ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПРЕЛЮДИЯ К АРМАГЕДДОНУ
1.
Мы неплохо посидели, мы выпили на двоих три бутылки "Хванчкары", настоящей грузинской, если верить этикетке, но опьянение так и не пришло. А потом мы пошли ко мне домой, сразу с порога направились в спальню и довели возникшую между нами духовную близость до логического завершения.
- Грешить приятно, - сказала Леночка и хихикнула.
- Это не грех, - возразил я, и она снова хихикнула.
- Да знаю, - сказала она, - я просто шучу. И это совсем не больно.
- Боль бывает не у всех, - заявил я с видом глубокого знатока и Леночка рассмеялась.
- Ты читаешь мои мысли? - догадался я.
- Ага. Это так забавно! Спасибо тебе! - она поцеловала меня в губы. - Это так здорово! Как будто я впервые в жизни по-настоящему проснулась. Оказывается, бог совсем не суровый.
- Да ну?
- Ну да! Он, оказывается, совсем не запрещает радоваться жизни. А жизнь так прекрасна! Если смотреть на нее под правильным углом.
- Не сказал бы.
- Да, конечно, для тебя все по-другому, ты же темный.
- Какой такой темный? Ты, вообще, о чем?
- Ты разве не понял? Тебе не открылось?
- Ничего мне не открылось, если не считать того, что я теперь могу взрывать здания из воображаемой пукалки.
- Не только! Ты еще овладел телекинезом.
- Я и раньше умел летать.
- Одно дело летать самому и совсем другое дело перемещать других. Ты уже забыл, как выкинул меня в окно?
- Да, действительно. А еще я прикрыл тебя щитом от падающих камней.
- А потом мы с тобой собрали камни. И ты избавился от привычки к вампиризму.
- Это ты так говоришь. Ты уж извини, но в это я поверю только тогда, когда пройдет два месяца и я никого не укушу.
- Фома ты мой неверующий. Так тебе не открылась судьба?
- Нет.
- Странно.
- Не томи! Какая моя судьба?
- Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, ты темный… я так и не поняла, то ли мессия, то ли предтеча.
- Антихрист, что ли?
- Можно и так сказать.
- Если я антихрист, тогда кто ты?
- Твой оппонент со стороны света.
- Охренеть! Знаешь, милая, может быть, я все позабыл, но что-то я не помню, чтобы в священном писании было написано, что антихрист будет… эээ…
Леночка расхохоталась.
- Если понимать в переносном смысле, - заявила она, - то как раз это там и написано. А еще там написано, что потом все будет наоборот. Кстати, ты уже восстановился? Я хотела бы попробовать.
- Подожди! Это слишком серьезно. Добро и зло - силы взаимоисключающие, будь ты посланцем господа, а я посланцем Сатаны, мы бы немедленно возненавидели друг друга.
- С чего ты взял? Разве бог ненавидит Сатану?
- А что, нет? Или эта истина тебе тоже открылась?
- Ну да, открылась. Когда ты перестаешь воспринимать писание как догму, сразу открывается много новых истин. Бог всемогущ? Всемогущ. Дьявол всемогущ? А?
- Я понял. Ты утверждаешь, что бог терпит дьявола, потому что…
- Ничего ты не понял! Кто сотворил дьявола?
- Бог?
- Правильно, больше некому. А зачем?
- Зачем?
- Самому подумать слабо?
- Да иди ты! Ты прямо как Зина, она тоже все время загружала, типа, подумай, это полезно, будешь много думать - будет тебе просветление…
- Оно пришло.
- Оно пришло не из-за этого.
- А из-за чего?
- Из-за того, что ты оказалась в горящей церкви.
- А почему я оказалась в горящей церкви?
- А я откуда знаю?
- Ты знаешь.
- Намекаешь, что тебя направил туда бог?
- Вот именно.
- А меня, стало быть, он тоже направил?
- Ничто не происходит помимо его воли.
- Даже то, что не должно происходить?
- Один бог решает, что должно происходить, а что не должно.
- Сдается мне, что твое просветление проходит. Ты опять начинаешь думать, как раньше.
- Я всегда так думала. Просто раньше я многого не понимала, а теперь бог помог мне понять. А ты стал его орудием.
- Всегда мечтал быть орудием.
- Не заводись. Иди лучше сюда.
2.
Зина вернулась довольно рано, не было еще и пяти часов вечера. Я сразу понял, что она покормилась, трудно с чем-либо перепутать радостный блеск в глазах, отражающий вселенскую любовь, бушующую внутри.
Зина застыла столбом на пороге комнаты, она смотрела на нас с Леной и тупо хлопала глазами, как стюардесса из неприличного анекдота, стоящая в туалете самолета и думающая, кто сидит за штурвалом. Впрочем, она быстро справилась с собой.
- Приветствую тебя, владыка, - сказала она. - И вас, владычица, тоже приветствую. Поздравляю тебя, Сергей.
- С чем? - спросил я, хотя и так уже все понял.
- Как с чем? С просветлением, с чем же еще. А вы, владычица, не знаю вашего имени…
- Лена. Просто Лена, и никакая не владычица.
- Вы что, вместе просветлились? Ни фига… простите, владычица.
- Хватит просить прощения, - заявила Лена и резко встала с кровати, не обращая никакого внимания на собственную наготу. - Тебе не за что извиняться, думаешь, я никогда не слышала бранных слов? И вообще, какая я тебе владычица?
Зина смиренно наклонила голову.
- Благодарю вас, влад… гм… благодарю вас, Лена, за оказанную честь.
- Обращайся ко мне на ты, - перебила ее Лена, - и нечего говорить о чести. В ненужных формальностях нет чести.
Зина снова склонила голову.
- Ну что ты все время подобострастничаешь? - высказалась Лена. - Неужели боишься меня? Точно, боишься. Почему? А, поняла… хочешь?
Как ни странно, Зина поняла невысказанную мысль. Она растерянно кивнула, а на лице у нее появилось обалдевшее выражение.
- Разве… - прошептала она.
- Разве, - согласилась Лена, - очень даже разве. Зря ты не дождалась.
- Я же не знала.
- Знаю, что не знала. Сходи, умойся, и больше не греши.
Зина выпорхнула из комнаты странной походкой, чудом разминувшись с дверным косяком. Я посмотрел на Лену и понял, что не знаю, что сказать.
- Ничего не говори, - сказала Лена. - Это она тебя инициировала?
- Она.
- Она очень хорошая женщина, это видно с первого взгляда. Если уметь правильно смотреть. Почему она стала вампиром?
- Научный эксперимент.
- Да ну? И какие же дебилы его проводят?
- Служба защиты веры или что-то в этом роде, уже и не помню. Это в другом мире.
- В другом мире? Подожди-ка, лучше напрямую… ну ничего себе! Оказывается, параллельные миры и вправду существуют, а я думала, что это все бредни бесовского ящика. И газет бесовских. В них иногда такое пишут, типа, что вампиры супермаркет ограбили… стоп… это был ты!
- Мы с Зиной.
- Вы идиоты! Неужели по-другому нельзя было денег заработать? И зачем было устраивать представление в торговом зале? А, понимаю… упоение от новых возможностей, желание сделать все побыстрее, ощущение неуязвимости…
- Ты так легко роешься в моей памяти?
- Ну да, в этом нет ничего сложного. Ты тоже можешь.
- Я… я стесняюсь.
Лена звонко расхохоталась.
- Нашел чего стесняться! Когда людей кусал, небось, не стеснялся. Нет, нет, я не в упрек! Было и прошло, кто старое помянет, тому глаз вон. Хочешь исповедаться?
- Да иди ты! Знаешь, ты так изменилась, даже не верится, что это ты. Я теперь даже боюсь в тебя заглядывать.
- В тихом омуте черти водятся. Знаешь теорию насчет Аполлона и Диониса?
- Нет.
- Когда испытываешь сильные эмоции, необязательно их выражать. Экстаз может быть внешним и внутренним…
- Знаю. Я любил прислушиваться к твоим чувствам, когда ты молилась. У тебя так мощно крышу сносило…
- Тогда чему ты удивляешься? Я поняла нелепость ограничителей поведения и перестала стесняться. Знаешь, как меня достало быть серой мышкой! Все смотрят, как на идиотку, смеются почти что в лицо, богохульные анекдоты рассказывают… Но я на них не обижаюсь, мне открылось, что я и сама была хороша, потому что показное смирение суть лицемерие и фарисейство, надлежит не скрывать чувства, а… наверное, в глубине души я всегда хотела стать свободной. Короче, внутри я та же самая, загляни сам и убедись.
- Это-то и пугает.
- Нашел чего бояться!
- Ты так спокойно обо всем этом говоришь! Ты такая светлая, что светлее не бывает, и ты говоришь, что я антихрист, и одновременно по-дружески болтаешь со мной, мы занимаемся сексом…
- Зло побеждается не злом, но отсутствием зла. А ближнего надо возлюбить. Давай еще?
- Я не супермен.
- Это можно исправить.
- Нет уж!
- Почему? Разве мужчины не всегда этого хотят?
- Не в таких количествах. Завтра у меня и так задница будет болеть.
- Почему задница?
- Потому что там мышцы. Между прочим, ягодичная мышца - самая сильная в человеческом теле.
- Да ну?
- Честное слово, я в какой-то книжке читал.
- Ты еще и книжки читал?
- Не издевайся! Не такой уж я и темный, каким кажусь.
- Знаю. Не обижайся, я просто шучу. Это нервное.
- Ты замечательно держишься.
- Спасибо. А куда Зина ушла?
- Не знаю. Пойду, посмотрю.
Я пошел посмотреть и обнаружил, что Зина вообще ушла из квартиры.
- Жалко, - прокомментировала это Лена, - можно было бы…
- Нет уж! По крайней мере, не сегодня. К таким вещам надо постепенно привыкать… и вообще, ты меня пугаешь. Кто из нас посланец зла?
- Тьма - не зло. А любовь - тем более не зло.
- Даже групповуха?
Лена расхохоталась.
- Причем здесь групповуха? Я об этом даже не думала, честное слово! Ну, в самом деле, кто из нас развратник? И вообще, чем тебе групповуха не нравится? Какая, вообще, разница, сколько людей любят друг друга?
- И это говорит девушка, лишившаяся невинности пару часов назад!
- Не пару часов, а почти четыре. А невинность - это ерунда. Мне открылось, что невинность не в этом самом, а в душе, а душевную невинность я не потеряла.
- Догадался Штирлиц…
- Да ну тебя! Тебе легко прикалываться, а я сейчас вспоминаю, что было раньше и ужасаюсь, какая дура была. Это кошмар! Я ведь на самом деле думала, что все делаю правильно!
- Ничего страшного, такие чувства у всех возникают время от времени.
- У меня никогда раньше такого не было.
- Ты бы еще побольше молилась.
- Между прочим, если бы я не молилась, ты бы меня не просветлил, и моя сила не отразилась бы на тебя, и ходил бы ты сейчас злой и растерянный. Так что лучше не наезжай!
- Ты молодец, - сказал я, становясь перед ней на колени, но не для того, чтобы в чем-то покаяться, а просто чтобы обнять ее бедра. - Ты великолепно молилась. Я благодарю тебя всем сердцем. Спасибо тебе, что помогла мне и отдельное спасибо тебе, что ты такая… как бы это сказать…
- Да скажи уж, - улыбнулась Леночка, - не стесняйся.
И действительно, чего стесняться, если она и так все понимает?
- Я люблю тебя, - сказал я.
- Я люблю тебя, - откликнулась Леночка и мы поцеловались. Бережно и ласково, трогательно и невинно, в нашем поцелуе почти не было страсти, это был символ. Символ большой и чистой любви, соединяющей несоединимое.
3.
Если мама и удивилась появлению Леночки в нашей квартире, она ничем этого не показала. Она доброжелательно поприветствовала гостью и отправилась на кухню ставить чайник. Удивительная тактичность для нее.
Все стало ясно, когда мы пили чай и мама обратилась к Леночке:
- Знаешь, Зина, ты меня извини, я тебе на позатой неделе столько всего наговорила…
- Кто? - не поняла Лена.
- Ну, что у тебя лучше получается сквозь стены проходить, чем людей лечить. - Очевидно, мама расслышала не "кто", а "что". - Не обижайся на старуху, дочка. Мы, старые люди, такие, у нас что на сердце, то и на языке. Мне так плохо было!
- Догадываюсь, - кивнула Лена, - только я не Зина, я Лена. Зина ушла.
- Куда?
- Не знаю. Сережа, ты не знаешь? Да, точно, она же квартиру недавно купила, туда, наверное, и ушла.
- Ты что, его мысли читаешь? Ты тоже волшебница?
- Ага. Только вы не бойтесь, я добрая, еще добрее, чем Зина, - Лена хихикнула. - Хотите, я ваши мысли прочту? Да ну, ерунда какая, нашли, чего бояться? Да. Нет. Да. Да честное слово! Да. Уже.
- Что уже?
- Все уже. Завтра к врачу не ходите, лучше сходите недели через две, она подумает, что это лекарства помогли. А то она расстроиться может, подумает, что с ума сошла или еще что-нибудь нехорошее.
- Лена, ты такая…
- Сильная. Я очень сильная волшебница, гораздо сильнее, чем Зина. И еще я добрее. В переносном смысле, конечно. Добро, зло… это все абстракции, мир есть мир, все зависит от того, как на него смотреть. Да. Тем более. Да не осуждаю я вас! Жалею, но не осуждаю. Потому что душу жалко. Не поможет. Не, даже не думайте! Ага, точно, фарисейство. Конечно, существует! Могу, только так непривычно как-то и неудобно. Если вас раздражает… тогда буду.
Я встал и пошел в комнату, оставив на столе недопитый чай. Глупо, но я чувствую себя полнейшим идиотом, когда слушаю только половину разговора. Я ведь тоже могу слышать мысли мамы, но я не успеваю за Леной, ее магическое поле или как там его правильно назвать, работает настолько быстрее моего, что я чувствую себя каким-то ущербным. Понимаю, что это ощущение нелепое и идиотское, но избавиться от него не могу.
Нет, милая, не нужно меня от него избавлять. Оно тоже часть меня и мне будет неприятно, если ты оторвешь от меня кусок, пусть и подтухший. Позволь мне самому разбираться со своими отбросами.
4.
Мы с Леной провели чудесную ночь, даже слишком чудесную, потому что наутро у меня болела не только задница, но и бедра и поясница. Наскоро позавтракав, Лена убежала успокаивать свою маму, которая, как Лена сказала, уже успела обзвонить все больницы и морги, и вообще с ней чуть инфаркт не случился, и это было непростительно забыть о собственной матери даже с учетом всех вчерашних переживаний.
В общем, Леночка ускакала ликвидировать последствия невольного греха, а я отправился на поиски Зины. Надо бы с ней все обсудить, а то у меня уже голова кругом идет.
Найти Зину оказалось совсем несложно. Это только кажется, что в Москве на каждом углу стройка, а на самом деле только что построенных зданий не так уж и много, а если знать район, где располагается интересующий дом, и примерную стоимость квартиры, то найти нужное жилье совсем просто. Особенно если умеешь проникать в запертые комнаты и читать мысли окружающих людей.
Оказывается, я умею не только читать мысли, но и внушать их. То есть, не совсем внушать, я просто могу заставить человека вспомнить то, что мне нужно, чтобы потом прочитать воспоминание прямо из головы. Очень удобный способ, получение нужной информации ускоряется многократно.
Зины в квартире не было, зато там вовсю трудились нелегальные иммигранты, в голове самого главного таджика обнаружился номер мобильника Зины, а остальное, непонятно почему, оказалось совсем просто. Я так и не понял, как в мою голову пришло знание, где конкретно в Москве находится интересующий меня телефон. Да и не хочу я знать всех подробностей, для меня важен только результат, а каким путем он достигается - какая разница?
Зина сидела в ресторане, не самом крутом в Москве, но обед здесь стоит примерно столько же, сколько месячная зарплата водителя "Газели". Зина задумчиво поглощала второе блюдо, подозрительно похожее на общепитовский гуляш с жареной картошкой. Здесь, наверное, оно называется по-другому и официант говорит посетителям, что приготовлено оно не из телятины с рынка за сто пятьдесят рублей килограмм, а из какой-нибудь экзотической антилопы, очень редкой, но в красную книгу не занесенной, потому что иначе это было бы нарушением закона. Помнится, пару лет назад, в год кролика, был популярен один анекдот. Знаете, чем отличается кот от кролика? Если в ресторане, то ничем.
