыносимой боли, кость изогнулась, сейчас главное - не сломать собственную руку, ускоренное время - вещь хорошая, она прибавляет сил, но, к сожалению, никак не влияет на механическую прочность тела. Я замедлил движение и изменил его направление, так, чтобы моя рука не преодолевала давление собачьей лапы, а ускользала в сторону. Собака дернула лапой, пытаясь удержать неожиданно скользкую добычу, но собака движется в другом временном измерении, ей меня не удержать.
Я освободил одну руку и подсек переднюю лапу кавказца, пес медленно и неторопливо начал заваливаться на бок. Вторая передняя лапа приподнялась и зависла в воздухе, на морде начало проступать выражение недоуменной ярости. Поймав момент, я выдернул вторую руку и с силой ударил собаку по ушам. Движение получилось слишком резким, кисти рук протестующе заныли. Пес дернулся назад и это позволило мне высвободить ноги, я вскочил на ноги и застыл в нерешительности.
Проще всего убить собаку, но этот пес ни в чем не виноват, он просто выполняет свой долг. Но как я могу спасти себя и Зину, не причинив вреда ни в чем не повинной собаке? Обратить в бегство? Хорошая собака никогда не отступает без команды. Сломать лапу? Его усыпят. Извини, песик, но я не вижу другого выхода.
Удар ребром ладони в основание черепа припечатал пса к земле. Обычно собака такого размера даже не замечает подобного удара, но обычно ее противник не движется со скоростью вампира. Череп хрустнул и пес неподвижно замер, даже не взвизгнув.
- Зина, - тихо позвал я, - ты где?
- Здесь я.
- Пошли отсюда, и побыстрее. И не вздумай отменять невидимость!
2.
- Знаешь, мама, - сказал я, - я должен тебе сообщить кое-что важное.
Мама важно закивала головой.
- Лучше поздно, чем никогда, - сказала она. - Я знала, что ты соберешься с духом и во всем признаешься родной матери. Давай, сынок, облегчи душу, тебе сразу станет легче.
- Хорошо, мама.
Я обрел нематериальность и прошел сквозь кухонный стол. Потом я прошел сквозь маму и уселся на табуретку напротив нее.
- Что скажешь? - спросил я.
- Больше не ходи сквозь меня, ты же знаешь, у меня больное сердце.
- Больше не буду.
- Как ты это делаешь?
- Ты веришь в волшебство?
- Издеваешься?
- Нет.
- Это волшебство?
- Оно самое.
- Что ты еще умеешь?
- Становиться невидимым.
- И все?
- Еще кое-какие мелочи.
- Например?
- Ускорять время.
- Как ты все это делаешь?
- Это волшебство.
- Я поняла, что это волшебство. Ты незаметно говоришь какие-то заклинания?
- Нет, говорить вслух не обязательно. Говорят, это помогает, но я еще не умею пользоваться этой технологией.
- Кто тебя всему этому научил?
- Зина.
- Она волшебница?
- Да.
- А Дмитрий Иванович и Татьяна Пафнутиевна?
- Тоже.
- Где они?
- Погибли.
- Погибли?! Как?!
- По глупости. Нарвались на ментовский патруль, обычная проверка документов, Дмитрий начал колдовать, менты занервничали. Начали стрелять.
- А ты?
- Остался жив.
- Вижу. Господи!
Мама залезла в шкафчик и вытащила бутылку армянского коньяка, которая стояла там с незапамятных времен в ожидании важного повода, который все никак не представлялся.
- Открой, пожалуйста, - сказала она, - здесь пробка очень тугая. Не могу поверить… ты не ранен?
- Нет. Я сразу стал нематериальным и пули прошли сквозь меня.
- Они стреляли в тебя?!
- Да.
- А Зина? Она не ранена? Она так плохо выглядит!
- Она умеет регенерировать. С ней уже почти все в порядке, завтра она будет совершенно здорова.
- Ее ранили? Ну что мне с тобой делать, Сережка, ты постоянно вляпываешься в неприятности! Теперь тебя будут искать еще и эти менты!
- Не будут.
- Почему? Они что… вы их убили?
- Они сами убили друг друга. Очень простое заклинание.
- Еще лучше! Теперь ты еще и убийца! Пособник террористов, колдун, убийца… загубил ты свою грешную душу!
- Это спорный вопрос.
- Ну да, конечно, ты же у нас в бога не веришь…
- Я верю. Я теперь самый настоящий монах и зовут меня теперь брат Алексей.
- Не богохульствуй!
- Я не богохульствую. Я действительно монах, постриг был проведен по всем правилам, проводил его, кстати, владыка Дмитрий.
- Владыка? У вас там что, какое-то святое братство, как в фильмах?
- Можно и так сказать, - я криво ухмыльнулся. - Да, пожалуй, самое настоящее святое братство. И не как в фильмах, а гораздо круче.
- Не богохульствуй!
- Да не богохульствую я! Ты никогда мне не веришь! Ты всегда считала меня ребенком, не способным ничего сделать самостоятельно! И сейчас…
- Подожди, Алексей, - на кухню вошла Зина. Она выглядела бледно и передвигалась немного неуверенно, но ей явно становится лучше. - Не спеши обвинять, не забывай, что говорил Христос по этому поводу.
- Не судите и не судимы будете, - проговорила мама с важным лицом.
- Вот именно. А еще Христос говорил "почитай отца своего и мать свою".
- Насчет отца он погорячился, - пробормотал я.
Я никогда не видел своего отца, он бросил маму, едва узнав о моем существовании. У нас дома даже нет ни одной его фотографии.
- Не понимай эти слова буквально, - уточнила Зина. - Не следует считать святое писание готовой программой на все случаи жизни, оно только указывает общее направление. Христос говорил "не убий", но не запрещал убивать для самообороны.
- А вы правда волшебница? - мама сменила тему разговора.
- Правда, - ответила Зина, - только боюсь, что сейчас я не смогу показать никаких фокусов.
- Ну да, вы же ранены… может, вам скорую вызвать?
- Нет необходимости, - Зина загадочно улыбнулась, - я умею восстанавливаться. К завтрашнему утру я полностью верну силы.
- Хорошо вам… а других лечить вы умеете?
Моя мама - очень хорошая женщина, но иногда она ведет себя слишком эгоистично.
- Завтра я вас осмотрю, - пообещала Зина, - в крайнем случае, послезавтра.
- Ой, как здорово! - обрадовалась мама. - А то у меня почки больные, а лекарства только на четыре дня осталось. А лекарства нынче такие дорогие! А у вас исцеления хорошо получаются?
- Пока никто не жаловался, - улыбнулась Зина.
- Тогда я в аптеку не пойду, - решила мама, - куплю лучше конфеток каких-нибудь, чайком побаловаться.
- Зина! - вспомнил я. - Деньги остались у Дмитрия?
- У него, - Зина помрачнела. - Завтра придется опять идти… может, ты что-нибудь другое придумаешь?
- Так это вы супермаркет ограбили? - заинтересовалась мама. - Людка с девятого этажа говорила, что там то ли инопланетяне были, то ли вурдалаки какие-то, прости господи, - она перекрестилась. - Так это, значит, вы были?
- Ну да, - призналась Зина, - только мы на самом деле не такие злые, как там показали, это просто маскировка была.
- Это правильно, - неожиданно легко согласилась мама, - в таких делах главное - страху побольше нагнать. Вы бы лучше вампиров изобразили, вот третьего дня по телевизору про них фильм показывали, такая жуть!
- Как раз их мы и изображали, - сказала Зина. - А вы не знаете, где еще можно взять много денег? А то снова в тот же супермаркет идти как-то не хочется.
- Как же не знать? Конечно, знаю! Вот на шестом этаже у нас живет один азер, так он в соседнем доме продуктовый магазин держит, цены у него, кстати, непомерные, как у всех у них, у нехристей нерусских. И отдела для ветеранов у него нет, и без очереди пенсионерам не отпускает ничего. А машина у него, что твой автобус!
- Где точно он живет? - спросила Зина.
- Ты что! - вскинулся я. - Тебе нельзя, ты еще не восстановилась!
- Уже можно, - отмахнулась Зина, - для этого дела много сил не понадобится. Принять невидимость да пройти сквозь стену, вот и все.
Мама подробно и многословно объяснила расположение квартиры несчастного азербайджанца, а когда объяснения стали повторяться, Зина сказала "спасибо" и растворилась в воздухе.
- Послушай, мама, - сказал я, - а тебя не смущает, что мы с Зиной теперь преступники?
- Вы с Зиной теперь волшебники, - заявила мама, - а значит, законы вам не писаны. Ты теперь не простой человек, ты теперь слуга божий. А бог велел делиться. Знаешь, что он говорил про тех, кто стяжает и не делится? Стяжать и не делиться плохо, и потому забрать деньги у богатого - не преступление, а богоугодное дело. А раз богоугодное, значит, хорошее.
- Эдак можно под все подряд базу подвести. Бог велел не поклоняться другим богам, значит, я должен пойти на рынок и всех хачей перебить?
- Не всех, а только тех, кто другим богам молится. Армяне, например, тоже православные.
- А мусульман убивать - богоугодное дело?
- Зачем сразу убивать? Пусть уезжают в свою Мусульманию и живут там, как хотят, а нам не мешают. Ты сам посуди - на рынке одни черные, ни одного русского лица за прилавком!
- А украинцы?
- Хохлы тоже как черные, только лицом на нас похожи, а на деле такие же мерзавцы. Ты новости по телевизору давно смотрел?
- Давно. А что они сделали?
- Да они постоянно все русское притесняют! То одно запретят, то другое… вот на днях во Львове памятник Степану Бандере поставили, вот ты скажи, ну разве ж это дело?
- Это не дело.
- То-то же!
- Мама, так ты серьезно считаешь, что для меня сейчас главное - очистить Москву от приезжих?
- Это не главное. Главное для тебя… да я не знаю, ты же волшебник, значит, умный! Так подумай своей умной головой, что вокруг исправить надо. Пенсии поднять или чтобы лекарства подешевле стали…
- Все лекарства или только те, которые тебе нужны?
- Если получится, то все, нечего жидиться, надо и о других думать, тогда и они о тебе подумают. Это евреи только о себе думают, мы, русские, должны быть щедрыми.
- А если не получится, чтобы для всех, тогда только для себя?
- И для близких, о близких тоже забывать нельзя.
- Близкие - это ты?
- А кто же еще? Или для тебя Зина ближе родной матери стала? Так она и сама о себе позаботится, она волшебница не чета тебе. Ты ей не изменяй, пока она тебя всему не научит, она хоть и страшная, да с лица воду не пить. О других бабах даже не думай! А то обидится, да и превратит тебя в лягушку какую-нибудь, тогда вспомнишь, что мама говорила.
- Вы преувеличиваете, Марина Федоровна, - сообщила Зина, материализовавшись посреди кухни, - я совсем не ревнива. Между прочим, я умею менять облик. Сергей, хочешь, чтобы я стала красавицей?
Я пожал плечами.
- Да какая разница? Ты мне нравишься не потому что ты красивая.
- Это правильно, - закивала мама, - главное, чтобы человек был хороший. Деньги-то нашла, дочка?
- Я вам не дочка, - отрезала Зина, - у меня своя мама есть. Точнее, была. А деньги я нашла, только какие-то они непонятные.
С этими словами Зина вытащила на свет божий толстую пачку долларов, на первый взгляд, в ней было тысяч пять.
- Это доллары, - пояснил я, - американские деньги. Их можно обменять на наши в любом… короче, это нормальные деньги.
- Тут много? На сколько хватит?
- Если много не тратить, то на год.
- Здорово. Сергей, ты чай не поставишь?
- Я сама поставлю, - засуетилась мама, - сейчас вареньица достану, сама делала в позатом году. Кушай, Зиночка, для тебя ничего не жалко.
3.
Мы с Зиной сходили к метро и обменяли тысячу долларов на рубли. Баксы оказались нормальными, не фальшивыми, и никаких проблем с их обменом не возникло. Несмотря на то, что мама, провожая нас, постоянно твердила, что с такой суммой в кармане надо быть осторожными, никто на нас не напал и вообще никаких неприятностей не произошло.
На обратном пути мы зашли в супермаркет (не тот, который ограбили, а другой) и закупили целую гору разнообразной снеди. Икра двух видов, семга, осетрина, креветки, копченая колбаса, дорогой алкоголь, хорошие сигареты… если в кармане приятно шуршит толстая пачка, хотя бы рублей, жизнь в Москве может быть великолепна. Сегодня у нас будет роскошный ужин, маму надо порадовать, ей так много довелось испытать за время моего отсутствия, что организовать роскошный стол - самое меньшее, что я могу для нее сделать.
Мама обрадовалась нашему возвращению, но не потому что мы принесли столько вкусностей, а потому что ей не терпится, чтобы Зина занялась ее исцелением. Они закрылись в гостиной, а я остался на кухне разгребать сумки и ждать окончания процедуры.
Процедура заняла меньше часа. Зина нашла у моей мамы два камня в почках, один из которых довольно большой, два десятка холестериновых бляшек среднего размера в артериях и микроскопическую раковую опухоль на поверхности селезенки. Насчет опухоли она посоветовала не беспокоиться, в пожилом возрасте это нормальное явление, организм наверняка справится, а даже если не справится, серьезные проблемы начнутся не раньше, чем через два-три года. Холестериновые бляшки большой опасности тоже не представляют, их можно рассосать за пару месяцев, но лучше этого не делать, потому что процедура эта неприятная и опасная и без крайней нужды к ней прибегать не следует. Единственная серьезная проблема - камни в почках, их ликвидировать можно и нужно, но лучше к этому приступить дня через два или три, потому что в ходе лечения рекомендуется поститься.
- Дня через три у меня лекарство кончится, - недовольно заявила мама.
- Ничего страшного, - успокоила ее Зина, - лекарство вам больше не потребуется.
- А если завтра начать? Чтобы время не терять.
- Лучше послезавтра. Можно и завтра, но тогда сегодня вечером ничего не ешьте.
- Тогда давай послезавтра.
На этом и порешили.
Ужин удался на славу, кажется, никогда в жизни я еще не ел одновременно столько деликатесов. Если бы еще мама не рассказывала непрерывно про то, каким хорошим ребенком я был в детстве и как трудно ей было растить меня одной без отца…
- Ну и как тебе моя мама? - спросил я Зину поздним вечером, когда мы уже лежали в постели.
- Ты хочешь правдивый ответ или вежливый? - уточнила Зина.
- Уже никакого.
Зина тихонько рассмеялась.
- Христос не зря говорил о почитании родителей, - сказала она. - Дело даже не в том, что почитать их хорошо, а не почитать плохо, дело в том, что природа человека такова, что родители всегда хорошие. Можно идти наперекор собственной природе, обычно у человека достаточно мозгов, чтобы делать глупости, но недостаточно, чтобы их не делать… но лучше не бороться с самим собой, это опасно и неприятно. Ты понимаешь, что твоя мама не самая идеальная женщина на свете, но для тебя она всегда будет самой лучшей. Это закон природы, ты в силах изменить его, но лучше этого не делать.
- Самая идеальная женщина - это ты, - возразил я.
- Следуешь советам мамочки? Так делать не стоит, опытный волшебник легко чувствует ложь.
- По-твоему, я лгу?
- Нет, не лжешь. Ты пытаешься убедить себя в том, что говоришь, и притом довольно успешно. В этом нет ничего плохого, ты сам решаешь, во что верить и кого любить, и я не считаю возможным вмешиваться в твой выбор.
- Тех, кого любят, не выбирают.
- Это распространенное заблуждение. Те, кто сделал неправильный выбор, оправдывают себя этими словами.
- Ты считаешь мой выбор неправильным?
- Я не могу ничего считать. Это твой выбор и твоя душа, даже ты сам не можешь познать ее в полной мере, и тем более это невозможно для меня. Никто не сделает выбор за тебя и никто не оценит твой выбор точнее, чем ты сам.
- Ты грузишь. Я так и не понял, ты будешь учить меня заклинаниям?
- Я уже учу тебя.
- Почему-то я осваиваю новые заклинания только после кормления.
- Таков путь вампира, каждое кормление дает новые силы. Вначале ты делаешь большие шаги, потом они становятся все меньше и, наконец, наступает момент, когда ты перестаешь прогрессировать. Если ты параллельно не развиваешь свою душу другими способами.
- Молитвами?
- Хотя бы. Почему ты так скептически относишься к молитвам?
- Мне кажется глупым стоять на коленях и молить бога о всякой ерунде. Это какое-то жульничество - вот я, маленький мальчик, попрошу большого мальчика, и он побьет другого маленького мальчика, отберет у него мороженое и даст его мне.
- Ты что, думаешь, что на молитвы отвечает бог? - удивилась Зина. - Тот босой бородатый старец в белой хламиде, что сидит на облаке и играет на арфе?
- А кто же еще? Если бог не отвечает на молитвы, то молитвы бессмысленны.
- Бог отвечает на молитвы, но это не тот бог, который на небе, а тот, который в тебе. Ахим брахма аси, если я ничего не путаю.
- Что это значит?
- "Я есть бог". Одна из буддийских мантр.
- Буддийских чего?
- Мантр. Это такие слова, которые, будучи услышанными, а еще лучше, произнесенными, воздействуют на душу в нужном направлении, пробуждают внутренние силы…
- Волшебные слова, как в сказках?
- Не как в сказках, а как в реальности. Кстати, этим же свойством обладают хорошие стихи.
- Поэзия у вас из-за этого запрещена?
- Именно. Простой необразованный смерд, совершенно неразвитый духовно, услышав хорошее стихотворение, может случайно обрести просветление и стать диким монахом.
- А что это за дикие монахи, кстати?
- Дикий монах - человек, равный силой монаху, но монахом не являющийся. Дикие монахи умеют колдовать и не признают никаких ограничений. Со временем они чаще всего становятся на темную сторону.
- Темная сторона, светлая сторона - в этих словах есть какой-нибудь смысл или это просто демагогия? Я видел, как во имя дела света вырезали целую деревню…
- Свет может творить зло, а тьма - творить добро. Нельзя говорить, что свет - хорошо, а тьма - плохо. Сила света позволяет призывать тварей, способных стирать с лица земли целые города, а сила тьмы - останавливать зло, творимое во имя света.
- Сила тьмы позволяет творить чистое добро? Не останавливать зло, а именно творить добро?
- Нет. Все чары тьмы направлены на разрушение и ослабление, созидает только магия света. Но именно силами света создаются самые страшные монстры.
- Вампиры стоят на стороне тьмы?
- Такова наша природа.
- Ее можно изменить?
- Говорят, можно, но я еще не видела никого, кто бы это сумел. Возможно, ты станешь первым, я надеюсь на твой крест.
- В последнее время он почти не разговаривает со мной.
- Чем сильнее ты становишься, тем меньше необходимости в разговорах.
- Логично. Так ты не ответила, ты будешь учить меня заклинаниям?
Зина хихикнула.
- А чем, ты думаешь, мы занимаемся? - спросила она.
4.
Мама не утерпела и потребовала приступить к исцелению уже на следующее утро. Зина пыталась упираться, она говорила, что процедура, начатая после обильной еды, будет болезненна, но мама не обращала на ее слова никакого внимания.
- А если твои чары не подействуют? - говорила она. - Если у меня лекарство кончится, ты, вообще, знаешь, как без него больно?
- Пока будут действовать чары, больно будет по любому.
- Ничего, я потерплю. Сережку рожала - терпела, так что же я, теперь не потерплю, что ли?
Я не стал дожидаться, чем закончатся их препирательства, потому что начал чувствовать голод. И у меня появилась забавная идея насчет того, как его утолить.
Я дошел до метро, купил телефонную карту и позвонил по телефону, указанному на визитке Евгении Быстровой, специального корреспондента "Птички кря-кря". Судя по характерным гудкам в трубке, это был мобильник с коротким номером. Евгения сняла трубку после третьего гудка.
- Алло! Слушаю вас, - сказала она жестким и грубоватым голосом, и мое сердце заныло от нетерпения, скорее бы обнять ее, припасть к шее и…
- Кто это? - спросила Евгения.
- Сергей. Вампир. Вы мне дали визитку в супермаркете.
- Где вы?
- Через полчаса буду в… - я описал расположение одного скверика в паре километров отсюда. - Жду вас у входа. Не опаздывайте.
- Я не успею за полчаса! - крикнула журналистка. - Давайте хотя бы через час.
- Я буду ждать пятнадцать минут, - сказал я, - постарайтесь успеть, другого случая не представится.
И я повесил трубку.
5.
Евгения появилась только через пятьдесят четыре минуты и она была не одна, ее сопровождал бородатый и суетливый мужик лет сорока, закутанный в шарф по самые уши. Неприятный сюрприз, но не существенный.
Я подошел к ним, сформировал клыки и переключился в ускоренный режим. Короткое движение рук, и капюшон Евгении полетел в сторону, вырванный с мясом, второе движение, и шарф… нет, шарф не отправился за ним, эта стерва завязала его каким-то хитрым узлом, должно быть, морским… Развязать? Не успею до того, как она среагирует, придется с ней бороться, это привлечет внимание зевак, еще этот мужик… придется разорвать… как бы не убить ее раньше времени… не поддается… он, похоже, из какой-то особо прочной ткани, даже вампирской силы не хватает, чтобы разорвать.
За шиворот потекла холодная вода, которая сразу же начала замерзать на двадцатиградусном морозе. Я обернулся. Мужик лил на меня воду из пол-литровой пластиковой бутылки, что-то приговаривая с искаженным лицом, я не понял, что именно, в ускоренном режиме звуки человеческой речи практически неразличимы. Что он делает?
Спустя мгновение до меня дошло, и я бы расхохотался, если бы челюсти успевали за ходом мыслей, все-таки ускоренный режим неудобен, в нем даже не посмеешься как следует. Этот мужик поливает меня святой водой! Идиот! Увидел бы он крест, висящий у меня на шее, вот бы у него лицо вытянулось.
Люди начали оборачиваться, это нехорошо, есть вероятность, что я не успею управиться до того, как соберется толпа и придется устраивать настоящую бойню. Что ж, перейдем к плану Б, как любит говорить то ли Джеймс Бонд, то ли Лесли Нильсен.
Резким движением я выбил из рук мужика бутылку с остатками святой воды, перехватил ее и с силой ударил о его голову. Бутылка разбилась, мужик начал оседать, а у меня в руках появилась замечательная розочка. Я широко размахнулся и с силой ударил мужика в лицо. Розочка разлетелась на мелкие и бесполезные осколки, а мужик получил сквозной разрез на щеке, через который было отчетливо видно, что он лишился примерно четверти всех зубов. Вырвать нижнюю челюсть мужика и подставить рот под фонтан свежей крови было делом двух секунд.
Вот оно! Жизненная сила хлынула в меня… ее концентрация ниже, чем в прошлые разы… очевидно, часть энергии рассеивается в воздухе… надо бы приложиться к ране губами… я весь запачкаюсь… я уже запачкался… какая, к черту разница…
Мужик окончательно завалился на землю, я упал на него и попытался прижаться губами к кровавому месиву. Ничего из этого не получилось, если не считать того, что я получил хороший удар по голове чем-то тяжелым. В голове помутилось, и если бы не порция кровавой энергии, не успевшая еще рассеяться в организме, я бы, несомненно, потерял сознание.
Еще одна пол-литровая порция святой воды вылилась на мою многострадальную голову. Я обернулся и увидел, что Евгения тычет мне в лицо здоровенным серебряным распятием с нехилым гимнастом посередине.
Удар, и гнутое распятие улетело в сугроб. Захват, бросок, и Евгения отправилась вслед за ним. Периферическим зрением я отметил, что на дистанции метров в пятьдесят начала формироваться толпа зрителей. Ничего, успею.
Я успел. Наклонившись над мужиком, так и оставшимся неизвестным, я успел выпить достаточно крови до того, как его сердце остановилось. Это заняло почти минуту, и на этот раз кормление было менее приятным, чем обычно, и даже чуть-чуть мучительным. Потому что этот деятель густо намазал шею тертым чесноком и еще повесил на шею чесночную гирлянду. Хорошо, что я кусаю его не непосредственно в шею, а сверху, через разорванную глотку. Оказывается, бульварные книжки не лгут, чеснок действительно отпугивает вампиров. Они только умалчивают, что свежее дерьмо отпугнуло бы вампира гораздо эффективнее.
Все, энергия получена, пора сматываться. Мир повернулся вокруг меня, сила (в мозгу всплыло непонятное слово "ткинсу") начала усваиваться и преобразовываться, мир стал четким и понятным, все вокруг стало прекрасным. Такой мир можно любить и я люблю его, я люблю все вокруг, начиная от бесчувственного тела, совсем недавно бывшего тем, кто дал мне силы просуществовать еще несколько дней, и заканчивая бактериями на моей коже. Эта любовь может показаться странной, но темную сторону силы всегда трудно понять тем, кто считает себя стоящим на светлой. Расслабьтесь, ребята, мне не нужно понимание, меня не волнует, что вы обо мне думаете, и что вы думаете о том, что я только что сделал. Я самодостаточен.
Хочется взлететь и раствориться в ясном морозном дне, в воздухе, который должен быть прозрачным, но подернут туманной дымкой, потому что над Москвой не бывает по-настоящему прозрачного воздуха. Хочется стать частью прекрасного мира, прекрасного, несмотря ни на мороз вокруг, ни на кровь под ногами. Тьма не в силах испортить мир, без тьмы мир неполноценен, ведь если нет тьмы, то что есть свет?
Я взлетел и направился домой. Стало холодно и я обрел нематериальность, а заодно и невидимость. Летать, оказывается, забавно.
6.
Входя домой, я больше всего боялся попасться на глаза маме. Да, она отнеслась к моему превращению с пониманием, но, если она узнает всю правду, это станет для нее ужасным потрясением, одно дело - узнать, что твой сын стал темным магом, и совсем другое дело - узнать, что он стал вампиром, принужденным сосать человеческую кровь, чтобы оставаться в живых. Да и вообще, один взгляд на меня, залитого кровью с ног до головы, может довести ее до инфаркта.
Мои опасения оказались беспочвенными, маме сейчас не до меня. Зря она потребовала начать исцеление немедленно, ей следовало внимательнее прислушаться к словам Зины, потому что Зина не врала, процесс исцеления, действительно, очень и очень болезненный.
Мама валялась на кровати и тихо стонала, выглядела она жутко - пожелтевшая кожа, осунувшееся и заострившееся лицо, бессмысленный взгляд невидящих глаз. Кроме того, в квартире ощутимо попахивало мочой.