Напротив Зины сидел удивительно колоритный персонаж. Метр девяносто ростом, примерно девяносто пять килограммов весом, стрижка длиной два сантиметра, малинового пиджака и золотой цепи в палец толщиной не наблюдалось, но нехилая гайка на среднем пальце правой руки все-таки присутствовала. Впрочем, несмотря на характерную внешность, он не производил впечатления опасного человека, скорее, он был похож на большого спокойного кота.
Чтобы не нервировать метрдотеля и не препираться с ним, я материализовался за его спиной и направился к столику, как будто так и надо.
- Привет, Зина, - сказал я, и обратился к ее собеседнику, - здравствуйте.
- Здравствуй, владыка, - ответила Зина.
Мужик продемонстрировал глаза по пять копеек.
- Да какой я тебе владыка? - улыбнулся я. - Не говори так, это меня нервирует. Я с тобой поговорить хочу.
- Да, конечно, - быстро согласилась Зина, вставая, - пойдем. Извини, Саша, мне пора.
Амбал по имени Саша оценивающе оглядел меня и, похоже, не пришел ни к каким определенным выводам.
- Все нормально? - спросил он Зину.
- Да, все нормально, - ответила она, - не волнуйся.
- Если что… - начал Саша, но Зина оборвала его небрежным жестом.
- Если что, я позвоню, - сказала она, - и ты мне поможешь, правильно? - она улыбнулась.
- Правильно, - согласился Саша, встал со стула, сделал шаг к Зине и поцеловал ее. Немного неуверенно.
Зина не отреагировала на поцелуй, нет, она не сопротивлялась, она просто не отреагировала. Саша отлип от нее и мы направились к выходу.
- Я к твоим услугам, - сказала Зина.
- Что это за хмырь? - спросил я.
- Просто человек. Неплохой человек, по-моему, даже не бандит. Хотя я точно не знаю, я в его мыслях вообще почти ничего не понимаю. Акции какие-то…
- Неважно. Что ты думаешь насчет всего этого?
- Твоего просветления?
- Да.
- Раньше я такого не видела. Говорят, такие случаи бывают, но очень редко.
- А как обычно бывает?
- Медленно, постепенно, в течение многих лет. Потрясение было сильное?
- Да уж. Священник, которому я исповедовался, узнал, что я вампир, проклял меня, проклятие начало работать, я загрыз священника, проклятие не рассосалось, пришлось разнести церковь по кирпичикам. Брр…
- Круто. А Лена откуда взялась?
- Она была в церкви, когда я сражался с проклятием. Я ее спас, потом она начала ругаться, а я стал ее грузить какой-то ерундой… в общем, как-то незаметно… нет, не могу объяснить! Это такое чувство… его просто не с чем сравнивать!
- Никто не может объяснить свое просветление, - вздохнула Зина. - Такова жизнь. Тебе повезло, такой шанс выпадает единицам.
- Зина говорит, что это было не везение, а воля божья.
- Какая разница, как это называть? Воля божья непознаваема по определению, назови ее везением и ничего не изменится.
- Лена говорит, я антихрист.
- Почему?
- Ей открылось.
- Если ты говоришь с богом, это вера, а если бог говорит с тобой, это шизофрения. Насчет антихриста - это у нее галлюцинации.
- Я тоже так думаю. В самом деле, какой я антихрист!
- Ты когда родился?
- Двадцать второго октября.
- Ничего похожего.
- На что?
- Говорят, антихрист должен родиться в конце июня - начале июля. Но это, скорее всего, ерунда.
- А что еще известно про антихриста?
- Почти ничего. Про него многое говорят, но непонятно, где пророчества, а где фантазии. Основная идея в том, что антихрист - это Христос наоборот.
- Тогда он должен быть женщиной.
- Быстро ты сообразил. Да, главная проблема в том, что непонятно, что считать "наоборот", то есть, какие свойства Христа должны быть обращены. Христос был человеком, должен ли антихрист не быть человеком?
- А кем же тогда? Жабой какой-нибудь или инопланетянином?
- Понятия не имею. Нет, Сергей, это у нее бред. Ничего страшного в этом нет, бывает и хуже, митрополит наш, например, когда просветление обрел, такой шабаш в монастыре устроил, - Зина передернула плечами, то ли от ужаса, то ли от блаженства. - Короче, не бери в голову.
- Она еще говорит, что она - мой светлый оппонент.
- Это вряд ли, по всем пророчествам выходит, что Христос явится в облике мужчины. Если вообще явится в вещественном облике. Может, это ты Христос, а она антихрист?
- Не издевайся!
- Извини. А до какого уровня ты просветлился? Ты теперь святой или мессия?
- Понятия не имею.
- Давай проверим.
- Как?
- Сотвори какое-нибудь чудо.
- Какое?
Я огляделся по сторонам и увидел, что на ловца и зверь бежит. Два молодых человека в строгих черных пальто направлялись в нашу сторону, спокойные и сосредоточенные, прямо-таки люди в черном. У одного из них на груди болталась бирочка, я напряг глаза и прочел, что на ней написано. Старейшина Харщ.
- Здравствуйте, - произнес старейшина Харщ с отчетливым иностранным акцентом, скорее всего, английским. - Вы позволите занять несколько минут вашего времени?
Я пожал плечами и Харщ истолковал это как знак согласия.
- Мы представляем единую церковь Христа, - заявил Харщ, - вы можете звать меня старейшина Харщ, а это старейшина Робин. Вы что-нибудь слышали о нашей церкви?
- Вы кришнаиты? - спросил я.
Нет, я не такой идиот, чтобы не знать, что кришнаиты - не христиане, просто мне захотелось посмеяться над ними. Не знаю, почему, может, потому, что они производили такое странное ощущение… как будто у них бесы в голове.
Харщ вздрогнул и они с Робином недоуменно переглянулись. Наверное, такие дремучие клиенты им давно не попадались.
- Мы не кришнаиты, - ответил Харщ. - Наша церковь известна как мормонская, но мы называем себя "Единая церковь Христа".
- У вас правда многоженство? - поинтересовался я.
- Нет, - с достоинством провозгласил Харщ, - мы больше не практикуем многоженство, потому что это противоречит законам Соединенных Штатов. Мы законопослушные граждане.
- Жаль. Было бы интересно.
- Да, это очень интересно! - обрадовался Харщ. - Позвольте, я расскажу вам об основных положениях нашей веры.
- Пожалуйста.
- В глубокой древности пророки Американского континента…
- Какие пророки?
- Пророки Американского континента. Не перебивайте, пожалуйста.
- Индейцы?
- Какие индейцы?
- Ну, пророки. В глубокой древности на Американском континенте жили одни только индейцы. Эти пророки были индейцами или древность была не очень глубокая?
- Хватит тебе баловаться, - не выдержала Зина, - давай.
- Хорошо, - сказал я, - ты это, Харщ, не греши больше.
- Что за чушь я несу, - с отвращением произнес Харщ, сорвал с себя бирочку и аккуратно положил ее на переполненную урну. Робин наблюдал за ним широко раскрытыми глазами.
- На, подержи, - сказал Харщ и сунул ему объемистую сумку, наверняка набитую откровениями индейских пророков, - пойду пива попью.
- А… э… - замычал Робин, - что с вами, старейшина? Какое пиво?
- Я больше не старейшина, - отрезал Харщ и удалился, моментально растворившись в толпе, куда-то торопящейся по своим непонятным делам.
- Это что такое? - беспомощно пробормотал Робин.
- И ты тоже не греши, - веско произнес я.
Робин задумчиво посмотрел на сумку и поставил ее около урны, не забыв предварительно вытащить из бокового кармашка электронную записную книжку.
- А ведь и вправду выпить не помешало бы, - признал он, - вы не составите компанию?
- Нет, - сказала Зина, - без тебя обойдемся. Давай, проваливай.
- Зачем так грубо? - спросил я, когда Робин провалил.
- Это нервное, - ответила Зина. - Сергей, ты мессия!
- Да ну!
- Ты только что изгнал бесов из двух человек.
- Каких еще бесов?
- Если хочешь, называй их тараканами в голове. Ты только что изгнал бесов. Ты мессия. Нет, эти ребята правы, выпить надо.
- Ну так пойдем, выпьем. Хочешь, я попробую превратить в пиво вот эту лужу?
- Лучше не надо, чудеса не следует творить всуе, это грех. Проверка прошла и хватит. Черт возьми, Сергей! Ну почему так всегда бывает? Я всю жизнь мечтала, чтобы мой друг стал святым, пусть не я, так хотя бы мой друг. И вот это случилось, случилось даже большее, а мне почти все равно.
- Как это все равно?
- А вот так. Я всю жизнь хотела стать самой святой, самой сильной и самой умной, а теперь что-то случилось, и меня больше не волнует ни развитие духа, ни карьера, ни богатство, вообще ничего. Ты знаешь, я, кажется, влюбилась.
- В кого?
- Ты его видел. Саша очень хороший человек, он только кажется таким придурком. На самом деле он очень добрый и умный.
- Рад за тебя.
- Ты говоришь это искренне?
- Абсолютно. Если не веришь, загляни ко мне в душу.
- Никогда так не говори! Если будешь пускать в душу кого ни попадя, долго не проживешь. Особенно теперь.
- Тогда не заглядывай.
- Не буду. Заглядывать в душу святого слишком опасно, не говоря уж о мессии. Можно попросить тебя об одной вещи?
- Попроси.
- Если захочешь устроить что-нибудь масштабное, ну, я не знаю…
- Конец света?
- Конец света ты не захочешь устроить, конец света может произойти только случайно. Но если ты начнешь что-то большое, ну, там, захочешь всех осчастливить…
- Я понял. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Ты переместишь нас с Сашей в другой мир?
- Попробую. Не знаю, получится ли у меня…
- Получится.
- Тогда перемещу. А ты не боишься, что серьезные дяди начнут расспрашивать про Дмитрия?
- Я не хочу возвращаться в родной мир, есть и другие миры. Твоей силы достаточно, чтобы переместить нас в любой из них. Дмитрий говорил, что любой мир, который мессия способен себе представить, где-то существует. Есть даже теория, что конец света произойдет, когда мессия создаст себе новый мир и уйдет туда, оставив позади себя развалины бывшей родины.
- Со мной этого не случится. Этот мир вполне меня устраивает.
5.
Лена поругалась со своей мамой. То есть, нет, не совсем поругалась, в нашем с ней нынешнем положении трудно поругаться с кем-то по-настоящему. Но по порядку.
Раньше Леночка никогда не уходила из дома на всю ночь и сегодняшняя ночь стала для ее мамы настоящим шоком. Анна Игнатьевна всегда воспитывала единственную дочь в духе православных канонов и то, что она не вернулась домой ночевать, могло означать только одно - с ней что-то случилось. А когда блудная дочь все-таки вернулась, уставшая и одновременно свежая, с сияющими глазами, как у мартовской кошки, это стало вторым шоком. Ее дочь не могла сама по себе за один день превратиться из образцовой православной девушки в столь же образцовую блудницу! Значит, это было искушение и только один субъект во вселенной способен так искусить. Самое интересное, что она вполне может быть права.
В общем, Леночка, как говорится, получила предложение, от которого нельзя отказаться. Ей было велено покаяться в грехе вначале родной матери, а потом батюшке, это было безусловное требование, она была обязана подчиниться, и то, что сказала родная дочь в ответ на это требование, стало третьим потрясением Анны Игнатьевны. А сказала родная дочь следующее:
- Не говори глупостей, мама, мне не в чем каяться. В любви нет греха.
Если бы не особые способности Леночки, это потрясение стало бы для Анны Игнатьевны последним. А так она просто потеряла сознание, а когда очнулась, Лена сказала ей:
- Больше так не делай, мама. Ты уже старенькая, это может плохо кончиться, твое сердце надо беречь.
После чего Лена отправилась на кухню ставить чайник, весело насвистывая себе под нос что-то неразборчивое. Она даже не удосужилась поднять маму с пола. Как она объяснила, ее мама была сама виновата, она сама растревожила свою душу, вот сердце и не выдержало. И вообще, во всем должна быть умеренность, а фанатизм никогда не доводит до добра, даже если исходит из самых лучших побуждений.
Наскоро перекусив, Лена отправилась выяснять отношения с мамой, не ругаться, а именно выяснять отношения, в самом прямом смысле этих слов. Но выяснить отношения не удалось, потому что оказалось, что мама ее боится. Люди всегда склонны бояться непонятного, а в особенности такого непонятного, которое грозит поколебать все то, что уже много лет составляет самую суть жизни. Неважно, что в глубине души живет червь сомнения, который нашептывает, что жить можно и по-другому, это совершенно неважно, потому что заткнуть глотку червю совсем несложно, особенно если ты тренируешься в этом всю жизнь. Но когда родная дочь говорит то же самое, что и червь, это становится страшным, потому что заставить замолчать человека гораздо труднее, чем заставить замолчать собственный внутренний голос. И когда ты понимаешь, что еретические слова произнесены не случайно, что ее жизненные правила изменились и стали противоположны твоим, и что ты больше ничего, абсолютно ничего не можешь с этим поделать, это страшно. Анна Игнатьевна испугалась.
Лена заглянула ей в душу, то, что она увидела, ей не понравилось, но прямой и явной угрозы жизни и душевному здоровью мамы она не увидела. И она ушла, скорее всего, насовсем.
Анна Игнатьевна не знает, что Лена ушла насовсем, да и сама Лена пока не признается в этом даже самой себе. Но я вижу, как развиваются события, и я понимаю, что обратной дороги, скорее всего, не будет, Лена достигла слишком многого, чтобы продолжать влачить прежнее существование, которое теперь будет казаться ей серым и однообразным. Неважно, что раньше она так не считала, она изменилась, и вместе с ней изменилась и ее жизнь. Мы все меняемся с течением времени, но некоторые меняются быстрее других. Как сказал, кажется, Христос, не умрем, но изменимся.
6.
Мама заявила, что у нее кончились деньги. Я полез в заначку, оставленную Зиной, и обнаружил, что там ничего нет. Мама, наблюдавшая за моими манипуляциями, пояснила:
- Зина мне разрешила ими пользоваться.
- Ты и их тоже потратила?
Мама смущенно кивнула.
- Там было почти две тысячи долларов!
- Я случайно зашла в казино…
- И все спустила?
- Мне не повезло.
- Замечательно! Взяла две тысячи, пошла и спустила в казино. Ты хоть знаешь, как нам достались эти деньги?
- Зина взяла их у азера с шестого этажа. Я же сама тогда предложила.
- Ты предлагаешь мне еще раз сходить кого-нибудь ограбить?
- А что, трудно? Жалко для родной матери?
- Да ты что, мама, что с тобой творится такое?! Ты хочешь, чтобы я совершал преступления, чтобы ты просаживала деньги в рулетку?
- Не в рулетку, а в покер.
- Ты хоть правила знаешь?
- Теперь знаю.
- Вообще замечательно! Села играть на большие деньги, не зная правил. Великолепно!
- Мне все объяснили!
- И ты сразу во всем разобралась, надо полагать.
- Эти правила очень простые!
- Когда у тебя стрит с дыркой, сколько карт надо менять?
- Одну, конечно!
- Всегда?
- Всегда.
- Обалдеть! Знаешь, сколько времени нужно нормальному человеку, чтобы освоить правила шахматной игры?
- Сколько?
- Не больше часа. А сколько нужно, чтобы научиться хорошо играть?
- Намекаешь, что в покере то же самое?
- Абсолютно. Больше не ходи в казино.
- Лена говорила, в этом нет греха.
- Греха нет, а глупость есть.
- Нельзя так говорить о родной матери!
- Что, остальные аргументы кончились? Переходим на личности?
- Знаешь, как трудно было тебя растить?
- Знаю, очень хорошо знаю, можешь не продолжать. И не надо говорить про неблагодарность, это я тоже слышал.
- Не дашь денег родной матери?
- Не дам. Иди, пенсию сними. Раньше жила на нее и ничего, хватало.
Боже мой, что я говорю! Где снисходительность, прощение, милосердие? Неужели я и впрямь становлюсь антихристом?
- Извини, мама, - сказал я, - я не должен был так говорить. Ты обещаешь больше не играть в казино?
- С чего это я должна что-то обещать родному сыну? Да какое ты имеешь право ставить условия?
- Никакого, - согласился я. - Все, разговор окончен.
Я оделся и вышел из дома. Когда я выходил из квартиры, мама сидела перед телевизором и напряженно пялилась в какое-то дневное ток-шоу для женщин, я не видел ее глаз, но я знаю, что в них стояли слезы. Такой я ее и запомнил.
7.
Я вышел из дома в растрепанных чувствах, я шел, куда глаза глядят, и думал, что не имею ни малейшего понятия о том, куда именно иду. Лена сейчас на работе, у нее дежурство, она медсестра в городской больнице, самое подходящее место для святого человека, не правда ли? Вероятно, в ближайшие дни персонал этой больницы ждет потрясение, когда больные начнут выздоравливать один за другим. Нет, к ней я не пойду, незачем отрывать ее от важных дел.
Зину тоже не стоит отрывать от другого важного дела. Впервые за много лет она встретила человека, который не боится вампира, живущего в ее душе, впервые за много лет она полюбила, а когда человек влюблен, все остальные, кроме предмета любви, воспринимаются как досадные помехи.
Пойти напиться? Не хочется. Пойти в какое-нибудь кино? Нет уж, это развлечение не для меня, по мне лучше смотреть фильмы дома на видео, звук, конечно, не тот, зато не нужно слушать смех и комментарии малолетних идиотов. И покурить можно когда захочется, не дожидаясь конца сеанса.
Я успел отойти от дома метров на двести, когда ощутил характерное вздрагивание земли под ногами. Сто пятьдесят два миллиметра, автоматически отметило сознание, фугасный снаряд "Акации". Разорвался в отдалении, ударная волна не дойдет, падать на землю не обязательно. Стоп! Какая, к черту, "Акация"? Я в Москве!
Я обернулся и, само собой разумеется, не увидел ни свежей воронки, ни вспухающего пылевого облака, ни рассыпающихся осколков. Я даже не услышал мощного хлопка, отдающегося в ушах острой болью. А вот раскаты слышны отчетливо, да какие раскаты! Неужели объемный взрыв? Но откуда? И почему так глухо?
В следующую секунду все встало на свои места. Девятиэтажный кирпичный дом, в котором прошла вся моя жизнь за вычетом двух лет, отданных защите родины, покачнулся и начал оседать. Сорокакилограммовый фугас в подвале, рядом с газовыми трубами. Возможно, для усиления эффекта к нему приложили пару газовых баллонов или пять-шесть канистр с соляркой. Я даже догадываюсь, кто это сделал. И я точно знаю, кто за это ответит.
Дом оседал с характерным треском, пока еще тихим и не страшным, почти не слышным на фоне свистящих вздохов раскаленного воздуха, вырывающегося из вентиляционных отверстий подвала, чтобы моментально рассеяться на открытом пространстве. Дом оседал почти вертикально, как будто его подорвали не террористы, а строители-взрывники, которые подрывают старые развалюхи, чтобы потом построить на том же месте дворец для новых русских. То ли террористы все правильно рассчитали, то ли случайное стечение обстоятельств, скорее, второе, для террористов лучше, когда взрываемый дом заваливается набок, так страшнее.
Время замедлилось, наверное, я непроизвольно переключился в ускоренный режим, я смотрел на картину разрушения, задрав голову и разинув рот, и многочисленные подробности фиксировались в памяти, чтобы остаться в ней навсегда.
Оконные стекла трескаются и осыпаются вниз нежно свистящим листопадом. Когда они достигают земли, длинные языки стекла разбиваются в мелкую пыль, которая мерцающим радужным облаком танцует в воздухе над самой землей. Но это длится только первую секунду, потому что над гибнущим домом вздымается облако пыли, полностью закрывающее картину. Но я успеваю увидеть, как гигантские трещины прорезают стены и кирпичная крошка отделяется от стены там, где прошла трещина. От дальнего правого угла, если смотреть с моей стороны, отрывается фрагмент квартиры на две и падает вниз, и земля вздрагивает, когда гигантский обломок врезается в нее своим многотонным весом. Небритый и, похоже, пьяный мужик лет сорока, куривший на балконе, пытается удержаться за поручень, но трещина прорезает стену за его спиной, балкон опрокидывается, мужик падает вниз и, не успев впечататься в кирпичное крошево в десяти метрах внизу, сталкивается с целым роем острых обломков. Вокруг его головы вспухает красноватое облачко, секунда, и он уже мертв. Ему повезло, он умер быстро, а кому-то еще предстоят несколько мучительных минут, когда прослойка воздуха, окружающая изломанное тело, медленно превращается в чистый углекислый газ. Когда несколько лет назад чеченцы взорвали два дома в Москве, я хорошо запомнил из телевизионных репортажей, что под развалинами кирпичных домов никогда не находят живых, бетонные коробки намного гуманнее.
Пыль уже полностью поглотила рушащееся строение, по периметру начали формироваться быстро фонтанчики вихрей, с каждой секундой ускоряющие свое движение. Подул ветер, пахнущий песком и цементом, он ударил в лицо, нет, это была не ударная волна, это был просто ветер. Ветер смерти.
Я вышел из ускоренного режима, и рев ворвался в мои уши. Я едва успел отвернуться от страшного зрелища до того, как основная масса цементной пыли достигла места, где я стоял. В считанные мгновения все вокруг стало тусклым и мертвенно-серым, как страна мертвецов в каком-то фильме ужасов.
Вот так мир мертвых врывается в мир живых, раздался голос внутри меня. Не знаю, кто это был - крест или червь и, честно говоря, мне все равно, кто это был. Смерть бросила кости, продолжил голос, начинается железный поход.
Заткнись! крикнул я внутрь себя и голос заткнулся.
Рядом кто-то истошно вопил, похоже, женщина. Да, точно, женщина, толстая старая корова с лицом, явно не отмеченным интеллектом, даже в самых зачаточных формах. Перед лицом настоящей трагедии равны все, ее горе ничем не меньше моего и на страшном суде это событие зачтется нам обоим. Брр… о чем это я?
Я отвернулся от голосящей тетки и некоторое время оттирал цементную пыль с кожаной куртки. Хорошо, что в Москве оттепель, иначе на мне была бы дубленка, а ее после такого дела вообще не отчистишь. А кожу можно привести в более-менее пристойное состояние за несколько минут. Сейчас я приведу себя в божий вид, а потом, как говорил один добрый волшебник, кое-кто огребет по полной программе. Только не зарыдать!
8.
В два часа дня я приземлился во дворе ничем не примечательной сталинской девятиэтажки на юго-западе Москвы. Здесь на первом этаже в самой обычной квартире находится то, что Гурген Владиленович называет офисом. На самом деле это не совсем офис, это более чем офис, потому что в одной и той же квартире размещаются виртуальные офисы по меньшей мере двух десятков предприятий малого бизнеса, занимающихся грузоперевозками в Москве и Подмосковье. Почему виртуальные? Потому что вся их деятельность осуществляется одними и теми же тремя женщинами, поочередно изображающими секретарш и менеджеров всех двадцати фирмочек. У всех этих контор есть общий хозяин, я пока не знаю, кто он такой, простому шоферу такие вещи знать не положено, но, сдается мне, я все скоро узнаю.
Я набрал на домофоне три цифры и нажал кнопку вызова. Домофон успел пропиликать только два раза.
- Да? - ответил он хриплым женским голосом, хриплым не от природы, а из-за дерьмовой акустики этого устройства. Тем не менее, я узнал голос.
- Привет, Зухра! - прокричал я в маленькую решеточку, за которой скрывался микрофон. - Это Сергей.
- Какой Сергей?
- Я полтора месяца назад "Газель" разбил.
- Ты же вроде умер, - удивилась Зухра.
- Если бы я умер, я бы с тобой не разговаривал.
- Логично. Ты зачем пришел?
- Может, откроешь?
- Открываю.
Домофон приглашающе пискнул, я открыл дверь и вошел в подъезд. Обычный московский подъезд средней заплеванности.
Железная дверь, расположенная прямо напротив входа в подъезд, распахнулась и на пороге появилась Зухра, чернявая миниатюрная женщина лет двадцати пяти, довольно симпатичная, несмотря на то, что ее нос мог бы быть и покороче. Она с любопытством оглядела меня и глубокомысленно изрекла:
- Это и вправду ты. Зачем пришел?
- Может, войдем внутрь?
- Заходи. Только быстро говори, у нас работы много.
- Я много времени не займу. Кто хозяин этой конторы?
- Какой конторы? - деланно удивилась Зухра и подумала про себя: зачем ему это нужно?
- Нужно и все.
- Что нужно? Он что, мысли читает?!
- Ага.
- Что ага? Ой!
- Я читаю мысли. Кто хозяин конторы?
- Зачем тебе? Шайтан его побери, Леча меня убьет!
- Кто такой Леча?
- Не скажу я тебе ничего! Иди отсюда!
На звуки перепалки из недр квартиры выплыла Алла, главная из трех женщин. Это была колоритная личность, лет сорок - сорок пять, примерно восемьдесят килограммов веса и характерное кавказское лицо в обрамлении настоящих белокурых волос. Для меня в свое время было откровением, что среди кавказских женщин тоже встречаются натуральные блондинки. Несмотря на русское имя и на то, что никто никогда не обращался к ней по отчеству, это была настоящая… как это у них называется… короче, самая главная женщина в хозяйстве, которая всех строит и которой все подчиняются.
- Что такое? - заинтересовалась она. - Тебе что здесь нужно?
- Леча нужен.
- Зачем?
- Это я ему расскажу. Где Леча?
- Какое тебе дело? А я откуда знаю? Он мне не докладывает.
- Когда он здесь появится?
- Никогда.
- Мобильник его знаешь?
- Не твое дело. 8-916-123-45-67.
- Спасибо.
- За что?
- Просто так. Счастливо, Алла!
- Ты куда это пошел? За "Газель" кто расплачиваться будет?
- Разве Гурген Владиленович еще не расплатился?
- Не Гурген Владиленович, а Иса Юсупович. Сбежал Гурген. Сразу же, как все произошло. Его теперь милиция ищет.
- Наверное, и меня тоже.
- Все думали, что ты погиб.
- Они были недалеки от истины.
- Как это?
- Неважно. Я пошел.
- Подожди! Телефон оставь.
- Ты его знаешь.
Лишь выйдя из подъезда, я сообразил, что телефон, который знает Алла, уничтожен вместе с домом, в котором я жил.
9.
Неожиданная проблема - как позвонить на мобилу, если нет телефона, ни обычного, ни сотового, нет телефонной карты, чтобы позвонить из автомата, и нет денег, чтобы ее купить. Деньги, положим, не проблема, можно зайти в любую сберкассу и пополнить запасы. Но из обычного телефона-автомата на мобилу с кривым номером не позвонишь, а найти междугородный таксофон на окраине Москвы - задача не из самых простых. А если купить мобилу, подключат ее в лучшем случае через сутки. Нет, это не выход, мы пойдем другим путем.
Я покрутился на месте, поглазел по сторонам и выбрал цель. Мебельный магазин, рядом с ним наверняка найдется человек, которого не разорит один лишний звонок. А вот и нужный товарищ - из только что подъехавшего джипа "Чероки" выбрался молодой человек в кашемировом пальто, под которым угадывался дорогой костюм от Версаче или Армани или кого-то еще из той же компании. Я ускорил шаг и перехватил мужика у самого порога магазина.
- Извините, пожалуйста, - сказал я, - вы позволите позвонить по вашему сотовому?
Молодой человек посмотрел на меня как на идиота и отвернулся, не удостоив ни словом.
- Во имя птицы, - добавил я по внезапному наитию.
Что за чушь я несу? Какой такой птицы?
Тем не менее, идиотские слова сработали, мужчина запустил руку в карман пальто, выудил оттуда четырехсотбаксовый "Сименс", протянул его мне и застыл в ожидании.
- Ты иди, - сказал я, - покупай, что хотел. Я верну телефон, когда поговорю.
Молодой человек кивнул и вошел в магазин. Я набрал номер загадочного Лечи. Не дай бог, сейчас окажется, что абонент недоступен…
Абонент был доступен. Телефон три раза прокукарекал дурацкую мелодию, которой МТС насилует уши абонентов при каждом звонке, а потом из трубки донеслись более привычные длинные гудки.
- Слушаю, - сообщил телефон нормальным мужским голосом без малейших признаков кавказского акцента.
- Леча?
- Да. Кто это?
- Сергей. Мы с Усманом везли оружие, когда в нас въехала "шестерка" на Симферопольском шоссе.
Пыхтение в трубке прервалось, я ощутил, как в голове далекого Лечи напряженно шевелятся извилины. Наконец трубка отозвалась:
- Ты где?
- В двух шагах от офиса.
- Какого офиса?
- Нашего.
- Какого нашего… а, понял. На Ленинском, да?
- На Вернадского.
- Да, точно, на Вернадского. Ты где был?
- Долго рассказывать. Надо встретиться.
- У тебя все в порядке?
- Да, а что?
- Ничего. Жди на месте, я скоро подъеду.
- Скоро - это когда?
- Как получится. Скажем… через час… да, через час, быстрее не выйдет.
- Хорошо. Я буду в кафешке в соседнем доме.
- Давай. Я позвоню, когда буду подъезжать.
- Не нужно звонить, у меня нет телефона, я по чужому звоню.
- Хорошо. Жди меня через час.
Трубка щелкнула и замолчала. Я зашел в магазин, нашел хозяина мобилы и отдал ему телефон, не забыв поблагодарить. Мужик удивленно кивнул, он явно не понимал, с чего это вдруг решил помочь совершенно незнакомому человеку. Ничего, добрые дела лишними не бывают.
10.
Шок отступил и меня начало колбасить. Я сидел в кафешке, передо мной стояли две бутылки первой "Балтики", я специально взял самое легкое пиво из того, что можно пить без отвращения. Чечня научила меня, что после боя или обстрела или какой-нибудь другой нервотрепки потреблять алкоголь надо очень осторожно - перегруженный мозг съезжает с катушек внезапно и без предупреждения. А сейчас я меньше всего хочу разговаривать с Лечей, будучи в стельку пьяным. Интересно, я смогу протрезветь усилием воли? Нет, лучше этот вопрос не выяснять, лучше просто не напиваться. Хорошо, что я взял первую "Балтику", а не девятую, как хотел вначале.
В кармане джинсов обнаружилась тысяча рублей с копейками, я совсем забыл об этих деньгах, когда думал, как позвонить Лече. Но это ничего, одалживать мобилу пришлось бы в любом случае. Проехали.
Я старался постоянно фиксировать взгляд на деталях интерьера, потому что, стоило взгляду остановиться, как перед внутренним взором снова проявлялась чудовищная картина. Рушащиеся стены, стремительно надвигающаяся стена пыли, летящий мужик, чью голову бомбардируют кирпичи… надо напиться… потом.
Хорошо, что Лены не было дома. Возможно, она сумела бы справиться с ситуацией, не знаю, каковы пределы ее сил, вполне может быть, что она смогла бы спастись. И спасти маму. Мама… Да, моя мама - женщина весьма специфическая, если не сказать большего, но этого говорить не надо, потому что о мертвых говорят либо хорошо, либо ничего. Она была та еще стерва, но боль от этого не становится слабее. Черт возьми, я теперь остался совсем один!
Нет, я не один, у меня есть Лена. Она говорит, что я темный, а она светлая, но это не мешает нам любить друг друга, если это действительно любовь, а не взаимная благодарность за то, что случилось. Нет, это должна быть любовь, иначе все бессмысленно!
Почему бессмысленно? - спросил кто-то внутри меня. - Разве жизнь нуждается в том, чтобы иметь смысл?
Я не ответил. Не потому, что нечего было сказать, а потому, что никак не мог сосредоточиться. Кажется, нервное напряжение последних дней наконец достало меня. Может быть, и не стоило сразу бросаться с головой в омут, не зря говорится, что утро вечера мудренее. Но, с другой стороны, завтра Леча вполне может уехать из Москвы, а как его потом искать? Можно, конечно, плюнуть на Лечу, рано или поздно он найдет свой конец, такие мерзавцы долго не живут, но война приучила меня мстить за своих. Лена наверняка сказала бы, что это плохо, что надо прощать, потому что, во-первых, так учил Христос, а во-вторых, ей так открылось. А Зина сказала бы, что я сам решаю, за кого мстить, а за кого не мстить, и я волен решать как угодно, и оттого, что я решу так, а не иначе, по большому счету ничего не изменится. Но мне наплевать, что они думают, я считаю, что должен отомстить, а все остальное меня не касается.
Надо не забыть предупредить Лену, а то придет завтрашним утром со смены, а вместо дома развалины, а вокруг суетятся менты и спасатели. Этого нам не надо. Но время пока еще есть.
В общем, я сидел за столиком, прихлебывал пиво, стараясь не делать слишком больших глотков, на тусклом пластмассовом блюдце лежали почти нетронутые фисташки - закусь в таком состоянии совершенно не лезет в глотку. Наш батальонный фельдшер как-то говорил, что это рефлекс, доставшийся от диких предков - ранения живота, полученные на голодный желудок, заживают гораздо легче. А Васька Плотников, взводный санитар, сказал тогда, что без антибиотиков ранения живота вообще не заживают, так что, по его мнению, предки здесь ни при чем.