Несмотря на невидимость, Зина сразу меня заметила.
- Покормился? - спросила она.
- Покормился.
- Чему научился?
- Летать.
- Хорошо. Иди, умойся.
- Что с мамой?
- Пока все нормально. Один камень наполовину рассосался, второй я пока не трогала и, наверное, в этом сеансе вообще трогать не буду, организм может не справиться со шлаками.
- Она жутко выглядит.
- Еще бы! Ты бы еще посмотрел на ракового больного, попавшего к целителю на поздней стадии.
- Ты и таких исцеляешь?
- Как повезет. Исцелить можно все, главное, чтобы больной не загнулся в процессе. Главное - определить силу воздействия так, чтобы здоровье восстановилось быстро и без излишних мучений. Будешь действовать слишком напористо - организм захлебнется в продуктах распада, заражение крови, аллергический шок, гангрена… неприятная картина, одним словом. А если действовать слишком медленно и осторожно, у исцеляемого может не хватить выносливости, это как собаке отрезать хвост по частям.
- В сказках исцеление происходит не так.
- В сказках все происходит не так. Знаешь, почему? Потому что сказочники никогда не вдумываются в детали. Сейчас я рассасываю камень, образующее его вещество переходит в растворимую форму и понемногу выводится с мочой. Часть солей попадает в кровь, видишь эти красные прожилки? Я не могу полностью предотвратить кристаллизацию, только мессия смог бы справиться с этим процессом, сейчас часть соли выпадает в осадок, закупоривающий мелкие сосуды, как при отравлении синильной кислотой. Но не бойся, я контролирую ситуацию, твоя мама не умрет.
- Надеюсь. Но выглядит она как умирающая. Какая-то высохшая…
- Это от обезвоживания. Нет смысла поддерживать водно-солевой баланс, это даже опасно, слишком большая нагрузка на вторую почку. Не волнуйся, она не умирает, это только внешнее сходство.
- От нее пахнет денатуратом. Или мне кажется?
- От нее пахнет ацетоном. Сахарный баланс тоже сместился, это побочный эффект заклинания, я не знаю, как от него избавиться. Есть и другие эффекты, но они проявляются, только если слишком затянуть сеанс.
- Сколько длится лечение?
- Мы начали минут через десять после твоего ухода.
- Сколько еще осталось?
- Я планирую закончить к утру, больше ее организм не выдержит. Потом недельная пауза и второй сеанс.
- Мама не согласится на второй сеанс.
- Не думаю. Она потеряла сознание в самом начале и не обретет его, пока все не кончится, она не будет ничего помнить.
- А как же весь этот бардак? Запах?
- Ты все вымоешь. В принципе, я могу и сама убраться…
- Я уберусь. А она точно не будет ничего помнить?
- После хирургической операции пациент тоже ничего не помнит. Знаешь, чем отличается целитель от хирурга?
- Чем?
- Хирург полагается на себя, а целитель на бога.
- На бога в себе?
- Естественно. Другие проявления бога недоступны для практического использования. Если, конечно, ты не мессия.
- Ты так часто употребляешь это слово… что оно вообще означает?
- Мессия может все. Бытие мира подчиняется его воле. Время придет, он примет корону и его враги расточатся. Он будет лучшим из того, что было, он станет истинным повелителем людей, и когда приблизится судный день, он встанет против зловещего пламени и его сила положит конец всему. Для него нет разницы между желанием, действием и результатом. Для него нет пространства и времени, нет жизни и смерти, для мессии нет невозможного и недозволенного, для него не существует законов природы, он сам себе закон и другим не бывать. Если бы твою маму исцелял мессия, он сказал бы "встань и иди" и хворь отступила бы по его повелению.
- Кроме Христа были другие мессии?
- Будда, еще, возможно, кто-то из китайцев.
- Мухаммед?
- Нет, он слишком увлекся мирской властью. Судя по тому, что известно, он так и не стал равным богу.
- Хорошо, что Усман тебя не слышит.
- Какой еще Усман?
- Неважно. Слушай, я правильно понимаю, бывают обычные монахи, бывают святые, и бывают мессии?
- Абсолютно правильно. По мере духовного развития монах приобретает все больше душевных сил и иногда, очень редко, становится святым, это как бы на полпути к мессии. Святой может многое… подожди, мне надо обновить чары.
Зина забормотала путанные и бестолковые слова заговора, звучавшие в ее устах, мягко говоря, странно. Все эти униженные обращения к святым угодникам хорошо подходят полуграмотной деревенской колдунье, но не образованной и интеллигентной вампирше. Я уже осознал, что вампиры не прокляты богом, что мы можем пользоваться божественной благодатью точно так же, как и обычные люди, но одно дело осознать, и совсем другое - привыкнуть. Да, я понимаю, что слова молитвы не имеют никакого значения, что важна только вера, и совсем не обязательно верить в какого-то определенного бога, можно верить во что угодно, хоть в самого себя, хоть в призрак коммунизма… Интересно, с точки зрения Зины Ленина можно считать святым?
7.
Ночь была ужасна. Мама не приходила в сознание, иногда, примерно раз в час, Зина приказывала ей выпить чуть теплого чая, разведенного до бледно-желтого цвета, мама подчинялась, как зомби, она ничего не говорила, выражение ее лица не менялось, это было ужасно, она казалась большой куклой, оживленной сатанинскими обрядами гаитянских шаманов. Или каких-то еще шаманов. Неужели, когда Христос исцелял больных, это было так же жутко?
- Нет, - сказала Зина, - мессия может просто приказать, и все станет по его приказу.
Кажется, я задал последний вопрос вслух.
Зина так и не спала, она отходила от постели моей мамы только затем, чтобы попить кофе или справить естественные надобности. Несколько раз я предлагал приготовить что-нибудь поесть, но она упорно отказывалась, она говорила, что пища материальная отвлекает от дел духовных и не стоит смешивать одно с другим, пока в этом нет острой необходимости. Я пытался сидеть рядом с ней, мне казалось, что если я включу телевизор или открою бутылку пива, это будет неправильно. Зина одобрительно улыбалась, наблюдая мои терзания, но, когда я спрашивал, чем ей помочь, она говорила, что ничего не нужно. В конце концов я не выдержал и отправился спать, но смог заснуть, лишь выпив сто грамм без закуски.
8.
Первым, что я услышал утром, был голос мамы.
- Знаешь, милочка, - говорила она, - что-то после твоего лечения мне даже хуже стало. Проходить сквозь стены у тебя лучше получается, чем лечить.
Зина молчала и, несмотря на то, что от кухни меня отделяла стена, мне показалось, что Зина улыбается. Нет, мне не показалось, я действительно чувствую это!
- Доброе утро, мама! - сказал я, войдя на кухню. - Как себя чувствуешь?
- Нехорошо как-то, - сообщила мама, - кожа вся в прожилках, болит все, кости ломит. И все время пить хочется. И почки ноют сильнее, чем даже раньше было, боюсь, как бы колики не начались.
- В течение ближайшей недели колики не начнутся, - пообещала Зина, - а потом я осмотрю вас еще раз.
- Нет уж, дорогая моя, спасибо тебе большое, но я уж лучше как-нибудь по-другому, более привычными способами. Наша медицина хоть и дрянная, но…
- Хоть какая-то польза от нее есть, - подсказала Зина.
- Вот именно. То есть, я не то имела ввиду…
- Я все поняла. Не волнуйтесь, я не обиделась.
Зина очаровательно улыбнулась и направилась в нашу комнату.
- Тебе действительно стало хуже? - спросил я маму.
Мама пожала плечами.
- Не то, чтобы сильно хуже… но уж точно не лучше! Ты не сходишь в аптеку? Я напишу, какие лекарства купить.
- Конечно, схожу, какие проблемы! Может, тебе еще в магазине что-нибудь купить?
- Ну… - замялась мама, - я бы лучше сама посмотрела…
- Конечно, мама! - воскликнул я. - Пяти тысяч тебе хватит?
- У нас же всего пять тысяч.
- Я имею ввиду рублей.
- Ну… и на этом спасибо…
- Сколько тебе нужно?
- Сколько не жалко.
Я сходил в нашу с Зиной комнату, открыл верхний ящик комода, отсчитал десять тысяч рублей под ехидным взглядом Зины, и выдал их маме. Мама сердечно поблагодарила меня, но все равно у меня осталось ощущение, что я не самый хороший сын во вселенной, а так, средненький, хороший сын дал бы маме чуть-чуть больше.
- Ты не обиделась? - спросил я Зину, когда мама ушла.
Зина тоненько захихикала.
- Было бы на что обижаться. Ты ведь не обижаешься на котенка, который нагадил тебе в ботинок.
- Моя мама - не котенок! Или… для тебя все люди как котята? Да, наверное. Ты умеешь проходить сквозь стены, летать, регенерировать, ты практически неуязвима. Какое тебе дело до обычных людей?
- Обычные люди могут испортить жизнь кому угодно. Не забывай, что Христа распяли обычные люди.
- Разве Христос не добровольно взошел на крест?
- Добровольно. Но кто его довел до такого поступка?
- Иуда.
- Ты евангелие давно читал?
- Давно.
- Перечитай еще раз, там все ясно написано. Иуда здесь совершенно ни при чем, если бы он не предал Христа, священники нашли бы другой способ.
- Давай лучше об этом потом поговорим. Ты знаешь, я, кажется, начал читать мысли.
- Чьи мысли?
- Твои. Когда вы разговаривали на кухне, я почувствовал, что ты улыбаешься.
- Это не мысли, это чувства, их гораздо проще ощущать на расстоянии. Ты чувствуешь только меня?
- Вроде да.
- Это хорошо, это означает, что у нас начинается эмпатия. Следующий шаг - любовь.
- Разве вампиры способны любить?
- Чем мы хуже людей?
- Мы убиваем, чтобы жить.
- Все убивают, чтобы жить, только некоторые убивают себя. Не грузись, Алексей, ты уже сделал выбор, теперь поздно менять стиль жизни, лучше сосредоточься на том, чтобы взять от жизни лучшее.
- Я не Алексей, я Сергей.
- Ты отрекаешься от церкви?
- Мне наплевать на церковь! Твоя церковь - сборище мерзавцев, которые думают только о том, как получить себе еще чуть-чуть могущества. А знаешь, почему они думают только о могуществе? Потому что все остальное у них уже есть.
- Верхушка любой большой организации состоит из подобных людей. Это естественный отбор, те, кто не готов посвятить жизнь карьерному росту, не поднимаются высоко, а те, кто готов, обычно имеют своеобразные свойства личности.
- Все равно! Ты меня извини, но твоя церковь меня совершенно не привлекает.
- Меня тоже.
- Как? Ты же…
- Да, я иеромонахиня. Но, думаешь, моя главная мечта - стать настоятельницей? Если ты так думаешь, ты ошибаешься.
- А какая у тебя главная мечта?
Зина улыбнулась.
- Главную мечту не так-то просто сформулировать. Но я попробую. Я хотела бы спокойно жить где-нибудь в тихом месте, рядом с человеком, которого люблю, я бы хотела, чтобы у нас были дети, немного, три-четыре, чтобы был дом и в нем все, что нужно. Чтобы были друзья, с которыми можно было посидеть за чашечкой кофе или стаканчиком вина, и чтобы никто не боялся того, что я вампир.
- Последнее, скорее всего, недостижимо.
- Я и сама знаю. Но кто сказал, что мечта должна быть достижимой? Кстати, сколько у вас стоит купить дом?
- Дом или квартиру?
- Дом.
- Смотря где. В Москве вообще нереально ни за какие деньги, а если в деревне километрах в ста отсюда… это сильно зависит от местности, есть места, где дом вообще ничего не стоит, есть целые деревни из заколоченных домов, приходи, открывай любой и живи.
- Проклятые места?
- Нет, не проклятые. Просто слишком далеко от дорог, ближайший магазин километрах в тридцати, в распутицу не дойдешь…
- Мы умеем летать.
- Ты предлагаешь переселиться в заброшенный дом?
- Ты против?
- Но сейчас зима, нужны дрова…
- В этом доме ты не топишь дровами.
- Заброшенных домов с центральным отоплением не бывает.
- Почему?
- Потому что никто не будет отапливать дом, в котором некому платить за отопление.
- Логично. Значит, придется нарубить дров.
- На двадцатиградусном морозе?
- Почему бы и нет? Чтобы растопить печку, много не нужно, а потом, когда согреешься, можно рубить не спеша, помаленьку. Кроме того, сильные морозы не будут стоять вечно.
- Ну, не знаю. Эта зима какая-то сумасшедшая.
- Надеюсь, это не фимбул-зима.
- Чего?
- Есть такое пророчество у норвежцев… А у вас правда все грамотные?
- В России - все.
- Все-все? Все до единого?
- Если не считать маленьких детей, стариков в маразме, чукчей всяких…
- Потрясающе! А кого в вашем мире больше, христиан или язычников?
- Язычников у нас почти нет. Только в Африке, да еще…
- Я имею ввиду, христиан или нехристиан?
- Хрен его знает. Примерно поровну. Думаю, христиан чуть-чуть меньше.
- А что означает число зверя, ты знаешь? Ты, вроде, уже говорил про какой-то штрих-код…
Я огляделся по сторонам и взял со стола пачку сигарет.
- Видишь? Полоски, а рядом с ними цифры.
- Зачем это?