Жестяная пепельница, изготовленная из останков то ли консервной, то ли пивной банки, быстро наполнялась бычками. В горле уже першит, но я ничего не могу с собой поделать - сигареты так и прыгают в руку одна за другой. Надо было купить по такому случаю что-нибудь более легкое, чем мой обычный "Петр Первый". Сходить, что ли, к прилавку… нет, не сейчас, что-то совсем не хочется отрывать заднее место от дурацкой пластмассовой табуретки со спинкой. Это, кстати, нехороший признак, ведь если придется драться, мне потребуется максимальная скорость реакции. Травки бы сюда, она в малой дозе очень способствует, главное - не перебрать.
Я сидел, пил пиво, курил, из динамика, криво повешенного на гвозде, вбитом в стену над соседним столиком, издавал звуки кто-то хриплый и блатной, немногочисленная публика вела себя прилично, а я сидел и смотрел в одну точку, а в голове царила бессмысленная легкость бытия.
Не знаю, почему этот парень привлек мое внимание. Невысокий, коренастый и белобрысый, он сразу производил впечатление блатного. Развязная походка, напряженный взгляд, немного дерганые движения, он напомнил мне одного одноклассника… Денис… какая-то смешная фамилия была у него… а ведь он чего-то боится, это точно, и, более того, он сейчас что-то сделает. Смотрит прямо перед собой в пустую стену, внутреннее напряжение нарастает, он старается поддерживать на лице безмятежное спокойствие, но губы сжались в тонкую линию, сейчас он поравняется со мной…
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я обрел нематериальность. Это было то сверхъестественное чувство, что у многих вырабатывается на войне и не раз спасает жизнь солдатам, заставляя их менять укрытие за минуту до того, как старую позицию накрывают из миномета. Говорят, что такое же чувство бывает у охотников на крупную дичь и у ментов-оперативников. По сути, одно и то же.
Пуля прошла сквозь мозг и голова закружилась. Похоже на ощущение, какое бывает, когда удаляют аденоиды, но гораздо противнее. Когда удаляют аденоиды, острое лезвие, засунутое в самый центр головы, скребет по нижней черепной кости и этот звук отдается не только в ушах, но и во всем теле. А сейчас это не просто скрежет, не механическая волна, заставляющая колебаться мозг, а как будто сама структура мозга скручивается… нет, не могу объяснить! Короче, это очень противно.
За первой пулей последовала вторая, а затем и третья. Парень стоял напротив меня и раз за разом нажимал на курок, и каждая пуля заставляла меня корчиться, нет, не от боли, но от чего-то еще более неприятного. Окно за моей спиной разлетелось вдребезги, на лице парня застыло мертвенно-непонимающее выражение, но он упрямо продолжал стрелять, уже осознавая, что в этом нет никакого смысла, что операция провалена и ему осталось жить считанные секунды. Но он все равно стрелял, потому что твердо знал, что когда человеку стреляют в голову, он должен умереть.
Магазин опустел, стрельба прекратилась и из моей нематериальной головы ушло ощущение, что ее вот-вот разорвут на части. Я запустил руку под куртку, вытащил пистолет, снял с предохранителя и направил на парня.
- Садись, - сказал я и указал на стул напротив.
Явно не понимая, что делает, парень сел. Я пододвинул к нему бутылку, в которой еще оставалось немного пива, парень вылакал его одним глотком.
- Хозяин! - крикнул я. - Принеси еще пива!
Никто не откликнулся на мою просьбу. Посетители потихоньку вылезали из-под столов и медленно, бочком пробирались к двери, опасливо поглядывая в нашу сторону. Один молодой грузин сунул было рукой за пазуху, но я строго посмотрел на него, покачал головой и указал глазами на дверь. Он кивнул и быстро вышел. Мы остались вдвоем.
- Ну что, Леча? - спросил я. - Ты доволен?
- Какой еще Леча? - промолчал мой собеседник.
- Не знаешь, кто такой Леча?
- Понятия не имею.
- Кто приказал меня убить?
- Бригадир. А что мне будет, если скажу?
- Останешься жив. На кого работаешь?
- Солнцевские. Что значит, на кого?
- Ты на машине приехал?
- Да.
- Поехали.
- Куда?
- Хочу перетереть с твоим боссом.
- Меня же убьют!
- Не убьют. Увидят меня живьем - не убьют.
- Почему это?
- Вот почему, - я продемонстрировал клыки. - Когда твой бригадир поймет, с кем ты связался, он не будет ругаться, что ты обосрался. Знаешь, почему? Потому что сам обосрется. Поехали!
Юный бандит встал, покачиваясь, и направился к выходу неуверенной сомнамбулической походкой. Я пошел следом. Проходя мимо прилавка, я подумал, не оставить ли денег в качестве компенсации за ущерб, но, подумав, решил не оставлять. Во-первых, компенсировать ущерб должен не я, а вот этот обормот, а во-вторых, тысяча деревянных все равно ничего не компенсируют.
- Тебя как зовут? - спросил я.
- Боров.
- А по-христиански?
- Костян.
- А меня Сергей. Будем знакомы.
Я и так знаю, подумал Костян Боров.
Боров приехал на дело на пятерке БМВ цвета "коричневый металлик", изготовленной, судя по внешнему виду, не меньше пятнадцати лет назад и наверняка проехавшей не менее четырехсот тысяч - трудно поверить, что тачку можно убить до такого состояния за меньшее время.
Мы погрузились в машину, Боров завел двигатель, который взревел так, что сразу стало ясно, что глушитель следовало заменить еще в прошлом году. Тем не менее, машина рванула с места довольно резво, и это неудивительно, ведь даже если она потеряла половину тех лошадиных сил, что были под капотом первоначально, это все равно больше, чем на большинстве легковушек российского производства. А подвеска разболтанная, пора перебирать. И на резине мог бы не жмотничать.
Боров совершил сложный маневр по бестолковой развязке, какие на проспекте Вернадского имеются почти на каждом перекрестке, и встал перед светофором. Его нога судорожно подергивалась на педали газа, похоже, ему хочется рвануть на красный, но пересекать таким манером проспект Вернадского - верное самоубийство.
- Не дергайся, - сказал я, - езжай осторожно. В таком состоянии влепиться в кого-нибудь - плевое дело.
Боров не удостоил меня ответом, но ехали мы осторожно.
11.
Бригадир Борова имел погоняло Камаз и выглядел соответственно. Увидев нас с Боровом в собственной прихожей, он прямо-таки остолбенел от непонимания происходящего.
- Привет, Камаз! - поздоровался я.
Боров вздрогнул. Он не знает, сколько разнообразной информации я успел вытащить из его памяти, и что погоняло его шефа - не самый интересный ее фрагмент.
- Ты кого привел, Боров?! - возмутился Камаз, понемногу распаляясь.
- Остынь, - сказал я и продемонстрировал клыки.
Вампирские клыки совершенно не впечатлили Камаза и мне пришлось переключиться в ускоренный режим. Вначале я просто перемещался по прихожей, не мешая Камазу считать углы, а иногда еще и подправляя его траекторию так, чтобы углы он считал преимущественно головой. Потом Камаз стал проявлять чрезмерную резвость и даже в ускоренном режиме стало трудно уворачиваться от его стадесятикилограммовой туши. Пришлось ударить.
Получив согнутым пальцем в глаз, Камаз уселся на полу и принялся тереть глаз и всхлипывать. Я присел на корточки рядом с ним.
- Кто заказчик? - проникновенно спросил я.
Камаз взревел и попытался придавить меня своей тушей. Это ему почти удалось, мне пришлось обрести нематериальность, и только когда его руки свободно прошли сквозь мое тело, Камаз начал нормально разговаривать.
- Ты кто? - спросил он.
- Вампир, - честно ответил я.
Где-то я слышал высказывание одного известного человека, который говорил, что он - алкоголик, который не пьет. Так вот, я - вампир, который не пьет. Но это не мешает мне быть вампиром.
- Сквозь него пули проходят, - подал голос Боров.
- Тебя не спрашивают! - рявкнул Камаз и посмотрел на меня снизу вверх, уже не пытаясь встать и продолжить драку. В его квадратной голове роились самые разнообразные мысли, главным образом, матерные.
- Кто заказчик? - повторил я.
Камаз вздохнул и начал колоться.
- Леча Ильясов, - сообщил он. - Телефон у него… сейчас…
- 8-916-123-45-67?
- Он самый. А больше я про него ничего и не знаю почти.
- Почти - это что?
- Он из чеченов. То ли бригадир, то просто крутой боец. В Москве появляется временами, чаще пропадает на юге. У нас были с ним контакты, он оружием приторговывает, иногда оставляет заказы.
- Когда он меня заказал?
- Часа три назад. Говорил, заказ очень срочный, обещал заплатить вчетверо.
- Что он про меня говорил?
- Что ты его кинул и что знаешь что-то очень ценное. Надо тебя кокнуть, пока ты не разболтал.
- Понятно. Как найти Лечу?
- Никак. Я же не знаю, где он живет.
- Как он собирался передать деньги за заказ?
- Как обычно, с посыльным.
- Лично ты с ним встретиться можешь?
- Обычно он ни с кем лично не встречается. Я его живьем видел только два раза, да и то давно, когда он только в Москве появился.
- Позвони ему, скажешь, что есть непонятки, все произошло, типа, как в голливудском фильме. Типа, мистический триллер. Когда Боров в меня выстрелил, я исчез, растворился в воздухе и все, будто никогда и не было. Осталась от меня только сумка, Боров ее прихватил, ничего интересного в ней не нашлось, даже мобилы не было, зато обнаружилась тетрадочка, вся исписанная от руки по-арабски. Давай, звони!
- Так что, Леча знал, что ты вампир?
- Подозревал.
- Моими руками решил… вот сука!
- Давай, звони, законник.
Последнее слово я прочитал в памяти Камаза.
Камаз позвонил и у них с Лечей состоялся странный разговор. К большому удивлению Камаза, Леча воспринял его слова как должное. Он спросил, не нашли ли в сумке еще что-нибудь неожиданное или нелепое и получил отрицательный ответ. Тогда он сказал, что будет считать заказ выполненным, если ему передадут тетрадку, и предложил забить стрелку в одной бильярдной в центре города. Камаз спросил, будет ли Леча лично присутствовать на стрелке, на что Леча спросил, не рухнул ли Камаз с дуба, и напомнил уважаемому, что уважаемым людям незачем отвлекаться от важных дел из-за такой мелочи. Шестерки встретятся, обменяются барсетками и дело с концом. Камаз согласился с таким подходом и Леча повесил трубку.
Все то время, пока шел разговор, я напряженно пытался понять, где находится Леча, но фокус, успешно прошедший с Зиной, на этот раз не сработал. Печально.
Я, конечно, могу прийти на стрелку под видом Камазовой шестерки, но тот, кто придет со стороны Лечи, вряд ли будет достаточно серьезной фигурой, чтобы узнать от него что-то дельное. Нет, мы пойдем другим путем.
12.
В том, чтобы быть невидимым и нематериальным, есть и свои недостатки. В частности, очень неприятно находиться в людном месте - приходится взлетать под потолок и тщательно следить за тем, чтобы тело не перекрыло свет ламп, освещающих помещение. Невидимое тело вовсе не прозрачно, я не знаю, в чем тут состоит физический смысл, но на фоне яркого света невидимое тело видно довольно хорошо, у него только контуры размыты.
Мы с Боровом приехали в бильярдную заранее и мне пришлось провести на потолке почти полчаса, ожидая, пока появится посланец Лечи. Потом я чуть не потерял его, когда он выбирался из подвального помещения, проталкиваясь в толпе, к счастью, я вовремя сообразил, что могу выйти на улицу через пол и стену первого этажа. Пролезать на заднее сиденье автомобиля через багажник, не открывая его - тоже развлечение еще то, особенно противно протискиваться через бензобак, кажется, что навечно провонял бензином, хотя на самом деле никакого запаха не чувствуется. И еще очень утомительно неподвижно лежать на заднем сиденье тесной "классики", скрючившись в три погибели, потому что стоит только чуть поднять голову и она, несмотря на всю невидимость, станет отлично различима в зеркале заднего вида.
Но все плохое рано или поздно заканчивается и в конце концов убитая "семерка" припарковалась у подъезда пятиэтажной хрущобы. Маленький и плюгавый бритоголовый человечек со жвачкой во рту подхватил необычно тяжелую барсетку, захлопнул дверь, пискнул сигнализацией и скрылся в подъезде.
Это он думал, что скрылся, на самом деле за ним следовала тень, почти невидимая и почти неощутимая. Если бы он резко обернулся, он смог бы меня заметить, но он не обернулся.
На четвертом этаже восхождение завершилось. Мужичонка позвонил в дверь, она открылась и он вошел в квартиру. Я не стал просачиваться через дверь, вместо этого я проник в квартиру через стену под самым потолком. Вот он какой, Леча…
Против ожидания, Леча совсем не походил на чеченца. За год в Чечне я уже убедился, что среди чеченцев встречаются и рыжие, и даже блондины, но большинство все-таки черноволосые и с длинными носами. Леча имел совершенно русское лицо, широкое и чуть одутловатое, коротко стриженые темно-русые волосы и короткий прямой нос - ничего характерно кавказского. И ничего бандитского в его облике тоже не было - на первый взгляд то ли небогатый бизнесмен, то ли непьющий автослесарь. И говорил он совершенно без акцента.
- Здравствуй, Леча, - сказал тот, за кем я следил.
- Здравствуй. Принес?
- Принес.
- Давай сюда.
Барсетка перешла из рук в руки, Леча расстегнул молнию и обнаружил внутри толстую записную книжку.
- Все нормально, - сказал он, - можешь быть свободен.
Плюгавый человечек вежливо попрощался и ушел. Леча отправился в большую комнату, его лицо стало задумчивым.
Он аккуратно положил книжку на стол, открыл шкаф, вытащил оттуда бутылку десятилетнего грузинского коньяка и простенькую стеклянную рюмку, налил себе грамм пятьдесят, грубо нарушив законы шариата, закурил и уселся за стол. Я ожидал, что он немедленно откроет то, что лежит на столе, но он сидел, курил и смотрел в стену отсутствующим взглядом, как будто… точно! Он боится этой книжки, он по-настоящему боится того, что мог написать Усман. Интересно, что он ожидает увидеть в дневнике своего бывшего коллеги?
Я не успел подключиться к мыслям врага, потому что Леча глубоко вздохнул, залпом выпил коньяк и резко распахнул записную книжку, резко и отчаянно, как будто не просто открыл книгу, а бросился грудью на амбразуру с пулеметом. Страницы были чистыми.
Пару секунд Леча недоуменно пялился в чистые страницы, потом послюнявил палец и нерешительно потер пустые строчки. Я опустился на пол и обрел видимость.
- Не хочешь джинна - не три лампу, - сказал я.
Леча вздрогнул и тихо прошептал что-то нерусское. Его глаза стрельнули в сторону открытой бутылки и я немедленно отреагировал.
- Наливай, - сказал я. - Сейчас это тебе не помешает.
А потом я прочитал мысли собеседника и добавил:
- Не волнуйся, я пришел наказать тебя не за этот грех.
- Кто ты? - спросил Леча и подумал: шайтан?
- Нет, - ответил я, - и даже не иблис. Я человек, который умеет кое-что необычное. Хочешь меня пристрелить?
Леча все-таки налил себе коньяку. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным и его руки почти не дрожали.
- Это бессмысленно? - спросил он.
- Попробуй, - предложил я и протянул ему пистолет рукояткой вперед. - Тут глушитель, можешь не бояться, что услышат соседи.
Леча непонимающе смотрел на меня и молчал.
- Это провокация? - наконец спросил он.
Я рассмеялся, почти без усилия.
- В твоем положении глупо думать о провокациях, - сказал я.
- Действительно, - согласился Леча и выстрелил.
Он выстрелил в грудь, а не в голову, и поэтому выстрел прошел для меня почти безболезненно. Пуля с характерным визгом отразилась от стены, стукнула в дверцу шкафа, оставив большую выщерблину, улетела под кровать и весело запрыгала там, попеременно ударяясь о пол, кровать и плинтус.
Леча отложил пистолет и выпрямил голову, которую до того непроизвольно вжал в плечи.
- Кто ты? - снова спросил он. - Святой или джинн?
- А ты кто? Шахид или маньяк?
- Я шахид.
- Тогда я святой.
- А если я маньяк, то ты злой дух?
- Почему сразу злой? У вас же, вроде, бывают и добрые джинны.
- Добрые - это гурии.
- Разве гурии не бабы?
- Гурии бывают и мужского пола.
- Для благочестивых женщин на том свете? Чтобы было с кем трахаться?
- Да. Зачем он богохульствует?
- Зачем ты взорвал мой дом?