- Чтобы кассиру в супермаркете было проще сосчитать стоимость покупки. Он проводит штрих-кодом мимо специального устройства, оно его считывает, находит в базе данных стоимость этого товара…
- Эта машина на кассе, она что, думающая?
- Да какая она думающая? У нее мозгов не больше, чем у червяка, она только и умеет, что считать цифры.
- Червяк считать не умеет.
- Зато червяк умеет многое другое. Нет, Зина, это не думающая машина.
- А причем тут три шестерки?
- Видишь слева две тонкие полоски?
- Вижу. Ну и что?
- Еще две справа и две посередине. Они нужны для удобства считывания, чтобы аппарату было проще понять, где начало и где конец штрих-кода.
- Они символизируют цифру шесть?
- Да.
- Но вот здесь есть цифра шесть и напротив нее совсем другие полоски.
- Ну… я точно не знаю, в чем тут дело, наверное, код цифры зависит еще от чего-то… нет, это точно шестерки! Даже патриарх возбухал пару лет назад, типа, надо запретить безобразие, потому что иначе конец света будет.
- Его не послушали?
- Если слушать каждого, кто предсказывает конец света… знаешь, сколько таких пророчеств делается каждый год?
- Догадываюсь. Слушай, а ведь это и есть печать зверя! Без штрих-кода нельзя ни покупать, ни продавать, правильно?
- Можно, закон это не запрещает. Другое дело, что со штрих-кодом удобнее.
- Может, ты еще знаешь, что такое зверь из моря и звезда-полынь?
- Где-то я читал, что зверь из моря - это атомная подводная лодка, а звезда-полынь - атомная бомба.
- А в долине Армагеддон у вас что творится?
- Разве армагеддон - это долина?
- Да. А ты думал, что?
- Конец света по-гречески.
- У пророка Иоанна написано, что конец света начнется оттуда.
- А где это?
- В Палестине. Там никакой войны нет?
- Есть. Уже полвека арабы дерутся с евреями.
- Откуда там евреи?
- В середине XX века в Палестине образовалось государство Израиль.
- Еще и евреи вернулись на родину! И ты берешься утверждать, что конец света в ближайшее время не предвидится?
- Я ничего не берусь утверждать. Но я не вижу, как эти пророчества влияют на реальную жизнь.
- Это потому что ты все еще не веришь в бога.
- Да, я не верю! Я стараюсь, но я не могу поверить! Я всегда думал, что те, кто верит в него, обретают счастье, но я смотрю на тебя, на Татьяну, на Дмитрия, на других, и мне кажется, что вы все прокляты.
- Мы все прокляты, и ты тоже. Первородный грех…
- Я плевал на первородный грех! Даже Сталин говорил, что сын за отца не отвечает, почему я должен отвечать за то, что Ева сожрала запретный плод, который ей подсунул змей, которого бог сотворил неизвестно с какого похмелья?
Зина расхохоталась.
- Думаешь, от тебя что-то зависит? Если так, ты думаешь о себе слишком много. Или ты считаешь, что ты - второй христианский мессия? А какой, если не секрет, светлый или темный?
- Да иди ты! Что, черт возьми, вообще происходит? Знаешь, Зина, я лучше схожу куда-нибудь, прогуляюсь.
- Не стоит. Лучше схожу я. Мне не мешало бы развеяться после этой ночи.
- Я так и не прибрался в квартире.
- Ты так хорошо спал, я не решилась тебя разбудить.
- Извини.
- Ерунда. Так я пойду?
- Покормиться хочешь?
- Нет, у меня еще неделя до кормления. Просто пройдусь.
9.
Зина вернулась только поздним вечером, уставшая, но довольная. Мы с мамой уже успели поужинать и теперь сидели перед телевизором, как овощи, и пялились в "Аншлаг". Ненавижу эту передачу, но маме она нравится, так же как и "Моя семья" и "Поле чудес". Может, Зина и права, наверное, нам с ней действительно стоит переехать отсюда куда-нибудь в другое место.
Мама стала чувствовать себя гораздо лучше. Уродливые прожилки на коже стали почти незаметны и вообще она теперь выглядит почти здоровой, и когда она ходит, она больше не боится сделать неосторожное движение, которое отзовется болью в пояснице. Да и вообще она теперь более бодрая и веселая. Пока мама не признается даже самой себе в том, как хорошо ей помогла Зина, но пройдет день-другой и, боюсь, Зине не избежать повторного сеанса.
В результате похода по магазинам мама накупила совсем немного, из дорогих покупок я заметил только гигантскую золотую гайку, появившуюся у нее на пальце. Интересно, когда она попросит следующую порцию денег? Говорят, аппетит приходит во время еды.
Зина материализовалась в прихожей, разделась, поприветствовала потенциальную свекровь и скрылась в нашей комнате, предварительно бросив в мою сторону чрезвычайно многозначительный взгляд. Я встал и пошел за ней.
- Как дела? - спросил я. - Как провела день?
- Великолепно. Я тут присмотрела нам с тобой уютную хижину…
- Где?
- Тут неподалеку одна высотка строится…
- Ты купила квартиру?!
- Пыталась. Но в этой конторе сидят такие идиоты! Представляешь, они потребовали справку, в которой было бы написано, откуда я взяла эти деньги. Я говорю, какая вам разница, может, я их украла, не все ли равно, деньги не пахнут, а они говорят, ничего не знаем, не положено и все, нет справки - нет квартиры.
- И что?
- Что-что… пришлось пойти к самому главному и вежливо попросить.
- Как попросить? Типа давай квартиру, а то укушу?
- Нет, что ты! - Зина ласково улыбнулась. - Я ему вообще не угрожала.
- И клыки не показывала?
- Клыки показала. Он сразу стал такой сговорчивый…
- И сразу выдал ордер?
- Ага. Очень мудро поступил, собственная жизнь должна быть дороже любых денег.
- Что за квартира?
- Дерьмо. Пустая каменная коробка, даже унитаза нет. Окна, правда, очень хорошие, уличного шума внутри вообще не слышно. А из обстановки ничего нет, ни мебели, ни обоев, я вообще не понимаю, за что они такие деньги берут.
- Сколько квартира стоила?
- Мне она бесплатно досталась, а так почти ста тысяч.
- Долларов?
- Ну не рублей же! Я в твоем мире не так давно обитаю, но в ценах уже ориентируюсь.
- Где ты взяла такую прорву денег?
- Нигде. Я же объясняю, эту квартиру мне подарили.
- А на какие шиши ты ее обставлять будешь?
- А в чем проблема? Обретаешь невидимость и нематериальность, заходишь в любой банк, забираешь деньги и уходишь. Кстати, в супермаркете мы с тобой зря кассы грабили, надо было пройтись по служебным помещениям, там где-то должна быть специальная комната, где хранят выручку…
- Ты так спокойно об этом говоришь! Воровать, между прочим, нехорошо, твой любимый Христос насчет этого ясно высказался.
- Убивать тоже нехорошо, но ты убиваешь.
- Я убиваю, чтобы жить. И это ты научила меня убивать.
- Я не заставляла тебя кусать меня, ты сам этого захотел.
- Если я перестану убивать людей, я умру?
- Ты не перестанешь убивать людей. Ни один вампир не в силах противостоять голоду, два-три дня ты сможешь продержаться, а потом крыша окончательно съедет и ты укусишь первого встречного прохожего и, скорее всего, будешь потом раскаиваться. Лучше утолять голод своевременно.
- Ты без меня справишься?
- Что ты имеешь ввиду?
- Ну, наворовать денег, обставить квартиру…
- Тебе не интересно поучаствовать?
- Совершенно не интересно. У меня на ближайшее время другие планы.
- Хочешь еще раз попробовать поверить в бога?
- Мысли читаешь?
- Эта мысль у тебя на лице написана. Давай, не буду мешать, мне тоже интересно, что у тебя получится.
10.
Это была церковь как церковь, не крутая и не отстойная, не сверкающая и не облупленная, самая обыкновенная церковь, каких в Москве за последние годы стало, наверное, несколько тысяч. Плохо отштукатуренное белое здание, окруженное новенькой чугунной оградой, узор которой почему-то изображал не фантазии на церковные темы, а совершенно обычный абстрактно-растительный рисунок, наверное, решетку делали не на заказ, а купили на оптовом складе. Метрах в пяти от парадного входа догнивал ЗИЛ-130, когда-то небесно-голубой, а теперь весь ржавый, если не считать деревянных частей кузова. Судя по тому, что видно сквозь прогнившие крылья, его внутренности еще не успели растащить, видать, святое место отпугивает не только нечистую силу, но и пионеров. Вот что крест животворящий делает.
Я открыл дверь и над головой звякнул колокольчик, как в аптеке или каком-нибудь цветочном магазинчике. В церкви никого не было. Никто не отреагировал на звук колокольчика, никто не вышел из подсобных помещений и не нарушил мое одиночество. Ах, да! При входе в церковь истинно верующий должен снять шапку, поклониться и перекреститься. Только где держать шапку, когда кланяешься? Прижать к груди - глупо, похоже то ли на официанта, то ли на беременного бобра, держать в руке, уподобляясь персонажу фильма про Ивана Васильевича, который меняет профессию - еще глупее. Положить куда-нибудь… а куда? И вообще, кому кланяться и на кого креститься?
После некоторых колебаний я сунул шапку под мышку, поклонился большому распятию в центре иконостаса и перекрестился. А потом перекрестился еще два раза, для верности.
Что полагается делать дальше? Вроде бы, надо кому-то свечку поставить. Кажется, свечки должны продаваться прямо здесь. Но не продаются. Значит, свечка в пролете.
Я увидел деревянный ящик с приклеенной бумажкой, отпечатанной на лазерном принтере и сообщающей, что в прорезь ящика надлежит класть пожертвования на нужды храма. Рядом стояли еще два ящика, в один из которых складывались пожертвования на восстановление какого-то другого храма, а в другой - пожертвования на какой-то бомжатник. Я положил в первый и второй ящик по тысяче рублей, а третий проигнорировал, для бомжа лучшее милосердие - мой укус, если, конечно, бомж не заразный и годится для кормления.
Кстати! Помнится, у Кинга вампир, пытаясь войти в церковь, получил нехилый электрический удар. С другой стороны, в фильме "Интервью с вампиром" вампир совершенно спокойно вошел в церковь, исповедался, а потом укусил священника, которому исповедовался. Выходит, этот фильм ближе к истине, чем роман Кинга.
Кажется, сейчас надо молиться. Я подошел поближе к центральному распятию, но не настолько близко, чтобы это сочли кощунственным, и опустился на колени. Далее я перекрестился, наклонил голову и постарался избавиться от чувства, что делаю что-то нелепое. Зина говорила, что самый правильный путь к просветлению ведет через молитвы, и у меня нет оснований ей не верить.
Как там полагается говорить… отче наш, иже еси на небеси… то есть, в переводе на русский язык, отец наш небесный… дальше не помню, только общий смысл. Типа пусть у тебя все будет круто и у нас тоже все будет круто и избави нас от лукавого и вовеки веков и аминь.
Ерунда какая-то, даже помолиться толком не получилось. Может, попробовать, как в голливудских фильмах? Там герой просто несет какую-нибудь ахинею на религиозные темы, а зрители с умным видом слушают.
Господи всевышний, я пришел помолиться. Я точно не знаю, как это делается, но я попробую, а если у меня не получится, ты уж, пожалуйста, не серчай. Честно говоря, я в тебя не очень-то и верю, все говорят, что ты есть, но живьем тебя никто не видел, если не считать апостолов, а мне трудно поверить в то, чего не видел своими глазами. Да, я знаю, что уподобляюсь апостолу Фоме, что все нормальные люди верят, что ты есть, Зина вот тоже верит, а она крутая волшебница и я ей полностью доверяю, так что, наверное, ты и вправду существуешь, но поверить искренне, не рассуждая и не сомневаясь, я не могу.
Тем не менее, я стараюсь поверить в тебя. Зачем? Я и сам точно не знаю. Ты не запугаешь меня байками про рай, ад и конец света, потому что я еще не слышал толкового ответа на вопрос, на кой хрен тебе весь этот театр с людьми в качестве актеров. Если ты решил, что я спасу свою душу, значит, я спасу, а если нет, то нет, и что вообще от меня зависит? Ученые говорят про свободу воли, но какая, на хрен, свобода воли может быть у хомячка в клетке? Да, хомячок может выбрать, в какую сторону крутить колесо, и что съесть сначала, а что потом, но это все, что ему дозволено, никто не позволит хомячку позвонить по телефону своей маме или переключить телевизор на другую программу. Я, конечно, постараюсь крутить колесо в правильную сторону, но если я ошибусь, ты еще услышишь на страшном суде, что я думаю насчет такой свободы воли.
Насколько я помню, когда молишься, надо у тебя что-то просить. Я не буду просить волшебных сил, потому что ты все равно ими не поделишься и будешь прав. Я не буду просить просветления, потому что Зина говорит, что оно приходит только тогда, когда не ждешь, а когда ждешь, то оно не приходит. Я вообще не знаю, что я мог бы у тебя попросить, со здоровьем у меня никаких проблем отродясь не было, если не считать ранения, а теперь так и вовсе не стало, денег тоже более чем достаточно, Зина вот уже в новые русские записалась, а я ничем ее не хуже. То есть, нет, я хуже, по сравнению с ней я еще шмакодявка бестолковая, но чтобы в этом мире разжиться деньгами, не нужно хватать звезды с неба, можно просто незаметно вытаскивать из сейфов чужие деньги и получать тот же самый результат.