- Я не взрывал твой дом.
- Ты приказал его взорвать.
- Но не взрывал.
- Зачем ты приказал его взорвать?
- Хотел убить тебя.
- Зачем?
- Думал, что это возможно.
- Это возможно.
- Как?
- Я что, похож на идиота - рассказывать тебе, как меня убить? Да ты и не сможешь воспользоваться… можешь считать для простоты, что я неуязвим. Так зачем ты хотел меня убить?
- Ты служишь шайтану.
- Почему ты так решил?
- Ты тот, кого вы, русские, называете вампирами.
- Газету прочитал?
- Да.
- И только из-за этого ты решил взорвать целый дом? Знаешь, сколько людей погибло?
- Около ста. В новостях передавали.
- Благодарность от Басаева уже получил?
Леча помотал головой.
- Ты не поверишь, - сказал он, - но я хотел только одного - избавить мир от нежити.
- Ты убил сто невинных людей!
- Ты убьешь больше.
- У меня нет зависимости от человеческой крови. Я могу пить кровь, она дает мне силы, но я не наркоман, я полностью управляю собой.
Леча пожал плечами.
- Какая разница? Мною двигал Аллах, если я ошибся, на то была его воля.
- Аллах двигает лишь теми, кто движется сам! - воскликнул я. - Кто взрывал дом?
- Этого тебе не узнать. Можешь убить мое тело или выпить душу, я все равно ничего не скажу.
- Говорить не надо, достаточно только подумать. И не делай такое довольное лицо. Знаешь историю про Ходжу Насреддина?
- Про муллу Насреддина. Вы, русские, переврали наши легенды.
- Это не ваша легенда, Насреддин жил в Средней Азии.
- Мусульманин всегда мусульманин, независимо от того, где живет.
- Неважно. Помнишь, как Насреддин попросил ростовщика Джафара не думать об обезьяне?
До Лечи начало доходить. Он попытался схватить пистолет, но добился лишь того, что получил хук справа. Правый глаз Лечи начал заплывать, все-таки вампирская реакция намного быстрее человеческой.
Я встал между Лечей и окном, вытащил из пистолета обойму и передернул затвор, удалив патрон из патронника. Просто на всякий случай.
- Не дергайся, - сказал я, - все равно я быстрее и сильнее.
- Убей меня, - прошептал Леча, - но не заставляй предавать братьев.
- Ты уже давно предал их, - возразил я.
Леча начал молиться. Я не понимаю языка, на котором он молится, но я понимаю мысли. А ведь он по-настоящему верит в то, что делает доброе дело! Понять - значит простить, так, вроде, говорила Зина? Неважно. Важно только то, что я понимаю в его мыслях.
НАТО захватило Югославию. Немецкие танки с крестом на броне вошли в Белград, как будто история внезапно откатилась на шестьдесят лет назад. Армия капитулировала, новая власть утверждает новые порядки. Бойцов сопротивления расстреливают на площадях, обкуренные албанцы раздают героин в школах, негры в голубых касках насилуют сербских девочек. Что, кроме террора, остается немногим патриотам, избежавшим концлагерей? И чем эта воображаемая картина отличается от творящейся в сознании Лечи, кроме национальной принадлежности воюющих сторон?
- Ты неправ, Леча, - сказал я, - неправ потому, что вы начали первыми. Я был в Чечне, я знаю, что русские солдаты тоже иногда творят беспредел, но ты видел только одну сторону. Поверь, по другую сторону все то же самое. Когда на твоих глазах десятилетний ребенок хладнокровно расстреливает двадцатидвухлетнего лейтенанта, который хотел купить на рынке блок сигарет, в следующий раз ты так же хладнокровно пристрелишь ребенка, который направил на тебя кривую палочку. Достаточно провести на войне всего неделю и в каждой засохшей ветке тебе будет мерещиться ствол. Война - абсолютное зло, на ней не бывает правых и виноватых. Пойми, Леча, зло нельзя остановить злом, зло можно остановить только отсутствием зла. Знаешь, когда закончится эта война? Только тогда, когда не останется тех, кто губит свою душу ради того, чтобы погубить чужую. Христос, в которого ты не веришь, говорил, что спасется тот, кто погубит свою душу ради ближнего своего. Но когда люди губят не себя, а друг друга, не выигрывает никто. Даже Сатана.
- Почему шайтан не выигрывает? - заинтересовался Леча.
- Не знаю, - я пожал плечами, - просто мне так открылось. Ты думаешь, что делаешь хорошее дело, взрывая дома и убивая неверных, но ты неправ, Леча, террор не бывает хорошим делом. Террор - это война, а война - это грех.
- Так что, я должен все забыть? Забыть весь тот кошмар, в который вы, русские, превратили жизнь моего народа?
- В этом кошмаре виноваты не мы, вы сами создали его, когда выбрали Дудаева. Но какая разница, кто начал? Важно не это, важно то, как это прекратить. А это не прекратится, пока такие, как ты, будут изо всех сил пестовать свою ненависть. Хочешь, я избавлю тебя от ненависти?
- Если я лишусь ненависти, что у меня останется?
- Тебе виднее. Если в тебе не осталось ничего, кроме ненависти, ты жалок. Тебя можно пожалеть, но нельзя полюбить. Если в тебе живет только ненависть, если ты весь - ненависть, ты не жилец, пройдет совсем немного времени и она убьет тебя.
- Я ищу смерти, - сказал Леча, спокойно и без какого-либо надрыва. Как говорится, от чистого сердца.
- Хочешь стать шахидом? Думаешь, это поможет тебе попасть в рай? Да ты вообще веришь в рай после смерти?
- Если не верить в рай после смерти, то во что тогда верить?
- В рай при жизни. Когда ты смотришь вокруг, ты сам выбираешь, что видеть. В мире нет добра и зла, они только в глазах смотрящего, в душе, которая смотрит в мир и пытается вместить его в десяток простых истин. Но так никогда не получается, ведь разве бывает то, что полезно всем и всегда? Или то, что всем и всегда вредно? Все относительно, и человек в том числе, и то, что он - мера всех вещей, не имеет никакого значения. Хочешь, чтобы жизнь стала прекрасна? Просто поверь, что она такова, и она станет по твоей воле. Каждый из нас творит вселенную внутри себя и у одних она похожа на рай, а у других на ад. Бог сотворил людей по образу и подобию, а это значит, что каждый из нас немного Творец. Так не твори ад, не уподобляйся шайтану!
- Пытаешься меня заколдовать?
- Нет, я просто говорю. Если бы я начал колдовать, ты сидел бы сейчас с открытым ртом и кивал каждому слову. Нет, Леча, ты, конечно, мерзавец, но… несмотря ни на что, я уважаю тебя. Я не буду лезть в твою душу.
- Разве не это ты сейчас делаешь?
- Сейчас я лезу в собственную душу. Знаешь, зачем я пришел к тебе?
- Убить меня.
- А еще?
- Узнать, кто мне помогает, и убить их всех.
- Правильно. Я не буду этого делать.
- Почему? - теперь Леча удивился по-настоящему.
Я взял бутылку с коньяком, отхлебнул из горлышка и сморщился. Такой коньяк из горла не пьют. Я сходил к шкафу, принес стаканчик граммов на сто и наполнил его наполовину.
- Почему? - задумчиво повторил я. - Потому что, если я тебя убью, ничего не изменится. Ты больше не причинишь мне зла, но ты и так его не причинишь, ты же знаешь, что в среднем удается один теракт из двух, а то и из трех. Есть, правда, группа "Вымпел", у них почти все операции проходят успешно, но твоих головорезов глупо даже сравнивать с ними. Вряд ли ты проживешь больше полугода и вряд ли ты успеешь сделать что-нибудь по-настоящему злое. Но все это несущественно, потому что, когда я шел сюда, я думал не о том, как избавить мир от зла. Я думал о том, что должен отомстить, а сейчас я думаю, что в мести нет смысла. Ведь если в мести есть смысл, то чем я отличаюсь от тебя?
- Тем, что мстишь во имя доброго дела.
Я обернулся и увидел, что сзади стоит Лена. Это она сказала последнюю фразу.
- Как ты нашла меня? - удивился я.
- Элементарно. Я помолилась богу и он объяснил, где тебя искать, а потом показал мне, как можно мгновенно перемещаться с места на место. Это, оказывается, очень просто.
- Ты знаешь, что случилось с нашим домом?
- С нашим? Ты говоришь, это был наш дом? Ты действительно так думаешь?
- Лена, это был наш дом. Вот этот раб божий приказал его взорвать.
- Да, я знаю. Только он не раб божий, а слуга Сатаны, давно отвергнувший истинного бога. Отвечай, грешник, кто тебе помогал?
Лицо Лечи напряглось и покраснело, глаза вспучились, как у лягушки, из горла вырвался глухой хрип. Но внутренняя борьба длилась не дольше двух секунд, потом Леча со свистом выдохнул воздух и его лицо стало мертвенным и безжизненным. Он начал говорить.
Мне стало противно. Может, я и темный, может, я и предназначен принести в мир зло, но так глумиться над душой другого человека не позволяю себе даже я. Да, я понимаю, добро нельзя творить с чистыми руками, нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, зло должно быть наказано и наказание должно быть таким, чтобы преступление не повторилось, но все же… все же есть вещи, которые нельзя делать, просто потому что нельзя. Я знаю, не мне рассуждать о таких вещах, я загрыз четырех человек ради глотка крови, но я все равно не могу спокойно принять то, что сейчас происходит. Я вижу, как душа человека медленно, но неотвратимо разрушается, и мне это не нравится. Да, это не самая хорошая душа, это душа преступника и террориста, она действительно загублена, но не бывает душ, которых нельзя спасти, какая бы душа ни была, она священна, в нее нельзя лезть грязными лапами, ее нельзя рассматривать просто как инструмент для построения светлого будущего, пусть не коммунистического, а православного, какая, к черту, разница! Душа - цель, а не средство, она неприкосновенна, если тебе не нравится душа человека, уничтожь ее, но не переделывай.
Леча уже назвал два десятка имен и адресов и продолжал говорить, монотонно и безжизненно, и с каждым произнесенным словом его голос звучал чуть тише. А ведь он умрет, когда закончит говорить, понял я. Для него предательство - смертный грех, и то, что предательство произошло не по доброй воле, а под воздействием неодолимой силы, не имеет никакого значения. Так папуас умирает, выслушав до конца проклятие шамана.
- Прекрати, - сказал я.
- Сейчас, - отозвалась Лена, - осталось совсем немного.
- Прекрати сейчас же!
- Почему?
- Так нельзя!
- Почему?!
- Потому что нельзя… просто нельзя!
- Сергей, ты что? Это же террорист, убийца, он вне закона! Бог отвернулся от него, он вне любого закона, божьего и человеческого.
- Ты не бог! И я не бог. Пусть бог от него отвернулся, но он не перестал быть человеком. Сейчас, когда ты это делаешь, чем ты отличаешься от него?
- Я служу истинному господу Иисусу Христу, а он служит богомерзкому аль-Ваххабу. Этого достаточно.
- А почему ты думаешь, что твоя вера истинна, а его ложна?
- Потому что моя вера не заставляет людей взрывать дома. Все, Сергей, ты меня отвлекаешь! Подожди минуту, я скоро закончу и мы все обсудим.
- Ты ошибаешься, мы ничего не обсудим. Мне казалось, что мы сможем быть вместе, но я был неправ. Мы с тобой слишком разные, а жизнь непохожа на "Доктор Дизель". Я ухожу.
- Куда?
- Какая разница? Ты найдешь меня где угодно, у тебя же есть бог, который открывает разные полезные истины.
- Я нашла тебя только потому, что ты сам хотел этого. Я шла на зов нашей любви. Не уходи, Сергей! Ты же любишь меня, ты сам только что сказал, что твой дом стал нашим общим. Если ты уйдешь, любовь тоже уйдет, мы станем чужими и я боюсь, что…
- Я тоже боюсь этого. Но мы не сможем быть вместе. Извини.
Я вышел в прихожую и подумал, что тоже могу кое-кому помолиться. Эй, ты, подумал я, если ты существуешь, почему бы тебе не открыть мне что-нибудь интересное? А то ерунда какая-то получается - Ленке все открывается, а мне ничего. Непорядок.
Где-то вдали, за пределами всех доступных пространств, послышался утробный смех, жутковатый, но совсем не угрожающий.
Давно со мной никто так не разговаривал, сообщил голос, отсмеявшись, но я не обижаюсь, потому что мы с тобой выше всех этих глупостей. Не тревожься, Сергей, пусть мертвые разбираются со своими мертвецами, не мешай им заниматься глупостями, жизнь продолжается и без них. Кажется, у меня найдется для тебя кое-что подходящее… точно! Сейчас тебе кое-что откроется. Поехали!
Пространство мигнуло и я оказался в совсем другой комнате. Все вокруг было черным, стены были занавешены черными портьерами, по углам горели черные свечи, в клетке под потолком сидел черный ворон, посреди комнаты стоял массивный стол черного дерева, а за столом сидел дородный мужик в черной рясе с капюшоном, надвинутым на голову. Напротив него сидела худощавая черноволосая женщина в черном платье. Мой черный джинсовый костюм удачно дополнил картину.
Я кашлянул, женщина взглянула на меня, вскрикнула и начала было заваливаться в обморок, но тут же выровнялась, как будто вовремя передумала. Она судорожно впилась пальцами в край стола и ее карминно-красные ногти стали похожими на пятна крови на матово-черной доске. Она смотрела на меня жадными глазами и в них читалось любопытство, легкий ужас и, почему-то, сексуальное желание.
Мужик тоже смотрел на меня, только его взгляд больше напоминал взгляд барана из русской народной поговорки. Он лихорадочно соображал, кто я такой и откуда здесь взялся.
- Кто ко мне взывал? - спросил я и понял, что пошутил неудачно. Потому что на полу, непосредственно под моими ногами, красным мелом была нарисована пентаграмма, а на конце каждого из пяти лучей горела черная свеча.
- Вы что, ребята, дьявола вызывали? - дошло до меня.
Дамочка экзальтированно кивнула, а мужик начал мычать.
- Эээ… - выдавил он, - а вы это… я извиняюсь…
- Мужик, ты к кому взывал? - поинтересовался я. Почему-то меня начал разбирать смех. Да уж, у него специфическое чувство юмора.
- Эээ…
- Владыка! - завопила женщина, рухнула на колени и резво поползла в мою сторону. - Владыка! Позволь служить тебе…
- Ты… это… - растерялся я, - тебе чего надо?
- Ничего! - продолжала восторженно вещать женщина. - Нет счастья выше, чем служить истинному повелителю сил, которому подчиняется земное и подземное…
- Что тебе надо?
- Я замужем… - теперь она заговорила другим тоном, более деловым, - мой муж богат, но меня не любит. Понимаете… я готова служить…
- Понимаю. Сейчас полюбит.
- Нет! - вскрикнула женщина в панике. - Вы не так поняли, владыка. Я не хочу, чтобы он меня полюбил. Я бы хотела… эээ…
- Прибить его, что ли?
- Ну…
Я расхохотался. Господи, откуда столько идиотов берется? Да, кстати, ты не обижаешься, что я помянул господа?
Забей.
Хорошо.
- Я так сразу не могу, - сказал я, отсмеявшись.
- Да, конечно, - согласно кивнула женщина, - я должна подписаться кровью, это не проблема, я…
- Не смеши меня. И вообще, нечего устраивать тут мелодраму. Мужик! Ты, вроде, похож на нормального. Где я нахожусь?
- В центре прикладной демонологии.
- Демонов вызываете?
- Ну… да.
- Зачем?
- Наше магическое направление немного нетрадиционно, но, несмотря на это, мы добиваемся очень хороших результатов. Во всех основных направлениях черная магия работает нисколько не хуже, чем более привычная белая. Например, по алкоголизму…
- Я понял. Мозги лохам пудрите.
- Я попросил бы…
- Молчать!
- Не разговаривайте со мной в таком тоне! Я сейчас вызову охрану…
- Давай, вызывай, демонолог. Что же ты меня не изгонишь или не подчинишь? Охрану… Сам, значит, не веришь в то, что творишь. Чего застыл? Вызывай.
Сам не знаю, зачем, я продемонстрировал клыки, что вызвало у мужика нервную дрожь, а у женщины восторженный вздох.
- Короче, мужик, - сказал я, подавляя непрошеную идиотскую улыбку, - раз ты у нас крутой демонолог, даю тебе пять минут, чтобы изгнать меня… сам знаешь, куда. Время пошло.
С этими словами я уселся на край стола, вытащил из кармана сигареты и зажигалку, и закурил. Пачка обычного "Петра Первого" в руках непонятного гостя странным образом придала демонологу моральных сил.
- Я вызываю охрану, - еще раз повторил он и нажал невидимую для меня кнопку под столом.
Через минуту портьеры справа от меня раздвинулись и в комнате появилось новое действующее лицо - лысый амбал лет тридцати с соответствующим выражением хари, лицом это никак не назовешь, при всем желании.
- Кыш, - сказал я, амбал сделал шаг в сторону и встал по стойке смирно.
Я посмотрел на часы.
- Осталось три с половиной минуты, - сообщил я.
- Юрик, ты что? - прошипел мужик.
Юрик проигнорировал его возмущение.
- Разрешите идти? - спросил он, обращаясь ко мне.
Я кивнул, и он удалился туда, откуда пришел.
- У тебя три минуты, - сообщил я.
- А вы… вы вправду демон? - робко поинтересовался мужик.
Женщина ехидно хохотнула.
- Сам-то как думаешь? - поинтересовался я.
Мужик растерянно пожал плечами.
- Капюшон сними, - велел я.
Мужик откинул капюшон и явил заплывшую жиром морду вкупе с испуганными поросячьими глазками.
- Вон отсюда, - резюмировал я.
Мужик скрылся. Я повернулся к женщине, которая все еще стояла на коленях, а на лице ее сохранялось восторженное выражение.
- Поехали, - сказал я.
- Куда?
- Куда-нибудь. Ты меня вызвала, так будь добра обеспечить пристанище.
- Но… - задумалась женщина, - дома у меня муж…
- Ничего страшного, - успокоил ее я, - он возражать не будет.
13.
Никогда не ездил в пятисотом "Мерседесе". Оригинальная машина, снаружи кажется гораздо меньше, чем изнутри. Хотя, с другой стороны, не так уж сильно она отличается от любой другой дорогой иномарки. Отделка салона из кожи и дерева - это, конечно, круто, но в остальном машина как машина, ничего особенного. И за что только новые русские такие деньги отдают?
Шофер попался вышколенный, он почти не удивился тому, что хозяйка подцепила по дороге бородатого мужика с безумным выражением лица и без верхней одежды. Наверное, он и не такое видел.
Женщина, ее, как выяснилось, звали Юлей, постоянно дергалась, она пыталась со мной заговорить, но стеснялась обсуждать интересующие ее вопросы в присутствии шофера. Так что она курила тонкие ментоловые сигареты одну за другой и вертелась на просторном кожаном диванчике, как будто ей вставили шило в известное место. Вначале это меня веселило, потом стало раздражать.
Целью нашего путешествия был элитный жилой комплекс на окраине Москвы. В какой-то желтой газете я читал, что это жилье совсем не элитное, настоящее элитное жилье - это особняк Березовского на Арбате, но по мне элитная квартира - любая, чья рыночная стоимость выражается семизначным числом. Или шестизначным, если первая цифра большая.
Мы подъехали к нехилому бетонному забору с колючей проволокой поверху, окружающему бетонный фаллический символ приторно-оранжевого цвета, шофер чуть притормозил, но мог бы и не притормаживать, потому что ворота предупредительно распахнулись. "Мерседес" гордо прокатился по двору и плавно затормозил у подъезда. Я ожидал, что шофер выскочит из-за руля, как ужаленный, и побежит открывать заднюю дверь, но, видно, я слишком плохо думаю о Юле. Шофер просто заглушил двигатель и полуобернулся назад, ожидая распоряжений.
- На сегодня все, - лаконично сообщила Юля и сама открыла дверь.
Я последовал за ней, "Мерседес" завелся, проехал метров пятьдесят и подрулил к воротам прямо в стене дома. Наверное, подземный гараж… точно. "Мерседес" бибикнул, ворота открылись, он въехал внутрь и скрылся из виду, но я успел заметить, что дорога за воротами идет под уклон. В подвал, стало быть, поехал.
Юля жадно затянулась и выкинула сигарету на ослепительно чистый тротуар.
- Не знаю, что ты скажешь Мишке, - сказала она, - но он меня убьет. Ладно, пошли.
Мы вошли в подъезд и там обнаружился самый настоящий КПП, оборудованный двумя подозрительно интеллигентными молодыми людьми в белых рубашках под строгими костюмами. Какие-то они уж слишком интеллигентные, боюсь, к охране тут подходят не просто серьезно, а очень серьезно. Догадываюсь я, откуда эти ребятки.
Парни привычно оглядели нас и их взгляды скрестились на выпуклости у меня подмышкой. Да уж, пистолет следовало бы выложить.
- Он со мной, - сообщила Юля.
Один из парней, поменьше ростом и чуть-чуть похожий на Леонардо ди Каприо, облегченно кивнул, но второй охранник, длинный, тощий и лысоватый, не удовлетворился этим заявлением. Он сделал два шага в мою сторону и обманчивая плавность движений сообщила о его боевых возможностях гораздо больше, чем его мысли, которых почти не было, потому что в подобных ситуациях все решают рефлексы, а для мыслей в голове места не остается.
Я поднял руки перед собой и примирительно улыбнулся. Далее я расстегнул джинсовую куртку, отвел левую полу в сторону, чтобы пистолет стал хорошо виден, а затем медленно вытащил его из кобуры и положил на стол перед охранниками.
- Извините, ребята, - сказал я. - Забыл. Честное слово, совсем забыл про него. Можно, он у вас полежит?
Длинный ничего не ответил, он меланхолично оглядывал меня и, казалось, размышлял, сразу меня прибить или немного помучить. Второй охранник, напротив, резко возбудился, подбежал к столу, состроил высокомерную гримасу и затараторил:
- Ты что, думаешь, здесь у нас притон какой-нибудь? Здесь серьезные люди живут! Бандиты здесь не ходят!
Но думал он совсем о другом, а именно о том, что данный инцидент обратит на него внимание начальства и, если он все сделает правильно и по инструкции, чем черт не шутит, может, и повышение обломится…
Я демонстративно отвернулся от бойкого ди Каприо и обратился к лысоватому:
- Может, я его на улице в урну выкину?
Лысоватый скосил взгляд на напарника и с сомнением покачал головой. Да, он прав, об этом надо было раньше думать. Но что же делать? Не драться же с ними!
Ладно, хрен с ним, с пистолетом. Я взял его за ствол и сделал нематериальным и невидимым.
- Так лучше? - спросил я.
Длинный растерянно помотал головой, второй охранник уставился на меня подозрительно и недобро.
Фокусник, блин, отчетливо подумал он.
- Куда идти? - обратился я к Юле.
Она показала рукой в сторону лифтов, которые я и так уже заметил, и сделала шаг в ту сторону, но длинный решительно заступил дорогу.
- Извините, Юлия Николаевна, - сказал он, - мы должны кое-что уточнить.
Юля растерянно захлопала глазами и обернулась ко мне. Я пожал плечами и растворился в воздухе. А что еще оставалось делать, не устраивать же сцену из гонконгского боевика.
14.
Охранники увлеченно общались с Юлей, вначале я наслаждался этим зрелищем, особенно забавно было читать мысли участников и сравнивать их с произнесенными вслух словами, а потом мне все надоело, я прочитал в голове Юли расположение ее квартиры и отправился туда. Ничего, догонит.
Да, квартира крутая. Хотя обставлена, на мой взгляд, некрасиво, складывается ощущение, что хозяевам не хватило денег, чтобы купить достаточное количество мебели. Умом понимаешь, что большую квартиру совсем необязательно загромождать, что когда много свободного пространства, это даже лучше, но избавиться от дурацкого ощущения незаконченности интерьера никак не удается.
А вот и Юлин муж, Мишка, стало быть. А ведь не скажешь, что новый русский, на вид мужик как мужик. Лет сорок - сорок пять, брюха нет, бандитской поджарости тоже, лысина есть, но небольшая, встретишь такого на улице и не поймешь, что новый русский. Интересно, как он все эти бабки заработал…
Мишка сидел перед телевизором (так называемый домашний кинотеатр, три-четыре штуки зеленых) и смотрел футбол. Футболисты радостно прыгали по заснеженному полю, смотреть на них было холодно, а ведь они еще и с голыми коленками… под такое зрелище надо водку пить, а не пиво.
Тем не менее, Юлин муж пил именно пиво. На журнальном столике справа от него стояли две пустые банки светлого "Хольстена", рядом стояла массивная хрустальная пепельница, в которой покоился десяток бычков с белым фильтром.
Я сходил на кухню и обнаружил в холодильнике месторождение пива, а в стенном шкафу стеклянную кружку, точно такую же, как та, из которой пил пиво хозяин квартиры. Стекло, оказывается, не простое, а богемское. Взяв в одну руку банку, а в другую кружку, я вернулся в большую комнату и сел в кресло по другую сторону журнального столика.
Юлин муж издал нечленораздельный звук. Ах да, я же невидим, а пиво нет. Я поспешно принял нормальный вид, улыбнулся и сказал:
- Извините.
А у него крепкие нервы. Мужик ничем не показал своего потрясения, он кивнул, приветливо улыбнулся, дескать, такая мелочь не стоит извинения, поставил кружку на стол и протянул руку для рукопожатия.
- Михаил, - представился он.
- Сергей, - ответил я.
- Очень приятно, - сообщил Михаил. - Наливай пиво, не стесняйся. И сигаретами угощайся.
- Нет, спасибо, я лучше свои, - я достал из кармана "Петра Первого".
- Можно? - спросил Михаил и показал на мои сигареты.
Немного удивившись, я протянул ему пачку, он вытащил сигарету, прикурил от позолоченной "Зиппо", дал прикурить мне, глубоко затянулся и закашлялся.
- Уже привык к "Парламенту", - сообщил он. - Раньше терпеть не мог, но приходится соответствовать, не курить же "Приму" на совете директоров.
Я сочувственно покивал головой. Да уж, у богатых свои проблемы.
- За знакомство, - сказал я и поднял кружку.
- За знакомство, - поддержал тост Михаил и мы выпили.
На экране один из футболистов поскользнулся, упал и пропахал в сугробе довольно глубокую борозду. Когда он поднялся на ноги, он стал похож на снеговика, которого какой-то шутник облачил в летние шорты.
- Как им только не холодно, - сказал я.
- И не говори, - согласился Михаил. - Говорят, они в такую погоду колготки прозрачные надевают.
- От колготок теплее не станет.
- Это точно. Слушай, а как ты вошел сюда?
- Сквозь стену.
- Как это?
- Элементарно - берешь и проходишь. Только научиться трудно.
- Гм… А ты вообще кто? Волшебник, типа?
- Твоя жена думает, что дьявол.
Михаил скорчил недовольную гримасу.
- Вечно ей везде дьявол мерещится, - сказал он. - Это уже не смешно стало, представляешь, она над кроватью крест перевернутый повесила. Свечи черные в спальне…
Я брезгливо передернул плечами. Действительно, черные свечи, перевернутое распятие, иконы в сортире - это даже не комедия, это профанация какая-то. Ну в самом деле, какое отношение все это имеет к делу тьмы? Можно подумать, что у Сатаны нет никаких других дел, кроме как строить богу мелкие пакости.
- Вот и черта нашла живого, - продолжал вещать Михаил. - А с чего она решила, что ты дьявол?
- Она в одну шарлатанскую контору пошла, там ей обещали дьявола вызвать. А вызвали меня.
- Как это?
- Как-как… была пентаграмма пустая, а потом раз и я в ней стою.
- А на самом деле как было? Ловкость рук и никакого мошенства?
- Нет, меня действительно вызвали.
- Значит, ты и в самом деле дьявол.
- Может, и так.
- А что у тебя на шее болтается? Какой-нибудь паук засушенный?
Я продемонстрировал Михаилу мифриловый крест.
- Тогда ты не дьявол, - заявил Михаил. - Нечистая сила креста боится.
- Ерунда, - возразил я, - я одно время вампиром был, так крест вообще не мешал.
Михаил хихикнул.
А товарищ-то совсем сумасшедший, подумал он.
Я взлетел в воздух, сделал круг вокруг люстры и приземлился на место. Михаил отхлебнул пива и спросил:
- Ты фильм про воспламеняющую взглядом не смотрел?
- Смотрел. А что?
- Так, как она, умеешь?
- Не пробовал.
- И не пробуй, - Михаил хихикнул, - здесь, по крайней мере. Меня сможешь научить?
- Попробовать можно.
- Времени много займет?
- Лет пять, может, десять. Иногда получается быстрее, я вот в полтора месяца уложился.
- Как это у тебя получилось?
- Повезло, можно сказать. Правда, пришлось перенестись в параллельный мир, выпить кровь вампира и убить святого, который меня проклял.
Михаил снова хихикнул.
- Прямо фэнтези какое-то, - заметил он.
- Ага, - кивнул я, - самое настоящее фэнтези, только в реальной жизни. На самом деле все очень просто - ты должен поверить в то, что можешь творить чудеса, и у тебя все получится. Только поверить очень трудно.
- Да, - согласился Михаил, - так во всех фильмах говорят. Так тебя Юлька притащила?
- Ага.
- А сама она где?
- В подъезде с охраной ругается. У меня с собой пистолет был, они его заметили, начали приставать. А я стал невидимым и ушел от них, драться с ними не хотелось, а без этого они бы меня не пропустили.
- А пистолет тебе зачем?
- Выложить забыл.
- Я не об этом. Ты же крутой волшебник, зачем тебе пистолет?
- Привычка.
- Бандитом раньше был?
- Нет, бандитом не был. Впрочем, я в Чечне воевал, а это почти то же самое. Я же говорю, я в параллельный мир попал, а там без оружия никак нельзя, особенно если колдовать не умеешь.
Кажется, пиво начало действовать. Иначе какого, спрашивается, хрена я все это рассказываю?
- Надо Юльке позвонить, - сказал Михаил, - что-то долго она ругается.
Он протянул руку, взял со стола телефон и нажал пару кнопок.
- Привет, это я, - сказал он в трубку. - Что там у тебя творится? Чего? Какой еще мужик? Дай ему телефон. Да. Да. Пить надо меньше. И ему тоже. Тебя как зовут? Слушай, Игорь, ты меня за идиота держишь? Если грибов натощак не жрать, люди в воздухе не растворяются. А жена моя при чем? В общем, так, Игорек, либо моя жена через минуту оказывается дома, либо я прямо сейчас звоню твоему начальнику. Так-то лучше. Идиоты!
Последнее слово он сказал, уже отключившись.
- Почему идиоты? - возразил я. - Именно так все и было.
- Идиоты потому, - пояснил Михаил, - что такие вещи надо держать в тайне и никому не рассказывать. У меня тоже подобный случай был, мы в одном баре сделку отмечали, нажрались, как свиньи, я тогда только-только бизнес начинал, шофера не было, да что я говорю, машины еще не было, короче, выползаю из бара на рогах, ловлю тачку, тормозит волга-баржа, за рулем дед - божий одуванчик, а дело зимой было, холодно, так он в тулупе был, шапке-ушанке и валенках. Представляешь? За рулем - в валенках. Куда, говорит, ехать? Я ему говорю, туда-то, он говорит, садись, поехали. А сколько денег возьмешь, спрашиваю. А нисколько, говорит, мне все равно по пути. Ну ладно, поехали, значит, едем, все вроде нормально, дед валенком по педали нормально попадает, все здорово, только чувствую, сейчас тошнить буду. Останови, дед, говорю, а то заблюю тебе всю машину. А дед улыбается так хитро и говорит, а ты коврик подними и тошни прямо на дорогу. Поднимаю коврик, мама родная! Днища у машины вообще нет, только каркас один. В общем, протошнился я, коврик задвинул, стал к деду присматриваться. Гляжу, а ключей в зажигании нет и замка вообще нет.
- На барже он, по-моему, слева от руля.
- Да я всюду смотрел. Дед увидел, что я ключи высматриваю, и говорит, не трудись, типа, нетути тут ключей, моя машина, говорит, сама заводится. Я спрашиваю, где же ты взял такую машину классную? А он говорит, у подъезда стояла, открыл, сел, поехал. Так что, говорю, машина не твоя? Не моя, говорит. Так ты угонщик, говорю, тебя сейчас менты ловить будут. А он смотрит так хитро и говорит, если ты не сдашь, то и не будут. А я смотрю в окно и не понимаю, где едем. Спрашиваю деда, а он только ухмыляется и говорит, не волнуйся, типа, довезу куда положено и в наилучшем виде. И смотрю я, на улице мороз, а стекла вообще не запотевают, даже заднее, а ведь обогрева там нет, я всю шею свернул, пока проволочки высматривал. А дед только хихикает и не говорит ничего.
- И что, доехали? - не выдержал я.