Что еще просят у бога? Спасения души? Вампиру глупо молить о спасении, может, в раю и вправду встречаются вампиры, но я не могу в это поверить, а значит, и молиться об этом бессмысленно. Как сказал кто-то умный, крест без веры - простая деревяшка, а молитва без веры - простое сотрясение воздуха. Или, если молитва без слов, сотрясение астрала или как оно там называется…
Попросить счастья в жизни? Думаешь, об этом стоит молиться? Вряд ли. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, о счастье нужно не молить, счастье нужно творить своими руками. Криво сказал, но, думаю, смысл понятен. Честно говоря, я не знаю, как я могу сделать себе счастье, потом у что у меня и так все хорошо. Я жив, здоров, богат, у меня есть любовница, и не просто любовница, но и собеседник. Чем не повод для счастья? Любой бомж был бы счастлив, если бы обладал сотой долей того, чем обладаю я. У меня все в порядке, я не сумасшедший, не алкоголик и не наркоман, если не считать вампирский голод извращенной формой наркомании. Да ну его, этот вампирский голод, Зина говорит, что чем дальше, тем реже он будет проявляться, я уже трех человек загрыз, а она за это время ни одного. Ничего, привыкну, буду приходить сюда после каждого кормления, жертвовать тонну баксов на спасение часовни какого-нибудь святого Серафима Мухосранского, может, даже исповедуюсь… нет, исповедоваться не буду, это лишнее, а то как бы не получилось, как в фильме. Нет, господи, извини, но без этого мы обойдемся, ты уж не обижайся.
Так зачем я здесь стою на коленях, как напроказивший ребенок у строгой мамочки? Что-то в этом, несомненно, есть, помолился немного и уже на душе легче стало. Надо регулярно сюда приходить, хоть какое-то развлечение, да и не только развлечение, но и нечто большее. Не могу внятно объяснить, в чем тут дело, но это… да, мне это нравится, глупо, но мне это нравится. Ладно, господи, спасибо за внимание, не буду больше тебе докучать.
Когда я вышел из храма, оказалось, что я провел внутри почти час. Правильно говорил Ленин, религия - опиум для народа. Помнится, ушел я однажды в запой, такое же было состояние, сел на кровать, посидел чуть-чуть, смотришь на часы - полчаса прошло. Надеюсь, после молитвы голова не будет так болеть, как после спирта. Ха-ха.
11.
Несмотря на то, что сегодня среда, этот день выходной, день конституции, мать ее. Никогда не понимал, что в этом праздничного, и кто и зачем этот праздник справляет. Если уж на то пошло, давайте отмечать день уголовного кодекса, день правил дорожного движения, день указа об отмене налога на покупку валюты…
Тем не менее, этот день считается нерабочим, почти все магазины закрыты, и ни Зина, ни мама никуда не пошли. Они сидят на кухне и обсуждают планы на будущее.
Мама настойчиво агитирует Зину, чтобы та организовала ремонт в квартире, а Зина категорически отказывается, она говорит, что не собирается долго жить в этой квартире, потому что не хочет стеснять такую хорошую женщину, как Марина Федоровна. Мама говорит, что она ее не стесняет, а вообще, переехать куда-нибудь нам всем троим - это очень хорошая идея, и если Зина возьмется за ее реализацию, это будет просто прекрасно. Зина уточнила, что вместе мы никуда не переедем, что переедем только мы с ней, а насчет того, где и как будет жить уважаемая потенциальная свекровь, так это она пусть обсуждает с собственным сыном.
Меня немедленно призвали на кухню и спросили, с кем я собираюсь жить. Я сказал, что собираюсь жить с Зиной, и узнал, что я неблагодарная свинья, что растить меня было не просто трудно, а очень трудно, особенно если учесть отсутствие отца и мизерную зарплату, и что мама думала, что придет время, когда я буду ее поддерживать и подам стакан воды, когда она будет умирать, и вообще, хороший сын никогда не покинет маму, будь он хоть трижды волшебником. Я слушал ее минут пять, а потом мне надоело и я пошел в церковь. Пусть они с Зиной ругаются.
На этот раз в церкви был священник, совсем молодой парень, чуть-чуть постарше меня, хотя, возможно, так казалось из-за рыжеватой окладистой бороды, а на самом деле он даже моложе. Он ходил по церкви, останавливался перед каждой иконой, крестился, кланялся и что-то бормотал. Я положил по тысяче рублей в два ящика для пожертвований и проигнорировал третий ящик, тот, который на нужды бомжей. А потом я встал на колени посреди церкви и долго молился, примерно так же, как вчера, только сегодня это было проще, очевидно, начала вырабатываться привычка.
Помолившись, я встал, отряхнул колени, еще раз поклонился распятому Христу, перекрестился, направился к выходу и услышал совсем рядом тихое покашливание. Я обернулся и увидел, что священник оценивающе смотрит на меня, явно решая, заговорить со мной или нет. "А почему бы и нет", - подумал я, и подбодрил его легким кивком головы.
- Извините, если вмешиваюсь не в свое дело, - начал священник, - мне показалось, что вам нужна помощь…
- Допустим.
- Мне кажется, вас что-то гнетет. Не знаю, что именно, то ли с кем-то из ваших близких беда, то ли совесть у вас нечиста, честно говоря, это даже неважно, потому что я хотел бы попытаться вам помочь в любом случае. Это часть моей работы - помогать тем, кому тяжело.
- А кому сейчас легко? - усмехнулся я уголком рта.
Священник не улыбнулся в ответ, он оставался серьезным.
- Бог любит страждущих, - продолжал он, - бог любит всех, и каждый имеет шанс на прощение, что бы он ни совершил. Не забывайте, что даже Мария Магдалина попала в рай.
- И Сергий Радонежский, - добавил я, вспомнив подвиг означенного святого на альтернативном Куликовом поле.
- И Сергий Радонежский, - согласился священник, недоуменно похлопав глазами. - Давайте попьем чаю, я попробую помочь вашему горю.
- Вряд ли это в ваших силах.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся священник, - но кто говорит о моих силах? Я просто инструмент в руке господней, а вы ведь не будете отрицать, что он способен решить вашу проблему? Конечно, не будете, иначе не пришли бы в храм.
Мы вышли в неприметную дверь в дальней стене, немного поплутали в узких коридорчиках, густо захламленных всякой дрянью, и изрядно провонявших ладаном и еще чем-то подобным, и, наконец, оказались в маленькой комнатке, напомнившей мне армейскую каптерку. Обстановка этой комнатки включала в себя покосившийся кухонный стол, три рассохшиеся табуретки и множество разнообразных шкафчиков и комодов, напичканных разнообразным хламом. В центре стола стоял электросамовар, который священник немедленно включил и уселся на одну из табуреток, жестом указав мне на табуретку напротив. Я сел.
- Меня зовут отец Спиридон, - представился священник, - но вы можете опускать титул. Какой я вам отец, в самом деле?
- Сергей, - представился я и протянул руку. Спиридон пожал ее, ладонь священника оказалась неожиданно крепкой и мозолистой, она никак не сочеталась с худосочным телосложением и высоким, чуть-чуть женственным голосом.
- В чем ваша проблема, Сергей? - спросил Спиридон. - Постарайтесь охарактеризовать ее максимально коротко, не вдаваясь в ненужные подробности. Меня совершенно не интересует, как конкретно вы согрешили.
- Вы думаете, дело в том, что я согрешил?
- Мне так кажется. Я неправ?
- Вы правы. Скажем так, я нарушил одну из христовых заповедей.
- Вы раскаиваетесь?
- Не знаю. Честное слово, не знаю. Если бы я смог прожить этот момент еще раз, даже не знаю, как бы я поступил. Боюсь, что так же.
- Интересно. А с чем у вас ассоциируется эта проблема?
- Не понял.
- Какой-нибудь образ, желательно зрительный. Ну, там, камень на сердце, стадо лягушек на болоте…
- Хм… пожалуй, вампир.
- Вампир? Оригинально. Чем вам мешает этот вампир? Он сосет вашу кровь?
- Нет, он не сосет. Скорее, это я сосу.
- То есть, вы ассоциируете вампира не с внешней угрозой, а с самим собой?
- Вроде того.
- Это как бы ваша альтернативная сущность, которая вас пугает?
- Точно.
- Попробуйте с ней поговорить.
- С кем? С вампиром?
- Да.
- Эээ… святой отец, вы наркотики не употребляете?
- Не употребляю. Я согласен, мои слова могут показаться глупыми, но попробуйте преодолеть эту глупость, она только кажущаяся. Когда вы стоите на коленях перед распятием и молитесь, с точки зрения атеиста это выглядит не менее глупо. Я уж не говорю о ваших пожертвованиях. Кстати, почему вы ничего не жертвуете на приют для бездомных?
- Ненавижу бомжей.
- Почему?
- А за что их любить?
- Бог любит всех.
- Я не бог.
- Его часть незримо присутствует в каждом творении. Не забывайте, бог создал человека по своему образу и подобию.
- Тем не менее. По-моему, глупо давать деньги тому, кто их немедленно пропьет. Подкармливать бомжа - это как делать припарки мертвому или колоть морфий умирающему от рака. Никогда не понимал, почему усыпить животное гуманно, а продлевать страдания человека тоже гуманно.
- Вы читали евангелие?
- Читал.
- Помните, что говорил Христос о милосердии?
- Помню.
- Боюсь, вы не поняли самого главного. Но это не имеет отношения к нашему сегодняшнему разговору. Вам чай с сахаром?
- Лучше без. А какой чай, кстати?
- Тот самый.
- Какой тот самый? Со слоном, что ли?
- Ага.
- Тогда лучше с сахаром, и еще с лимоном, если можно.
- С лимоном не получится, уж извините.
- Ничего страшного. Так о чем мы?
- Все-таки попробуйте мысленно поговорить с вашим вампиром.
- О чем?
- Спросите его, зачем он вам мешает?
- А он мне мешает?
- А что, нет?
- Не знаю.
- Погодите! Вы только что сказали, что ваша проблема ассоциируется у вас с вампиром. Правильно?
- Ну… пожалуй, с вампиром ассоциируется только часть проблемы, притом не главная.
- Замечательно. А с чем ассоциируется главная часть?
- Даже не знаю. Я чувствую, что могу стать больше, чем есть, и в то же время не могу…
- Проблема связана с личностным ростом?
- Вроде того.
- И это гнетет вас?
- Не то чтобы гнетет… ну да, гнетет.
- Попробуйте представить себе визуально то, что мешает вам расти. Какой-нибудь потолок над головой или наручники…
- Это больше похоже на внутреннюю слабость.
- Какой-нибудь червь внутри?
- Вроде того.
- Спросите этого червя, что ему надо.
- Но… но это же идиотизм какой-то!
- Не говорите так! Да, это иррационально, но вера тоже иррациональна. Почувствовав душевное терзание, вы пришли не к психоаналитику, а в храм божий, знаете, что это означает?
- Что?
- Это означает, что вы склонны к иррациональным решениям. В этом нет ничего плохого, просто не позволяйте себе усомниться в самом себе, не бойтесь показаться глупым, постарайтесь поверить в себя. Что нужно червю?
Чувствуя себя полнейшим и неизлечимым идиотом, я представил себе червя, сидящего где-то в основании позвоночника, и спросил его:
Что тебе надо?
Естественно, червь не ответил.
- Он не отвечает, - сказал я.
- Почему?
- Откуда я знаю?
- Подумайте. Может, вы неправильно спрашиваете?
- Откуда я знаю, как спрашивать правильно, а как неправильно? И вообще, по-моему, этот червь не умеет разговаривать.
- Так научите его.
- Научить? Его?
- Да, научите его, пусть он научится разговаривать с вами. Помогите ему выразить свои чувства, поверьте, вам станет легче.
- Думаете, у меня получится?
- Получится. Я верю в вас и бог верит в вас, просто поверьте в себя и никогда не забывайте, что бог в вас верит. Кстати, почему вы не приходите на службы?
- Какие службы? А… вы имеете в виду молитвы… то есть, эти…
- Молебны?
- Да, молебны.
- Молебны бывают редко и только по особым поводам. А службы… позвольте я напишу вам расписание.
12.
Мама окончательно разругалась с Зиной, она говорит, что Зина - опасная женщина, что я должен быть с ней осторожен, что я должен думать не только тем, что ниже пояса, но и головой, что очень легко бросить родную маму ради низменных удовольствий, но хорошие сыновья так не поступают, бла-бла-бла… слушать противно. И это моя мама!
Зина, напротив, совершенно спокойно относится к изливаемому на нее потоку брани. Она с улыбкой выслушивает оскорбления и ничего не говорит в ответ, только изредка вставляет в монолог потенциальной свекрови короткую реплику, которая чаще всего провоцирует очередной ушат словесных помоев.
- Зачем ты над ней издеваешься? - спросил я Зину, когда мы укладывались в постель.
- Я не издеваюсь. И вообще, кто над кем издевается?
- Она уже старая и она никогда не была особенно умной. Я понимаю, нехорошо так говорить о родной матери, но это так и есть!
- Я уже поняла.
- Так будь снисходительна! Если она обижает тебя, уйди в другую комнату и не слушай ее, но не издевайся. В конце концов, ты скоро уедешь отсюда, неужели трудно потерпеть неделю-другую?