- Какое там… - махнул рукой Михаил. - Попросил я его остановить, дескать, по большой нужде приспичило, а как он остановился, так выскочил я, рванул в лес и бежал, наверное, минут пять, пока хмель не выветрился. Оказался я, кстати, на другом конце Москвы, на въезде в лесопарк. Поймал другую тачку, доехал без приключений, по дороге протрезвел окончательно, а про того деда и не знаю, что думать - то ли приснилось все, то ли действительно чертовщина какая-то приключилась.
- Интересно… Слушай, а у вас в подъезде камеры есть?
- Есть.
- То-то веселье будет, когда они просмотрят то место, где я исчезаю.
Михаил резко помрачнел.
- А вот это уже хуже, - сказал он. - Одно дело - не доложить о происшествии, и совсем другое - проигнорировать то, что записано на пленке. Потом посмотрит какой-нибудь проверяющий - замучаешься отмазываться. Блин, да они меня еще утомят расспрашивать, кто ты такой и откуда взялся.
- А ты-то здесь причем? Тебя там вообще не было. Пусть Юля объясняет.
- И то верно. Что-то она долго идет, кстати.
В этот момент замок входной двери щелкнул и в прихожей послышались шаги, которые сразу же стихли. Она стоит и прислушивается, понял я, она не понимает, что происходит, и боится этого. Вы хотели острых ощущений, мадам? Их у нас есть.
- Юля! - позвал Михаил. - Чего встала? Иди сюда, мы тут с твоим другом пиво пьем.
Юля зашевелилась и вскоре появилась на пороге комнаты. Лицо у нее было, мягко говоря, растерянное.
- Владыка, - пробормотала она.
Это вызвало приступ веселья у Михаила, а через секунду заржал и я. Это действительно было смешно, она выглядела такой дурой…
Юля подошла к креслу, в котором я сидел, и рухнула передо мной на колени.
- Владыка, - взмолилась она, - почему ты не ответил на мою мольбу? Я сделаю для тебя все, что захочешь, я подарю тебе тело и душу…
- Тело не надо, - уточнил Михаил.
- Заткнись! - взвизгнула Юля.
- Эй-эй, полегче, - вмешался я, - только истерики здесь не хватало. Лучше сходи на кухню, возьми кружку и пива себе.
- Она пиво не пьет, - прервал меня Михаил, - она мартини пьет. Юля, ты давай, бери, что хочешь, и присоединяйся.
Юля послушно отправилась на кухню.
- А что за мольба? - поинтересовался Михаил.
- Она тебя заказала, - честно ответил я.
- Как это?
- Убей, говорит, моего мужа, а я тебе все отдам, кровью в договоре распишусь, душу сдам в аренду, ну и все такое.
- Она это серьезно? Почему?
- Богатый, говорит, у меня муж, только не любит меня совсем.
- Мда… век живи… Юлька! Ты что, серьезно меня заказала?
Юля снова появилась на пороге комнаты, на этот раз в руках у нее была нехилая бутылка мартини и высокий стакан, а выражение лица стало еще более растерянным.
- Ты ему рассказал, - констатировала она. - Зачем? Если я тебе не нужна, мог бы сразу сказать, зачем было глумиться?
- Он же дьявол, - пояснил Михаил, - ему по должности положено над всеми глумиться.
Юля всхлипнула и выбежала из комнаты.
- Вот дура, - констатировал Михаил. - Ты, кстати, не женат?
- Нет.
- Будешь жениться - не женись на дуре. Поначалу это удобно, проблем меньше, хозяйство в полном порядке, но потом такое начинается… Ну что мне с ней делать, в самом-то деле? Не разводиться же!
- Почему не разводиться?
- Потому что жалко ее, не проживет она без меня.
- Оставь денег побольше.
- Без толку. Спустит все и сопьется.
- Ты ее любишь?
- Боюсь, что да.
- Хорошо тебе.
- Да, есть свои плюсы. Но есть и минусы.
- Это точно. Сходи, успокой ее.
- Лучше дать проплакаться.
- Как знаешь. Слушай, Михаил, ты меня извини, а поесть здесь что-нибудь найдется?
- Конечно, найдется. Только на кухне Юлька плачет. Полчаса потерпишь?
- Без проблем.
- Тогда потерпи. Вот, пива наливай.
- Нет, спасибо, мне больше не нужно, отъехать боюсь.
- Ты же выпил всего ничего!
- Все равно не стоит. У меня сегодня столько всего случилось…
- Неприятности?
- Мягко говоря. Вначале чеченцы дом взорвали, потом киллер пытался убить, потом с девушкой поругался, а на закуску два идиота вызвали в качестве дьявола, и вот сижу здесь и разбираюсь в ваших семейных проблемах.
- Так это твой дом взорвали?
- Мой.
- Мои соболезнования.
- Спасибо.
- Никто из родных не погиб?
- Мама.
- Ни хрена себе! Еще раз мои соболезнования. Пойду, принесу чего-нибудь покрепче.
- Да не бери в голову! - я начал отнекиваться, но Михаил уже ушел.
Да уж, обалденный выдался день. А особенно финал - сижу в гостиной нового русского, пью с хозяином квартиры, его жена плачет, потому что я не захотел убивать ее мужа, а вместо этого пьянствую в его компании, и, в довершение всего, они оба считают меня нечистой силой. Интересно, если посмотреть объективно, они правы?
Объективно посмотреть нельзя, сообщил голос издалека, с их точки зрения правы они, а с твоей - ты. Так бывает всегда, каждый уверен, что он прав, это закон природы.
Но ведь есть же какая-то всеобщая истина!
Всеобщей истины нет. Про Эйнштейна слышал? Мир без наблюдателя неопределен, истина всегда субъективна. И не будь наивным, это относится не только к физике.
Так, значит, если я считаю себя хорошим человеком, то я прав? Но тогда каждый по-своему прав!
Не каждый, даже по-своему. Ты ведь заглядывал в душу Лечи Ильясова, неужели ничего не понял?
Не знаю… я так устал…
Тогда больше не грузись. Напейся, проспись, утром будешь мудренее.
Ладно. Внезапно я ощутил в себе силы задать вопрос, который давно боялся задать. Слушай, а ты кто такой?
Как я и ожидал, ответом стал беззвучный смех.
Ты ничего не понял, констатировал голос, повторяю еще раз - для тебя я тот, кем ты меня считаешь.
Это я понял. А для себя? Кто ты для самого себя?
Кого это волнует, кроме меня? хмыкнул голос и прервал связь. Я не понял, как именно это произошло, просто в моей душе появилось четкое ощущение, что тот, кому принадлежит голос, ушел.
- Сергей! - услышал я голос Михаила. - Ты что, спишь уже?
- Чего? Нет, так… отвлекся.
- Давай по сто грамм и спать. Юлька тебе уже стелит в гостевой.
- А что, прислуги у вас нет?
- Домработница приходит через день. Да не грузись, ничего с Юлькой не будет оттого что лишний раз постель расстелит. А она серьезно хотела меня убить?
- Черт ее разберет. Она так возбудилась, когда меня увидела… то есть, я не то имею ввиду…
- И это тоже. Я понял, не грузись. Давай за упокой души… как твою маму звали?
- Марина Федоровна.
- За упокой души рабы божьей Марины и пусть земля ей будет пухом. Поехали.
15.
Я проспал почти до двух часов дня, но проснулся бодрым и отдохнувшим, хотя и очень голодным. Последнее неудивительно, если учесть, что весь вчерашний день я питался только алкогольными напитками. Первое тоже неудивительно, если учесть, сколько я проспал. Михаил был прав, утро действительно мудренее вечера.
Я накинул халат, висевший на крючке, ввернутом в стену рядом с кроватью, и направился в ванную. Приняв душ и почистив зубы специально оставленной для меня новой, еще не распечатанной зубной щеткой, я выполз на кухню и обнаружил там Юлю, которая пила чай и читала "Космополитен". Увидев меня, она вскочила из-за стола, встала по стойке смирно и состроила на лице виноватое выражение.
- Прошу простить меня, владыка, - смиренно проговорила она, - вчера я позволила себе дерзость. Я не должна была возмущаться вашим решением, я должна покорно принимать любую вашу волю.
- Не бери в голову, - пробурчал я, - лучше кофе приготовь.
- Конечно, владыка, - обрадовалась Юля и засуетилась вокруг кофеварки.
- Когда мы приступим к действиям? - спросила она.
- К каким еще действиям? Не буду я убивать твоего мужа, он хороший мужик и тебя любит. А если думаешь иначе, лучше нервы подлечи, йогой займись, что ли.
- Я не смею настаивать, - сказала Юля, - и прошу простить мою минутную слабость. Я не должна была загружать темного владыку своими незначительными просьбами, мое предназначение - не требовать, а служить. Я имела ввиду другое - когда мы приступим к… эээ… глобальным действиям.
- Каким еще глобальным действиям?
- Это зависит от того, верите ли вы в предопределение.
- Во что?
- Что есть пророчество - предсказание будущего, которое сбудется по любому, или просто руководство к действию? В первом случае на пророчества можно не обращать внимания, потому что от нас все равно ничего не зависит, а во втором мы должны принять меры, чтобы сбывались только полезные пророчества, а вредные не сбывались.
- Ты о чем? Хочешь конец света устроить?
- Нет, что вы, владыка, конечно, нет! Напротив, мы с вами обязаны предотвратить конец света. Мы же не заинтересованы в том, чтобы гореть в вечном огне!
- Это точно. Ну, давай, попробуем, предотвратим.
- Так вы верите в предопределение?
- Не знаю.
- Жаль. Все равно надо попробовать не дать сбыться пророчествам. Вы не знаете, что такое зверь из моря?
- Говорят, подводные лодки с ядерными ракетами.
- Я тоже слышала эту версию, она вполне вероятна. А звезда полынь, соответственно, боеголовки, падающие из космоса. Если это правда, получается, что Христос будет пытаться развязать мировую войну.
- Ты что, с дуба рухнула? Зачем ему мировая война? Он же добрый, он за светлое будущее!
- Разве вы не знаете, как обычно строится светлое будущее?
- Знаю. Нет, это невозможно, она не пойдет на такое!
- Она? Кто она?
- Мессия. Христос-2. Я ее знаю.
- Она женщина?
- Да.
- Неожиданно. Но все равно, мы должны ее убить.
- Зачем?
- Она наш враг.
- Ну и что? Нельзя убивать человека только потому, что он твой враг. Если ты убиваешь всех врагов, приходит время и ты остаешься один. А если все начнут убивать своих врагов, на земле вообще никого не останется.
- Она не человек, она светлый мессия. И она хочет конца света.
- Нет, это невозможно! Я хорошо знаю ее, можешь мне поверить, она не хочет конца света.
- Тогда она не мессия. Светлый мессия просто обязан хотеть конца света, таково его предназначение. Он жестко привязан к воле бога, он не может действовать по собственному разумению, такова судьба любого мессии.
- И моя в том числе?
- И ваша тоже. Вы должны стремиться к тому, чтобы мир продолжил существование.
- Ты так говоришь, как будто уверена, что у нас ничего не получится.
- Об этом говорят все пророчества. Но если будущее не предопределено и судьбу можно изменить, то у нас есть шансы.
- Замечательно. Будем считать, что этот подход и есть единственно правильный. Только к чему все это? Я не собираюсь заниматься спасением мира.
- Но, владыка! Если не вы, то кто?
- Конь в кожаном пальто! Да кто угодно, хоть ты, меня это вообще не волнует, я просто хочу спокойно жить. Знаешь, как меня все достали?
- Догадываюсь. Светлые силы всегда строят козни таким, как мы.
- Да не строят они никаких козней! Ты же не будешь утверждать, что террористов, которые вчера взорвали дом, направлял бог?
- А почему бы и нет? Тому, кто стер с лица земли Гоморру, ничего не стоит взорвать один-единственный дом.
- Тогда ничто не имеет смысла, против бога не попрешь.
- Не думайте так, владыка! Если вы не встанете на пути армагеддона, он свершится, и никто не сможет ему противостоять.
- Ты действительно веришь во все эти пророчества?
- Конечно!
- А я нет. Мне наплевать, что написал две тысячи лет назад один раскаявшийся уголовник. По-моему, происхождение "Апокалипсиса" проще объяснить белой горячкой,, чем божественным откровением.
- Но, владыка, если права я, а не вы, это будет катастрофа!
- Может, и будет, но я в это не верю. И вообще, хватит болтать, мне нужно посмотреть новости по телевизору.
- Новости лучше смотреть через интернет.
- Покажешь, как?
- Конечно, владыка.
Юля включила компьютер, совершила несколько манипуляций с клавиатурой и мышью, и вошла в интернет. Пятиминутный инструктаж, и я более-менее разобрался, как всем этим пользоваться. Интернет - действительно удобная вещь, если не обращать внимания на рекламу.
Новостей насчет вчерашнего взрыва было много. Путин сказал, что терроризм - это плохо, но воздержался от подробностей. Иванов-военный и Иванов-иностранный долго, путано и невнятно грузили журналистов насчет угрозы терроризма, Жириновский предложил объявить войну Грузии, Буш сказал, что во всем опять виноват Хусейн, а Немцов с Хакамадой придумали какую-то акцию в поддержку непонятно чего, но точно против терроризма. Лужков сказал, что он здесь ни при чем, во всем виновата федеральная власть, а к правительству Москвы претензии предъявлять нечего, а если кто и предъявит, то ни один суд такой иск не удовлетворит. Политковская заявила, что дом взорвали, потому что в Чечне проводится слишком много зачисток, Кадыров обозвал всех ваххабитов шайтанами, а Зюганов сказал, что надо восстановить Советский Союз, и все сразу наладится.
Эксперты установили, что в подвале взорвался фугас объемного взрыва, предположительно изготовленный из артиллерийского снаряда и большого количества дизельного топлива. Дом сложился как карточный домик, живых под развалинами не обнаружено, в руинах работают спасатели, продолжается извлечение останков. Интересно, почему этих могильщиков называют спасателями?
В отношении причин взрыва особых сомнений ни у кого нет. Обычный рутинный теракт с целью сделать себе рекламу, дом выбрали случайно, на месте погибших мог оказаться любой москвич. Один сумасшедший экстрасенс вещал что-то заумное про негативную ауру, но я не стал вникать в его бредни. Если он не понял, кто в последнее время жил в этом доме, то он не экстрасенс, а шарлатан.
Короче, ничего определенного.
16.
- Привет, Зина! Как дела, как возлюбленный?
- Привет! Дела замечательно. Слушай, я видела новости, это ведь тот самый дом, правда? Твоя мама… черт возьми! Мои соболезнования.
- Спасибо. У тебя все нормально?
- Да, все здорово. Что ты хочешь спросить?
- Это прозвучит глупо…
- Я не буду смеяться.
- Смеяться тут не над чем. Как ты думаешь, бог существует?
- Ты все еще сомневаешься?
- Я имею ввиду, бог как личность. Субъект, обладающий желаниями, способный испытывать разные чувства…
- Не знаю. А какая разница?
- А как насчет Сатаны? Он существует?
- Как личность - вряд ли. То, что про него написано в библии, пестрит противоречиями, из этих обрывков никак не складывается целостная картина. Есть мнение, что Сатана - четвертая ипостась бога, некоторые теологи даже пытаются провести равенство между Сатаной и святым духом. Бред, конечно.
- Я разговаривал с ним.
- С Сатаной?
- Да.
- Как?
- Я ему помолился, просто так, по приколу. Лена грузила меня, мне открылось то, мне открылось се, а я к нему обратился и попросил, чтобы мне тоже что-нибудь открылось.
- И что?
- Он ответил.
- Что он сказал?
- Ничего дельного. А потом в мгновение ока переместил меня на другой конец Москвы, в одну шарлатанскую контору, там как раз вызывали дьявола для одной богатой клиентки.
- И что?
- Что-что… я материализовался в центре пентаграммы, дальше было шоу… короче, все закончилось хорошо. Я сейчас живу у этой самой клиентки, она думает, что я темный мессия, а она - мой первый апостол.
- Но ты на самом деле темный мессия!
- С чего ты взяла?
- Твоя ментальная сила огромна. Ты уже умеешь изгонять бесов, немного тренировки, и ты сможешь перевернуть мир.
- Но я не хочу его переворачивать!
- Тогда крест тебя ждет.
- Какой крест, зачем? Ты что, издеваешься?
- Я не издеваюсь. Думаешь, Христос полез на крест по доброй воле?
- Его предал Иуда…
- Как?
- Не помню…
- При случае перечитай евангелие повнимательнее. А пока поверь на слово - Иуда не предавал Христа, Иуду подставили, он стал козлом отпущения.
- Подставили? Кто?
- Из текста неясно. Возможно, он сам себе подложил свинью, поругался с Иисусом из-за какой-нибудь ерунды, пошел, настучал, получил тридцать сребреников, а Христос этим и воспользовался. Помнишь историю, как судили Христа?