- Приведение квартиры в жилой вид займет не меньше месяца. В лучшем случае мы сможем переселиться в середине января, а скорее, в конце.
- Ты выдержишь это время?
- Я-то выдержу…
- Постарайся, пожалуйста, чтобы моя мама тоже выдержала. Я понимаю, ты считаешь ее стервой, но она все-таки моя мама.
- Я понимаю, я постараюсь ее не обижать. Но пойми, я тоже не святая, я не всегда могу сдерживаться.
- Постарайся сдерживаться, насколько возможно.
- Хорошо, постараюсь. Как у тебя дела? Не расскажешь, куда ходил?
- В церковь.
- В церковь? Молодец! Это замечательно, что ты не останавливаешься на достигнутом. Путь вампира сам по себе не дает разностороннего развития личности, нужны дополнительные занятия, чтобы стать по-настоящему сильным. Какие-нибудь результаты есть?
- Никаких.
- Не расстраивайся, первых результатов можно ждать годами. Главное - не отчаиваться. Тебе может показаться, что ты занимаешься ерундой, но не позволяй этому чувству взять над тобой верх, помни, результат обязательно будет.
- Ты говорила, что результат бывает не всегда.
- Он бывает всегда, просто не все до него доживают. Давай спать, что ли?
- Давай.
13.
Я отстоял службу, честно стараясь не чувствовать себя идиотом в компании полоумных отмороженных бабок, которые, кажется, и в обычной жизни поминутно крестятся и в каждой второй фразе цитируют святое писание. Нет, прихожане не все отмороженные, большинство из них производят впечатление нормальных людей, но бабки… их благочестивые мысли создают ментальный фон, заглушающий все вокруг монотонным и набожным телепатическим жужжанием. Среди них затесались две молодые девушки и мне показалось ужасным, что они отреклись от нормальной человеческой жизни ради призрачного загробного счастья. Когда я отчаялся ощутить в собственной душе какие-либо священные чувства от непонятных песнопений отца Спиридона, я попытался прислушаться к душе одной из этих двух девушек, той, что посимпатичнее, и то, что мне открылось, повергло меня в тихий ужас.
У нее нет никаких проблем с верой, она верит так, что, будь в нашем мире такое же божье слово, как и на родине Зины, она бы двигала горы и гасила звезды. Она открыта богу всей душой, она чиста во всех помыслах, она готова умереть в любой момент и она почти уверена, что ад ей не грозит. Это прекрасно, но на какие жертвы ей пришлось пойти! Она была в кино один раз в жизни и вынесла из этого сеанса четкое убеждение, что кино - грех и искушение. Она не пользуется косметикой, парфюмерией и тампонами, потому что это не положено честной православной девушке. Она девственница в свои двадцать три года, она никогда не мастурбировала, а после сексуальных сновидений долго молится, потому что искренне считает, что они насылаются дьяволом. У нее дома нет телевизора. У нее нет подруг, если не считать девицы, стоящей рядом, но то, что их связывает, нельзя назвать настоящей дружбой, потому что дружба не должна мешать любви, а истинная любовь бывает только к богу, потому что так сказал Христос, а он - истина в последней инстанции.
Когда служба закончилась, девушка подошла к отцу Спиридону, они перекинулись парой фраз, она скрылась за дверью, ведущей в каптерку, и вскоре вернулась с небольшой связкой разнокалиберных свечей, а также маленьких иконок и прочей церковной дребедени. То есть, утвари, конечно же, утвари, я не должен использовать пренебрежительные слова в отношении святой церкви, ведь как можно верить в то, над чем смеешься? Червь внутри меня заявил, что можно верить в бога и смеяться над церковью, я велел ему заткнуться и только потом сообразил, что произошло. Этот чертов червь, рожденный словами священника, заговорил.
Девушка разложила свечи на прилавке, начала формироваться очередь, я решил не проявлять чрезмерной скромности, растолкал бабушек и положил на прилавок пятисотенную бумажку.
- Сегодня все за мой счет, - сказал я и сразу почувствовал, насколько надменно и по-новорусски прозвучали мои слова. - Извините, - добавил я, - я не то имел ввиду, то есть, я имел ввиду именно то, но от чистого сердца, то есть…
Девушка по-доброму улыбнулась и кивнула головой. Я вытащил из кучки несколько свечей, примерно штук пять, и нерешительно направился к иконам. Куда их ставить и как?
- Не знаешь, кому поставить, милок? - спросила благообразная старушка, незаметно подобравшаяся сбоку. - Позволь, я помогу.
Бабуля быстро объяснила мне, куда надлежит ставить свечи, как их устанавливать, дабы они не падали и не гасли преждевременно, а также то, что зажигать церковную свечу лучше не от одноразовой зажигалки, а от другой свечи, потому что это пламя более священное.
Покончив со свечами, я направился к ящикам для пожертвований и расстался еще с тремя тысячами, на этот раз и бомжи не остались обделенными вниманием. В конце концов, даже Пушкин одобрительно говорил о ком-то, что он милость к падшим призывал. Вот и я проявлю милость к падшим в меру своих возможностей.
Завершив формальности, я подошел к Спиридону, который вел занудную беседу с одной из бабок на тему того, почему подрастающее поколение не тянется к истинной вере, а погрязает в скверне, и не связано ли это с тем, что по телевизору рекламируют всякий разврат. Нет, она настоящая христианка и бесовский ящик старается не смотреть, но это не всегда возможно, потому что детям и внукам не прикажешь, а они как прилипнут к экрану, так и не оттащишь, а там такое показывают, вот, например, вчера по "России" был фильм про сумасшедшего, который все взрывал, разве это хороший пример для молодежи?
Спиридон согласился, что это плохой пример, посоветовал бабушке не терять веру и по-быстрому закруглил разговор. Мы остались одни, остальная публика клубилась в отдалении.
- Как дела? - спросил Спиридон. - Кажется, у вас есть, чем поделиться?
- Червь заговорил.
- Да? Как интересно! И что же он говорит?
- Я не вполне понимаю. Он говорит, что можно верить в бога и смеяться над церковью.
- Смеяться над церковью не надо, это лишнее. Но в чем-то он прав, действительно, можно верить в бога, нарушая формальные правила поведения верующего человека. Это у мусульман каждый обязан молиться пять раз на дню, а мы, православные, смотрим не на внешнюю сторону вещей, а внутрь. Я так понимаю, церковные обряды кажутся вам смешными?
- Может быть. Да, пожалуй. Я стараюсь настроиться на серьезный лад…
- Вы понимаете глубинный смысл обрядов? Вы ведь участвовали в службе, вы поняли, что происходило?
- Честно говоря, нет. Но мне кажется, что я здесь не один такой. Вряд ли хоть одна из этих бабушек поняла в происходящем больше меня.
- Зря вы так. Анна Игнатьевна, например, очень образованная женщина, Леночка тоже, ну, девушка, которая помогает со свечками и всем прочим, она тоже читала много церковного.
- А остальные?
- Каждый верит в меру своего разумения. По сути все таинства просты, в первом приближении они понятны и ребенку, есть, конечно, и глубинный смысл, но… Разве можно отвергнуть того, кто не в силах осознать в полной мере смысл таинства, но стремится к этому всей душой? Не все души одинаково совершенны, одним бог дал больше, другим меньше, но мы не буддисты, чтобы отделять одних от других. Когда придет время, господь отделит агнцев от козлищ, а пока путь в царство божье не заказан никому.
- Совсем никому? Как насчет смертных грехов?
Спиридон резко стал серьезным.
- Вы совершили убийство? Нет, вы не обязаны отвечать, мы не католики, мы не требуем полной исповеди, тем более, что сейчас я не исповедую вас…
- Да, я убил.
- Самооборона?
- Не совсем. Но я должен был убить, чтобы жить.
- Значит, это не смертный грех. Расслабься, Сергей, и не терзайся совестью. Бог все поймет, ведь не всегда можно точно соблюсти все заповеди, в жизни всякое случается, и пусть тот, кто без греха, бросит в тебя камень. А насчет червя, скажи ему, что он прав, таинства творятся в душе, все, что снаружи - лишь внешнее отражение, это зеркало, оно может быть кривым, но никакое зеркало не искажает отражаемого предмета, зеркало искажает лишь отражение. Дай своему сердцу заглянуть в суть вещей и ты увидишь, что внешняя оболочка осыплется, как шелуха с семечек, и тебе откроется истинная красота мироздания. Ты что-нибудь понял в том, что происходило на службе?
- Так, общий смысл.
- Я открою тебе тайну, из всех присутствующих только один человек полностью понимает все нюансы. Знаешь, кто?
- Ты. То есть, вы.
- Лучше давай будем на "ты", так естественнее. Да, ни один прихожанин не понимает обрядов в полной мере, это наша беда, но вглядись в эти лица! Неужели ты не видишь, насколько они отличаются от тех, что ты каждый день встречаешь на улицах? Вглядись в их чистоту, спокойствие, убежденность…
- В чем убежденность? В том, что телевизор - бесовское наваждение?
- Так полагает меньшинство. Любая вера склонна к максимализму, не вини их, что не все переросли эту стадию. Главное в другом, главное в том, что глупые перекосы и суеверия не умаляют чистоту их душевных помыслов. Все очень просто, Сергей, главное - не грешить. Да, бывает, что не согрешить невозможно, но чаще бывает наоборот. Живи по совести, живи так, чтобы не стыдно было отчитаться перед богом в любой момент, и тем самым ты обретешь… нет, измерять веру в процентах глупо и даже кощунственно…
- Спасибо, Спиридон, я понял, что ты хотел сказать. Огромное тебе спасибо.
Вот оно, то, что я так долго искал. Живи по совести. Как сказал Костя Кинчев, живи так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Но почему годы? Разве не может быть мучительно больно за одну-единственную секунду? Жить, чтобы не было больно. Мне больно оттого, что я убиваю людей, так я не буду их убивать, и пусть это станет моим испытанием. Христиане постятся, ограничивая себя в пище, а я ограничу себя в другой пище. Зина говорит, что это невозможно, так посмотрим, кто из нас прав, в конце концов, отрицательный результат тоже результат. И даже если ничего не получится, я все равно получил хороший совет на все случаи жизни. Жить по совести. Попробуем…
14.
Я стал ходить в церковь каждый день. Я снимал шапку, кланялся распятому Христу, несколько раз крестился и начинал молиться. Я больше не вставал на колени, Спиридон сказал, что истинная вера внутри, а показные жесты во время молитвы суть лицемерие и фарисейство. То есть, если мне удобнее молиться, стоя на коленях, то в этом нет ничего плохого, но если это не так, то извращаться не стоит, лучше молиться стоя, как все.
Я больше не делал показных новорусских жестов, главное в пожертвовании не величина, а то, что оно сделано от чистого сердца. Это как подарок к празднику, простая открытка ценой в пять рублей может порадовать больше, чем ненужная безделушка, стоящая пять тысяч. Думаю, богу неважно, каким образом верующие проявляют к нему внимание - раздавая убогим личное состояние или просто молясь. Христос говорил, что пожертвования надлежит делать втайне, а иначе это будет лицемерие и фарисейство, а значит, это будет плохо и не даст желаемого результата.
Я посещал службы, честно стоял с умным видом и свечой в руках, возвышаясь над толпой кланяющихся старушек в островерхих платках, я надеялся, что в этом есть какой-то сокровенный смысл, что через какое-то время, не обязательно очень долгое, он мне откроется и я пойму, что такое истинная вера, зачем она нужна и зачем нужны все те обряды, что я наблюдаю вокруг. Жаль, что пока я не понимаю почти ничего, а то, что понимаю, кажется мне профанацией. Наверное, я еще не проникся.
Во время службы очень трудно сосредоточиться. Обычно я полностью контролирую новообретенную способность к чтению чужих мыслей, но стоит только отцу Спиридону затянуть "господу помолимся", как в мозгу мелкими надоедливыми мошками начинают звенеть мысли и чувства окружающих бабулек. Пришло время платить за квартиру, а квитанция новая, в ней сам черт ногу сломит (при мысленном упоминании черта ужаснуться, состроить возвышенное лицо и перекреститься). Дочка совсем не пеленает ребенка, целый день он валяется голый, он же может заболеть, господи, вразуми дуру неразумную. Где лучше зятя закодировать - у доктора Майорова или в центре "Инферналь"? И там, и там шарлатаны, но у Майорова все по науке, а в "Инфернале" к каким-то силам взывают. Вразуми, господи, наверное, лучше в "Инферналь" пойти?
Вот такой бред. Я старался стоять во время службы поближе к Леночке, от нее, по крайней мере, не исходит волна безмятежно-пошлого идиотизма. Она целиком погружается в происходящее, она почти ничего не понимает в том, что происходит на сцене, то есть, я имею ввиду, она плохо понимает, что именно делает отец Спиридон, но зато она очень хорошо ощущает суть происходящего, она чувствует то, что мне пока не под силу. Стоя рядом с ней, я растворяюсь в море светлого счастья, растекающемся вокруг нее, я понимаю, что ощущаю лишь малую долю того, что ощущает она, но даже эта малая доля стоит того, чтобы забыть обо всем сущем и наслаждаться прикосновением к высшей тайне бытия, пусть даже и не понимая пока, в чем именно она состоит.
Не правда ли, интересная ситуация - у меня есть сила, но нет веры, а у нее есть вера, но нет силы. Если бы мы смогли слиться в единое сверхсущество, это решило бы все проблемы, но я совершенно не представляю, как это можно сделать. Трахнуть ее? Да, это напрашивается, но это невозможно, слишком много комплексов прячутся в ее душе, сексуальный контакт в условиях, нарушающих церковные правила, вызовет в ее душе такую бурю, что от ее веры ничего не останется. Помолиться вместе с ней о чем-нибудь общем? Вряд ли я смогу в должной степени проникнуться происходящим, ведь, как только я начинаю молиться сам, мысли окружающих становятся тусклыми и неразличимыми.
Я прошел исповедь. Оказывается, православная исповедь сильно отличается от той, которую так любят показывать в голливудских фильмах. Православный верующий не устраивает перед священником сеанс психотерапии, православная исповедь больше похоже на посещение бизнесменом налоговой инспекции. Грешил? Грешил. Как грешил? Убивал, крал… секс с незамужней женщиной - прелюбодейство? Нет? Тогда все, крал и убивал. Грехи отпущены? Отпущены. Какая епитимья? Такая-то.
Вот такая оказалась исповедь, все прошло очень быстро, просто и даже как-то пошло. Наверное, такое впечатление сложилось, потому что отец Спиридон не назначил мне никакой епитимьи. Но, по крайней мере, после исповеди все остались живы и здоровы.
Я причастился и этот обряд не вызвал в душе совершенно никакого отклика, если не считать того, что церковный кагор очень даже неплох. Я прислушался к душам других проходящих причастие и не обнаружил никаких глубоких чувств, для всех стоявших рядом со мной этот обряд давно вошел в привычку и не вызывает глубоких эмоций.
Червь сообщил, что было бы неплохо, если бы я сделал какое-нибудь доброе дело. Я поделился этой мыслью со Спиридоном, тот предложил поухаживать за бомжами, но я с негодованием отказался.
- Ты еще недостаточно проникся православным духом, - сообщил Спиридон и предложил мне сделать ремонт в подсобных помещениях церкви.
- Но я не умею! - возразил я. - Может, лучше, я мастеров найму?
- Ну, найми, - пожал плечами Спиридон, - хоть какая-то польза от тебя будет. Только не думай, что душевное спокойствие или место в раю можно купить за деньги. Богу угодны те добрые дела, что творятся лично, а то, что ты помогаешь церкви деньгами, это тоже хорошо, но…
- Не так круто?
- Гм… ну да. Пожертвование и личный подвиг - совершенно разные вещи.
- А если я не умею делать подвиги?
- Учись. Делай то, что умеешь. На худой конец, делай пожертвования, это тоже полезно. Кстати, что ты умеешь делать сам?
- Машину водить, у меня права Бэ-Цэ. В армии служил, могу… нет, это вам не пригодится.
- Грузовик отремонтировать сумеешь?
- Который перед входом гниет?
- Да.
- Да его только могила исправит! По-хорошему, надо снять с него все, что еще не сгнило, а остальное в металлолом сдать или в овраг какой-нибудь сбросить.
- Вот и займись. Считай, что доброе дело для тебя нашлось.
15.
Как ни странно, грузовик оказался совсем не таким убитым, как можно было подумать, глядя на него издали. Да, крылья и двери проржавели насквозь, но рама и каркас кузова еще крепкие. Двигатель сильно попорчен ржавчиной, но карбюратор почти не прогнил, а это хороший симптом. Возможно, эта груда металла еще будет ездить.
Конечно, лучше всего было бы сдать этого монстра в металлолом, а вместо него купить другой грузовик, но Спиридон ясно сказал, что лучшие добрые дела - те, которые делаешь собственными руками, а не собственными деньгами. В армии мне приходилось участвовать в реанимации подобных древних монстров и я не вижу причин, почему бы не попробовать заняться этим еще раз.
Я вскрыл кастрюлю воздушного фильтра, выгреб оттуда гору разнообразной трухи, задумчиво повертел в руках пластмассовое кольцо, на котором смутно угадывались остатки гофрированной бумаги, и бросил его на землю. Надо будет потом хорошенько подмести вокруг.
Далее я снял карбюратор и долго вытряхивал из него разнообразный мусор, начиная от кусочков засохших листьев и заканчивая мышиным пометом. Кажется, мертвый грузовик стал домом для целого семейства божьих созданий. Извините, ребята, скоро вам придется искать себе другое жилище, благо церковь в двух шагах. Говорят, что церковные мыши бедные, но, думаю, бездомные мыши еще беднее церковных.
Карбюратор загажен так, что очень хочется выкинуть его и купить новый. Но это не наш путь, мы не ищем легких путей, мы будем все делать самостоятельно, от начала и до конца. Замочим его в ацетоне… нет, это потом, пока посмотрим, что творится на других участках.
Трамблер, вроде, в порядке. Свечи убиты. Радиатор давно протек. Масла в картере нет. Ходовая, на первый взгляд, в порядке, а точнее все равно ничего не определишь, пока не проедешься. Все колеса спущены. Аккумулятора нет, все-таки святой дух защищает от пионеров лишь отчасти. Кажется, пора начинать писать список требуемых запчастей.
Список получился длинным, непонятно даже, как все это сюда привезти без машины. И непонятно, где все это купить. Наверняка есть специализированные магазины, торгующие запчастями для грузовиков… или на авторынок съездить?
А ведь Спиридон был прав! Когда занимаешься чем-то безусловно полезным, состояние души становится другим. Не то чтобы это было похоже на счастье, но душу не покидает ощущение… не знаю, как это назвать… свободы, правильности предназначения, того, что ты творишь добро… нет, эти слова, будучи произнесенными, звучат надменно и выспренно, и понятно, почему - потому что чувства, выражаемые этими словами, не должны выражаться вслух, потому что иначе это будет лицемерие и фарисейство.
16.
Зина очень удивилась.
- На хрена тебе машина? - спросила она. - Хочешь к храму божьему в роскошном экипаже подкатить? Они этого не оценят, ты уж поверь.
- Я не хочу покупать роскошный экипаж, - сказал я, - вполне хватит старенькой четверки.
- Сколько нужно?
- Две тысячи за глаза хватит.
- Долларов?
- Естественно.
- Держи. Хотя мог бы и сам достать.
- Не уверен, что это хорошо скажется на моем просветлении.
Зина раздраженно хлопнула себя по лбу.
- Дура! Извини, Сергей, я жуткая дура, я совсем забыла. Конечно, тебе нельзя грешить! Держи еще две тысячи, они тебе пригодятся.
- Спасибо. Как дела с квартирой?
- Нормально. Таджики вовсю трудятся, евроремонт обещают закончить к новому году, тогда можно будет мебель закупать. Глядишь, числу к двадцатому и переедем.
- Будем надеяться.
17.
Вечером того же дня у меня состоялся своеобразный разговор с мамой. Мама подсела ко мне, когда я пил чай на кухне.
- Как дела, сынок? - спросила она. - Что-то ты дома почти не появляешься, Зина, что, перестала тебя волшебству учить?
- Нет, - удивился я, - с чего ты взяла?
- Ты все время пропадаешь где-то, и вы с Зиной уходите из дома по отдельности и возвращаетесь тоже по отдельности.
- Это… гм… практические занятия.
- Ты уже заканчиваешь обучение?
- Оно никогда не закончится.
- Почему? Она тебя плохо учит?
- Нет, дело не в этом. Обучение нельзя закончить, ведь нельзя стать самым сильным, каким бы сильным ты бы ни был, всегда можно стать еще сильнее.
- Так что, она вечно тебя учить будет?
- Нет, это вряд ли. Через какое-то время мы станем почти равными.
- Это скоро будет?
- Не знаю. А что?
- Так, ничего.
- Не темни, мама! Что ты имеешь ввиду?
- Ну… эта твоя Зина, она, конечно, волшебница, но какая-то она некрасивая. Тощая, старая, я, конечно, понимаю, что с лица воду не пить, но, когда она будет тебе не нужна…
- Ты подберешь какую-нибудь девочку получше, например… точно! Племянницу тети Маши, правильно?
- Ты что… мысли читаешь?
- Я только учусь.
- Учись, сынок. В жизни пригодится.
18.
Помолившись, я отвернулся от иконостаса и уперся взглядом в отца Спиридона. Он стоял шагах в четырех, он неотрывно смотрел на меня и в глазах его было удивление, граничащее с ужасом. Встретив мой взгляд, он дернулся, как от удара, и отступил на шаг.
- Что случилось? - спросил я. - У тебя такой взгляд…
- Ничего, - быстро ответил Спиридон, - просто ты похож на одного человека. Нет, это только внешнее сходство, иначе… нет, неважно.
- Да что случилось? - повторил я. - На тебе лица нет! У тебя какая-то проблема? Пойдем, попьем чаю, обсудим проблему, я помогу ее решить. Помогать ближнему - святой долг христианина, правильно?
Спиридон раздраженно помотал головой, что-то прошептал и неожиданно перекрестился.
- Хорошо, - сказал он, - пойдем.
Первым, что бросилось мне в глаза в церковной каптерке, была лежащая на столе газета. "Вампиры ограбили супермаркет", гласил заголовок. Ниже красовалась фотография, с которой скалил зубы вполне узнаваемый я.
Спиридон дернулся к столу, но тут же остановился и посмотрел на меня. Мы встретились взглядом и слова стали излишними. Он все понял.
- Но как же… - прошептал Спиридон, - святая церковь… это правда…
- Да, это правда, - сказал я, - я действительно вампир. Клыки показать?
- Не надо! - резко крикнул Спиридон и перекрестил меня отчаянным жестом.
Ничего не случилось. Я не провалился сквозь землю, не растворился в воздухе и не рассыпался горсткой праха, меня не уволокли черти и не растерзали ангелы.
- Но как… - удивился Спиридон.
- А вот так, - сказал я, - слухи о том, что вампиры боятся христианской символики, сильно преувеличены.
- Ты правда вампир?
- Правда. Я ведь уже говорил. А что тебя удивляет? Я же говорю, вампиры не боятся христианской символики.
- Но зачем ты ходил сюда столько времени? Хотел поглумиться? Так это тебе удалось!
- Ничего я не хотел поглумиться! Я такой же человек, как и ты, я тоже хочу обрести веру. Думаешь, если я вампир, так для меня бог - пустой звук?
- А что, нет?
- Нет! Ты же сам говорил, убить, чтобы жить - это не смертный грех.
- Я не это имел ввиду! Ты проклят, Сергей, понимаешь, проклят! Ты никогда не спасешь свою душу, пусть даже ты не боишься святых мест, все равно для тебя посещать церковь - пустая трата времени! И кощунство!
- Я так не думаю. Ты помог мне, Спиридон, ты сказал, что надо жить по совести, что надо творить добрые дела, ты открыл передо мной путь… нет, не к спасению, да мне, по большому счету, наплевать на спасение, ты открыл путь к тому, чтобы жить и не думать, что все бессмысленно. Я всегда знал, что душу нельзя погубить окончательно, другие вампиры говорили об этом, но я не мог в это поверить до тех пор, пока ты не объяснил мне, как все обстоит на самом деле. И не надо смотреть на меня такими глазами, я не собираюсь тебя кусать, я вполне контролирую себя, это только в фильмах вампиры бросаются на первого встречного.
- Скольких человек ты убил? - спросил Спиридон.
- Троих.
- Кто они были?
- Проститутка, случайный прохожий и… еще один случайный прохожий.
- Ты давно вампир?
- Почти две недели.
- Значит, каждые четыре дня ты совершаешь убийство.
- Это только вначале, потом будет достаточно одного раза в месяц.
- Все равно! Ты исчадие ада!
- Я не исчадие ада! Я не стремлюсь к злу. Да, я убиваю, но разве не ты говорил, что нет греха в том, чтобы убить ради спасения собственной жизни?
- Не перевирай мои слова! Твое бытие - не жизнь! Ты - нежить!
- Я не нежить! Мое сердце бьется, мое тело теплое, я дышу, ем, пью, занимаюсь сексом, у меня есть любимая женщина… что еще нужно, чтобы называть бытие жизнью?
- Нужно не убивать!
- А кто из нас не убивает? Ты вегетарианец?
- Убивать животных и убивать людей - разные вещи!
- Объясни это какому-нибудь индусу. И вообще, ты же не будешь утверждать, что я стал нежитью, еще когда воевал в Чечне?
- Это совсем не то! И не говори, что ты нормальный человек, ты - гадкий упырь! Вонючий вурдалак! А те деньги, что ты жертвовал на богоугодные дела, ты украл в супермаркете? Забери эти деньги назад! Они прокляты!
- Деньги не пахнут, - попытался возразить я, но Спиридона уже несло.
- Твои деньги прокляты! И сам ты проклят! И весь храм теперь проклят! Вампир молился в божьем храме, вампир подходил к причастию, вампир исповедовался! Дьявол тебя возьми, ты исповедовался мне и я отпустил твои грехи! Видит бог, я не знал, какой грех отпускаю. Ты хоть знаешь, что бывает с такими грехами? Несправедливо отпущенный грех ложится камнем на душу отпустившего! Ты погубил мою душу! Просто так взял и походя погубил мою душу!
- Да иди ты! - огрызнулся я. - Нет души, которую нельзя спасти. Сходишь к какому-нибудь иерарху, помолишься, исповедуешься, все и пройдет.
Спиридон взвыл, как раненый зверь.