- В общих чертах.
- Никто не хотел осуждать его, кроме кучки религиозных маньяков, но Христос вел себя несдержанно и не оставил судьям выбора. Его осудили на смерть, Понтий Пилат ожидал, что толпа потребует его помиловать, но этого не случилось. Не знаю, как Христос этого добился, но свою смерть он организовал грамотно.
- Тогда почему он просто не повесился?
- Для него это было невозможно, религия, которой он учил, не признает самоубийства. Если бы Иисус был японским мессией, он совершил бы харакири, но он был евреем, а не японцем. К тому же, он устроил из своей смерти настоящее цирковое представление.
- И к чему ты все это рассказала?
- К тому, что у Христа не было большого выбора, он должен был либо стать царем иудейским, как Мухаммед стал царем аравийским, либо уйти. Он решил уйти.
- Намекаешь, что передо мной стоит такой же выбор?
- Не намекаю, а утверждаю. Только, в отличие от Христа, ты не сможешь удалиться в монастырь или какую-нибудь сибирскую деревню. У тебя только два варианта - либо со щитом, либо на щите.
- Почему?
- Потому что ты не один. Лена - тоже мессия и она стоит на другой стороне, она не позволит тебе уклониться от схватки. Пока она еще не осознает себя, но это ненадолго, скоро она все осознает и тогда будет как в фильме "Горец" - в живых должен остаться только один.
- Подожди! Почему ты думаешь, что она будет драться со мной? Раньше ты так не говорила!
- Я всегда допускала такой вариант. Раньше мне казалось, что вы сможете нарушить законы природы, вас так влекло друг к другу, я подумала, что это тот уникальный случай, когда противоположности не противостоят, а соединяются. Но я ошиблась, ты пришел ко мне и ты пришел один. Сделать остальные выводы совсем несложно.
- Да, ты права, мы поругались. Но мы поругались по конкретному поводу, мы не объявляли войны друг другу, просто Лена начала грубо ковыряться в душе одного террориста, я ей сказал, что так нельзя…
- Почему нельзя?
- Потому что нельзя силой заставлять людей служить себе. По крайней мере, без веских причин.
- Наверное, ей показалось, что убийство сотни людей - веская причина.
- Наверное. Но… нет, так все равно нельзя! Он был уже не опасен, я заглянул в его душу и увидел, что он перегорел, он больше никому не причинит зла, судьба отпустила ему всего несколько месяцев. Мучить его было ненужно.
- Она хотела узнать имена сообщников?
- Имена, адреса… Это тоже было ненужно, я заглянул в будущее, они больше не представляют опасности.
- Силы добра обожают творить ненужное зло. Это легко объясняется - творить зло приятно, человек по своей природе хищник, это его инстинкт, а следовать инстинкту всегда приятно. Те, кто служит свету, подавляют свои инстинкты, но когда они решают, что могут сделать исключение, они оттягиваются по полной программе. Самые страшные преступления всегда совершаются во имя добра.
- Этот порядок мне не нравится.
- Мне тоже, но это закон природы, с ним ничего не поделаешь, даже если ты мессия. Чтобы менять законы природы, нужно быть богом.
- Думаешь, мне следует с ней помириться?
- Боюсь, это уже невозможно, те, кто служат добру, неспособны к компромиссам. Если ты придешь к ней мириться, она заставит тебя подчиняться, она потребует, чтобы ты выполнял приказы ее хозяина, а если ты воспротивишься, она скажет, что ты против добрых дел, а значит, и против нее. Как говорится, кто не с нами, тот против нас.
- Так что, у меня нет выбора?
- Выбор всегда есть, из каждого безвыходного положения есть по крайней мере два выхода. Ты можешь, например, покончить с собой.
- Не хочу.
- Тогда придется с ней драться. Я рекомендую напасть первым.
- Нет!
- Почему? Это даст тебе преимущество.
- Это заставит меня чувствовать себя неправым.
- Тогда забудь то, что я только что говорила, не нападай первым ни в коем случае. Но не забывай, она всегда будет чувствовать себя правой, такова ее природа.
- Понятно. Слушай, эта баба… не та, которая мессия, а та, у которой я сейчас живу, она говорит, что моя задача - предотвратить конец света.
- Есть такое толкование "Апокалипсиса", оно считается еретическим, но некоторые его разделяют. Христос стремится устроить страшный суд, а антихрист старается продлить существование мира. По-моему, бред.
- Почему?
- Потому что Христос - сын божий, он в другой весовой категории, чем антихрист, их борьба похожа на поединок между водителем трамвая и бабкой, старающейся успеть. Знаешь этот анекдот?
- "Не успела", подумал водитель и захлопнул двери перед самым носом.
- Вот именно. Именно так, скорее всего, и произойдет конец света.
- А если предположить, что Сатана - четвертая ипостась бога?
- Тогда у антихриста есть шансы. Только в этом случае твое положение не безнадежно.
- А если предположение неверно?
- Тогда ты погибнешь. По любому, хуже уже не будет.
- Это точно. А чтобы конца света не было, я обязательно должен убить Лену?
- Да, - ответила Лена, материализовавшаяся посреди комнаты, - только у тебя ничего не выйдет.
- Пришла на зов любви? - съехидничал я.
- Нет, - Лена печально покачала головой, - любви больше нет, и мне открылось, что ее никогда не было. Ты был прав, мы с тобой слишком разные, а жизнь действительно непохожа на рекламу "Доктора Дизеля". Мы никогда не сможем быть вместе. Я благодарю тебя за то, что ты помог мне найти господа, я думала, что это любовь, но я была неправа. Я не могу любить тебя, мы служим силам, которые сражаются между собой с момента сотворения мира, а сейчас как раз начинается новая кампания. Мне очень жаль… мне на самом деле очень жаль!
- Что ты от меня хочешь?
- Ты должен отречься от нечистого.
- И все?
- Все.
- Что будет дальше? Страшный суд?
- Все будет в соответствии с волей господа.
- То есть, страшный суд.
- Пути господни неисповедимы.
- Не увиливай от ответа!
- Я не увиливаю! Я действительно не знаю, какова божья воля по этому вопросу.
- Ты лжешь, - заявила Зина.
Лена обернулась к ней и отрывисто бросила:
- Заткнись, ведьма.
Зина судорожно сжала челюсти и начала строить страшные рожи. Казалось, она хочет что-то сказать, но не может, потому что ее челюсти свело судорогой. Впрочем, почему казалось? Так оно и есть!
- Я отменяю заклятье, - сказал я.
Зина открыла рот, подвигала челюстью туда-сюда и закрыла рот. Лена повернулась ко мне.
- Ты зря встаешь на пути господа, - сказала она. - Ты рухнешь в прах и он промчится по тебе и не заметит тебя. Ты подобен колючке в дорожной пыли, самое большее, на что ты способен - занозить его ногу и заставить потратить лишние пять минут.
- Я не встаю на пути бога, - возразил я. - Я встаю на твоем пути, а ты вовсе не бог. Ты подобна попугаю, который думает, что говорит разумные вещи, но он только повторяет услышанное, иногда он повторяет к месту и многие думают, что он способен говорить, но на самом деле попугай говорит ерунду. Просто иногда ерунда слишком похожа на правду.
- Моими устами говорит господь! - воскликнула Лена. - Он дал мне силы и я не убоюсь зла!
- Еще бы, - усмехнулся я, - глупо бояться самого себя.
- Во мне нет зла! Зло во имя добра не есть зло!
- Ага. А добро во имя зла не есть добро, правильно?
- Правильно, - удивилась Лена, - а к чему ты это сказал?
- Цель оправдывает средства, давай, убивай, насилуй, клевещи, предавай, - процитировал я Егора Летова. - Правильно?
- Не запутывай меня! - заорала Лена в полный голос. - Мне всегда говорили, дьявол искушен в риторике, ты всегда пытаешься представить черное белым. Так запомни - со мной это не пройдет, тебе меня не искусить!
- Когда ты не была такой упертой, ты была привлекательнее. Сейчас ты как будто одержима.
- Да, я одержима! Я одержима добром! А ты… в последний раз спрашиваю - ты отрекаешься от Сатаны?
- По правилам надо спрашивать три раза, - заметила Зина, - а это только второй.
- Хорошо, - согласилась Лена, - во второй раз спрашиваю, ты отрекаешься от Сатаны?
- Так во второй или в последний? - улыбнулся я.
- Во второй.
- Угу.
- Что угу?
- Я понял.
- Что ты понял?
- Что ты спрашиваешь меня во второй раз.
- Так ты отрекаешься или нет?
- Это смотря в который раз ты спрашиваешь.
Зина хихикнула, Лена повернулась к ней и нахмурилась. Зина перестала хихикать.
- Еще раз отменяю заклятье, - провозгласил я.
Зина сложила губы трубочкой и сделала серьезное лицо, но выглядело оно все равно издевательски. Лена повернулась ко мне и сжала губы.
- В третий раз спрашиваю тебя - отрекаешься ли ты от Сатаны?
- Я еще на второй вопрос не ответил.
- Так отвечай!
- На какой вопрос - на второй или третий?
- Не паясничай? Ты не отрекаешься от Сатаны?
- Нет.
- Что нет? Отрекаешься или нет?
- Давай так - ты отречешься от бога, я отрекусь от Сатаны, и мы будем жить долго и счастливо.
- Не искушай меня! - завопила Лена. - Я никогда не отрекусь от господа, я избрана им и будет сделано так, как сказано. У тебя последний шанс, Сергей, отрекись от Сатаны, иначе…
- Что иначе?
- Иначе будет плохо.
- Конкретнее, пожалуйста.
- Ты умрешь.
- Мы все умрем.
- Так ты не отрекаешься?
- Нет.
- Ты выбрал.
Лена вскинула руки к небу и запрокинула голову. Размытой тенью Зина набросилась на нее сзади, заломила руки и впилась клыками в шею. Бог богом, а ускоренный режим никто не отменял.
Лена захрипела и всплеснула руками, Зина рухнула на землю как подкошенная, она старела на глазах, ее кожа желтела и покрывалась старческими складками, мягкие и шелковистые волосы в одно мгновение стали блеклыми и свалявшимися. Кровь Лены, хлынувшая широкой струей из прокушенной шеи, залила плечо и образовала на полу маленькую лужицу, но рана затягивалась на глазах. Еще секунда и она переключится на меня и…
Что ты медлишь? завопил голос вдали. Действуй! У тебя есть шанс!
Как действовать?
Как угодно! Только не медли!
Я переключился в ускоренный режим и нанес удар. Носовая кость Лены хрустнула, ее маленький аккуратный носик превратился в бесформенную блямбу, наподобие той, что обычно украшает лица даунов, Лена отлетела метра на полтора и рухнула на пол, как тряпичная кукла. Нос запульсировал и начал менять форму, секунда, и он стал таким же тонким и изящным, каким был раньше. Не вышло.
Она восстанавливается, бог подпитывает ее силы!
А что делать?
Открывай воронку!
Как?
Твою мать!
Во мне что-то зашевелилось и я ощутил, что в комнате начала формироваться воронка. Нет, она была не в комнате, она была рядом. Ничего материального, ничего доступного обычным чувствам, просто внешняя подпитка Лены стала слабее, как будто в невидимой трубе, через которую в нее вливались силы, открылась течь. Теперь я ясно видел силовые линии… нет, видел - неподходящее слово…
Лена лежала навзничь и неподвижно смотрела в потолок широко открытыми глазами. Сила обволакивала ее, она формировала невидимый кокон вокруг ее тела, я не понимал, что это означает, зато он понял это очень хорошо.
Кокон неуязвимости… размышлял вслух голос в моей голове и, одновременно, где-то вдали, следующим будет львиное сердце… или благословение… нет, скорее, львиное сердце… надо ловить момент…
Все эти слова промчались сквозь мой мозг в доли секунды, крест на груди, казалось, раскалился, я помог ему и он выбросил незримую черную тень, метнувшуюся к моей недавней возлюбленной. Тень свободно прошла сквозь кокон и впиталась в тело. Ничего не произошло.
Облом, констатировал голос.
Враг продолжал подпитку. Тело Лены стало как будто четырехмерным, в нее накачивалась сила извне, эта сила скапливалась и аккумулировалась где-то вне пределов нормального физического мира, но, в то же время, внутри новых измерений ее астрального тела. Интересно, это и есть львиное сердце?
Ага, оно самое. Жалко, что предыдущая атака не удалась, теперь будет труднее. Ничего, в самом худшем случае спасемся бегством. Давай-ка попробуем… нехорошо, конечно, раскрывать все козыри слишком рано, но…
В комнате запахло чем-то пыльным и затхлым, сразу возникла ассоциация с кладбищами, могильными склепами и прочими подобными вещами. Мертвь наполнила меня и на секунду мне показалось, что тело не справится с тем, чтобы пропустить через себя это заклинание. Но нет, сердце остановилось только секунды на три, в глазах потемнело, но кровь снова помчалась по жилам и обморок отступил.
Цветы на окне дружно пожухли и сбросили листья. Воздух мгновенно стал стерильным, как в операционной или цехе завода, где делают микросхемы, вряд ли сейчас в комнате осталась хоть одна живая бактерия. Но на Лену этот удар никак не подействовал.
Черт возьми! В нее продолжает вливаться энергия, уже сейчас я чувствую, что Лена стала настолько сильна, что мне никак не совладать с ней, не поможет ни нематериальность, ни невидимость, ни мозговой шторм, а больше я делать ничего и не умею. Зина мертва, она больше не сможет мне помочь, помнится, она говорила, что мессия может что-нибудь пожелать, и это исполнится, но что произойдет, если желания двух мессий противоречат друг другу? Боюсь, что ничего не произойдет, а это значит, что все решит грубая сила, а в грубой силе я уже проигрываю. Почему он не подпитывает меня? И вообще, куда он подевался?
Эй! Ты куда пропал? Что происходит? Ты бросил меня?
Плавным кошачьим движением Лена встала на ноги, она сейчас напоминала Галадриэль из голливудского фильма, в том эпизоде, где Галадриэль взяла в руку кольцо всевластия. Лена стала какая-то черно-белая, аура власти, невидимая обычным зрением, трепетала вокруг нее бесформенными лохмотьями, по краям вспыхивали протуберанцы, которые отпадали от астрального тела и таяли в окружающем пространстве, ее хозяин совершенно не бережет энергию, потому что сейчас это ему не нужно, при таком превосходстве сил нет нужды думать о том, как их правильнее расходовать.
- Мне жаль, - сказала Лена и в ее руке блеснул маленький перочинный ножичек.
Первый удар я легко заблокировал, руки сами собой, без участия мозга, сложились в захват, но с таким же успехом я мог попытаться применить захват к фонарному столбу. Лена легко вырвалась из моих объятий и проговорила, почти ласково:
- Не дергайся, иначе будет больнее.
И ткнула меня в глаз своим миниатюрным ножичком.
Удар пришелся в надбровье, в последний момент я успел чуть-чуть мотнуть головой, куцее лезвие рассекло кожу, глаз тут же залило кровью, но он остался цел.
- Не заставляй меня ломать твои руки! - крикнула Лена и снова взмахнула ножом.
Я переключился в ускоренный режим, как уже давно следовало сделать, и просочился под ее рукой. Я не стал пытаться напасть на нее сзади, это бессмысленно, вместо этого я бросился на кухню в последней надежде найти там если не топорик для разделки мяса, то, хотя бы, достаточно длинный нож.
Топорика я не нашел, зато целый комплект ножей торчал в подставке сбоку от раковины, но среди них не было ни одного с нормальным лезвием. Лазерная заточка, мать ее! Лена появилась в дверях, она загораживала проход, я оказался заперт в ловушке… нет, выход есть!
Я прыгнул на кухонный стол, до окна оставалось не более метра, но стальная рука сжалась на моей лодыжке, я рухнул на столешницу, разбив грудью что-то стеклянное, кажется, стакан, и нож впился в мою шею.
- Умри так, как грешил! - злорадно выкрикнула Лена и располосовала сонную артерию.
Я перевернулся на спину и ударил ее в живот обеими ногами, так сильно, как только мог, но она даже не шелохнулась.
Сопротивление бесполезно, констатировал червь. Ни крест, ни голос вдали не возразили, они вообще молчали.
Можно попробовать остановить кровотечение, я могу сделать это сам, без чьей-либо помощи, сейчас…
- Не мучай себя, - сказала Лена и разрезала вторую артерию.
Я попытался встать или хотя бы сесть, но от резкого движения кровь залила лицо… господи, сколько ее уже вытекло!
- Не тебе поминать господа, грешник, - заявила Лена и я потерял сознание.