- Не искушай меня, дьявольское отродье! - завопил он. - Будь ты проклят во веки веков и будь проклят весь твой нечистый род до тринадцатого колена! Да не будет тебе ни в чем удачи и да сдохнешь ты в грязи и скверне во имя господне!
Я ощутил, что вокруг меня что-то начинает происходить. Впервые за много дней крест зашевелился, предупреждая об опасности, да и сам я уже понял, что проклятие Спиридона перестало быть просто словами, оно стало реальностью и быстро набирает силу. Еще несколько минут, и будущее изменится и в нем не останется для меня места. Вот, значит, как происходит одномоментное просветление.
А что, усмехнулся червь, может, в этом и есть твоя судьба - помочь скромному священнику обрести святость, а потом, чем черт не шутит, может, это он станет вторым мессией?
Да иди ты! ответил я, скорее всего, он сдохнет прямо сейчас от нервного потрясения от собственной святости.
- Хватит, Спиридон, - сказал я вслух, - это становится опасным, твое проклятие наполняется реальной силой. Я, конечно, рад, что ты теперь святой, но не надо становиться святым за мой счет. Отмени проклятие и давай обсудим ситуацию, спокойно и взвешенно, как взрослые люди.
К сожалению, Спиридон к этому времени уже перестал воспринимать окружающее.
- Изыди, Сатана! - орал он, осеняя меня крестным знамением. - Не искушай меня! Господь дал мне силы и знание, куда их направить. Твое нечистое семя сгинет с лика земного и…
- Ты не оставляешь мне другого выхода, - предупредил я.
- Господь не оставит меня, - заявил Спиридон, закатывая глаза под потолок, то ли в истерике, то ли действительно пытаясь узреть господа.
- Ну, смотри…
Я сформировал клыки и сделал шаг вперед. Спиридон не сопротивлялся, он лишь дернулся в моих руках, когда шейная вена вскрылась и теплая кровь хлынула мне в глотку. Я не испытывал настоящего голода, я просто решил напитаться про запас. Все равно Спиридона придется убить, по-другому проклятие не остановишь, а зачем добру пропадать зря?
Сердце священника стукнуло в последний раз и остановилось. Я расслабил руки и мертвое тело ударилось об пол, а мое сердце наполнилось жалостью. Жалко, что все так вышло, хотели как лучше, а получилось, как всегда. Но, по крайней мере, я приобрел в этом храме жизненный опыт, научился лучше понимать если не бога, то, хотя бы, его ближайшее окружение в лице истинно верующих. Нет, я не жалею, что пришел сюда.
Я уложил Спиридона на спину, сложил ему руки на груди и закрыл веками белки закатившихся глазных яблок. Надо бы прочитать молитву, но я не помню ни одной, кроме "Отче наш", да и из "Отче наш" помню только первые строки. Ничего, раб божий Спиридон, господь тебя и так не оставит. Покойся с миром, святой, и пусть земля будет тебе пухом.
Я вышел в главное помещение храма и меня будто ударило по голове чем-то тяжелым. Лики святых на иконах смотрели волчьим взором, Христос на кресте стал похож на ядовитую анаконду, изготовившуюся к прыжку, воздух налился свинцовой тяжестью, стены, казалось, начали опускаться и сжиматься, стремясь раздавить меня многопудовой тяжестью. Кажется, я промедлил слишком долго, проклятие Спиридона обрело автономность, а это не просто плохо, это очень плохо.
Черт побери, да меня сейчас кондратий хватит! Хватит размышлять, пора действовать!
Я сложил руки перед грудью и между параллельно расположенными ладонями замерцала оранжевая искорка. Взмах руки, и целый столб колдовского пламени ударил в распятие, моментально превратив его в обугленную головешку. Я двигал рукой, и огненная струя металась по внутренностям церкви, разрушая убранство, и с каждой каплей волшебного пламени давление на мою душу ослабевало, дышать становилось все легче, несмотря на густой дым, заполнивший помещение. Казалось, что невидимая плита, навалившаяся на плечи, растворяется в прогорклом воздухе и тает, превращая меня из проклятого богом упыря в более-менее нормального человека.
Рядом кто-то пискнул, я повернул голову и увидел Леночку, распластавшуюся на полу в полуобморочном состоянии. Вот кого мне здесь не хватало, так это невинных жертв! Я повернулся к ближайшему окну, воздух сгустился и невидимым кулаком вышиб его, густо усеяв осколками стекла и дерева церковный дворик. Еще одно движение новообретенной магической сущности, и невидимая рука подняла Леночку за шиворот, как котенка, и бережно вынесла в окно из полыхающего ада, в который уже успел превратиться храм божий.
Огонь плясал вокруг меня, языки пламени лизали одежду и кисти рук, но не причиняли ни малейшего вреда. Едкий дым наполнял воздух, но не мешал ни зрению, ни дыханию. Целая завеса огня отрезала входную дверь, а почему бы и нет, подумал я, и вылетел в окно.
Снаружи церковь выглядела почти нормально, только первые струйки дыма начали пробиваться через щели в потолочных перекрытиях. Около разбитого мной окна по чистой случайности не оказалось горючих предметов и дым из него совсем не валил. Интересно, проклятие Спиридона связало себя с внутренним церковным убранством или все-таки со стенами? Пожалуй, лучше не рисковать.
Я представил себе, что в руках у меня невидимый гранатомет "Шмель", только в несколько раз мощнее, чем реальный, и виртуальная термобарическая граната отправилась в открытое окно. Переборщил. Я повернулся к церкви спиной и распахнул вокруг себя энергетический щит, прикрывающий от падающих осколков. В двух шагах лежала Леночка, судорожным движением я растянул щит в ее сторону и успел прикрыть ее за долю секунды до того, как первая каменная глыба ударилась о щит и мягко соскользнула в сторону. А потом начался настоящий камнепад.
Не могу сказать, сколько он длился, думаю, не больше минуты, но эта минута показалась вечностью. А потом камни перестали падать, я рассосал силовой щит и огляделся по сторонам.
Вот так, наверное, выглядит лунный пейзаж. Кругом каменные обломки, обгорелые деревяшки, присыпанные грязным снегом и практически неотличимые от камня, а остатки разрушенной церкви выглядят почти как лунный кратер. И еще отвратительно пахнет гарью.
Неподалеку послышался стон. Я поднялся на ноги, сделал два шага и увидел рядом с каменной глыбой несчастную Леночку в грязном разорванном пальтишке. Накатила волна любви, захотелось прижать ее к себе, утешить, сделать ей что-нибудь хорошее и приятное. Нет, в этом не было ничего сексуального, это была чистая и небесная платоническая любовь, какая всегда охватывает после кормления.
Завидев меня, несчастная девушка мелко затряслась и начала отползать, ее рука поднялась на уровень глаз и безуспешно попыталась сотворить крестное знамение. Губы задергались, она, похоже, хотела произнести какую-то молитву, но смогла исторгнуть из себя только неразборчивое заикающееся бормотание.
- Не бойся, - сказал я, - я не сделаю тебе ничего дурного. Позволь, я вытру тебе лицо, ты вся перепачкалась.
- Не подходи ко мне! - завопила Леночка. - Не приближайся, во имя господа! Ты дьявол!
Я печально покачал головой.
- Нет, милая, - сказал я, - я вовсе не дьявол. Наверное, я могу стать дьяволом, но, видит бог, я не хочу этого. Хочешь убить мою душу? Прокляни меня. Я верю, у тебя хватит сил, твоя вера гораздо сильнее, чем у Спиридона, и раз проклятие получилось у него, значит, оно получится и у тебя. Может быть, это и есть моя судьба - стать плечом, под которым дрогнет стена, или ключом, который откроет замок твоей души и выпустит на свободу силу глубин. Нет, я говорю не о темной стороне веры, ты знаешь, я почти не различаю светлое и темное, думаю, один только бог способен правильно отличить одно от другого. Хочешь избавить мир от меня? Хочешь открыть в себе бога? Хочешь, я дам тебе то, что не даст никто другой? Я знаю, эти слова кощунственны, Сатана искушал Христа почти теми же словами. Но я имею ввиду только то, что говорю, и ты можешь это проверить, я знаю, у тебя хватит веры. Открой себя, позволь себе поверить в свои силы. Ты заперта в одиноком теле, ты не смеешь обрести контроль над собой, хочешь, я помогу тебе? Ты думаешь, я представляю угрозу, но это не так, и ты никогда не поймешь, почему. Если не позволишь себе поверить. Поверить не в бога, всевышнего, могучего и далекого, а в себя, в ту часть тебя, что хранит малую частицу бога. Твои привычки подавляют душу, она стонет под гнетом гигантов, обычно ты не слышишь этих стонов, но иногда они прорываются. Хочешь, я стану убийцей гигантов? Внутри тебя скрыто богатство, но поверь в себя и горы начнут двигаться перед твоими глазами. Только поверь в себя. Ты готова?
Кажется, я загипнотизировал ее. Бедная Леночка смотрела на меня расширенными глазами, как удав на кролика, она больше не замечала ни крови отца Спиридона, запачкавшей мою дубленку, ни сажи и копоти на моем лице, ни противоестественного пейзажа вокруг. Она не видела ничего, кроме моих глаз, и не слышала ничего, кроме моего голоса. Я почувствовал, как гиганты поддаются. Еще немного… если хотя бы на мгновение заставить ее взглянуть на мир незамутненным взглядом, отрешиться от привычного я… как там говорил владыка Дмитрий…
- Иисус ждал темноты, - сказал я. - Ослепленный тишиной, он ждал темноты и пауки плясали на стенах. Ахим брахма аси!
Бессмысленная фраза, сама собой всплывшая в моем мозгу, сделала свое дело. Я ощутил, как мир сдвинулся, и с гордостью отметил, что в этот раз я управился почти без креста, он помог только совсем чуть-чуть, на самом последнем этапе. Глаза Леночки распахнулись и стали пустыми, и в этот момент я направил ей мощнейший мысленный посыл, самый мощный, какой только смог сотворить.
- Поверь в себе, - сказал я, и мои слова прозвучали во всех девяти слоях истины.
А потом я, обессиленный, опустился на собственную задницу, привалился спиной к куску разрушенной стены и стал расслабленно ждать конца. В пустой голове осталась только одна мысль - зачем я все это сделал?
Спустя вечность я ощутил на собственной щеке холодную, но живую и одновременно теплую маленькую, почти детскую, ладошку. Теплую внутренней теплотой, не имеющей ничего общего с кинетической энергией молекул, составляющих плоть.
- Бедный, - сказала Леночка и вздохнула. - Я прощаю тебя.
- Что? - мне показалось, что я ослышался.
- Я прощаю тебя, - повторила Леночка. - Понять - значит простить, не так ли?
- Наверное. А ты поняла?
- Поняла. Я… кажется…
Она встала на ноги и подняла руки к небу. Пространство взвихрилось вокруг нее, лунный пейзаж подернулся туманной дымкой и стал таять. Неопределенность захватила пространство и время, эти понятия перестали существовать, теперь ничто не имеет значения, только она и я, только мы с ней, мы вместе и все, нет больше ничего, кроме отражения тени бытия в наших глазах. Я понял, что она делает, и я вскочил, нет, я взлетел, одним легким движением, как будто секунду назад меня не давила чугунная тяжесть от только что совершенного чудовищного волшебства.
Мы взялись за руки и процесс пошел. Один за другим куски камня взмывали в воздух и собирались вместе, они плыли друг к другу, соединялись и сливались в единое целое. Мне казалось, что поднимающиеся стены обновленного храма поют что-то торжественное, кажется, это называется осанна, но я могу ошибаться.
- Как насчет внутренностей? - спросил я.
- Не волнуйся, - успокоила меня Леночка. Впрочем, какая она теперь Леночка, скорее уж, святая Елена. - Они не успели забыть свое место, они вернутся и все восстановится.
- Спиридон?
- Ты справишься?
- Боюсь, что нет. Нет, я не справлюсь.
- Я тоже. Его сила в нас, если изъять ее из наших сущностей, они распадутся. Думаю, он будет не в обиде. Авраам принес в жертву собственного сына, а мы с тобой принесли в жертву священника.
- В его смерти виноват только я.
- Я беру на себя половину греха.
- Почему?
- Потому что результатами греха пользуемся мы оба. Спасибо тебе.
- За что?
- Ты дал мне веру.
- Она и так была у тебя. Раньше ты не могла собрать церковь из обломков, но это не показатель.
- Я и сейчас не могу сделать это одна. Мы сделали это вместе.
- Тебя не пугает, что я вампир?
- Ты больше не вампир.
- Как это? - я сформировал клыки и продемонстрировал их Леночке.
Она фыркнула.
- Я тоже могу так сделать, ну и что? У тебя больше нет зависимости от человеческой крови.
- Как ты это сделала?
- Не знаю, я знаю только, что я сделала это и все. Да и вообще, я не уверена, что это сделала именно я.
- А кто же?
- Бог.
- Бог?
- Бог. Он обратил на нас взор и сделал то, что посчитал нужным.
- А что он сделал?
- Дал нам силы.
- Зачем?
- Откуда я знаю? Кто вообще может похвастаться, что понимает дела господни? Знаешь, Сергей, я припоминаю, что тут неподалеку, вон за тем углом, есть забегаловка. Пойдем, посидим?
- Разве это не грех?
- Мне открылось, что нет. Бог открыл мне, что большинство запретов, которые накладываются его именем, не имеют никакого смысла. Так пойдем?
- Пойдем.
